Наша операция по окончательному решению проблемы Овечкина началась с того, что Зара придала мне облик какого-то несерьёзно выглядящего молодого человека приятной наружности с волнистой светло-русой причёской.
В отличие от меня, ей результат понравился, и она даже порекомендовала мне надеть очки для придания моему образу завершённости. А как по мне, так выглядеть, как я сейчас выгляжу — это крайне не солидно. Но, возможно это и плюс, так как другие тоже не будут меня воспринимать всерьёз.
Кстати, следует отметить, что это в седой древности очки использовались для коррекции зрения — сейчас эта проблема решается путём проведения стандартной операции, требующей минимум времени и стоящей настолько мало, что все затраты на её проведение покрываются минимальной социальной (то есть бесплатной) медицинской страховкой.
В наше же время очки превратились не более, чем в экстравагантный аксессуар.
Так вот, когда я, после окончания своего преображения, водрузил на переносицу эти забавные круглые окуляры и глянул в зеркало, то увидел в этом зеркале ботаника-заучку с третьего курса политеха. Таким образом теперь я являлся обладателем внешности существа совершенно безобидного, да и вообще, слегка не от мира сего.
Так что никаких опасений никому внушать не должен.
Вообще, без моего авантюрного личного визита в этот клуб можно было бы вполне обойтись. Но мне хотелось немного глотнуть адреналина, а то застоялся я что-то. Так что я позволил себе немного пошалить, ибо на самом деле риск был минимален, а острые ощущения от того, что мой враг находится совсем рядом и ни минуты не подозревает о том, что я ему уготовал, приятно щекотали мой рассудок.
А потому, пока все остальные члены моей команды будут реализовывать разработанный нами с Семёном план захвата нашего оппонента, я буду развлекаться.
Но, прежде, чем перейти к развлечениям, мне таки пришлось изрядно потрудиться.
Я несколько часов своей жизни посвятил тому, что аккуратно перетаскивал ребят Прокопьича, с корабля, болтающегося на высокой орбите, непосредственно в арендованную нами халупу.
Было тесно, так как домишко, арендованный мною под базу, был довольно компактным, и тридцать моих чудо-богатырей помещались в нём с трудом.
Народ был уже наряжен в одежду, соответствующую роли каждого в предстоящей операции, поскольку мы постарались по максимуму подготовиться к осуществлению задуманного, пока находились на борту нашего кораблика.
Мы так решили чтобы переместившись на поверхность планеты как можно быстрее перейти к делу.
Разобрав оружие и оборудование ребята тремя отдельными группами выдвинулись на исходные. В нашей временной базе оставалась только пара человек, которые занимались обеспечением связи.
Первая группа гвардейцев — самая, кстати, многочисленная выдвинулась для обеспечения контроля за представителями шестой службы.
Эти агенты занимались непосредственной физической охраной Овечкина в рамках программы защиты свидетелей, которая, по идее, должна была обеспечивать этому мерзавцу защиту от гнева Императора.
А сам Овечкин, как доложил мне Пронька, уже полчаса, как находился внутри клуба.
Агенты шестой службы, кстати, приглядывали за своим подопечным спустя рукава, так как считали, что угроз тут никаких нет и быть не может, и ничего с ним не произойдёт, даже если они немного расслабятся и попьют пивка.
Лишь только один из них проследовал за клиентом, а остальные, не особо утруждая себя маскировкой, обосновались в кафешке напротив.
Это место у них было явно насиженным, так как Овечкин посещал эту бильярдную уже достаточно долго, и, главное, регулярно. Так что все привыкли к тому, что тут ничего не происходит и вряд ли произойдёт. Расслабились, короче говоря.
Подобное поведение охранников и их отношение к делу меня откровенно порадовали. Но совсем уж наглеть не стоило, так как стоит только расслабиться, как начинаются всякие неприятности.
Вторая группа наших парней, переодетых в комбинезоны муниципальных аварийщиков отправились внутрь клуба. Разумеется, через служебный вход, где предъявили заранее сфабрикованные документы, свидетельствующие о том, что они тут будет проводить профилактические работы.
