Пруд гиппопотамов

13. ЮМОР – ОТЛИЧНЫЙ СПОСОБ ДЕРЖАТЬ В УЗДЕ БЕЗРАССУДНОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ЧУВСТВ

После того, как Эмерсон разразился бурей упрёков в адрес бедного Ибрагима (а затем извинился, поскольку в тот момент было преждевременно предполагать, что бедняга виноват), я настояла, чтобы мы успокоились и начали спокойно рассуждать. Проклятия Эмерсона разбудили Уолтера с Эвелиной, и мы отправились в комнату Рамзеса.

– Должно быть, он ушёл по собственной воле, – заметила я. – Нет признаков борьбы.

– Как ты можешь быть уверена? – процедил Эмерсон.

– Сложновато, – призналась я. – Его комната, как правило, вечно выглядит так, будто в ней происходила жестокая борьба. Однако ничего не перевёрнуто и не сломано. Похитители не могли унести обоих мальчиков, не повредив обстановку.

Первоначальное безумие Эмерсона сменилось ледяной яростью, что наводило ещё больший ужас.

– Однако они могли унести одного, – холодно отрезал он. – А с помощью небольшого количества хлороформа – и другого.

– Нет, Эмерсон! – воскликнула Эвелина. – Давид не предаст своих друзей!

– Ещё не известно, – так же тихо произнёс Эмерсон. – Если бы Рамзес ушёл добровольно, он бы уже вернулся. Но оставил бы записку, если бы ожидал, что задержится после того, как его отсутствие будет обнаружено. Вы уверены, что не пропустили такое сообщение?

Я и не пыталась остановить его, когда он начал искать – там, где я уже искала. Как хорошо я понимала необходимость действий любого рода, однако бесполезных! Он даже открыл коробку с надписью «ЛИЧНОЕ! ПРОШУ НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!» Я никогда не исследовала содержимое этой коробки – не только из-за уверенности в том, что даже дети имеют право на свои маленькие секреты, но и из-за предположения, что там хранятся омерзительные сокровища (например, сухие кости и фрагменты мумий).

Когда Эмерсон выпрямился, он что-то держал. И застыл неподвижно, поворачивая этот предмет в руках.

Маленькая алебастровая головка была почти закончена. Эмерсон посмотрел на Нефрет, а затем снова на скульптуру.

– Давид? – спросил он.

– Да. Он сказал, что делает её для меня. – Я благоговейно коснулась пальцем округлых скул лица. – Она прекрасна, правда?

Эмерсон снова посмотрел на Нефрет.

– Точнее – крайне необычная. Это Нефрет и одновременно – Тетишери. Какое зрелище, какие чувства побудили его сотворить такое?

– Почему это тебя беспокоит? – удивилась я. – Работа просто замечательная, а Давид – талантливый художник.

– Это меня не беспокоит, – оборвал Эмерсон и быстро закрыл коробку. – У мальчика есть талант, бесспорно. Но талант не доказывает его невиновность.

– Я сказала Махмуду приготовить кофе, – произнесла я. – Предлагаю одеться и…

Нефрет, беспокойно метавшаяся по комнате, повернулась ко мне лицом.

– Кофе? Почему мы теряем время? Надо отправляться за ним!

– Куда? – спросила я. – Успокойся, Нефрет. Из-за преждевременных действий ничего нельзя получить, но многое можно потерять.

– Совершенно верно, – согласился Эмерсон. – Ты не можешь бегать по Гурнеху в ночной рубашке, Нефрет, твоя тётя Амелия никогда не допустит этого.

Я никогда не уделяю своему туалету излишнего времени без необходимости, но не думаю, что когда-либо одевалась так быстро, как в тот день. Эмерсон задержался лишь для того, чтобы добавить к брюкам, надетым ранее, рубашку и ботинки. Когда я поднялась на палубу, он и Нефрет уже были там.

Никогда (почти никогда) я не восхищалась моим дорогим Эмерсоном так сильно, как при виде этой трогательной картины. Нефрет опустилась на колени у его ног, лицо было поднято в немой мольбе, руки лежали в тёплых ладонях Эмерсона. Страх за сына бушевал внутри, но мой муж заставил его молчать, чтобы успокоить дочь. И добавлю, к бесконечному уважению, которое испытываю к нему: на лице играла обнадёживающая улыбка, а в голосе звучали насмешливые нотки:

– Милая, Рамзес постоянно так поступает. Без сомнения, он попал в очередную историю. Мы вытащим его, вот и всё.

