Просто мы научились жить

Глава 9. Были-не были.

Лека сидела, стиснув зубы и сжав ладони в кулаки. Рука Антуана крепко держала ее за бедро, впиваясь до синяков.

– Терпи, – весело сказал он, на секунду поднимая глаза, – по шраму всегда больнее.

И продолжил работу.

Под маленькой иглой машинки расцветал на бедре затейливый яркий узор, переплетение линий и ничего не означающих символов. Обсуждая с Антуаном будущий рисунок, Лека твердо решила: эта татуировка не будет значить ничего. Но она все равно значила.

Значила, что болезнь закончилась, оставив за собой только шрам и несколько царапин. Что теперь ей можно снова кататься, что в океане ее ждут волны, а за дверями салона – Ди. А еще это значило, что пришло время подумать о новом фильме.

Это решение нелегко ей далось, но неожиданная поддержка Дианы и друзей сделала свое дело, и она решилась.

Сжав зубы, Лека вспомнила тот тихий вечер, когда Ди впервые привезла их всех к ней домой.

Они сидели на пуфиках и пили пиво – все до единого, и Тони, и Рита, и Светка. И даже Родик покуривал маленькую самокрутку, свесившись с балкона.

– Привет, – сказала Лека, усаживаясь рядом и поеживаясь от внимательных взглядов. Выглядела она тогда еще не ахти – места, которые уже не были забинтованы, отсвечивали синяками всех форм и размеров.

– Ленка-беспределка, – прокомментировала Рита, – зачем ты так себя поранила?

– Это не она, это океан в тесном содружестве с асфальтом, – заявил Тони, – одного не пойму: нафиг было садиться на байк в таком состоянии?

– Если боженька ума не дал, то об инстинкте самосохранения тем более и речи не было, – внесла свою лепту Света, – слава богу хоть ума хватило до школы доехать.

Они говорили, и говорили, и говорили, пряча смущение и растерянность, а Лека улыбалась, глядя на них и с гордостью посматривала на Диану: вот, мол, смотри! Видишь? Им стыдно. Им стыдно, а это значит, что несмотря ни на что, у меня все еще есть друзья!

А потом было много смеха – Ди в лицах изображала, как окровавленная Лека вползала на порог школы, извиваясь в стонах. И много радости, когда напряжение спало и стало возможным болтать как раньше – не задумываясь, что говорить и как это будет услышано. И много-много идей о новом фильме, о собственной киностудии, и даже о многочисленных премиях Оскар, которые, конечно же, когда-нибудь тоже станут реальностью.

Разъехались друзья уже в сумерках – махали руками, обнимались, и обещали обязательно приехать завтра. А Диана неожиданно осталась.

Лека глазам своим не поверила, когда она вместо того чтобы сесть на байк, завела его под навес и пристегнула шлем к ручкам руля. А затем вошла в дом, и улеглась животом на пуфик, внизу, в гостиной. Лека осторожно подошла и присела рядом.

– Вот видишь, – глухо сказала Диана снизу, – все было не так уж страшно.

– Благодаря тебе.

Она медленно положила руку на Дианину спину и погладила между лопатками. Диана полежала секунду, но вдруг вывернулась, и села на колени, близко-близко и в то же время до ужаса далеко.

– Я много думала о наших отношениях, – начала она, и Лека поежилась. Конечно, это не укрылось от внимательного Дианиного взгляда, – чего ты?

– На моей памяти такое начало еще ни разу не принесло ничего хорошего, – мрачно ответила Лека, – если хочешь меня бросить – так и скажи, без долгих предисловий.

– Нет, – покачала головой Диана, – я совсем не хочу тебя бросать. Но и как быть с тобой я не знаю тоже.

– А как со мной быть? – Пожала плечами Лека. – Я обещала тебе верность, и собираюсь сдержать обещание.

