Противостояние I

Глава 29. Старая площадь

Четверг, 13 апреля

Леонид Ильич стоял у окна в своём рабочем кабинете на Старой площади и с мрачным видом курил. Сегодня четверг, и сегодня ему предстоит бой. Кроме обычных вопросов военного и хозяйственного планов, последними пунктами повестки заседания Политбюро кто-то из коллег протащил через Секретариат два дополнительных вопроса. Первый из них гласил: «О текущем состоянии идеологической и политико-воспитательной работы в стране в свете последних событий в городах-героях Москве и Ленинграде и в городе Загорске». В докладчики записали его самого.

Сам факт того, что его поставили докладчиком, не согласовав предварительно с ним самим, являлось знаком очень нехорошим. Сопротивляться против этого и выяснять, по чьей инициативе появился этот пункт повестки, он не стал. Наверняка тот, кто это проделал, подстраховался и под предложением о внесении этого пункта в повестку собрал подписи как минимум половины членов Политбюро. В противном случае Секретариат даже не стал бы это предложение рассматривать. Они там все формалисты. Выяснять не стал, а сделал вид, что всё идёт по плану. Вызвал помощника и через него передал в Секретариат предложение к повестке заседания о внесение в список для заслушиванияпо тринадцатому пункту повестки товарищей Гришина от Москвы, Руденко от Ленинграда и Нецько от Загорска.

Последним, четырнадцатым, пунктом повестки заседания был внесён вопрос «О чрезвычайном происшествии в областном Управлении КГБ Иркутской области». Здесь единственным докладчиком записан Андронов. Он сказал, что имеет полную информацию, и что содокладчики или помощники ему не нужны.

Скорее всего, по итогам заслушивания товарищи из Политбюро будут настаивать на созыве внеочередного Пленума ЦК. За годы работы в партийном аппарате он научился кожей чувствовать настроение окружающих. Да и появление в повестке дня заседания сразу двух не согласованных с ним пунктов говорит само за себя. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что перестал он устраивать большинство членов Политбюро, и теперь от него хотят избавиться! Если будет слишком уж упорствовать и возражать против созыва Пленума, на котором его, конечно же, под любым предлогом постараются вывести из состава Политбюро, его попросту уничтожат. Физически уничтожат. Он не Сталин, и Андронов за него драться не будет.

Седьмого апреля передачу проклятого «Момента истины» Колокольцевой со своим подопечным удалось провести практически в полном объёме. Уже на шестой минуте после её начала в Москве погибла последняя из станций постановки помех. Оставшиеся пятьдесят пять минут передачи изображение и звук на экранах телевизоров в Москве, Ленинграде и городах областного подчинения обеих столиц, были отчётливыми и чистыми.

На сей раз техническая служба КГБ не подкачала и сработала чётко. Уже через час после окончания передачи предоставила в его распоряжение копию видеозаписи. Разумеется, этим же вечером у него состоялся пренеприятнейший разговор с дочерью. Они сильно поругались и расстались очень плохо. Как ему было ни жаль, но он вынужден был не просто в очередной раз отправить её в ссылку, но и попросил Андронова приставить к ней своих людей, которые пресекали бы возможность нарушения дисциплины с её стороны.

К сожалению, было понятно, что все эти меры — ссылка и усиленный контроль со стороны Госбезопасности за её поведением — были приняты слишком поздно. После выхода «Момента истины» его дочь стала звездой первой величины! Уже в субботу о ней заговорила вся страна. Эта тема оказалась настолько интересна, что поднятые в первой части передачи вопросы о вопиющих перекосах в снабжении различных регионов страны, отступили на задний план.

Впрочем, аналитики говорят, что первая часть той передачи тоже не забудется. Реакция на неё со стороны общества ещё будет. Волна сенсационных разоблачений, поднятая рассказом о поведении дочери Генерального секретаря, постепенно сойдёт на нет, и вот тогда более серьёзная и более опасная информация непременно выйдет на первый план. Забыть о ней не дадут и вражеские «голоса». И «Голос Америки», и радиостанция «Свобода» с удовольствием подхватили эту тему и уже второй день захлёбываясь от радости обсасывают её со всех сторон...

***

Вчера утром Андронов доставил ему сделанные во вторник в Загорске съёмки скрытыми камерами. Эпизод с бронетранспортёром вышел на плёнке не очень хорошо. Съёмка велась с большого расстояния. Из пояснительной записки стало понятным, что между кинокамерой и местом действия дистанция была около двухсот метров. Далековато, да и идущий в то время дождь со снегом сильно затуманивал изображение. Кузнецова практически не видно. Его полностью загораживают стоящие у него за спиной две женские фигуры с раскрытыми зонтиками.

