Просто мы научились жить

Часть 2. Лека.
Глава 1. Сомнения.

…Что сделаешь ты, если окажется, что те, кто любил тебя, оказались неспособны любить тебя настоящую?…

Декабрь… Еще один декабрь, как и несколько десятков декабрей до этого. Почему-то за столько лет ни один из них так и не стал особенным.

Лека закуталась в теплую куртку и поерзала на лавочке. Было холодно, мерзли под джинсами бедра и ягодицы, но уходить не хотелось. От всего вокруг – голых деревьев, покрытых снегом клумб и голубого-голубого неба исходил покой.

До нового года оставалось всего десять дней, и детский дом захватила предпраздничная суета. Дети вместе с воспитательницами украшали комнаты, коридоры, развешивали гирлянды и готовили праздничную программу. Атмосфера радости и предвкушения овладела всеми без исключения, и только Лека почему-то грустила.

Невозможно было понять, почему – казалось, что все хорошо и причин для грусти нет. Два года она здесь, два года занимается любимым делом, общается с прекрасными людьми, заботится о детях. Но все же что-то неуловимое царапало грудь изнутри и намекало: «нет-нет, милая, не так уж все в порядке в датском королевстве».

В конце аллеи показалась чья-то фигура. Лека наклонила голову и, улыбаясь, попыталась угадать кто это.

– Ставлю две конфеты на Аллу, – подумала она.

И не ошиблась.

Алла приблизилась неспешно и встала рядом с лавочкой.

– Леночка, ну нельзя же так, – сказала она укоризненно, – ты же отморозишь себе придатки. Идем немедленно в помещение!

– Мне не холодно, – возразила Лека, улыбаясь про себя.

– Допускаю, что это так. Сейчас. Но когда ты захочешь родить ребеночка, то это «не холодно» может стать серьезным препятствием!

Аллочка-Аллочка… Милая светловолосая девочка с лицом ангела и не менее ангельским характером. С самого первого дня она взяла опеку над Лекой, и с тех пор так и повелось – Алла заботилась о своей «подружке-синеглазке», а сама «подружка-синеглазка» делала вид, что без Аллочкиной заботы и дня не протянет.

Они дружили так, как способны дружить только маленькие дети – держась за руки, играя в веселые игры, трогательно отдавая друг другу самые вкусные кусочки за обедом.

Вот и сейчас Аллочка быстро сняла с себя теплый шарф и намотала его Леке на шею, а, закончив, поцеловала в холодный лоб и заявила:

– Немедленно в столовую! И выпей не меньше двух кружек чаю!

Лека послушно слезла со скамейки и, обхватив Аллочку руками, приподняла ее над землей.

– А кто мне сделает чай?

– Ну конечно же, я! Если ты немедленно поставишь меня на пол!

Но не тут-то было. Лека обхватила подружку удобнее, и, хохоча, потащила ее к зданию, оставляя за собой цепочку следов и приговаривая:

– В самые трудные моменты я тащил тебя на закорках!

Алла смеялась в ответ, дергаясь и вырываясь – без особого, впрочем, энтузиазма. Шутка про «закорки» была ей очень и очень знакома.

Прошлым летом Лека собрала старшую группу и повела в поход. Пятеро мальчишек и столько же девчонок были в восторге от перспективы ночевать в палатке и петь песни у костра, но оказались совершенно не подготовлены к долгим переходам с рюкзаками. И когда они все вместе подошли к ручью, выяснилось, что переправляться готовы всего лишь двое из десятерых.

Недолго думая, Лека перетащила их по одному на себе. Естественно, к концу переправы она уже еле передвигала ноги, и, перенеся последнюю девочку, упала прямо на камни и срывающимся от усталости голосом рассказала детям притчу о том, как господь беседовал с путником в пустыне.

– Видишь рядом две цепочки следов? Это я шел рядом с тобой, когда тебе было плохо. «Но, господи, – сказал путник, – в самые трудные моменты моей жизни тут только одна цепочка следов. Значит ты покинул меня?». «Нет, – ответил господь, – в эти дни я нес тебя на руках».