– Вы не будете пытаться помешать мне помочь?

– Я рассчитываю на тебя.

Она была так взволнована, что не заметила моего присутствия, пока Эмерсон не посмотрел в мою сторону. Встав, она застенчиво улыбнулась.

– Я извиняюсь, тётя Амелия, если грубо говорила с вами. Вообще-то я не беспокоилась о Рамзесе. Просто разозлилась из-за его опрометчивости.

– Да, Нефрет, я знаю. Попробуй что-нибудь съесть.

Когда к нам присоединились младшие Эмерсоны, я заметила, что Эвелина захватила чёрный зонтик, а лицо Уолтера сильно раскраснелось. Они снова спорили, и не составляло труда догадаться, о чём. Однако первое замечание Уолтера не содержало ссылки на предмет их спора:

– Факты, похоже, указывают на то, что Рамзес отправился в одно из своих загадочных путешествий. Я не понимаю, как его могли унести, даже при попустительстве Давида, если Ибрагим не видел и не слышал похитителей.

– Не говоря уже о Бастет, – согласилась я, наливая кофе твёрдой рукой. – Она бы не стояла молча, пока кто-то бьёт Рамзеса по голове.

– Должно быть, она ушла с ним, – задумалась Нефрет. – Обычно она приходит ко мне в комнату после того, как Рамзес засыпает. Но сегодня утром её не было на моей кровати.

– И ты пошла искать её в комнату Рамзеса? – спросила я. Я не собиралась спрашивать её, как она обнаружила отсутствие Рамзеса.

– Нет. Что-то разбудило меня. Звук, голос, сон... – Она колебалась, глядя на сложенные руки. – Должно быть, сон. Мне казалось, что я слышу... будто кто-то... зовёт меня.

– Кто? – спросила я.

Нефрет по-прежнему избегала моего взгляда.

– Просто кто-то. Ты знаешь, какими яркими и жизненными могут быть сны. Я немедленно пошла в комнату Рамзеса, и... Ох, но какое это имеет значение?

– Никакого, – кивнул Эмерсон. – Уолтер прав. Рамзес, должно быть, ушёл сам по себе. И взял с собой кошку, или та последовала за ним. Что касается Давида... Извини, Эвелина, но мы должны рассматривать возможность того, что именно Давид выманил Рамзеса. Если Давид вдруг «вспомнил» что-то, увиденное им во время службы у Абд эль Хамеда, он легко мог бы убедить Рамзеса заняться расследованием. Тебе известен чёртов безрассудный… э-э… авантюрный дух Рамзеса.

– Доказательств этого нет, – твёрдо заявила Эвелина.

– Да, но куда же ещё, чёрт возьми, они могли пойти, кроме Гурнеха? – разозлился Эмерсон.

Мой небольшой невольный порыв остался бы незаметен для любого другого, но Эмерсон слишком хорошо меня знает. Его железное самообладание дало трещину. Повернувшись ко мне – вернее, надвинувшись на меня – он зарычал:

– Ну, Пибоди? Если ты что-то скрывала от меня...

– Клянусь, Эмерсон, я только что подумала об этом. Признаюсь, следовало думать раньше, но я немного отвлеклась... Прошу тебя, любимый, не кричи. Я думаю, что Рамзес, возможно, ушёл искать Риччетти.

Это страшное имя заставило всех замолчать, что и требовалось для завершения моего объяснения. Осознание ужаса случившегося покрыло лица собравшихся смертельной бледностью.

– Боже мой, – прошептал Уолтер. – Только не Риччетти!

– Я могу ошибаться, – продолжала я. – И надеюсь, что ошибаюсь. Но Рамзес высказывал замечания о способности Кевина разумно заняться этим вопросом, и всегда предпочитал брать дело в свои руки.

– Всё в порядке, Пибоди. – Любящее сердце Эмерсона видело эмоции, которые я стремилась скрыть. Его сильная коричневая рука накрыла мою. – Не вини себя. Куда бы он ни направился, мы должны предполагать, что его задерживают против воли, иначе он бы вернулся или прислал сообщение. Я уезжаю в Гурнех. Он всё-таки кажется мне наиболее вероятной возможностью.