Диана запустила ладонь в свои волосы и растрепала их на макушке. Для Леки она была сейчас притягательной более чем когда-либо, но страх, страх сделать что-то лишнее, не давал пошевелить и пальцем.

– Дело не в обещании, Лек. Дело в том, что тебе постоянно нужен какой-то надрыв, полет, безумие. Спокойная жизнь не для тебя. Подожди, – махнула она рукой на открывшую рот Леку, – я договорю. Но даже черт бы с ним, с надрывом. Проблема скорее в том, что ты не можешь сейчас дать мне никаких гарантий, что не уйдешь.

– А ты можешь? – Взволнованно вспылила Лека. – Откуда тебе знать, что завтра ты не встретишь кого-то, кто западет тебе в душу сильнее чем я? В кого ты влюбишься, с кем захочешь быть рядом?

– Ниоткуда, – Дианин взгляд схлестнулся с Лекиным в молчаливой дуэли, – но прямо сейчас я всей душой верю, что ты – это навсегда. Что мои чувства к тебе не пройдут, а станут только крепче. И что ничто этого не изменит. А ты? Веришь ли ты в это сейчас?

Лека отвернулась, пряча взгляд. Чертята в ее синих глазах погрустнели, повесили головы и зачесали затылки. Она знала правду. Знала всегда, а сейчас эта правда оказалась облечена в слова.

И еще не прозвучало это "нет", еще не было сказано вслух ничего, а Диана уже все поняла.

– Вот видишь, – вздохнув, сказала она, – вот тебе и реальность.

Она встала на ноги, с тем, чтобы уйти, но Лека в порыве схватила ее за руку и притянула к себе, обнимая за плечи и заглядывая в глаза взволнованным донельзя взглядом:

– Я не хочу такую реальность, – выдохнула она, – я хочу, чтобы было иначе, правда, очень хочу!

Дианины руки легли на ее щеки, а губы скривились в подобие улыбки.

– Я тоже хочу, чтобы было по-другому, Лека. Но не в наших силах менять то, что есть. Ты влюблена в меня, или была влюблена – черт тебя знает уже с твоим переменчивым настроением… Но мне этого мало. Слышишь? Мне мало того, что ты можешь мне дать. Мне просто нужно больше.

Ее губы обожгли Леку поцелуем, и вдруг она стала стремительно отдаляться – у Леки даже голова закружилась от этой стремительности. Она хотела, видит бог, очень хотела ее остановить, но не знала, как.

И Диана ушла. Ушла, оставив за собой запах молодости и категоричности, свежести и легкости океанского бриза. Ушла, оставив Леку совсем одну.

– Да что же это такое? – В сердцах крикнула Лека, когда дверь захлопнулась и только крик гекона остался ее спутником в эту одинокую ночь. – Ну что я опять сделала не так?

В сердцах она пинала пуфики, разбрасывала их по комнате, била ногами.

– Я предложила много, максимум того, что вообще могла дать! А этого опять мало! Что, мать вашу, вы все от меня хотите? Чтобы я стала другой какой-то, которая будет вас устраивать? Но я уже не стану другой! И что мне делать? Всю жизнь оставшуюся провести одной?

Кипя от злости, она подскочила к стене и изо всех сил ударила кулаком. И завыла, целуя ушибленные пальцы.

– Фиг тебе! – Завопила она в потолок. – Поняла? Фиг тебе! Я не откажусь так просто, и не подниму лапки. Один раз я тебя уже завоевала, завоюю и еще раз, и триста раз – пока ты будешь мне нужна. А ты мне очень нужна! Потому что ты отличаешься от всех, потому что есть в тебе такая сила и своеволие, за которые я душу продам, не пожалею. Мне нужна твоя нежность, твоя дружба, твоя поддержка. С тобой я МОГУ быть. И буду. Увидишь.

И Диана увидела. Всего через несколько дней Лека появилась в школе – в шортах и лайкре, с доской подмышкой.

