Просто мы научились жить

Глава 21.

– Ну хорошо, допустим, Таганрог для тебя и правда столица мира, но хотя бы Италию ты любишь?

Ольга элегантно поправила разметавшуюся под порывом летнего ветра юбку, обогнала Инну и заглянула ей в глаза.

– Ну любишь же? Любишь?

Инна засмеялась и только покачала головой. Ольга обиженно надула изящно очерченные помадой губы и снова пошла рядом.

– Ладно, хорошо. Москва тебе не нравится, Санкт-Петербург не нравится, Франция – так себе, Италию не любишь, в Америке не была. Зато Таганрог – прямо-таки средоточие вселенских достоинств. Ну вот посмотри. Посмотри на этот ужас. И это называется Дворец Культуры. Трехэтажный сарай, да и только!

Инна послушно повернула голову и посмотрела на ДК. Выбеленный в начале лета в белоснежный цвет, он смотрелся нарядной невестой среди зеленой листвы лип.

Но Ольга не понимала. Для нее красотой была строгость линий старинных соборов, картины Лувра, аллеи центрального парка Нью-Йорка. И уж никак не Таганрог с его простоватым, полурусским, полуукраинским лицом. Лицом не старика и не юноши, а каким-то средним – кое-где испещренным морщинами, а где-то блестящим юным блеском зеленых как море глаз.

– Если тебе так не нравится Таганрог, как ты здесь оказалась? – Спросила Инна, когда они дошли до ворот парка, и повернули обратно. – Жила бы себе в Италии, или Москве.

– О, милая, пути карьеры неисповедимы. И чтобы стать директором в Москве или Италии, порой приходится побыть директором в таком вот маленьком городке.

На мгновение Инне показалось, что на Ольгином лице проступило что-то, раньше никогда не виденное – что-то очень человеческое. Так могла выглядеть уставшая от неопределенности женщина, больше всего на свете мечтающая уткнуться носом в плечо друга. Но – мгновение прошло, и она снова стала прежней – воздушной, летящей, звенящей браслетами на тонких руках и улыбающейся очаровательной до дрожи улыбкой.

Бретелька от ее майки сползла по плечу, но Ольга не спешила ее поправлять. Шла рядом с Инной, постукивая каблучками, и жмурилась навстречу солнечным лучам.

– Давай как-нибудь съездим в Италию, – предложила она, – многое ведь зависит от того, с кем едешь. Думаю, я смогу влюбить тебя.

Инна улыбнулась, и ничего не ответила. Спас звонок – она вынула телефон из кармана легких брюк и посмотрела на экран. А прочитав смс, расхохоталась, привлекая внимание проходящих мимо прохожих.

– Что случилось? – Ольга шагнула ближе, пытаясь рассмотреть экран.

Инна отстранилась, не переставая смеяться.

– Дашка освоила мобильный телефон, и теперь периодически шлет мне смски с бабушкиного. Получается очень забавно.

– Твоя дочка? Когда ты меня с ней познакомишь?

Этот вопрос застал Инну врасплох. Она убрала мобильный обратно в карман, и, продолжая улыбаться, посмотрела на Ольгу. Та больше не делала попыток подойти поближе – стояла на расстоянии двух шагов и ждала ответа.

Ох уж этот наклон головы, ох уж этот слегка прищуренный взгляд, ох уж эта лукавая улыбка – сколько сексуальности в вас, сколько жаркого шепота и таинственных обещаний. И не вязалась почему-то эта поза, эта улыбка, этот взгляд с желанием познакомиться с Дашей. Не совпадали они, противоречили друг другу, сопротивлялись.

– Зачем тебе с ней знакомиться? – Спросила наконец Инна. – Мне казалось, тебе интересна я, а не моя дочь.

Ольга задумалась на мгновение, сделала шаг вперед и слегка потерлась носом об Иннину щеку.

– Мне интересно все про тебя, – шепнула, – слышишь? Все про тебя.