Детей очень впечатлила притча, и, когда поход закончился, и они вернулись в детдом, то первым делом кинулись к Аллочке рассказывать, какие приключения с ними случились. И помимо прочего, рассказали про переправу.

– Не поверишь, что они мне сообщили, – говорила Аллочка позже, найдя Леку в учительской и хохоча без остановки, – по сути, из их сообщения следовало, что они не могли перейти ручей, и боженька перенес их прямо на закорках.

С тех пор шутка про «закорки» стала одной из любимых. И всякий раз, таская Аллочку на себе, Лека напоминала, что сегодня она – за боженьку.

Они ввалились в здание, чуть не падая, быстро разделись и пошли в столовую за чаем. По пути встретили Игоря из старшей группы.

– Стоять, – скомандовала Лека, хватая его за руку и поворачивая к себе лицом, – это еще что за украшение?

Игорь попытался вырваться, но не тут-то было.

– Аллочка, иди, я догоню, – велела Лека, увлекая мальчика к подоконнику, – ну?

– Что «ну»? – Огрызнулся Игорь.

– Откуда фонарь? И давай сразу без художественного свиста.

– Больно надо…

На самом деле, упоминать об этом было лишним – дети Леке не лгали никогда. Знали: что бы они ни натворили, она всегда поможет решить проблему, а вот за вранье вполне можно было лишиться ее дружбы. Дружбу же Лекину ценили все – от самых маленьких до самых взрослых.

– Так откуда? – Спросила она еще раз, рассматривая синяк на скуле. Похоже, били кулаком, да сильно.

– С местными подрались, – сквозь зубы ответил Игорь, – они опять на нашу территорию залезли.

Лека вздохнула и потрепала Игоря по стриженной макушке. С этими «местными» вечно были проблемы – поселковых мальчишек как магнитом притягивал детдом, но вместо того, чтобы подружиться, они нападали на «детдомовских», портили их уличные поделки, и всячески пакостили.

– Что сделали? – Поинтересовалась Лека.

– Крепость сломали. Видела, мы вчера построили? Такая классная была, с горкой и с пещерой.

Лека крепость не видела. Но глубину мальчишеской обиды понимала хорошо.

– Дальше что было?

– Ну я дал в ухо этому, рыжему… А он мне. Сама видишь.

Игорь вздохнул и опустил глаза. Ему, такому смелому и задиристому, невыносимо было признаваться в поражении.

Лека все поняла, и, похлопав его по плечу, сказала:

– Проигранное сражение не означает, что война тоже проиграна. Уверена, мы им еще покажем.

Игорь поднял на нее глаза и Лекино сердце дрогнуло, когда она увидела, как дергается вверх уголок его рта. Улыбка почти расплылась на губах, но все же он ее спрятал.

– Иди, – улыбнулась Лека, – я попозже к вам зайду.

Она проводила взглядом убегающего мальчика, и продолжила свой путь в столовую. Аллочка была уже там – сидела за столом перед двумя дымящимися кружками и тарелкой с печеньем. Кроме нее в столовой никого не было – время обеда давно прошло, а полдник еще не наступил.

– Что случилось? – Спросила Аллочка, когда Лека уселась напротив нее и с удовольствием сделала глоток чая.

– С местными опять подрались. Надо что-то делать, мне уже начинают надоедать эти постоянные войны.

Аллочка захлопала глазами от расстройства.

– Может быть, поговорить с их родителями? Пусть объяснят своим детям, что нельзя выяснять отношения кулаками.

– Отношения выяснять можно как угодно, – возразила Лека, – но бить человека только за то, что у него нет родителей – это уже перебор. Не думаю, что разговоры помогут, тут нужно что-то другое. И, кажется, я знаю, что.

Она подмигнула Аллочке, одним глотком допила чай, и встала из-за стола.

– Ты куда? – Возмутилась та. – Я хотела еще с тобой поговорить.

Лека послушно села обратно.

– Теть Кать, сделай мне еще чаю, – попросила она, повернувшись в сторону раздаточного окошка.

– Хорошо, Леночка, сейчас налью, – донеслось оттуда.

Дождавшись, пока Лека заберет свой чай, и вернется за стол, Аллочка взяла ее за руку и пощекотала ногтями ладонь.