– Светик-семицветик, – улыбнулась она, усаживаясь на стойку, – скажи, а учат ли у вас в школе старых больных теток делать прыжки на шортборде?

Света засмеялась, нагибаясь навстречу Леке.

– Рита-Маргарита, – хихикнула она, – как-то ты необычно сегодня выглядишь.

– Светик-пистолетик, – Лека с загадочным видом зашептала Свете на ухо, – дело в том, что какие-то привычки передаются в наше время не только половым путем, но и воздушно-капельным.

И подмигнула ошарашенно смотрящей на все это Диане.

– Ну так как? – Спросила уже серьезно. – Учат?

Света растерянно пожала плечами и вопросительно глянула в сторону.

– Лек, – Диана кинулась на выручку. – Ты чего сюда пришла, а?

– Ди, – Лека развернулась на стойке и поджала ноги по-турецки, – я пришла продолжить занятия, а то в последнее время прогресс мой несколько замедлился. Ну так как? Будет тут меня кто-нибудь учить, или нет?

– Ты хорошо знаешь, что трюкам учат на индивидуальных занятиях, – вскипела Диана, – а их сейчас веду только я!

– Вот и славно, – невозмутимо ответила Лека, – когда начнем?

Она кайфовала про себя, глядя на пышущую гневом Диану, на ее горящие синевой глаза и сжатые губы. От любви до ненависти, говорите? А как насчет наоборот?

– Уверена, что тебе это будет не по карману, – заявила Диана, – сто долларов в час немаленькая сумма.

– Не волнуйся, – ухмыльнулась Лека, – я устроилась на работу, так что деньги есть. Так когда начнем?

От ее взгляда не укрылось, как переглянулись Диана и Света.

– Давай я тебя запишу, – сдаваясь, сказала последняя, и Лека поняла, что победила.

Они начали заниматься в тот же день, перед самым закатом. Встретились на набережной и присели на доски.

– С чего начнем? – Лека просто лучилась довольством, чего нельзя было сказать о Диане.

– Начнем с того, что ты объяснишь мне, зачем это делаешь, – просто и спокойно сказала она.

Лека повернулась и посмотрела ей в глаза. Она вдруг стала очень серьезной.

– Затем, что ты мне нужна, – коротко сказала, – любой ценой.

Диана долго молчала, переваривая услышанное, а потом встала на ноги и невозмутимо начала урок.

Весь час она была сама невозмутимость – скользила на доске по волнам, показывала, объяснялась и поправляла ошибки. Избегала прикосновений, стараясь все объяснить словами. Демонстрировала личным примером, и даже когда у Леки получалось – реагировала сухо и отстраненно.

А закончив урок, выплыла на берег, вежливо попрощалась и пошла к школе, держа доску подмышкой.

– Ничего, – посмотрела ей вслед Лека, – это только начало, милая. Только начало.

Лиза возвращалась в Таганрог одна – Инна улетела еще вчера – вернувшись в гостиницу, она не нашла ни ее саму, ни ее вещей. Только обратный билет на самолет сиротливо лежал на подушке, поблескивая зеленью полосок.

Она проплакала всю ночь – лежа на Инниной кровати, и вдыхая остатки ее запаха с постельного белья. Какая-то часть ее не могла поверить, что все кончено, а другая с упорством смертника твердила: "Ты отпустила ее. Отпустила сама".

Утром Лиза отправилась в аэропорт и, поменяв билет, улетела домой. Невыносимо было оставаться одной в этом городе. И, хорошо понимая, что в Таганроге едва ли будет лучше, она все же спешила вернуться. Ни на что не надеясь, и в то же время надеясь на многое.

У подъезда ее ждал сюрприз – на лавочке под навесом сидела Ольга, куря одну сигарету за другой и заметно нервничая. Она поднялась Лизе навстречу, и от этого движения Лиза отпрянула, шагнула назад. Ей вдруг захотелось убежать, спрятаться, скрыться очень и очень далеко.

