Ей жутко хотелось пить! Едва скинув пуховик и сбросив как попало валенки, она кинулась на кухню. Мама и бабушка накинулись с расспросами, но она лишь головой помотала, открывая дверцу холодильника. Чертыхнулась про себя, не обнаружив там открытой бутылки «Ессентуки». Бежать за новой бутылкой в кладовку не хотелось, поэтому она просто вернулась к мойке, открыла кран, выждала пять секунд, наклонилась и, обжигая губы ледяной водой, напилась. Выпрямилась, облизала губы, вытерла их рукавом свитера и снова наклонилась к струе воды. Оказывается, ещё пить хочется...
В кухню вернулась мама. Поставила на стол принесённую из кладовку бутылку минералки и полезла в посудный шкаф за открывашкой. Бросила ей,
— Не пей из-под крана! Горло простудишь!
Она только кивнула молча. Уже не пила, а просто охлаждала губы. Они у неё тоже горели. Бабушка спросила,
— Чего ты так долго? Мы волновались. Папа уже хотел машину за тобой посылать...
Выпрямилась, закрыла воду, развернулась к ней и вытерла губы.
— Гуляли по городу, ба.
— Могла бы и позвонить! — поджала губы бабушка. Она всегда так делает, когда чем-то или кем-то недовольна. — Или по пути автоматов не встретилось?
— Не получилось, ба. Извини.
Не любила она врать бабушке, а сегодня, пожалуй, придётся. Сашка непременно узнает, если она проболтается. Испугалась она сильно, когда они вдвоём навестили этого дурацкого Петра Анисимовича. И потом испугалась, когда они с Сашкой остались вдвоём у них в подъезде под лестницей. Себя испугалась. Своей смелости и решительности. Впрочем, лучше по порядку...
***
Они ещё одевались в тесной прихожей той квартиры, где Сашка её лечил, когда начались первые чудеса. Он оделся первым. Наблюдал за ней какое-то время, а потом глянул на свои наручные часы и нахмурился. Пробормотал мрачно:
— Даже если мы к нему на такси поедем, потратим как минимум час. Это если такси быстро поймаем. Он на левом берегу живёт. Довольно далеко от моста...
Она хмыкнула, поправляя перед зеркалом свою красную вязанную шапочку:
— Ты знаешь какой-то другой, более быстрый способ?
Ей казалось, что она задала риторический вопрос, но к её удивлению он ответил.
— Знаю. Ты, главное, помалкивай потом.
— Не начинай снова! Что за способ? Всё, я готова! Пошли?
— Постой! Другой дорогой пойдём...
Сразу после этих слов рядом с закрытой дверью, как раз на том месте, где висело зеркало, в которое она только что смотрелась, часть стены пропала. Открылся довольно высокий прямоугольный проход в какое-то полутёмное помещение. Оттуда пахнуло кошками, табачным дымом, разогретым подсолнечным маслом и жаренной рыбой.
— Что это? — она отступила на полшага назад и невольно перешла на шёпот. Саша одобрительно кивнул, приложил палец к губам и тоже шёпотом ответил. — Нам туда. Это подъезд дома, в котором живёт Пётр Анисимович. Давай, проходи, не задерживай! Я следом...
Оглянулась на него, кивнула и нерешительно шагнула вперёд. Постояла пару секунд прямо на пороге, присматриваясь и принюхиваясь, снова оглянулась на Сашу, дождалась нового одобрительного кивка от него, собралась с духом и сделала шаг в чужой подъезд.
Саша выключил свет в прихожей и перешёл к ней. Проход за его спиной беззвучно исчез. Им пришлось переждать. Почти сразу вслед за этим послышались приглушённые голоса, заскрипела дверная пружина наружной двери, что-то стукнуло во внутреннюю дверь, и она распахнулась. В подъезд зашли двое — мужчина и женщина. Судя по голосам — молодые. Негромко переговариваясь о сюжете какого-то фильма, они быстро поднимались по лестнице.
Дождавшись, когда их голоса стихнут, они оба вышли из-под лестницы и тоже зашагали вверх.
— Какой этаж? — негромко спросила она.
— Третий, дверь направо.
— Лишь бы дома оказался.
— Дома он, не сомневайся. Постой-ка...
Они остановились на промежуточной площадке между вторым и третьим этажом. Саша прислонился спиной к подоконнику.
— Нужно кое-что тебе объяснить.
— Что?
— Какое сегодня по-твоему число?
— В смысле? Что значит «по-моему»? — удивилась она. Даже рассмеялась, настолько неожиданен был вопрос. — Третье, разумеется. Третье марта. А по-твоему какое?
— Сегодня 27 февраля, — и, не давая ей вставить слово, продолжил. — Мне нужно поговорить с ним ещё до того, как он встретится с архиепископом Виталием. Поэтому мы с тобой перешли в недалёкое прошлое.
