Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Бутылка шампуня и горячий душ — все, что нужно, чтобы прийти в норму. — Две мысли в голове Билли, да и те ошибочные. — Стефани вновь желает превратиться в мальчика. — Даже если ты не в духе, то все равно не следует грубить официанту. — Револьверные патроны выстраиваются в шеренгу, а Стефани командует ими. — Выпить можно, а помолчать — нет.

Пошатываясь от усталости и немного прихрамывая, Билли поплелся к океану. Он присел у самой кромки прибоя и принялся оттирать свои руки мокрым песком.

— А то Чак будет возмущаться, — бубнил себе под нос Билли, — в отеле пойду сразу же в душ, вылью на себя целую бутылку шампуня и отдохну. Обожаю обильную пену, после нее становишься чистеньким, как ребенок. Чувствуешь себя белым человеком. А теперь непонятно, кто я — туземец, негр или вообще черт знаешь что. Ну и запашище! А еще надо плотно поужинать, пить виски натощак, конечно же, не стоит.

Билли сполоснул руки, поднялся и двинулся к отелю.

Прилив начинался медленно, почти незаметно. Волны тихо закатывались на берег, захватывая все больше и больше пространства, и отступали, оставляя за собой древний и неизменный гул прибоя. Прилив все поднимался и поднимался, кое-где у берега пенились белые гребни волн.

— Да, не сезон, — подумал Билли.

Он остановился, уселся на большой камень и прикрыл глаза. Слышно было, как уходят волны, пена, шипя, растворяется в песке и снова раздается стремительный гул.

Приближается новая волна, которая вырастает выше прежней, разбивается с большим грохотом. Иногда шум океана становится тише, почти совсем исчезает и кажется, что прилив больше не поднимется. Но вскоре появляется новая волна выше всех предыдущих и накрывает берег.

В тишине огромные волны надвигались издалека. Их темные глубины наполнялись массами мутной воды, приближающиеся сверкающие гребни волн вздымались все выше. Под ударами ветра метались клочья пены и наконец волны одним ударом обрушивались на узкую полоску песка. Слышался гул тысячи ударов и отзвуки глухо отдавались по всему берегу.

Билли посидел на берегу, остыл, поднялся и направился к отелю.

«Хорошо, что побыл немного у океана. Нервы хоть немного успокоились. Хотя с чего бы это мне волноваться. Работа еще не началась».

Ночь освежала.

«Да нет, Билли, работа уже началась. И неизвестно, что принесет завтрашний день. Может, он будет последним в твоей жизни» — сам себе проговорил Билли.

Но от этой мысли ему сделалось не по себе.

«Последним? Ну да, последним днем. Я еще должен пожить, я еще хочу сходить к этим цветным девицам и сходить не один раз. Ведь мне очень нравится жизнь. И я умею жить. А деньги, они как приходят, так и уходят. Что их жалеть? Кончатся эти, заработаю новые. Все будет хорошо».

Билли неторопливо подымался по белым ступенькам узкой лестницы к отелю.

Билли вошел в отель, портье привстал и сквозь толстые стекла очков взглянул на него.

— Вы, я вижу, были у океана?

Билли посмотрел на свои мокрые ноги.

— Да, прошелся немного.

— Ну как прилив?

— Прилив? А что прилив?

— Большой, малый?

— Не знаю, по-моему, как всегда. Хотя, честно говоря, я в этом не разбираюсь. А где мой приятель, не подскажете?

Портье кивнул головой, указывая, что Чак в номере.

— Он спускался в бар?

— Нет, он спускался, но не в бар, он только звонил по телефону.

— А куда он звонил? — осведомился Билли.

— По-моему, жене, насколько я понял.

— Это хорошо. И что?

— Знаете, он вышел из кабины очень довольный.

— Тогда все просто прекрасно. Спокойной вам ночи.

— И вам спокойной ночи. Знаете, у нас сейчас такая тишина, что я думаю, вы отлично выспитесь. Просто чудо! Я очень люблю, когда в отеле мало людей.

— Любите?

— Да, здесь тогда тихо. Можно спокойно сидеть, читать книжки, думать о своей жизни.

— Но если нет посетителей, нет и денег.

— Это точно, — портье взял книгу и положил себе на колени.

Билли заметил, что книга открыта на той же странице, что и днем. Но не стал ничего говорить, тем более спрашивать. Он неспешно поднялся по лестнице и вошел в номер.