На самом деле они по-шебуршат, по-суетятся, и под шумок сделают главное, то есть подключат к коммуникациям клуба наше спецоборудование, предназначенное для закачивания в вентиляцию усыпляющей газовой смеси.
Третья же группа остаётся снаружи, страхует первую и пребывает в готовности выдвинуться на помощь мне, любимому, если в таковой помощи возникнет необходимость. По моему сигналу, разумеется.
Парни уже приступили к выполнению свей задачи, а я отправился щекотать свои изголодавшиеся по острым ощущениям нервы.
В клуб меня пропустили без вопросов, но первым делом направили к кассе, где я оплатил разовое посещение, и приобрёл в той же кассе несколько карточек на предъявителя, на каждой из которых находилась кругленькая сумма.
Дело в том, что играли тут исключительно на деньги, и при этом деньги весьма не маленькие…
Азартный тут, оказывается, народец пасётся, хе-хе… Но ладно, мы тоже не пальцем деланные, кий в руках держать приходилось.
А мои повышенные физические показатели и помощь Зоэ в расчётах траекторий практически гарантировали мне явное превосходство над любым здешним игроком. Так что за результаты игры я был относительно спокоен.
Нет, риски конечно были, так как любой из присутствующих тоже мог быть обладателем какого-нибудь эксклюзивного импланта. Но подобное конечно, хоть и было в принципе возможным, но весьма маловероятным.
Поднявшись по широкой мраморной лестнице, я вошёл в холл второго этажа, где стояло несколько биллиардных столов.
За всеми тремя столами шла игра, в воздухе плотными слоями висел дым, по помещению разносился костяной стук бильярдных шаров.
Я подошёл к крайнему. И не просто так, а по той простой причине, что именно около этого стола важно расхаживал с сигарой в зубах и кием в руках именно тот, кто и был мне нужен, то есть Пётр Сергеевич Овечкин собственной персоной.
И то, что произошло потом, заставило меня поверить в гениальность Зары, как имиджмейкера. Я выглядел настолько бестолково, настолько беззащитно, что у присутствующих, похоже, возникало совершенно естественное желание самоутвердиться за мой счёт.
И тут мне просто повезло. Мой имидж спровоцировал на активные действия именно того, за кем я и вышел сегодня на охоту:
— Юноша, — прозвучал голос Овечкина, насыщенный обертонами презрения и насмешки, — как вас сюда пустили то? Надо будет переговорить с охраной на входе, пускают всякую деревенщину…
— Раз меня пустили, — ответил я, вернув оппоненту презрительный взгляд — значит сочли меня желательным гостем этого клуба. Это же клуб биллиардистов? Или я ошибся, и тут коротают вечера великовозрастные гопники? — я посмотрел на оторопевшего от такой наглости Овечкина поверх очков.
Очки носить не привык, и они чуть не свалились с моего не такого уж и длинного носа. Пришлось комичным жестом их поправлять, возвращая на место.
— Гляди, очкарик, — со смехом гыгыкнул рядом стоящий толстяк, на пузе которого жилетка, которую он на себя напялил, просто не сходилась, — с Петром Сергеевичем аккуратнее. А то, не ровён час, очки-то упустишь…
— А что, он настолько крут? — задал я весёлому толстяку вопрос.
А Овечкин аж покраснел от возмущения, так как я начал говорить о нём в его же присутствии в третьем лице.
— Молодой человек! — воззвал он ко мне, слегка запинаясь, — ведите себя прилично!
— По ходу дела он говорит с некоторым трудом именно потому, что уже успел опрокинуть не один хайболл, — подумал я.
— Ага, — тут же подхватила Зоэ, — и румянец у него такой… специфический. Ты с ним это, по-аккуратнее, налицо все признаки того, что ещё чуток, и резьбу ему сорвёт…
— Я то вполне прилично себя веду, — хмыкнул я в раскрасневшуюся физиономию Петра Сергеевича, — а вот вы самоутверждаетесь за счёт попыток унизить мимо проходящих только потому, что как игрок из себя мало что представляете?