У неё заколотилось сердце, когда поняла, что сказанное им никакая не шутка. Саша, наверное, что-то такое почувствовал. Оторвался от подоконника, положил руку ей на плечо, заглянул в глаза и погладил рукав её пуховика. От этого она тут же начала успокаиваться. Облизала пересохшие губы, тихонько откашлялась. Промямлила:
— Ну ладно... Двадцать седьмое, так двадцать седьмое. Спасибо, что предупредил. Пошли дальше? Постой! А как же?... Двадцать седьмого февраля вечером я была дома. Я точно помню! Меня родичи не хватятся?
— Не хватятся. Ты и есть дома. Валяешься на кушетке в своей спальне с фразеологическим словарём английского языка. Пытаешься зубрить, но у тебя плохо получается. Тебе музыка из магнитофона мешает. Больше не нужно вопросов. Над ними ты потом сама подумаешь. Пошли!
Поднимаясь по лестнице вслед за ним, она тихонько спросила его спину:
— А на сто лет назад можешь?
Не оглядываясь, он буркнул:
— Да хоть на тысячу! Всё, пришли! Сейчас тихо! — он снял с головы шапку и потянулся к дверному звонку, но не позвонил и даже убрал руку. Оглянулся на неё. — Ещё только одно: ничего не бойся! В моём присутствии тебе ничто не угрожает! Поняла?
Дождавшись её кивка, отвернулся и позвонил в дверь. Открыл им невысокий — всего на пару сантиметров выше невысокого Саши — худенький, седой дядька в полосатой пижаме. Впрочем, он не весь был седым. Густые кустистые брови над маленькими, карими глазками были черны. Чем-то даже напоминали брови Брежнева.
Мужчина вопросительно уставился на них. Она кивнула ему из-за Сашиного плеча, а Саша спросил:
— Пётр Анисимович?
— Да, это я. А вы кто, дети?
— Кто девушка — пока что неважно, а меня звать Сашей. Я Саша Кузнецов. Мы с вами заочно знакомы. Именно обо мне и о моей опекунше вы полгода назад разговаривали с судьёй Мазиной. Помните?
Пётр Анисимович кивнул и нахмурился.
— Помню... А откуда?... Чем могу служить?
Ответить Саша не успел. Сверху послышались шаги и громкий скулёж собаки. Тут же она и показалась. Большая, породистая немецкая овчарка. Её вёл на поводке мальчишка примерно тех же лет, что и Саша. Собака рвалась к Саше. Это было хорошо видно. Мальчишке приходилось одной рукой держаться за перила, чтобы собака его не опрокинула.
Выскочив на площадку, где они стояли, собака кинулась к Саше и заплясала на задних лапах. Саша шагнул к ней и собака упёрлась лапами в его плечи. Было такое ощущение, что после долгой разлуки встретились два очень близких друга. Оба — и Саша, и собака — радостно улыбались.
— Клёвая у тебя собаченция. Как её звать? — спросил Саша мальчишку, обеими руками трепля собаку за густую шерсть на шее.
— Найда. Она что, знает тебя?
— Не-а... — Саша старательно отворачивал лицо, уклоняясь от языка собаки. — Меня звери любят. Собаки особенно...
— Здрасьте, дядя Петя! — мальчишка поздоровался с Петром Анисимовичем, — Найда, фу! Пошли скорее! Гулять, гулять!
Саша с усилием оттолкнул от себя собаку:
— Веди её, пока она прямо здесь лужу не сделала! — и повторил команду хозяина, — Всё, Найда! Гулять! Гулять!
Сашу собака послушалась. Тут же упала на передние лапы и потащила хозяина за собой вниз по лестнице. Ещё улыбаясь, Саша повернулся к молча наблюдавшему эту сцену Петру Анисимовичу и продолжил начатый разговор:
— Так вот... — улыбка на его лице погасла, — Что же это вы, Пётр Анисимович? Остатки осторожности растеряли? Сами же Мазину предупреждали, что информация эта опасна. Даже не хотели ей о нас с тётей Мариной рассказывать. Ну ладно Мазина — она тётка умная и не в её интересах было болтать направо и налево обо мне и о том, что у неё дома произошло. Но зачем вы своему сыну рассказали? Да ещё в присутствии невестки и внуков. Сын-то ваш рассказ мимо ушей пропустил, внуки по малолетству ничего не поняли, а вот невестка восприняла его вполне серьёзно. Уже с подругами пару раз об этом разговаривала. Вы что же, не понимаете, что рискуете не только собою, но и близкими вам людьми? Вам Мазина разве не передавала моё предупреждение? Что дальше копаться в той магаданской истории чрезвычайно опасно?
Пётр Анисимович хмурился всё сильнее и сильнее. На вопрос Саши не ответил. Только губы поджал и кивнул молча, очевидно, ожидая продолжения. Саша не заставил себя ждать.