— Привет, Чак, — как можно более весело сказал приятелю Билли.

Чак повернул голову и улыбнулся, но тут же недовольно поморщился.

— Слушай, чем это от тебя так воняет?

— Спокойнее, Чак, спокойнее. Все в порядке. Я сейчас прибегну к твоему совету.

— К какому?

— Я решил принять душ с дороги. Действительно, что-то я маленько вспотел.

Чак отвернулся и, глядя в окно, громко сказал:

— Ты что, трахался с цветными?

— А как ты узнал?

— По запаху. От них всегда так воняет, что меня тошнит.

— Ладно тебе, — уже из-за двери ванной комнаты выкрикнул Билли, — сейчас я буду чистеньким, как ребенок. И мы тогда с тобой обо всем поговорим. Ты спустись вниз, возьми виски.

— Зачем спускаться? — крикнул Чак. — Я уже успел принести.

Билли быстро сбросил на пол одежду, включил душ. Тугие струи горячей воды и почти целая бутыль шампуня сделали свое дело.

Вымывшись и закутавшись в махровый халат, Билли вышел из душа и блаженно уселся напротив Чака.

— Ну, а теперь? Какой от меня исходит аромат?

Чак потянул носом.

— Теперь вроде ничего. Нормально. Я уже и номер проветрил, пока ты мылся.

— Чак, слушай, есть какие-нибудь новости?

— А что тебя интересует?

— Домой, наверное, звонил? Как малышка?

Чак пожал плечами. Но на его суровом лице появилась легкая улыбка.

— Что? Все в порядке?

— Да как тебе сказать, Билли? Операцию сделали, и вроде все прошло благополучно.

— Ну, тогда не грех и выпить.

— Можно подумать, что ты сегодня не пил.

— Это было давно, и я трезв как стеклышко, тем более после душа. Но если я скажу тебе, сколько я выпил, тебе поплохеет.

— Да ладно, а то я не знаю, сколько ты можешь влить в себя. Даже Джерри говорил, что тебя невозможно увидеть пьяным.

— О-о, у Джерри я просадил почти целое состояние. Думаю, Джерри озолотился на мне. Ну так что, будем пить или нет?

— Конечно, плесни немного на дно стакана, для начала, — сказал Билли.

Чак поставил на стол бутылку, два стакана, налил понемногу виски.

— За твою малышку, — Билли поднял стакан и коснулся им стакана, стоящего на столе.

— Спасибо, Билли.

Мужчины выпили.

— Чак, а как жена?

— А какое это имеет значение?

— Ну, я так просто спросил. Ты же разговаривал с ней о чем-то?

— A-а, я сказал, что мы здесь отдыхаем.

— Ты? Отдыхаешь?

— Ну да, что я отдыхаю, а ты трахаешься с цветными девицами, а потом от тебя несет за сто ярдов.

— Чак, ну зачем ты так? Ты же не говорил этого своей жене?

— Почему? Я рассказал ей все, как есть.

— Будет тебе. Когда звонил, ты еще не знал тогда про меня.

— Ха, что, я не знаю тебя, Билли, и не понял, куда ты пошел?

— Знаешь, Чак, а мне нравится, как они пахнут. Меня это жутко возбуждает, правда, потом становится немного противно. Но ведь и с белыми женщинами так же. Переспишь, а наутро такое состояние, что и вспоминать не хочется.

— Знаю, — Чак налил еще виски, — давай, Билли пей. Завтра с утра займемся делом.

— А какие у нас на утро планы?

— Я думаю, что нечего нам здесь прохлаждаться, надо искать их.

— Ты, Чак, как всегда, прав. Но, может, стоит еще пару деньков посидеть тут, подождать, а? Может, они вернутся сюда сами?

— Билли, выполнить здесь нашу задачу непросто, а в безлюдном месте, которое, наверняка, выбрали наши герои, намного легче. Нужно их только найти.

— Найти! Вот здесь мы можем и проколоться. Ведь мы не знаем, в каком направлении они уехали.

— Знаешь, Билли, направлений здесь только два: вдоль побережья в одну или в другую сторону.

— Почему? А вглубь континента разве нельзя поехать?

— Можно. Если с мозгами не все в порядке. Что там делать?

— Согласен, делать там особенно нечего. Скорее всего, они поехали к югу.