Народ в зале начал на нас оборачиваться и посматривать с явным интересом. Наверное они предвкушали бесплатное развлечение. И пока Овечкин их ожидания оправдывал:
— Это вы из себя ничего не представляете! — провозгласил он, — а я почётный член этого клуба! — и, наверное для того, чтобы я наверняка проникся сказанным воздел свой указательный перст вверх, — вызываю вас на дуэль! Матч из пяти партий!
— Сколько ставим? — тут же поинтересовался я.
— По сто тысяч! — и посмотрел на меня с немым вопросом, типа, а потяну ли я такую сумму.
— Принимаю! — тут же отозвался я.
Овечкин с ухмылкой поинтересовался:
— А у тебя деньги то есть?
Я извлёк карточки, которые получил на входе. На них было только двадцать тысяч, и я это знал. Надо было добавить и я начал озираться в поисках работника заведения, который смог бы помочь мне решить эту маленькую техническую проблему.
Через минуту ко мне подскочил немногословный сотрудник заведения с терминалом в руках, и ещё немного погодя я стал обладателем стотысячной карточки на предъявителя.
Мы с Овечкиным сдали свои ставки представителю администрации, которая выступала гарантом исполнения обязательств, взятых на себя членами клуба. Кроме того, администрация и тотализатор держала, так что я ещё и поставил те самые двадцать тысяч, что обменял при входе, на свою победу.
Но, в основном ставили против меня, ибо вид у меня был крайне не солидный и проигрыш мой казался предопределённым…
А это значит, что все, ожидавшие бесплатного развлечения, а так же углядевшие в происходящем возможность слегка подзаработать на карманные расходы, поставив против меня, вносят плату, которая по итогу достанется именно мне. Денег хватает, конечно, но как говорил один из персонажей древнего мультфильма, слишком много их не бывает.
— Правильно мыслишь, — похвалила меня Зоэ, — эти денежки, уже считай, наши. Ты только если я скажу, контроль над телом мне передавай, не строй из себя героя. А уж я то с силой и направлением удара не ошибусь. Если я буду управлять твоими руками, то, будь уверен, они в самый ответственный момент не дрогнут. Это я тебе гарантирую!
— Ну и замечательно, — подумал я, — зло будет безжалостно наказано!
Я взял кий. Поелозил мелом по его кончику и подошёл к столу. Овечкину выпало разбивать.
Но то ли ему вообще перестало везти, то ли от пьянства у него начался тремор, но шары раскатились по столу, а в лузу ни один из них не попал.
И началась игра…
— Однако, Пётр Сергеевич, партия, — с неподдельным сочувствием в голосе произнёс один из полицейских офицеров Нью-Пуэрто-Рико, так же являвшимся завсегдатаем этого бильярдного клуба.
Для того, чтобы это сочувствие выразить, он даже не поленился подойти к удручённому Овечкину, который, в свою очередь, печально наблюдал за тем, как три шара, которые ещё недавно находились в разных углах стола, один за одним сваливались в лузы.
Сваливались они туда, кстати, в результате моего, весьма эффектного, удара. Да, этот мой карамболь — достойное завершение разгромной для моего оппонента партии. Оппонента, кстати, имевшего в этом клубе репутацию одного из сильнейших игроков. А вот мне он эту последнюю партию сдал. И по итогам серии из пяти партий вынужден был признать своё поражение.
Сейчас морщился от жадности, подсчитывая свои убытки, не подозревая даже о том, что платить ему в скором времени придётся много и отнюдь не деньгами…
И, покуда посетители бильярдной оживлённо обсуждали неожиданное фиаско одного из признанных мастеров клуба какому-то залётному очкарику, операция вступила в свою завершающую фазу.
В вентиляцию начал закачиваться усыпляющий газ.
Ну и что, что после этого у всех, находящимся в этом зале клуба, кроме меня, разумеется — я принял антидот, будет зверски болеть голова?