– Не убегай, – мягко попросила Ольга, – я ничего тебе не сделаю, клянусь. Я хочу поговорить.

Дрожь покрыла все тело пеленой. Лизу затрясло, она тяжело задышала, но все же придержала дверь подъезда, давая Ольге пройти.

– Что ж, рано или поздно это все равно придется сделать, – подумала она, – пусть это будет сейчас.

Войдя в квартиру, она инстинктивно кинула взгляд на кровать, и душа рванулась от страха куда-то вглубь, а перед глазами мелькнули картинки: ремень на шее, ехидная улыбка, и руки, руки, чертовы руки…

Закрыв глаза, Лиза рванулась на кухню, рывком включила чайник и упала за стол. Она тяжело дышала, не замечая, как Ольга прошла следом и села напротив.

– Мне очень жаль, – сказала она, пытаясь поймать Лизин взгляд, – я… Не хотела.

Лиза сделала глубокий вдох и подняла глаза. Как в объектив фотокамеры, увидела она бледное лицо, растрепанные немного волосы и сжатые в узкую полоску губы. Господи, как я могла? Как я могла ее любить? Кого там можно было любить, господи?

– Зачем ты это сделала? – Выдавила из себя Лиза. – Ответь мне честно. Зачем?

Ольга разжала губы и потянулась за сигаретами. Сунула руку в сумку, порылась, и вдруг резко высыпала все содержимое сумки на стол, дрожащими пальцами вынимая из кучи пачку и зажигалку. Закурила, с силой втягивая в себя дым, и заговорила:

– Я скажу, только выслушай, потому что это будет нелегко. Я начала влюбляться, и испугалась этого. Иногда мне казалось, что в тебя. Иногда – что в нее. Иногда что в вас обеих. Это было ужасно, мою голову разрывало на мелкие осколки, потому что так не должно было быть, я этого не хотела и не планировала! Мне не нужны были привязанности, максимум – легкий секс, а легкого как раз и не получалось! Не знаю, кому я мстила в эту ночь, но это была не я, Лиза! Я не такая, клянусь тебе, совсем не такая!

– Ты даже… Ты даже не поцеловала меня, – сквозь слезы прошептала Лиза, – и мыла руки, как будто я грязная, как будто ко мне неприятно… Неприятно…

Ольга застонала сквозь сжатые зубы и одной затяжкой докурила сигарету.

– Мне жаль, – выкрикнула она, – если бы ты знала, как мне жаль!

И Лиза поверила. Она молча смотрела в стол, и понимала – да, это правда. Ей действительно жаль. Жаль настолько, что все эти дни она не знала, куда себя деть, и даже караулить ее приехала под подъезд – сидела тут целый день и курила одну за другой.

Но это ровным счетом ничего не меняло.

– Мы с Инной расстались, – сказала Лиза, сглатывая слезы и слушая, как закипает рядом чайник.

Ольга вспыхнула глазами ей навстречу и тут же погасла, услышав:

– Но не потому что я хочу быть с тобой. Я не хочу. Я совершила огромную ошибку, я причинила много боли той, кого люблю больше жизни. И после этого я просто не имею права быть с ней вместе.

Ольга открыла рот, чтобы что-то сказать, но Лиза не дала. Откинула со лба ставшую вдруг мокрой прядь волос, и продолжила:

– Единственное, чего я сейчас хочу – спрятаться куда-нибудь далеко-далеко, и плакать там потихоньку, чтобы никто не видел, и даже не думал утешать. Потому что в том, что случилось, виновата только я, и больше никто.

Она встала и выключила закипевший чайник. Повернулась к Ольге.

– Ты пришла сюда за прощением? Забирай. Забирай его с собой и уходи. Потому что кроме прощения мне тебе дать больше нечего.

Отвернувшись, Лиза достала с полки чашку и принялась заваривать чай. Через несколько секунд до нее донесся звук захлопнувшейся двери.