– Я иду с тобой. – Уолтер поднялся.

– Если хочешь. Остальные останутся здесь. Абдулла имеет значительное влияние на гурнехцев; его помощь будет неоценимой.

– Что ты собираешься сказать ему? – спросила я.

– Что ещё, кроме правды? Его внук тоже пропал.

– Ты не будешь ещё больше расстраивать беднягу, упоминая о своих подозрениях в отношении мальчика?

– Нет смысла, – отрезал Эмерсон. – Думаешь, он сам об этом не подозревает?

– Я еду в Луксор, – сказала я.

– Нет! – Он схватил меня за плечи. – Пибоди, ради Всемогущего, хоть раз сделай так, как я прошу. Если в Гурнехе не осталось следов Рамзеса, мы с тобой попозже отправимся в Луксор и попытаемся искать там. Ты не должна рисковать в одиночку. Если я и тебя потеряю...

Перспектива ожидания, беспомощности и бездействия в течение бесконечных часов, буквально выворачивала меня наизнанку, но Эмерсон был прав. Мы не могли разбрасываться по всем направлениям. Я тупо кивнула.

– Спасибо, Пибоди, – промолвил Эмерсон.

– Будь осторожен, Эмерсон.

– Конечно. Возможно, я иду по ложному следу, – добавил он. – По-прежнему есть шанс, что он появится, но если его держат в плену, мы можем ожидать, что скоро получим известие от похитителей.

– Ты прав! – вскричала я с внезапно возросшей надеждой. – Я пришлю кого-нибудь за тобой сразу, если что-то случится.

– Похитители могут пожелать продлить наше беспокойство на несколько часов или дней, – сказал трезво Уолтер.

– Нет, нет, – возразил Эмерсон. – Они захотят сбыть Рамзеса с рук как можно быстрее, это очевидно.

И побежал вниз по лестнице вслед за Уолтером.

– Как он может шутить о таких вещах? – взорвалась Эвелина.

– Юмор – превосходный метод сдерживания бесполезных проявлений чувств, – объяснила я. – Эвелина, опусти зонтик. У тебя заболит рука, если ты будешь так крепко держать его.

Эвелина ослабила побелевшие пальцы, но оставила их на ручке. Это, казалось, успокоило её.

– Всё, как обычно, – горько произнесла она. – Мы, женщины, остались здесь, чтобы ждать, пока мужчины действуют. Я не думала, что ты так запросто сдашься, Амелия.

– Думаешь, я сдалась бы, если бы не понимала, что это – самый разумный ход? Мы только путались бы под ногами у Эмерсона. Уолтер тоже не принесёт особой пользы, но, по крайней мере, свободно владеет арабским. Теперь, ради Бога, сядьте – обе сядьте – и снова рассмотрим улики. Нефрет, Рамзес не говорил тебе о чём-либо, что могло бы дать нам ключ к его намерениям?

Нефрет рухнула на стул.

– Нет, будь он проклят. Он вечно пытается держать меня подальше от всего. Я ни на секунду не верю, что Давид до сих пор предан этому мерзкому старику. Профессор не найдёт их в Гурнехе. Очевидно, они уехали в Луксор.

– Как? – спросила Эвелина.

– Мне и самой интересно, – ответила я. – Давайте посмотрим, сможем ли мы выстроить правдоподобный сценарий. Вам известны таланты Рамзеса в области маскировки; ему понадобится совсем немного изменений, чтобы сойти за египетского парня. Они могли выскользнуть и перебраться через борт, когда Ибрагима не было рядом. Оба они в воде, как дома, поэтому оставались в реке, плавая или бредя, пока не удалились от дахабии, а затем украли лодку – или, возможно, попросили кого-нибудь подвезти их.

– Тогда мы сможем их выследить, – нетерпеливо перебила Эвелина.

– Я не сомневаюсь, что Эмерсон уже приступил к этому, дорогая.

– Тогда что нам остаётся делать?

– Ждать, – заключила я. – Нефрет, ты попросишь Махмуда сделать ещё кофе? Я ожидаю, что скоро у нас появятся гости.

И действительно, гости не заставили себя ждать. Эмерсону не было нужды объяснять мне свои планы: наш разум работает как единое целое (кроме исключительных обстоятельств). Он пошёл к гробнице за Абдуллой, и я была уверена, что из-за задержки там уже будут сэр Эдвард и, возможно, Сайрус. Джентльмены будут настаивать на оказании помощи в поисках Рамзеса, и Эмерсон, не желая, чтобы они мешали ему, пошлёт их ко мне.