Это всяко лучше, чем лежать в прозекторской, покуда бесстрастный, словно Сфинкс, патологоанатом равнодушно извлекает из бесчувственной тушки тяжёлые пули.
Так что это мы проявили крайнюю степень гуманизма, поскольку нам намного проще бы было с газовыми баллонами не заморачиваться, а просто положить наглухо всех присутствующих.
Но, помимо того, что это было бы негуманно, так было бы ещё и крайне громко.
А шума хотелось бы избежать, так как, не взирая на нечувствительность местной полиции к этому самому шуму, его наличие значительно повышало вероятность её визита.
А любой незапланированный переполох чреват потерей контроля над происходящим и трудно прогнозируемыми последствиями. А нам оно не надо.
Так что мы совместили приятное с полезным. И на небеса никого не отправили, проявив истинное человеколюбие, и дело таки сделали.
Допросим теперь господина Овечкина, узнаем всё, что нас интересует…
Ну,а потом, конечно, сдадим его, болезного, в умелые и ласковые руки Имперских дознавателей, которые, кстати, уже его изрядно заждались.
Они будут говорить с ним долго и вдумчиво, добывая улики для предстоящего суда и заставляя его вспомнить даже то, что он давно и прочно позабыл.
Суд будет обязательно, и будет он, как водится, непременно очень строгим и местами даже справедливым. Это будет, так сказать, торжественной поркой в назидание тем, кто в угоду собственной жадности и непомерным амбициям начинает наносить прямой и ощутимый ущерб интересам Российской Империи.
Чтоб неповадно было, так сказать. А то совсем страх потеряли.
И в результате этого, ставшего уже неизбежным, суда, а так же венчающего его неотвратимо сурового приговора, наш недруг неминуемо отправится по этапу.
А в конце этого этапа его радушно встретит персонал исправительно-трудовой колонии на одном из дальних астероидных приисков. Вот эти добрые и отзывчивые люди будут далее о нём заботиться.
Работе на астероидных рудниках Пётр Сергеевич и будет вынужден посвятить остаток своей интересной и насыщенной событиями жизни.
Я просто уверен в том, что это благотворно скажется на его мятущейся душе. Пока кайлом машешь — голова ничем не занята. А это значит, что будет возможность подумать о вечном…
Я поставил кий в стойку, и пошел к служителю, чтобы получить причитающийся мне выигрыш. Народ смотрел на меня с некоторым удивлением и нескрываемой завистью, так как карточки на предъявителя, которыми я получил свой выигрыш, в руках не умещались. Мне пришлось их распихивать по глубоким карманам моего клетчатого пиджака при всём честном народе.
И если бы я не знал, что через пяток минут все они будут сладко посапывать, кто где упадёт, то здорово бы озаботился своей безопасностью.
Конечно, выигранная сумма не шла ни в какое сравнение с дивидендами по акциям меркокситового рудника, но неплохо мотивировала морально неустойчивых свидетелей привалившего мне счастья на противоправные действия в отношении моей персоны.
Но вот начали оседать на пол нюхнувшие нашего газа. Овечкин, кстати, улёгся на ворсистый ковёр, которым был услан весь зал, в числе первых. Видимо, из-за выпитого в течение сегодняшнего вечера его и так одолевала сонливость, а тут ещё и расстройство, и усыпляющий газ, опять таки…
В общем, навалилось это всё на несчастного афериста и душегуба… И он заснул.
Заснул, чтобы проснуться уже в совершенно других условиях. Проснётся он на холодном металлическом полу, завёрнутый в ковёр, в длинном ворсе которого запутались многочисленные окурки, бросаемые на пол биллиардистами. И проснувшись, он ощутит откровенно недоброжелательные взгляды приставленных к нему в качестве сторожей гвардейцев.
И столь милый ему крепкий вискарик никто теперь уже не нальёт, чтобы вернуть бедняге утраченное душевное равновесие.
Отныне он до самых печёнок осознает истину, которую очень любил сообщать другим, но ни разу не примерял всерьёз на себя: «Жизнь — это боль!»