— Ну наконец-то, Билли, ты начал рассуждать. Если они поехали к югу, то мы поедем следом. И, возможно, нагоним их в дороге или найдем в каком-либо прибрежном отеле и тогда попробуем разобраться.

— Знаешь, Чак, пока я мылся, мне пришла в голову блестящая идея.

— Да ну? И какая? В чем заключается твоя блестящая идея?

— Идея проста. Самый лучший несчастный случай — это утопленник. Представляешь, есть тело, которое выбросит океан, на нем нет никаких следов. Она просто утонула, ее затащило течение или ногу свела судорога, она наглоталась воды и утонула.

— Что ж, Билли, по-моему, идея прекрасная. Только дело в том, что я хреновый пловец, а ты?

Билли поморщился.

— Н-да, я думал, ты плаваешь как рыбка, а я-то едва держусь на воде.

— Тогда твой вариант отпадает. Мы можем все вместе булькнуть.

— Ну это я так, для разгону. Первая мысль часто ошибочная, а вот вторая… вторая должна быть верной.

— У тебя есть и вторая мысль?

— Конечно. Вторая мысль, что ты должен плеснуть еще по стаканчикам.

— Ну, эту мысль легко реализовать, — Чак налил еще понемногу.

— Билли, мне кажется, можно разработать вариант с автокатастрофой, а? Найдем их машину, поковыряемся в тормозах, дороги здесь ты знаешь какие… Свернуть шею да еще на неисправной машине — пара пустяков. Будет разбитая машина и два трупа.

— Да, но испорченные тормоза могут уцелеть, — возразил Билли.

— Да? — ехидно спросил Чак, — а что, тормоза не могут испортиться сами по себе? Ну, и второе, ты, что ли, сдал им машину в аренду?

— Да, точно. Вся вина упадет на этого старика.

— А тебе его жаль?

— Да нет, мне его совершенно не жаль, — сказал Билли, — хотя он показался мне довольно симпатичным человеком, но в нашем деле других жалеть нельзя. Если начнем жалеть, то тогда какие мы с тобой профессионалы? Но, Чак, гарантий, что они погибнут, а не станут инвалидами, мало.

— Почему?

Билли пожал плечами.

— С автомобильными катастрофами я как-то не люблю работать. Мне больше нравится мягкое нажатие на спусковой крючок, там все надежно: маленькая дырочка в голове и верная смерть.

— Да, это самое легкое задание. Но заказчик пожелал несчастный случай.

— Слушай, Чак, — Билли поднялся из-за стола, — что сейчас гадать? Давай ляжем спать, а завтра проснемся и будем думать.

— Нет, решить надо сегодня.

— Мне кажется, ты все уже решил. Ты же собрался искать их.

— Да, завтра начнем поиски.

— Ну, искать так искать. Мне все равно. Правда, я обещал этим девчонкам, что мы наведаемся к ним в гости.

К вечеру изнурительная жара во Фрипорте спала. В затененной жалюзи комнате отеля стало прохладно.

Джон и Стефани вместе легли в глубокую ванну, Джон повернул кран, и сильный поток воды со всей силы обрушился на их тела. Выйдя из ванной, они растерли друг друга большими полотенцами, забрались в постель.

Свежий ветер с океана проникал через ставни и ласкал их тела. Стефани лежала, подперев голову руками.

— А что, если мне снова превратиться в мальчика? Это не очень неприятно?

— Знаешь, Стефани, ты мне нравишься такой, как есть.

— Так заманчиво. Но наверняка мне следует быть осторожней. А то я могу перебрать в своих чудачествах.

— Да, Стефани, лучше оставайся самой собой.

— А почему у тебя, Джон, меняется голос, когда ты говоришь мне это? Пожалуй, я решусь.

— Нет, только не теперь, Стефани.

— Ну, спасибо тебе и на этом. Тогда буду любить тебя как женщина.

— Конечно, ведь ты женщина. Моя любимая женщина.

— Да, я твоя женщина. И я люблю тебя, люблю.

— Молчи.

— Не буду. Я твоя Стефани и люблю тебя.

— Ну, пожалуйста.

— Я люблю тебя всегда, всегда.

— Тебе незачем повторять. Я и сам вижу.

— А мне нравится произносить эти слова. И я должна буду говорить. Я всегда была чудной и послушной девочкой и буду такой, обязательно буду.

— Стефани, не нужно повторять.