Я ошиблась только в количестве. Четыре джентльмена, а не два. К нам присоединились ассистент Сайруса и взволнованный Кевин О’Коннелл.

Конечно, все были обеспокоены, но возбуждённая речь Кевина казалась просто пропитанной чувством вины:

– Если это из-за моей небрежности, миссис Э., я никогда не прощу себе! Я хотел пойти в отель накануне вечером, но было уже поздно, когда я закончил репортаж, а сегодня утром просто забыл, и... Я немедленно отправляюсь в Луксор.

– Я не виню вас, Кевин, так что перестаньте болтать, – ответила я. – Рамзес думает, что он способен устроить всё лучше, чем кто-либо другой, и даже я не могу остановить его, когда он преисполнен решимости действовать. Но всё это только догадки. Мы не знаем, в Луксор ли он уехал.

– От вопросов вреда не будет, – настаивал Кевин. – Я должен что-то сделать, миссис Э.

Сэр Эдвард не произнёс ни слова после приветствия. Теперь он тихо промолвил:

– Я согласен с мистером О’Коннеллом. С его и вашего позволения, миссис Эмерсон, я пойду вместе с ним. Вероятно, я лучше владею арабским, чем он.

– Естественно, так как мой запас ограничен полудюжиной слов, – заявил Кевин. Перспектива действия (и мои любезные заверения) ободрили его. – Я принимаю ваше предложение, сэр Эдвард, и не могу не признаться, что мне будет безопаснее с другом, прикрывающим мою спину.

Нефрет проводила их до трапа. Я не запрещала ей, так как знала: не существовало ни единого шанса, что она сможет уговорить их взять её с собой.

– Полагаю, мне нет смысла идти с ними, – решил Сайрус. – От меня с Уилли будет больше толку на этой стороне реки. Пошли, Уилли, встряхнём местных жителей.

– Нет, подождите. Где мисс Мармадьюк?

– Вероятно, возится с рукописью Эмерсона. Она намеревалась ей заняться.

– Я хочу, чтобы вы привели её сюда.

– Право, миссис Амелия, вы не можете подозревать это бедное слабое существо. Ей и муху-то обидеть смекалки не хватит.

– Сайрус, пожалуйста, выполните мою просьбу, ладно? – Мой голос прозвучал громче обычного. Я не совсем невосприимчива к нервному напряжению; солнце стояло высоко в небе, и до сих пор – никаких новостей. Нефрет, вернувшись с покрасневшими щеками и хмурым взглядом, подошла ко мне и обняла за плечи.

– Да, конечно, – успокаивающе ответил Сайрус. – Я сделаю все, что вы хотите.

– Я хочу допросить эту женщину. Настало время снять бархатные перчатки. Я не в настроении шутить, Сайрус.

– Я вижу. Хорошо, миссис Амелия, дорогая. Я приведу её сюда как можно скорее.

– Что ты собираешься делать с ней, тётя Амелия? – спросила Нефрет.

– Ты хочешь помочь? – Я взяла себя в руки; мой голос был спокоен. – Нет необходимости прибегать к физическому насилию, милая девочка, даже если мой моральный кодекс допустит такое. Если она что-нибудь знает, я выпытаю это у неё.

Но возможности не представилось. Не миновало и четверти часа после ухода Сайруса, как мне пришло известие, на которое я наполовину надеялась и которого невероятно опасалась.

Когда Эмерсон с Уолтером вернулись, я уже ждала их на берегу. Эвелина с Нефрет стояли рядом и без устали пытались убедить меня передумать.

– Вы не можете сопровождать нас, – отвечала я. – Письмо Риччетти абсолютно недвусмысленно. Только Эмерсон и я.

Эмерсон выпрыгнул из седла и взял у меня записку. Он прочёл её в мгновение ока и позволил Уолтеру забрать это письмо.

– Хм, – сказал он. – Ты готова, Пибоди?

– Господи, Рэдклифф, ты что, хочешь взять её с собой? – воскликнул Уолтер.

– Это её право, – тихо ответил Эмерсон.

– Это может быть ловушкой! Даже если Риччетти захватил Рамзеса...

– Я спешу, Уолтер, – перебил Эмерсон. – Извини, пожалуйста.