Сам подъём тяжёлой бронированной машины в воздух виден на плёнке довольно неплохо, но на экране выглядит это как-то... чересчур фантастически, что ли? Покажи этот фрагмент случайному человеку, который не в курсе, о чём идёт речь, так он и не поймёт. Скажет, что это обычные комбинированные съёмки от «Мосфильма».

Вообще, все «фокусы» Кузнецова во вторник на этой неделе, будучи записанными на кино- и видео- ленту, легко представить киномонтажом или комбинированными съёмками. Киношники вам и не такое изобразят, если нужно будет! И это хорошая новость. К хорошим новостям можно также отнести информацию от Андронова, что ни в Загорске, ни в самой Лавре представителей иностранных посольств зафиксировано не было. Сказались принятые заблаговременно меры по блокированию города и Лавры.

Плохим было то, что «чудеса» всё же имели место быть, что видели их очень многие и информация о них быстро распространяется в обществе. Людей больше всего впечатлило появление «из тумана» трёх древних колоколов, в 1930 году сброшенных с колокольни, разбитых кувалдами и в итоге исчезнувших без следа в плавильных печах. Один только «Царь-колокол» чего стоит! Четыре тысячи пудов меди! И он и два других, весом поменьше, сейчас висят на тех же местах, где они висели до января 1930 года, когда в Лавру пришли люди с верёвками, кувалдами и ломами...

Ну это ладно. Фокус с колоколами наблюдало не больше трёхсот человек. В основном студенты духовной Академии, монахи местного монастыря и служители Патриархата. Хуже другое. Начал Кузнецов с экспериментов с погодой и результат этого эксперимента могли наблюдать не только все жители Загорска, но и лётчики рейсовых самолётов, пролетавших мимо этого района. Минут через десять после того, как Кузнецов в сопровождении двух женщин проник в Лавру, небо над городом начало стремительно очищаться. Ещё через пару минут оно окончательно очистилось, и над Загорском засияло яркое апрельское солнце.

С вертолёта это выглядело идеально ровным квадратным колодцем, вырезанным в толстом слое сплошной облачности, высота которой местами достигала тысячи семисот метров. Диагонали квадрата равнялись примерно десяти километрам и были направлены с юга на север и с запада на восток. Город Загорск попал в этот квадрат целиком вместе со своими ближайшими окрестностями. Плохо было и то, что, несмотря на довольно сильный ветер, колодец в облаках продержался до глубокой ночи. К тому времени сам Кузнецов из Лавры уже давно исчез.

***

Самые мрачные его предположения оправдались. Он не понимал, почему даже те, в ком он был уверен на все сто десять процентов, жаждали его крови. Даже Миша Миронов, с которым его связывает давняя и прочная дружба, начавшаяся ещё осенью сорок первого, высказал ему прямо в лицо:

— Знаешь, Лёня, ты, по-моему, слишком уж высоко вознёсся. Кем ты себя возомнил? Вторым Сталиным? Что за келейность ты вокруг себя развёл? Ты такой же член ЦК, как и я! Мы все здесь равны друг другу! Почему мы, твои товарищи, должны узнавать о столь серьёзных и даже угрожающих вещах из зарубежной прессы? Ладно Смыслов — о покойниках либо хорошо, либо никак — но ты!... Ты же всегда был открытым парнем! Что с тобой случилось?

Что он мог на это возразить? Чем оправдаться? Смыслов и Пельше изрядно подставили его, но тут он сам виноват. В конце концов, последнее слово должно всегда оставаться за ним и, если выпустил вожжи из рук, то потом не плачь, что лошади понесли! Именно это с ними и случилось — они потеряли контроль за ситуацией.

Этот их разговор один на один состоялся в курилке во время перерыва. Тринадцатый вопрос был рассмотрен, содокладчики заслушаны и товарищи из Политбюро уже внесли на голосование предложение о созыве чрезвычайного Пленума ЦК. По поводу созыва Пленума разгорелся спор, но спорили не по сути, а о формулировке. Более осторожные предлагали назвать Пленум просто «внеочередным», мотивируя тем, что формулировки не должны будоражить общественность. Они ссылались при этом на принятую в стране практику скрывать истинные масштабы любых катастроф.

Более радикально настроенные из присутствующих настаивали на эпитете «чрезвычайный», мотивируя это тем, что в стране «стараниями некоторых наших товарищей» успела сложиться чрезвычайная обстановка, и реакция на неё должна быть соответствующей! Члены и кандидаты в члены Центрального Комитета, а это без малого почти четыреста человек, должны заранее знать, к чему им готовиться, когда они получат вызов для участия в пленарном заседании! Слава Богу, мнение умеренных всё же победило, и было принято решение о подготовке «внеочередного» Пленума ЦК.