— А вчера вечером вы разговаривали по телефону с архиепископом Виталием и согласились встретиться с ним. Тему разговора он вам назвал. Удивляюсь я вам. Вы ведь разумный человек! Как же вы не понимаете, что магаданские события вполне могут повториться и здесь, в Иркутске? Стоит только слухам обо мне распространиться достаточно широко, и может полыхнуть! — Саша сделал короткую паузу, не сводя взгляда с хмурого лица собеседника, — Так вот, Пётр Анисимович, ваше любопытство и ваша разговорчивость уже перешли все разумные пределы. Вы стали опасными. Не столько для меня и Марины Михайловны, сколько для жителей города. Я просто вынужден принять определённые меры предосторожности.
— Это угроза? — наконец-то подал голос Пётр Анисимович.
Саша покачал головой:
— Нет, не угроза. Предупреждение. Если ваш разговор с владыкой Виталием состоится, и вы упомянете обо мне или о событиях 69-го года в Магадане, я либо сообщу о вас в КГБ, как о распространителе слухов, либо лишу вас возможности обмениваться информацией с другими, или же сделаю так, что вы очень быстро умрёте. Прошу извинить меня, но это будет то необходимое зло, которое предотвратит зло ещё большее. Согласитесь, в том же Магадане разумнее было бы заранее уничтожить тех четверых воров, которые замыслили и подготовили покушение на меня, чем допустить последующие волнения среди горожан. Последствия очень уж тяжёлыми оказались...
Пётр Анисимович стал очень серьёзным, когда Саша замолчал. Пожевал губами, взглянул в её глаза, потом снова перевёл взгляд на Сашу. Спросил:
— Что ты имел в виду, когда сказал, что лишишь меня возможности к распространению информации? На больничную койку определишь, как с сыном Мазиной поступил?
— Не знаю пока, — вздохнул Саша, — Ещё не думал над этим. На выбор могу предложить глухоту, немоту, слепоту, потерю памяти или общий паралич. Или всё перечисленное в одной упаковке. Кстати, забыл упомянуть ещё об одной возможности. Если вы поведёте себя неправильно, я попрошу Веру рассказать о вашем поведении своему отцу. Мне кажется, она мне не откажет. А вот тогда последствия для вас могут оказаться совсем непредсказуемыми и, скорее всего, даже более тяжёлыми, чем если бы вами занимался я сам.
— А кто у неё отец?
Теперь пришёл её черёд. Она вышла из-за Сашиного плеча.
— Мой папа первый секретарь обкома партии. Я Саше ни за что не откажу! На мой взгляд, он чересчур миндальничает с вами. На его месте я бы давно сдала вас госбезопасности. Как только узнала о том, что вы с Ангелиной Петровной закрытой информацией поделились, так сразу же и сдала! Болтун — находка для шпиона! С этой максимой я на сто процентов согласна!
— Ты знакома с Мазиной? — это Саша спросил.
— Знакома. Мы с ними в прошлом году на одном курорте в Болгарии отдыхали. Там и познакомились.
Саша кивнул и вновь обратился к Петру Анисимовичу.
— Надеюсь, вы понимаете, что жаловаться на меня в милицию бесполезно и даже опасно? Можно в психушку загреметь. И, мой вам совет, не геройствуйте! Если вы возомнили себе, что ваша миссия на земле — это поведать землянам обо мне, то могу вас разочаровать: не допущу я этого ни при каких обстоятельствах! Точка! Погибнете только понапрасну!
— Саш! Ты посмотри на него! Совсем не подействовало! Не поверил он тебе, поэтому не испугался. Мы уйдём, а он сразу кинется звонить! Давай я папе расскажу?
— Погоди. Это всегда успеется. Позвонить он никак не сможет. Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. А для того, чтобы он моим словам поверил, я ему в квартире полтергейст устрою! Пошли! Наше присутствие здесь совсем необязательно.
Первый звон разбитого стекла прозвучал из квартиры Петра Анисимовича, когда Саша ещё не закончил говорить. Эти звуки сопровождали их всё время пока они через две ступеньки бежали по лестнице вниз и прекратились лишь тогда, когда они достигли двери подъезда.
На первом этаже они спустились ещё на один пролёт к дверям в подвал, прошли открывшимся проходом в какой-то другой подъезд и проход за ними бесшумно закрылся. Она вопросительно посмотрела на Сашу, а тот снова приложил палец к губам.
— Это твой дом! — шепнул он одними губами, — Соседний подъезд!
Она кивнула:
— Понятно! А чего ты шепчешься?
Саша широко улыбнулся и ответил полным голосом:
— Не знаю...
— А что это там зазвенело у него в квартире?
— Сервиз на шесть персон. Предмет за предметом вылетает из серванта и бьётся о стены. Мне кажется, теперь он поймёт, что шутки окончательно закончились. Тем более, когда узнает, что его телефон вместе со всеми подводящими линиями — в том числе и на АТС — надёжно выведен из строя. Вот тогда он задумается...