Дауд уже приготовил лодку. Как только мы оказались на борту, он оттолкнулся от берега. Эмерсон достал трубку.

– Очевидно, – констатировала я, – в Гурнехе ты ничего не узнал.

– Не сказал бы. – Эмерсон начал набивать трубку точными, рассчитанными движениями. – Абд эль Хамед снова вернулся на землю. Но на этот раз, кажется, никто не знает, куда он делся.

– Даже его жёны?

– Никто из них. – Эмерсон взглянул на меня со слабой улыбкой.

Сейчас было неподходящее время, чтобы обсуждать этот вопрос. Я оставила его на потом.

– Его исчезновение может не иметь ничего общего с исчезновением Рамзеса, – продолжил Эмерсон. – Но я хотел бы задать ублюдку несколько вопросов. Абдулла продолжает поиски; ему, возможно, повезёт больше, чем мне, а нюх у него не хуже нашего. Что скажешь, моя дорогая? Не думаю, что ты всё утро бездействовала.

Я рассказала ему о планах О’Коннелла и сэра Эдварда по расследованию в Луксоре.

– Значит, ты удалила сэра Эдварда из списка подозреваемых? – спросил он.

– Нет, но не вижу, чтобы он представлял какую-либо угрозу для Кевина. Если он является членом банды – любой из них – он позаботится о том, чтобы Кевин не узнал ничего важного. Я подумала, что именно поэтому он предложил пойти вместе – заморочить Кевину голову.

– Предположения, догадки и теории. – Кулак Эмерсона сжался. – Если бы мы могли хоть на что-то основательно опереться!

– Сообщение достаточно основательное, – ответила я. – Риччетти слишком ловок, чтобы в письменной форме признать, что он держит Рамзеса в плену, но предложение встретиться с ним для обсуждения некоего пропавшего предмета большой важности не может иметь никакого другого значения.

Мой голос был не таким ровным, как хотелось бы. Эмерсон обнял меня.

– Пибоди, моя дорогая, будь уверена, что Рамзес в целости и сохранности. Риччетти слишком хороший бизнесмен, чтобы нанести ущерб ценным товарам.

– Ты знаешь, что он хочет взамен, так ведь?

– Да.

Больше никто из нас не проронил ни слова, пока мы не достигли Восточного берега. Риччетти сообщил, что нас встретят и приведут к нему. Думаю, я бы распознала встречавшего, если бы тот не опередил меня. Хотя он был в галабее и тюрбане, но не являлся египтянином. Его физиономия и телосложение напоминали грека, итальянца или турка. Он произнёс с акцентом только три слова на арабском языке:

– Следуйте за мной.

Я предполагала, что свидание состоится не в отеле, поскольку в этом случае не возникало необходимости в проводнике; и я равно не предполагала, что Риччетти рискнёт привести нас в дом, где обитает. Естественно, нашим пунктом назначения было кафе – кофейня менее чем в четверти мили от реки. Проводник открыл дверь и отступил назад, махнув нам рукой с шутовским поклоном и мерзкой улыбкой.

Как только мы оказались в комнате, я слегка сместилась вправо, чтобы не препятствовать никаким кулачным движениям, которые мог бы произвести Эмерсон. (Хотя у него одинаково действуют обе руки, он предпочитает правую.) Моя собственная правая рука покоилась в кармане, сжимая маленький пистолет, а зонтик находился в левой. Я искренне надеялась, что здешние посетители не целиком находятся на содержании у Риччетти. Все столики были заняты. Я рассчитала шансы примерно двадцать к одному.

Было трудно разобрать детали, потому что освещение никуда не годилось, а в воздухе завесой висел дым табака и гашиша. В задней и левой стенах комнаты виднелись два других выхода. Окна были закрыты. Слабые солнечные лучи, проникавшие в сизый мрак сквозь щели в ставнях, отражались от медного мундштука наргила[195], медной чаши и ножа в руке человека за соседним столом.

При нашем появлении разговоры мгновенно прекратились. Глаза изучали нас так же пристально, как и мы – их. Я услышал несколько шипящих вздохов, а затем – так тихо и внезапно, что мог бы позавидовать любой фокусник – некоторые места опустели. Однако снижение шансов меня не успокоило. Те, кто мудро решил уйти, очевидно, являлись местными жителями; лица оставшихся мужчин были светлее, с безошибочной печатью обитателей города – людей Нижнего Египта, каирцев, отбросов этого переполненного мегаполиса.

