21 марта 1971 г.
У него было шутливое настроение. Прямо у калитки он пошутил по поводу моей гостьи, о которой я ему по телефону рассказывал. Сказал, что если есть хоть малейшая опасность, то таких особ в дом лучше и вовсе не приглашать и добавил:
— Ничего, Саша, ещё научишься! Это даётся с опытом! Это уже высший пилотаж! Ну, веди, показывай...
Тишка выглянул из-за угла дома, но там и остался. Если бы я позвал, он, конечно же, подошёл бы познакомился с новым человеком, но я молчал. Мне было немного не по себе. Я не мог разобраться в причинах и от этого нервничал. Наверное, Тишка уловил эту мою нервозность. Он, вообще, паренёк очень чувствительный. Настроение Иванки чувствует, даже не видя её. Причём он может быть на улице или спать в своей будке, а она в это время находиться в доме или даже сидеть на уроках в школе! У них сродство душ.
Наш дом Сергея Владимировича не заинтересовал. Он облетел взглядом зал и тут же спросил, где мы с ним будем разговаривать. Под мышкой у него была зажата толстая кожаная папка, и я догадывался, что может в ней находиться. Наверное, опять всякие приборчики для защиты от прослушивания.
Так и оказалось. Я привёл его на кухню, где в судке под хромированной крышкой нас уже ждали свежие шашлыки, стояли две тарелки и лежали столовые приборы, он бросил на стол рассеянный взгляд, слегка улыбнулся, кивнул и устремился к окну. Там повторилась знакомая уже процедура. К стеклу была прикреплена на присоске небольшая, чёрная коробочка с миниатюрным тумблером. Тумблер щёлкнул, стекло беззвучно завибрировало на высоких частотах, но на сей раз этого Сергею Владимировичу было мало.
Он вытащил из своей папки серенький приборчик размером с коробку папирос «Беломорканал» с многочисленными разноцветными лампочками, включил его, на что тот отозвался негромким басовитым гудением, поднял его над головой и принялся неторопливо обходить кухню по периметру, поднося приборчик ко всему, куда он мог дотянуться.
Приборчик реагировал на некоторые вещи изменением тона звукового сигнала. Иногда Сергей Васильевич задерживался, чтобы рассмотреть какой-то предмет подробнее. Например, его почему-то заинтересовал наш электрический чайник, задняя стенка холодильника и висящая над обеденным столом трёхрожковая люстра. От чайника и от холодильника он в конце концов отстал, а вот с люстрой возился значительно дольше. Она этому приборчику решительно не нравилась! Он переставал гудеть, когда его к ней подносили, а начинал недовольно попискивать, а порой даже и похрюкивать!
Встав на табуретку, Сергей Васильевич ловко вывинтил из люстры все три лампочки, достал из папки миниатюрный круглый фонарик и внимательно изучил внутренности электрических патронов. Из одного он осторожно вытащил пластмассовым пинцетом причудливой формы какой-то предмет, формой и размерами напоминающий обыкновенную монетку в три копейки, тут же приложил к губам палец, спустился с табуретки, достал из своей папки круглую жестяную коробочку из-под леденцов, взглядом попросил меня открыть её крышку, и, когда требуемое было исполнено, достал из коробочки оказавшуюся там сложенную фольгу, развернул её, уложил в неё эту «монетку», тщательно завернул в фольгу, уложил свёрточек в коробочку, закрыл крышку, спрятал коробочку в папку и лишь после этого расслабился и даже улыбнулся. Впрочем, заговорил он со мной шёпотом.
— Понял, что это такое?
Я кивнул:
— Кажется, да. Микрофон?
— Угу... Интересно, как он сюда попал? Кто его поставил? Это не наши. Точно тебе говорю!
— Хотите, чтобы я это выяснил?
— А ты можешь?
— Могу. Мне для этого нужно минут пятнадцать — двадцать. Вон шашлыки попробуйте! В холодильнике пиво охлаждается.