— А я буду, я говорю и говорила, и ты сам говорил, а теперь, пожалуйста, ну, пожалуйста…

Она долго лежала рядом молча, и он решил, что она уснула. Но Стефани медленно поднялась на локтях и сказала:

— На завтра я приготовила себе сюрприз. Утром пойду погуляю по городку.

— Ладно, я сдаюсь, — сказал Джон.

Утром Джон встал, пока Стефани еще спала. Он прошел вверх по улице, вдыхая прозрачный, по-утреннему свежий воздух. На площади позавтракал в кафе и просмотрел местные газеты. На улице, поднимаясь в гору, он представлял себе спящую Стефани: красивая взъерошенная головка, похожая на фоне белой простыни на старинную монету, подушка отброшена в сторону и простыня плотно облегает ее тело.

Прочитав газеты, Джон расплатился и вышел. Ветер изменился, и на городок вновь опустилась жара. Он добрался до почты и забрал присланную ему из Сиднея корреспонденцию. Он вскрыл конверт и, пока стоял у окошка в ожидании завершения формальностей, необходимых для получения денег по чеку, которые переслали сюда из его банка, прочел письмо.

Наконец, застегнув набитый банкнотами рюкзачок, он снова вышел на солнцепек. В киоске он купил английские и американские газеты, доставленные сюда вчера вечером. Купил несколько посвященных современному искусству еженедельников, завернул в них английские газеты и спустился вниз по улице. Зашел в маленький прохладный ресторанчик, там никого не было.

И тут он вспомнил, что не договорился со Стефани о встрече.

— Что будете пить? — поинтересовался официант.

— Пиво.

— Знаете, у нас не пивной бар.

— Разве пива нет?

— Есть, но у нас не пивной бар.

— Иди ты… — сказал Джон, свернул свои газеты и вышел.

Он перешел на другую сторону улицы, потом свернул налево к небольшому бару, который он заприметил еще вчера. Он сел под навесом у входа и выпил большую кружку холодного пива.

«Официант, должно быть, просто хотел поговорить со мной — подумал он, — в конце концов он прав. Ресторан не пивной бар, только это он и имел в виду. Он вовсе не грубиян. Жалко, что у меня сорвалось. Он даже не нашелся, что ответить. Зря я так».

Джон выпил вторую кружку, подозвал официанта, чтобы расплатиться.

— А где ваша спутница? — поинтересовался официант.

Джон даже сразу не понял, что спрашивают его, но сообразив, расцвел в улыбке.

— Она еще спит.

— Конечно, — сказал официант, — на отдыхе можно позволить себе поспать подольше. А вы, мне кажется, привыкли вставать рано?

Джон задумался. Нет, он, конечно, тоже любил поспать подольше, но теперь, когда он почти не был занят делом, ему не спалось с утра.

Джон расплатился, поблагодарил официанта и вновь вышел на улицу. Он посмотрел на солнце, которое уже довольно высоко поднялось над горизонтом, и подумал, что Стефани уже, наверное, проснулась и недоумевает, где он.

«Нужно идти к ней», — подумал он, но спешить почему-то не хотелось. И он, не торопясь, разглядывая дома, сады, двинулся по улице к отелю.

Проснувшись Стефани с удивлением посмотрела на пустое место рядом с собой. Она даже коснулась рукой простыни. Та была прохладна.

«Значит, Джон ушел давно, — подумала она, — но куда?»

Сколько она ни думала, не могла объяснить его отсутствия.

«Может, он вновь пошел на почту звонить, но еще слишком рано».

Она перебрала в памяти всех его знакомых, которых знала. В такую рань вряд ли кому из них он стал бы звонить. Стефани поискала глазами записку, но записки не было.

«Значит, он вышел ненадолго», — наконец решила она и встала.

И тут она вновь вспомнила о револьвере.

«Зачем он ему нужен? — задумалась Стефани. — А может, он боится за мою жизнь? Ведь своей он, по-моему, не дорожит нисколько. А может, просто мужская причуда, чтобы чувствовать себя более уверенно? Вот бы знать, когда он вернется».

Ее взгляд упал на дверь. Крадучись, она подошла к ней и, ругаясь сама на себя, закрыла ее на ключ.

«Вот и вновь я превращаюсь в обыкновенную подозрительную жену, — упрекнула в мыслях себя Стефани, — роюсь в вещах своего мужа».

Она вытащила саквояж из шкафа и запустила в него руку. На самом дне она ощутила холодную сталь револьвера. Стефани села за стол и положила перед собой оружие.