Эмерсон произнёс по-арабски своим обычным голосом:

– Я вижу, что сын собаки прячется в своей конуре. Скажите ему, что Отец Проклятий и Ситт Хаким почтили своим посещением его грязное логово.

– Ты думаешь, разумно раздражать его, Эмерсон? – прошептала я.

– Грубость – единственный способ справиться с червями, моя дорогая, – ответил Эмерсон, не понижая голоса. Затем добавил по-арабски: – Шевелитесь! Я хочу видеть его немедленно.

И, не дожидаясь ответа, подошёл к двери в задней части комнаты, жестом указывая мне следовать за ним. Прежде чем он достиг двери, её открыла невидимая рука, и знакомый голос протянул:

– Buon giorno[196], дорогие гости. Входите в мою… конуру.

Дверь закрылась за нами с неприятным глухим стуком. Быстрый взгляд подсказал мне, что привратник был одним из телохранителей Риччетти. Другой стоял за диваном, где Риччетти полулежал, развалившись на дамасском покрывале, сотканном из золотых нитей.

Обстановка явно выигрывала по сравнению с внешними комнатами. Вероятно, эта комната была одной из предназначенных для более состоятельных клиентов. Однако я подумала, что Риччетти, вероятно, принёс с собой покрывало, подушки и кубки из чистого хрусталя. Они были более высокого качества, чем деревянный стол и стулья, медные лампочки и изношенный ковёр. Я знала, почему он, преодолев свои изящные чувства, назначил нам встречу именно здесь. Это было оскорблением для меня – ни одна порядочная женщина какой бы то ни было национальности не оказалась бы в этой комнате. Но что ещё более важно – это означало, что Риччетти был не так уверен в себе, как пытался выглядеть перед нами. Человек, у которого на руках все выигрышные карты, не предпримет таких мер предосторожности.

Жалкая надежда, возникшая в моём сердце, прожила недолго. Риччетти указал на предмет, лежавший на столе.

– Вы узнаёте его, конечно?

Это был карманный блокнот Рамзеса, без которого наш сын нигде не появлялся. Эмерсон поднял его, пролистал и хладнокровно положил в карман рубашки.

– Да, – коротко ответил он.

– Итак, у нас имеется первая предпосылка, на которой будет основан наш разговор. Хорошо. Вы должны простить мои плохие манеры, миссис Эмерсон. Я бы предложил вам стул и бокал вина, если бы допускал малейшую возможность того, что вы согласитесь.

– Не соглашусь, – подтвердила я.

– А жаль. – Риччетти деликатно потягивал вино. – Вино отличного урожая. Полагаю, вы хотите, чтобы мальчик вернулся. Хотя и не могу себе представить, почему; он и святого выведет из себя.

– Вкусы разнятся, – сказал Эмерсон так же хладнокровно, как и Риччетти. – И я бы не хотел иметь с вами какие бы то ни было общие вкусы. Как он вас нашёл?

Риччетти усмехнулся.

– Это я нашёл его. У меня много… э-э… коллег в Луксоре; им приказали сообщить мне, если кто-то заинтересуется моим местонахождением. Я был уверен, что один из вас рано или поздно отправится за мной. На следующий день я оказался рядом с… – Его челюсти щёлкнули. – Но я собирался похвастаться своим умом. Вы, англичане, презираете подобные вещи, не так ли?

– Перейдём к условиям, – бросил Эмерсон. – Я полагаю, что в обмен на Рамзеса вы хотите, чтобы я убрал себя и своих охранников из могилы и предоставил её в ваше распоряжение.

– Dio mio[197], нет! – Глаза Риччетти расширились. – Вы абсолютно неправы, мой друг. Мешать лучшему археологу Египта? Я хочу, чтобы вы продолжили свою работу – очистили гробницу и бережно сохранили её содержимое.

Эмерсон на мгновение умолк.

– Понятно.

– Я и не сомневался. – Риччетти поставил стакан на стол и наклонился вперёд. – Работая на скорую руку, как другие нелегальные раскопщики, мои люди повредили бы различные предметы, тем самым уменьшив мою прибыль. И этим свиньям нельзя доверять, – возмущённо добавил он. – Независимо от того, насколько… э-э… тщательно я их контролирую, всегда найдётся кто-нибудь, кто рискнёт ограбить меня.