Впрочем, умеренные недолго радовались своей победе. После перерыва с докладом по четырнадцатому вопросу на трибуну вышел товарищ Андронов. Когда он завершил своё краткое описания недавнего происшествия в Иркутске, где в течение считанных минут без единого выстрела был разгромлен и фактически обезоружен многолюдный и сильный областной отдел Госбезопасности, спокойных и равнодушных в зале не осталось.

Настоящую сенсацию докладчик приберёг на конец своего доклада. После того как он спокойным и даже равнодушным голосом сообщил присутствующим, что акция была проведена даже не самим Кузнецовым, а каким-то неопытным помощником Марины Колокольцевой, потребность действовать и действовать немедленно овладела всеми! Самое первое, что они сделали, это провели повторное голосование по формулировке предыдущего решения. Теперь сомневающихся в том, что пленум должен получить статус «чрезвычайного», в зале не осталось!

Затем пришло время дебатов и Михаил Ильич Миронов предложил начать их с повторного просмотра киноплёнок, сделанных во вторник 11-го апреля в Загорске. Возражений не последовало и Леонид Ильич снял трубку телефона прямой связи с помещением киномеханика.

***

Когда кто-то из них в пылу спора перекрывая шум голосов громогласно заявил:

— Привлеки на свою сторону и возглавь! Не можешь привлечь на свою сторону или возглавить — уничтожь! Нет возможности уничтожить — изолируй от общества! Если и изолировать не получается — дискредитируй! — после этих слов в зале стало тихо.

Марина оглянулась на меня и попросила показать того, кто это сказал. Я перевёл фокус информационного окна с трибуны на зал. Сидящие в зале молчали. Все взгляды были направлены на сорокалетнего примерно мужчину с огромной залысиной и большим родимым пятном на ней.

— И этот тоже может претендовать на место Генерального секретаря? Кто это, Малыш?

— Михаил Сергеевич Горбенко. Первый секретарь Ставропольского обкома партии. Содокладчик по десятому вопросу повестки. — быстро ответил я, помня, что пауза после этих его слов была небольшая.

Она покивала внимательно рассматривая его гладко выбритое, моложавое лицо, а когда он на просьбу одного из членов Политбюро пояснить свои слова, без задержки и колебаний объяснил, как именно он предлагает дискредитировать нас с Мариной, процедила сквозь зубы:

— Такая же беспринципная и бессовестная сволочь, как и твой Смыслов.

— Он такой же мой, как и твой! Что делать-то будем? Мне уже надоело рыбалкой и книгами жить...

***

Мы с ней сидели на кухне. Наташку и Иванку я давно отправил во Владивосток. Отец Миры, Михаил Спиридонович Данелько, — он по-прежнему командует всем Тихоокеанским флотом — выслушав просьбу дочери сделал всего один звонок и девушек без лишней волокиты и вопросов приняли в ту же школу, в которой сама Мира училась все десять лет и которую успешно закончила в прошлом году. Наташка ходит в десятый, а Иванка в девятый класс. Дядя Миша предлагал им пожить у них, благо квартира у них просто гигантская, но обе они отказались. По утрам я отправляю их в школу (обе учатся в первую смену), а в обед забираю обеих из подъезда одного из ближайших домов по их выбору.

Марина на работу по-прежнему не ходит и вынужденное безделье её тоже бесит. Даже прогулки по весенней тайге в сопровождении Тишки или молодой тигрицы, с которой я её познакомил, ей потихоньку начинают надоедать. Выслушав меня, она вышла из-за стола, неспешно прошагала к окну, где стояла её пепельница и имелась пачка сигарет, закурила и развернулась ко мне. Рассеянно рассмотрев меня, она негромко обронила:

— Оброс ты уже. Пора бы тебе к парикмахеру сходить... — помолчала немного и вернулась к моему вопросу. — Что делать, говоришь? А давай-ка мы с тобой немного изменим нашу жизнь? Мне тоже надоело без дела сидеть. Если они собираются объявить нас с тобой во всесоюзный розыск за придуманные преступления, мы с тобой должны будем сменить внешность. Ничего не поделаешь. Сейчас пойдём с тобой в каминную, расположимся там поудобнее и займёмся этим. Нужно будет подобрать другие тела, нужно будет продумать легенды, нужны будут липовые документы и так далее и тому подобное. Нужно переселиться куда-нибудь поближе к Москве. Очень уж разница во времени большая, а центр принятия решений, как ни крути, находится там. Работы выше головы, а ты тут сидишь сиднем и баклуши бьёшь!

Я сначала опешил от такого заявления, а потом понял, что случилось, и рассмеялся. Марина приняла решение и от этого тут же сделалась самой собой. Ей захотелось шутить и веселиться, значит она точно знает, что делать, и как всё будет дальше! Ура! Кажется, нашему вынужденному затворничеству подходит конец!..