«Ну и что? — снова мысленно спросила она себя. — Что ты, Стефани, собираешься делать дальше?»

Ответа не было. Стефани принялась рассуждать.

«Так, когда придет Джон, я напрямик спрошу у него, зачем ему револьвер? А что он скажет мне? Может ничего не сказать, а просто забрать его у меня. И спрятать в саквояж, да еще и обидеться. И кстати, он будет прав. Я бы тоже не потерпела, если бы он стал рыться в моих вещах. Кстати, — задумалась она, — а если Джон залезет в мой багаж, найдет ли он для себя что-нибудь интересное? Вряд ли, ведь я ничего с собой не брала».

Стефани повертела барабан револьвера.

«Так, а возможен такой вариант, Джон приходит, я не говорю ему ни слова, а револьвер лежит на столе. Он спросит: “Зачем, Стефани, тебе револьвер?” Я буду выглядеть полной идиоткой. Хотя… Я скажу ему, что решила покончить жизнь самоубийством. “Ну и дура”,— скажет он мне и положит револьвер в свой саквояж. Нет, скорее всего, он отшутится, обнимет меня, поцелует и я вновь на полдня забуду об этом револьвере».

Отель был погружен в тишину.

«И все-таки зачем ему револьвер?»

Стефани сидела, время от времени касаясь рукоятки с двумя тонкими костяными накладками.

«А почему я, собственно говоря, так мучаюсь от любопытства? Зачем нужен револьвер? Он нужен для того, чтобы стрелять. А мне нужно в кого-нибудь стрелять? Нет, моей жизни никто не угрожает. Жизни Джона тоже. И мне будет куда спокойнее, если револьвер не будет стрелять».

Стефани обрадованная своим решением, принялась вынимать из него патроны. Перед ней на столе в ряд выстроились шесть коротких медных патронов. Стефани казалось, что это маленькие солдаты выстроились перед ней.

— Ну что, ребята, — обратилась она к ним, — вы долго будете молчать? Может, вы расскажете мне, куда хочет послать вас хозяин? Так вы молчите?

Стефани положила один из патронов на стол. Тот откатился в сторону.

— А вы?

Второй опрокинутый патрон чуть не свалился со стола.

— Вы четверо тоже ничего не скажете? Ну тогда я с вами расправлюсь.

Стефани поднялась из-за стола и вернулась к нему, держа в руках свой несессер. Она порылась в нем и извлекла на свет блестящие никелем маникюрные щипчики.

Осторожно вскрыв патроны, она извлекла пули, высыпала порох в пепельницу, а пули аккуратно поставила на место. Потом, немного поколебавшись, она вставила пустые патроны в барабан, крутанула его и защелкнула, затем встала, сунула пистолет в саквояж.

Стефани и сама не понимала, зачем это сделала. Просто теперь ей стало спокойнее. Она отперла дверь, вернулась к столу и посмотрела на горку пороха в пепельнице.

«Э-э, это, Джон, тебе видеть совсем не обязательно».

Стефани взяла пепельницу, вышла на балкон и высыпала порох на кусты остролиста.

Когда Джон вошел в номер, Стефани состроила обиженную мину.

— Где ты пропадал?

— Я не хотел будить тебя, Стефани. Прошелся по улицам, почитал утренние газеты, купил еженедельники.

— Там есть что-нибудь про твою выставку?

— Да, есть.

— Ну и что они пишут?

— Пишут, что Джон Кински остался верен сам себе.

— Мне, Джон, важнее, чтобы ты оставался верным мне, — сердито проворчала Стефани.

— Поэтому ты и забеспокоилась, когда не нашла меня утром рядом с собой?

— Да, и из-за этого тоже. Пойдем завтракать?

— Честно говоря, Стефани, я уже успел и позавтракать. Но с удовольствием составлю тебе компанию. Я люблю сидеть и смотреть, как ты ешь.

— А по-моему, Джон, это аморально, сидеть и смотреть, как едят другие. Я даже читала, что у какого-то народа поглощение пищи считается неприличным и они стараются прятаться друг от друга.

— Не знаю, Стефани, может, я и аморальный тип, но мне нравится смотреть на тебя.

— Тогда, Джон, тебе придется хотя бы выпить чего-нибудь со мной.

Стефани старалась выглядеть как можно более беззаботной. Но некая напряженность в ее взгляде не укрылась от Джона.