От удивления и – да, я признаю – восхищения у меня перехватило дыхание. Дьявольский разум нашего собеседника был поистине блестящим. Схема, достойная самого Сети – она ​​позволяла нам выполнить работу со всем умением, какое только мы могли продемонстрировать, а затем заставляла нас передать сокровища негодяю.

– Я надеюсь, – продолжал Риччетти, – что теперь у вас появилась причина ускорить работу. Чем раньше вы закончите, тем скорее сын вернётся к вам.

– А вы не боитесь, что я стану работать слишком быстро? – иронично спросил Эмерсон. – Преданный отец может в спешке перелопатить всё подряд, не беспокоясь о вашей прибыли.

– Не вы, мой друг. Ваши принципы слишком хорошо известны. Грубое их нарушение вызовет подозрения. Обдуманная скорость и разумный компромисс – вот всё, что я прошу. Допустим, две недели?

– Две недели? Невозможно!

– Некоторые ваши коллеги управятся за два дня, – ответил Риччетти с улыбкой ящерицы. – Меня не волнуют обломки керамики и дерева. Снять пенки – вот наша главная цель. И непременно откройте саркофаг. Мне нужно всё то, что внутри – гробы, мумия и любые другие предметы.

– Постойте, – перебила я. – А Давид? Его тоже следует вернуть нам.

Риччетти выглядел по-настоящему озадаченным.

– Давид? А, туземный парнишка! Почему вы спрашиваете о нём? – Затем на его лице появилась медленная насмешливая улыбка. – Ах, эта знаменитая британская сентиментальность! Миссис Эмерсон, не будет ли вам неприятно узнать, что он не испытывает к вам такой же верности, какую вы, кажется, испытываете к нему?

– Он не ваш узник? – вмешался Эмерсон.

– Я не знаю, где он, и мне всё равно. Без сомнения, он вернётся к вам, если захочет. Больше нет вопросов. Мы договорились?

– Да, – сказал Эмерсон.

– Отлично. Последнее предупреждение. Я слишком хорошо знаю вас, чтобы предположить, что вы потеряли надежду найти мальчика и освободить его. Я был бы очень раздосадован, если бы вы попытались это сделать. Позвольте мне прояснить всё до конца во избежание печальных недоразумений. Если вы оба не будете присутствовать на раскопках каждый день, я посчитаю, что вы заняты чем-то другим – тем, от чего я предостерегал вас. Ваша первая обязанность, друзья мои – ваш сын. Если вы упустите это из виду, я пришлю вам небольшое напоминание. Возможно, палец или ухо.

Не помню, как я вышла из кофейни. Когда я снова начала осознавать окружающее, то сидела на потрескавшемся краю фонтана, и с подбородка капала вода, а Эмерсон наклонился ко мне:

– Скажи что-нибудь, любовь моя. Что-нибудь!

– Проклятье, – пробормотала я. – Я не потеряла сознание, надеюсь? Если я позволила этому сукиному сыну испытать удовлетворение при виде моего обморока...

– Это моя Пибоди, – улыбнулся Эмерсон с глубоким вздохом облегчения. – Нет, моя дорогая, ты двигалась на собственных ногах, твёрдая, как скала. Только когда мы вышли на свет, и я увидел твоё лицо, то понял, что ты не в себе. Возьми меня за руку и пошли отсюда.

Он поднял меня на ноги. Хотя голос его звучал ровно, но губы побелели, и я выдохнула:

– Мне стыдно за себя, Эмерсон. Прости меня за то, что я веду себя как слабая жен… как размазня. Эта ужасная угроза, должно быть, потрясла тебя не меньше, чем меня.

– Не так уж сильно, потому что я ожидал чего-то подобного. – Ему удалось довольно убедительно улыбнуться. – Пибоди, в своё время тебе довелось встречать множество преступников, но ни один из них не был лишён совести в такой степени, как Риччетти. Знаешь, я почти сожалею о нашем старом противнике. По крайней мере, Сети по-своему был человеком чести.

– Он бы никогда не причинил вред ребёнку, – согласилась я. – И мгновенно расправился бы с таким существом, как Риччетти. Эмерсон, ты же не собираешься бросить поиски Рамзеса? Мы не можем доверять Риччетти. Мы даже не можем быть уверены, что мальчик... по-прежнему жив...