Это «про тебя» с протяжным «я» в конце, в котором слышалось и придыхание, и вздох и даже почти стон… Инна почувствовала, как ее тело качнулось. Она резко выдохнула и сделала шаг назад.

– Ты играешь с огнем, – сказала, буравя взглядом Ольгины глаза, – осторожнее.

И снова получила улыбку, но уже другую – еще откровеннее, еще более страстную.

– А я люблю, когда горячо. И не боюсь пожаров.

– Так, а потом что?

– Ничего, вернулись в офис и продолжили работать.

– Я поняла, Инка. Она просто хочет тебя трахнуть.

Инна дернулась, глазами показала Леле «Ты что творишь?», и обернулась назад к Даше. Они сидели на песке, на Солнечном пляже, и строили замок. Снаряд прошел мимо – Даша не обратила никакого внимания на тети-Лелины слова – ее гораздо больше интересовала правая башня, которая никак не хотела получаться, и то и дело норовила расползтись под руками.

Тетя Леля, конечно, не угомонилась – ей по барабану была вся эта возня с замком, она лежала рядом на полотенце, подставив солнцу голый бок, и представляла себе, как Инку соблазняет классная баба.

Лиза ей никогда особо не нравилась – ни рыба, ни мясо – непонятно, что в ней Инна нашла? Муженек ее, правда, тоже был так себе, но хотя бы фактурный. А эта – никакая, только и радостей, что борщ вкусный варила.

Так что перспектива пристроить подругу к бабе поинтереснее Лелю весьма вдохновляла. Да, положа руку на сердце, к кому угодно пристроила бы – лишь бы закончилась эта тоска неземная, в которой Инка уже третью неделю плавает. Виду не показывает – гордая, но ведь видно же! Чахнет, и болеет. Только с мелкой своей и оживает.

Леля никогда не могла понять, как можно получать удовольствие от возни с детьми? А Инка, похоже, кайфует – всерьез строит эту хреновину из песка, воду таскает в ведерке и обсуждает с Дашкой даже, как лучше ров вырыть. Будто они одного возраста, честное слово.

И – вот странность – если бы не знала точно, Леля голову могла бы дать на отсечение, что Дашка Инкина дочь, а никак не этой никакущей Лизы. Они даже внешне похожи – черты лица строгие, нос прямой, а ямочки на щеках – совершенно одинаковые. И брови щурят похоже.

– Инка, а вы с Дашиным отцом внешне похожи?

Инна подняла брови, ответила:

– Вообще не похожи. А что?

Леля не успела даже рта открыть, как вмешалась Даша.

– Мама, а почему тетьлеля не строит с нами замок?

Инна спрятала улыбку, ковырнула совком песок и предложила:

– А ты сама у нее спроси.

– Тетьлеля, а почему ты не строишь с нами замок?

Леля перевернулась на живот и посмотрела на Дашу. И через секунду прямо ей на голову упал ком мокрого песка. Плюх!

Бам! Хвать! И вот уже Даша заливается смехом, барахтается в Лелиных руках, так и норовя пнуть тетю куда-нибудь в живот, но промахиваясь и не попадая. А рядом хохочет Инна, не делая ни малейшей попытки вмешаться.

Вдоволь набарахтавшись, Леля отпустила Дашу, и потрясла головой.

– Моя голова накушалась песка, – заявила она, – вот поэтому я и не люблю строить замки.

– Это у нас с раннего детства любимое занятие, – улыбнулась Инна, – только раньше мы сами в песок головой ныряли, а теперь взрослых заставляем. Да, Дарья?

– Да! – Даше очень нравилась вся эта возня, и тетя Леля, вытряхивающая песок из прядей. – А когда мама Лиза приедет?

Инна и Леля переглянулись.

– Зайка, иди сюда, – Инна подхватила дочь и усадила к себе на колени так, чтобы видеть ее перепачканную в песке мордашку, – я не знаю, когда мама приедет. Но если хочешь, мы можем ей позвонить.