— Ты сегодня не совсем такая… как вчера.

— Конечно, вчера мы немного меньше знали друг друга.

— А сегодня больше?

— Конечно, — вздохнула Стефани, — если бы мне вчера сказали, что ты можешь бросить меня одну и уйти неизвестно куда, я бы не поверила.

— Тебе грустно оставаться одной?

— Да.

— Тогда вспоминай меня. Ведь я, Стефани, честно признаться, хуже, чем ты обо мне думаешь.

— Откуда ты знаешь, что я думаю о тебе? — спросила Стефани, залезая с ногами на кровать.

— Это нетрудно себе представить. Нужно только заглянуть тебе в глаза.

Джон опустился возле кровати на колени и обнял Стефани за плечи.

— И что ты видишь в моих глазах?

— Вижу, что в них отражается весь мир.

— Джон, я все-таки успела сказать тебе, что голодна. Давай спустимся в бар позавтракаем.

Она отстранилась от него и подошла к гардеробу.

Выбирала Стефани недолго, она надела легкую майку и шорты.

Джон подошел к ней.

— Ты совсем не похожа на одну из самых богатых женщин Австралии. И мне это очень нравится.

— Ну вот, Джон, наконец-то ты научился говорить мне комплименты.

Джон и Стефани вышли из номера.

Бармен, завидев первых посетителей, радостно просиял.

— Доброе утро, миссис и мистер. Вы будете завтракать или обедать?

— Она будет завтракать, — сказал Джон, усаживая жену за стол.

Стефани заказала себе салат и маленького омара. А Джон — бутылку вина. Стефани ела очень сосредоточенно, время от времени бросая взгляд на океан.

— Ты довольна вчерашней поездкой? — спросил Джон.

Стефани недоуменно посмотрела на мужа.

— Я говорю про палеонтологический музей и знакомство с профессором Куком.

— А-а, — задумчиво протянула Стефани, — по правде говоря, я уже забыла. Мне кажется, это было очень давно.

— А мне, — признался Джон, — врезалась в память эта довольно безыскусная сценка в восковом театре-музее «Первобытный художник и наскальные росписи». Я понял, Стефани, что ничем не отличаюсь от него. Только у меня есть кисточки, а он рисовал палочками. И знаешь, у него получалось лучше, чем у меня.

— Зато, — улыбнулась Стефани, — о нем никто не писал рецензии.

— Это точно. Но они ему были и не нужны. Наверное, все охотники его племени танцевали перед его росписями и были счастливы. А перед моими никто не танцует.

— Зря ты завидуешь первобытному художнику, — снова улыбнулась она.

— Почему?

— Профессор Кук сказал мне, что в древности художником, скорее всего, был калека, тот, кто не мог участвовать в охоте. Ты же не хочешь быть калекой?

Джон от этих слов напрягся, он почувствовал, как стучит его сердце. Он пристально посмотрел в глаза жены, пытаясь догадаться, знает она о его болезни или нет. Но спокойный и немного насмешливый взгляд Стефани успокоил его.

— Что за невеселые мысли у тебя в голове, Стефани? Давай-ка лучше выпьем и помолчим.

— Выпить можно, — кивнула Стефани, — а вот помолчать — нет. Этого ты от меня не дождешься, не нужно было на мне жениться, если хотел слушать тишину.

— Тишину слушать невозможно, — сказал Джон.

— Ну вот, а я как раз сегодня хотела предложить тебе послушать тишину.

— Где мы этим займемся?

— Мы ничем заниматься не будем, — веско сказала Стефани, — мы проведем сегодняшний день на пляже возле океана.

— Мы поедем на запад или на восток? — поинтересовался Джон, — хотя мне все равно.

— Нет, сегодня мы никуда не поедем. Чем тебе не нравится океан возле отеля?

— Я не хочу, чтобы нас кто-нибудь видел. А здесь хоть изредка, но попадаются любопытные.

— А мне, Джон, наоборот, нравится, когда на меня смотрят.

— И ты, Стефани, уверяла меня, что ты мальчик? Нет, ты женщина, коль так рассуждаешь.

— Так ты же и хочешь, чтобы я оставалась женщиной, — пожала плечами Стефани.

— Ну что, идем на пляж?

— Конечно, пойдем, только спросим у портье, нет ли у них большого раскладного зонта. Такого большого, чтобы мог закрыть двоих.