– Ты чего подлизываешься? – Хмыкнула Лека. – Тоже чего-нибудь натворила?

Аллочка захихикала, но щекотать не перестала.

– Я хочу тебя спросить.

Удивительно было видеть Аллочку настолько смущенной – она вся порозовела, даже кончики ушей, выглядывающие из-под светлых прядей волос, стали красными. Пальцы, продолжающие щекотать Лекину руку, дрожали.

Лека молча повернула руку и взяла Аллочкину ладонь в свою, стараясь вложить в это пожатие всю нежность и тепло, что чувствовала к подруге. Взгляд синих глаз встретился со взглядом зеленых, и что-то было в этой встрече, от чего у Леки сильнее обычного застучало сердце.

– У тебя было много мужчин?

Вот так-так. От неожиданности из Леки сам собой вырвался нервный смешок. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Аллочка, как и все остальные в детском доме, ровным счетом ничего не знала о Лекином прошлом, и рассказывать им истории своего падения в Лекины планы никак не входило.

До сих пор никто просто не задавал вопросов – с пониманием относились к нежеланию Леки говорить о прошлом, и сами для себя сделали совершенно справедливые выводы, что видимо было что-то травмирующее в этом прошлом, о чем ни в коем случае не стоит вспоминать.

И вот теперь этот вопрос… Лека не знала, что на него ответить. Сказать правду, как и всегда? Но неизвестно, как Аллочка к этому отнесется, а терять ее дружбу Леке не хотелось совершенно. Солгать? Но одна ложь безусловно потянет за собой другую, а другая – третью, и не успеешь оглянуться, как придется придумывать себе новую, совсем другую, жизнь, которая, может быть, и позволит сохранить дружбу, но при этом камня на камне не оставит от прежней Леки.

– Нет, – ответила она, решившись, – в моей жизни было немного мужчин.

Полуправда, полуложь… Какой наивной она была, когда думала, что это сработает.

– А был тот, о котором ты до сих пор вспоминаешь? Ну тот, которого ты любила по-настоящему? – Взволнованно спросила Аллочка.

Не сработало. Лека отвела взгляд, не отпуская Аллочкиной руки.

– Нет, такого мужчины в моей жизни не было, – сказала она, – а почему ты спрашиваешь? – Синие глаза снова встретились с зелеными, улыбка расплылась на Лекином лице, и симметрично улыбке она прищурилась. – Аллочка! Ты влюбилась?

Теперь Аллочка уже была красной как помидор. Лека чуть не расхохоталась, глядя как трогательно по-детски надуваются ее губы, прячется взгляд, начинают трястись плечи.

– Правда? Влюбилась? Это же прекрасно! – Она подскочила, одним прыжком перемахнула через стол, и, присев на его краешек, крепко обняла Аллочку и прижала к себе. – Рассказывай немедленно, кто он? Как это произошло?

Аллочка неразборчиво бурчала что-то, уткнувшись носом в Лекин живот, и пришлось разомкнуть объятия, чтобы хоть что-то услышать.

– Его зовут Миша, он продавец в салоне связи – в том, который через два дома от нас, знаешь?

Лека напрягла память. Она не один раз заходила в этот салон, но никакого Миши, конечно, не помнила.

– Он такой высокий, рыжий и замечательно улыбается.

Вот теперь она вспомнила. Высокий и рыжий, с постоянной улыбкой на круглом лице. Точно. Почему-то вместе с воспоминанием пришла и тревога, но Лека не стала обращать на нее внимания.

– Так, – сказала она, – значит, ты в него влюбилась. А он в тебя?

– Я не знаю! То есть он, конечно, мне всегда улыбается, и позвал в кино, но я про это и хотела спросить – как понять, влюбился он в меня тоже или нет?

– Аллочка… – Лека поцеловала подружку в лоб, – просто сходи с ним в кино и посмотри, что будет дальше. Какая тебе разница сейчас, влюбился он или нет? Ты хочешь проводить с ним время – у тебя есть такая возможность. По-моему, для начала более чем достаточно.