После этого я откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Мне нужно было зацепиться за время установки микрофона. От времени мы выйдем на исполнителей, а от них — на заказчиков. Сергей Васильевич не подозревает своих коллег, но если не они, то кто?
Микрофоном я назвал это устройство совершенно напрасно. Оно было гораздо сложнее обычного микрофона. Начать хотя бы с того, что в этом миниатюрном устройстве не было собственного источника питания! Необходимую для работы усилителя, кодировщика и передатчика энергию устройство получало от проводов, питающих электрическую лампочку, причём могло некоторое время работать даже при выключенном свете! Ловко!
Ещё более интересным было то, что итоговый сигнал передавался к приёмнику не по воздуху в виде радиосигнала, а по тем же двум проводам! Немного поразмыслив над этим интересным фактом, я понял, что радиус действия этого передатчика не может быть очень уж большим. Только в пределах вторичной сети понижающего трансформатора, к которому подключены наши дома. Значит приёмник и записывающее устройство тоже находятся где-то неподалёку.
Они находились в соседнем доме, в котором проживала состоящая из трёх человек семья Карасёвых. Кстати, передатчики «любезно» вставил в нашу люстру сам глава семейства — милейший Василий Степанович. Дождался момента, когда никого дома не было и поставил. У него откуда-то имелись оба наших ключа! И от калитки, и от входной двери дома. Кстати, он работает на городской АТС. Телефонист, короче.
Ещё один точно такой же «микрофон» был вмонтирован в висящую в зале над столом люстру. И последний, несколько иной конструкции, размещался в нашем телефонном аппарате. Слава Богу, в спальнях микрофонов не было! Мысль об этом испугала меня больше всего. Мало ли о чём мы с Мариной могли разговаривать, в те дни, когда она приглашала меня к себе! На кухне и за обеденным столом мы обычно на серьёзные темы не разговаривали.
Так! И что теперь делать? Этот Василий Степанович работает или на КГБ, или на какую-то иностранную разведку. В первом случае он разведчик, во втором шпион. Классификация по понятиям Советского Союза. Остаётся небольшая надежда на то, что он завербован кем-то из местного Управления КГБ, кто не знает о запрете на слежку за нашей семьёй. В этом случае он и его куратор могут отделаться каким-нибудь незначительным наказанием. По крайней мере жизни их, скорее всего, не лишат. А вот если он завербован иностранной разведкой, живым его вряд ли отпустят. Или раскрутят шпионское дело, или по-тихому придушат. Учитывая, как внимательно присматривают за мной и Мариной органы госбезопасности, и как они боятся распространения информации о нас, скорее всего, случится второе. Быстрее соображай! Телюпа уже что-то заподозрил!
Говорить или не говорить? С одной стороны на весах находится жизнь и безопасность Марины с Наткой и Иванкой, а с другой совершенно посторонние нам люди. Это аргумент за то, чтобы сказать. У соседей в семье несовершеннолетняя девочка растёт. Что если и мать посадят? Девчонка тогда в детдом попадёт. Это аргумент против...
— Саша, ты не молчи, пожалуйста! — прервал мои размышления Сергей Васильевич. — Я же вижу, что ты уже что-то понял. Тебя что-то беспокоит? Давай вместе подумаем? Обещаю не рубить с плеча!
Я кивнул, выудил из раскрытой папки моего гостя лист бумаги (у него там целая пачка закреплённая широкой резинкой имелась), взял оттуда же карандаш и написал короткую записку:
«В доме имеются ещё два передатчика. Один в столовой — люстра над столом, другой в телефонном аппарате, в самой трубке, в отделении с микрофоном. Нужно сначала их убрать. Эти передатчики не имеют собственных источников питания. Достаточно отключить их от внешнего питания и можно не экранировать. Все три устройства произведены в Швейцарии».
Телюпа прочитал записку, дважды кивнул, подхватил свою папку и выбрался из-за стола. Первым делом он вышел в прихожую, где у нас стоит телефон. Громко сказал, подходя к тумбочке:
— Мне позвонить нужно! Можно?
— Да, пожалуйста! — так же громко ответил я.