Она поймала предостерегающий Лелин взгляд, но не остановилась.

Само собой, Даша тут же пожелала сама набрать номер, что с успехом и осуществила. Леля смотрела на нее, сосредоточенно прижимающую к уху трубку телефона, и чувствовала, как сжимается от жалости что-то внутри. Бедный ребенок.

– Мама! – Завопила вдруг Даша, подпрыгивая в Инниных руках, – привет!

Она смеялась, прыгала и столько счастья было в ее глазах, что «что-то» сжалось еще сильнее. Леля глянула на Инну и покачала головой – на ту было жалко смотреть: вся аж потянулась к телефону, ушами и всем телом. Идиотка.

– Мы строим замок с мамой и тетьлелей, – говорила тем временем Даша, – а бабушка сегодня будет печь пироги с картоплей. Мама, а что такое картопля?

По дрогнувшему Инниному лицу, Леля поняла, что этот вопрос сегодня уже звучал, и причина того, что он произносится еще раз, вовсе не в желании узнать ответ.

– Мама, а когда ты приедешь?

Даша выпятила нижнюю губу, слушая ответ. Инна обняла ее крепче, прижала к себе, но она не могла остановить порыв, с которым в следующую секунду Даша закричит в трубку:

– Мамочка!

И заревет горючими слезами.

Телефон упал на песок, но на него никто не обратил внимание – Инна обнимала дочь, гладила ее спину, голову, целовала макушку, шептала утешающие слова, но все тщетно – Даша рыдала так, будто в ее маленькой жизни стряслась настоящая, большая, непоправимая беда.

Леля затряслась от бессилия. В ней зрела бешеная, сумасшедшая злость на Лизу. Ну что за гадина такая, а? Бросила ребенка и в ус не дует. Сучка.

– Зайка, я с тобой. Я всегда буду с тобой, моя маленькая. Я тебя очень люблю и никогда тебя не оставлю. Доченька моя милая, хорошая. Я с тобой, моя заинька.

Инна шептала и шептала, и потихоньку Даша стала успокаиваться – она уже не рыдала горючими слезами, а тихо всхлипывала в маминых руках. Пока не затихла, обессиленная, уткнувшись в ее шею.

– Поехали? – Предложила Леля, собирая полотенце и как попало кидая в сумку Иннины вещи.

Инна молча кивнула, встала на ноги, с трудом удерживая Дашу на руках, но не желая ее отпускать, и пошла к машине.

Леля шла следом, глядя на то, как, едва передвигая ноги от тяжести, подруга все же тащит этого чужого в сущности ребенка, и думала о том, что похоже, родители – не те, кто родил и не те, кто воспитал. А те, кто просто любит и готов быть всегда рядом.

– Я не хочу к бабе, – заявила Даша дома, когда едва стоящая на ногах Инна выкупала ее в ванной и уложила в кровать, – я хочу с тобой.

– Конечно, зайка. Сегодня останешься со мной здесь.

– Нет! – Девочка села на кровати, вцепилась в Иннину руку и глаза ее снова налились слезами. – И завтра тоже! И совсем!

Инна колебалась недолго.

– Хорошо, доченька. Совсем так совсем. Завтра поедем к бабушке, заберем твои вещи, и поедем домой, хорошо?

Даша легла опять, но руку не отпустила. Улеглась на левый бочок, зевнула и уже сквозь сон сказала:

– И куклу заберем, и лошадку.

– И лошадку, – Инна наклонилась, поцеловала дочку в висок, – спи, моя хорошая. Пусть тебя снятся сладкие-сладкие сны.

– Как шоколадка? – Прошептала Даша.

– Как самая вкусная шоколадка.

Инна подождала, пока дыхание дочки станет совсем ровным, прикрыла ее простыней, и только тогда вышла из комнаты.

Зашла на кухню, выпила стакан воды, постояла молча у окна.

И пошла звонить Ольге.