По лицу Аллы она поняла, что это еще не все. Что дальше будет следующая просьба, и она не замедлила последовать.

– Я просто подумала… Может быть, ты сходишь с нами?

О, Господи. Ну просто восьмой класс средней школы. Последний раз именно в этом возрасте подруга просила Леку сходить с ней и ее парнем на свидание, чтобы посмотреть со стороны, любит он ее или нет. Тогда это кончилось не очень удачно, и у Леки были большие подозрения, что и в этот раз ничего хорошего не выйдет.

– Аллочка, но это же глупо, – вырвалось из нее, – он позвал тебя, чтобы вдвоем побыть, провести время, поболтать, а ты собираешься притащить меня с собой. Он точно этому не обрадуется.

– А я ему скажу! – Аллочка вся подалась к Леке, схватила ее за руки и посмотрела умоляющим взглядом. – Он точно не откажет! Леночка, пожалуйста! Я не ходила на свидания триста лет, и без тебя я… просто не пойду.

Лека чуть не расхохоталась. Господи, ну что же это такое. Милая юная девочка не может пойти без тебя на свидание. Цирк, да и только.

– Ладно, – кивнула она, – только при одном условии.

– Каком? – Радостно закивала Аллочка.

– Пусть возьмет с собой какого-нибудь друга, чтобы мы пошли вчетвером.

Пережидая последовавшие за этим восторги, Лека подумала вдруг, что все это правда напоминает школу, и школьные шалости. А еще она подумала, что уже очень давно, а может быть и никогда, ни для кого такого не делала.

Аллочка долго благодарила, радовалась, и снова благодарила, а когда она убежала звонить Мише и договариваться о друге, фильме и времени встречи, Лека подошла к окну столовой, посмотрела вниз, на покрытые снегом кусты, и вдруг поняла, что ее зацепило в Аллочкиной просьбе больше всего.

Не сама просьба, нет – это было пустяком, и даже не ее собственная реакция на эту просьбу.

Просто в момент, когда Аллочка спросила, был ли кто-то, о ком она до сих пор вспоминает, кого она по-настоящему любила, она почему-то подумала не о Саше, а о Жене.

– А потом Бабай отправился выручать принцессу. Принес ей голову дракона, бросил у порога, и сказал: «Я одолел его ради тебя, ради тебя я прошел через бои и сражения, через приключения и опасности. Будь моей женой!»

Дети слушали, затаив дыхание. В темноте Лека видела их горящие глазки, и сжавшие края одеяла ручки. Она сидела посередине комнаты, чтобы никому не было обидно, и рассказывала очередную, сто тысяч сорок восьмую, сказку.

– И принцесса кинулась Бабаю навстречу, поцеловала его крепко и сказала: «Конечно, я стану твоей женой, Бабай!».

Она сделала паузу, и тут же из угла комнаты донеслось тихое:

– А потом?

– А потом была свадьба, да такая, что все государство о ней потом полгода вспоминало и удивлялось, какая красивая была невеста, да какой статный жених, да сколько было явств и всяких угощений! А танцевали и веселились гости так, что чуть не проломили пол во дворце! Так и поженились они, и жили долго и счастливо.

– А что такое явства, тетя Лена? – Снова тот же голос. Валечка Симонова, пятилетняя малышка, очаровательная принцесса и проказница.

– Явства – это праздничная еда. Конфеты, торты, пироги, салаты.

– Как у нас было на дне рождения?

– Да, зайка, именно так.

Лека не стала дожидаться дальнейших вопросов, встала и прошлась по комнате, целуя в лоб каждого из малышей и желая спокойной ночи. Некоторые уже спали, а некоторые обнимали ее за шею и обдавая детским дыханием, целовали в ответ.

Валечка долго не хотела отпускать Леку. Обхватила ее своими маленькими ручками, прижалась и лежала так.

– Спи сладко, зайка, – сказала Лека ей на ухо, – пусть тебе снятся медвежата, и конята, и маленькие утята.

Ручки разжались, Лека поплотнее укутала девочку одеялом, и тихо вышла из комнаты.

Младших она всегда укладывала первыми, выдумывала очередную сказку (известные кончились где-то на втором месяце ежедневного рассказывания), целовала на ночь, и шла в старшую группу, где никто еще даже не думал ложиться.

У девочек в этот вечер был локальный праздник – Маша Пахмутова получила письмо от родной мамы, отбывающей срок где-то в Мордовии, и по этому поводу решено было устроить маленькую вечеринку. Лека разрешила, и – более того – удостоилась чести быть приглашенной на праздник.

В честь необычного вечера она решила сходить к себе в комнату (а жила она теперь не в учительской, а в отельной комнатушке на втором этаже), и сменить джинсы на парадные брюки и белую футболку.

Еще только открывая дверь, Лека поняла: в комнате кто-то есть. И не ошиблась – на стуле у окна сидела Аллочка, и аж подпрыгивала от нетерпения.

– Завтра, – кинулась она навстречу Леке, стоило той перешагнуть порог, – вечером идем в кино! Он согласился, и возьмет с собой чудесного парня, своего лучшего друга! Он не женат, и у него никого нет! Здорово, правда?

– Да. Аллочка, ты своих уложила? Мне надо переодеться и идти к девчонкам в старшую, там Машка письмо от мамы получила.

– Ой, и правда, меня же она тоже приглашала! – Аллочка быстро поцеловала Леку в лоб и выскочила из комнаты, крича на ходу. – Там и увидимся!

А на Леку вдруг накатила тоска. Она достала из-под узкой кровати сумку, вынула брюки и майку, посмотрела на них и, вздохнув, убрала обратно. Наряжаться не хотелось, веселиться не хотелось, хотелось лечь в кровать, и проспать как минимум двое суток, а лучше – пару недель.

Десять дней до нового года. Даже уже почти девять. И настанет новый… А станет ли он новым? Или будет точно таким же, как предыдущий, и еще несколько до него?

Поколебавшись, она достала со дна сумки альбом с фотографиями и, сев прямо на пол, раскрыла на первой странице.

– Привет, мелкая, – улыбнулась.

С фотографии на нее смотрела юная улыбающаяся Женька. Тонкая, летящая, с рассыпавшимися по плечам кудряшками и теребящая дырки в рваных джинсах. Это фото Лека сделала сама, жарким летом, когда ублюдок Виталик бросил беременную Женьку и уехал из Таганрога, а сама Женька, сделав аборт и ничего не сказав об этом Леке, приехала на игру, и там, наконец, открылась вся правда.

Леке и сейчас приятно было вспомнить эту драку – Виталика она тогда здорово отделала! Но еще приятнее было, что вскоре после этого они с Женькой, наконец, признались друг другу в любви, и начали встречаться.

Она вместе с альбомом отползла по полу к батарее, прислонилась спиной к ее горячим звеньям, и перелистнула страницу.

А вот здесь они уже вдвоем – обнявшись, стараются не улыбаться, чтобы сохранить серьезность момента. Это уже их общий дом, где они начали жить вместе, и фото сделала зашедшая в гости Кристина.

Боже мой, сколько любви, сколько счастья было тогда у них! Казалось, оно неисчерпаемо и бесконечно – наслаждайся сколько душе угодно, и будет его все больше и больше… Но оказалось, что ничего бесконечного не бывает.

Что ж. Лека захлопнула альбом и встала на ноги. Она сама все потеряла. Даже не так… Все, что она потеряла в жизни – она отдавала сама. Все, кроме…

В дверь забарабанили. Лека быстро убрала альбом в сумку, достала брюки, молниеносно переоделась, и под Аллочкины вопли: «Выходи!» выскочила в коридор.

– Я уж думала, замок сломался, – пожаловалась Аллочка, – дверь закрыта, а ты не открываешь.

– Переодевалась, – объяснила Лека, – идем?

И они пошли. Аллочкины пальцы быстро нашли Лекину ладонь, и если бы кто-то видел их сейчас со стороны – можно было бы предположить, что это семейная пара торжественно идет на празднование дня рождения, или годовщины, или еще какой памятной даты. И жена нарядно одета в красивое платье, а муж ради такого случая сменил обычные джинсы на отглаженные брюки.

Но все это, конечно же, было не так. Никакой семьи, никакой жены – одни только воспоминания.

Длинные коридоры детского дома зимними вечерами выглядели довольно мрачно – два окна в разных концах коридора давали очень мало света, а искусственный только добавлял мрачности. Стараниями детей все стены были украшены новогодними гирляндами и картинками, кроме того на двери каждой комнаты были рисунки, представленные на конкурс Дедов Морозов.

– Я вот не подумала, надо было что-то купить в подарок Маше, – посетовала Аллочка, когда они почти подошли к комнате старших девочек.

– Я купила, – улыбнулась Лека, доставая из кармана маленький пакетик, – серебряные сережки. Подарим вместе.

Аллочка за руку дернула ее к себе, и на секунду они смотрели друг другу в глаза – высокая Лека и низенькая Алла. А потом вторая встала на цыпочки и поцеловала подругу в уголок губ.

– Ты чудесная, – сказала она, – никогда об этом не забывай.

И что-то дрогнуло в Лекином сердце, разливаясь теплом, и отступила куда-то грусть и тоска, уступая место тихой радости.

Она молча кивнула и толкнула дверь, из-за которой уже доносились звуки музыки и веселья.

А девчонки и правда веселились вовсю. Нарядные, ярко накрашенные, они танцевали в центре комнаты под доносящуюся из колонок компьютера музыку.

– И где наша именинница? – Громко спросила Лека, оглядывая комнату. – Иди-ка сюда!

С радостным визгом Маша кинулась ей навстречу, Лека схватила ее на руки, покружила по комнате, и, поставив на ноги, сказала:

– Мы с Аллочкой приготовили тебе подарок в честь такого важного события. Но не знаем даже, понравится ли он тебе, и думаем – может, не понравится? Так лучше тогда и не отдавать?

– Ну тетя Лена! – Возмущенно затянула Маша.

– Леночка, ну что ты, – включилась в игру Аллочка, – я думаю, Машеньке конечно понравится наш подарок, а если она его не увидит, то мы никогда об этом не узнаем.

Лека сделала вид, что задумалась, а потом полезла в карман и достала пакетик.

– Ну ладно, – кивнула она, передавая пакетик Маше, – держи и носи с удовольствием!

Маша, взвизгнув от радости, достала из пакетика сережки, тут же их надела, и кинулась на шею сначала Леке, а потом Аллочке.

– Спасибо! Просто супер!

И убежала к зеркалу.

Праздник продолжался. Через полчаса пришли мальчики из старшей группы – принесли пряники и бутылку пепси-колы, и присоединились к танцам. Медленных не танцевали – только быстрые, скачущие, бодрые.

Развеселившаяся Лека плясала вместе со всеми – попрыгивая и подпевая незнакомым песням, а Аллочка с группой девочек уселась к кому-то на кровать рассматривать фотографии новых нарядов в женском журнале.

Почувствовав, что уже задыхается от долгих плясок, Лека, помахав рукой, присела на подоконник, где с самого начала вечеринки прятался хмурый Игорь.

– Чего надо? – Мрачно спросил он, когда Лека села рядом.

– Ничего. Устала танцевать, посижу.

– Что, больше посидеть негде?

– Есть где. Я здесь хочу.

Он отвернулся и замолчал. От всей его позы, напряженной спины, сжавшихся в кулаки ладоней, веяло злостью и агрессией. Вряд ли дело только в драке с местными, похоже, что здесь было что-то еще.

– Гарик, – позвала Лека, и спина мальчика дрогнула, – что еще произошло?

Он долго молчал, и это молчание было еще тяжелее от разлетающейся вокруг веселой музыки. Лека боролась с желанием протянуть руку и погладить его по коротко стриженной макушке.

– Не хочу говорить, – сказал он наконец, продолжая стоять лицом к окну.

– Ладно, – кивнула Лека, – если захочешь – только свистни, я готова послушать.

Тоска вернулась, и танцевать больше не хотелось. Помахав рукой Аллочке и попрощавшись с детьми, Лека вышла в коридор и отправилась в свою комнату.

Что-то было не так. Что-то было ОЧЕНЬ не так, а что именно – она никак не могла понять.