– Я думаю, что можем. Риччетти знает, что я и пальцем не пошевельну без доказательств этого исключительно важного вопроса. Однако твоя оценка его характера верна. Он без колебаний убьёт многих из нас, включая Рамзеса, после того, как мы выполним его требования. Мы будем преследовать собственные цели, но придётся действовать с большой осторожностью. Ублюдок искусно загнал нас в угол.

– Тебе не нужно говорить мне это. О, Эмерсон, что нам делать? Признаюсь, что впервые в жизни я чувствую себя немного – ну… выбитой из седла.

– Это положение не продлится долго, – убеждённо возразил Эмерсон. – Что тебе нужно, моя дорогая, это хорошее крепкое виски с содовой. Заглянем в бар «Луксора»?

– Нет, нам лучше вернуться. Иначе другие места себе не найдут. Но, – добавила я, храбро улыбаясь ему, – я приму к сведению твой совет, когда мы будем на «Амелии».

Я удивилась, увидев, как уже поздно. Когда мы отплыли на Западный берег, солнце низко опустилось над западными скалами. Эмерсон некоторое время молча курил, а потом сказал:

– Пока нам придётся делать именно то, что он приказал. Отсутствие кого-либо из нас на раскопках, несомненно, будет отмечено и сообщено одним из его шпионов. Согласна?

– Мы не можем поступить иначе. Но что скажем остальным?

– Всё. В подобном случае можно доверять даже О’Коннеллу – он будет молчать. Но у него может появиться какая-нибудь мысль. Нельзя упускать ни единой возможности.

– Верно. И кто знает, как всё обернётся!

Читатель может задаться вопросом, почему я не посчитала нужным рассказать мужу о своих действиях относительно мисс Мармадьюк. Не потому, что забыла, и не потому, что ожидала упрёка. Я поняла, что следует изменить стратегию. Если Гертруда находится на содержании у Риччетти, то прямой насильственный допрос, который я намеревалась учинить, мог бы рассматриваться, как нарушение его приказов, и последствия оказались бы ужасающими. Мне пришлось бы действовать с предельной тонкостью, изображая абсолютную уверенность в мисс Мармадьюк, притупляя её бдительность, оставаясь начеку, чтобы уловить малейший промах.

К счастью, я предупредила Эвелину и Нефрет, чтобы они воздерживались от прямых обвинений и вели себя как обычно. Они не обладали моим умением извлекать сведения из свидетеля, не желающего общаться, и когда пришло сообщение Риччетти, я поняла, что мне придётся пересмотреть ситуацию.

Поэтому не было необходимости рассказывать об этом Эмерсону. Возможно, Гертруда уже уйдёт к нашему возвращению.

Она действительно ушла. Как и Нефрет.

Прошло не меньше часа, пока мы это обнаружили. Я задавалась вопросом, почему девушка не ждала нас, тревожась, как Эвелина и Уолтер, но, когда я спросила о Нефрет, Эвелина объяснила, что та ушла в свою комнату, чтобы отдохнуть после завершения беседы с Гертрудой.

– Боюсь, я была слишком груба с бедной женщиной, – призналась Эвелина. – Она без устали плакала, ломала руки и выдвигала бесполезные предложения. Похоже, что для нервов Нефрет это стало бо́льшим испытанием, чем для моих. Мы так волновались за тебя. Я рада, что ты благополучно вернулась, но по вашим лицам вижу, что новости плохие. Что случилось?

Я предоставила слово Эмерсону. Эвелина так расстроилась, что пришлось угостить её стаканом виски в качестве лекарства. Это ей помогло, но её взволнованные расспросы, равно как вопросы Уолтера, заставили меня забыть обо всём, пока я не осознала, что солнце уже почти зашло.

– Где Нефрет? – воскликнула я, стремительно вскочив. – Она должна была уже проснуться. Здесь что-то не так!

Её не было ни в своей комнате, ни на дахабии. Мы обыскали судно от носа до кормы, прежде чем один из членов экипажа вызвался сообщить о том, что молодая ситт уехала в экипаже с другой леди.

– Она уехала добровольно? – спросил Эмерсон.

– Разве мы позволили бы кому-либо забрать её силой? – Бедняга почувствовал, что что-то неладно. Его руки поднялись в знак протеста. – Она улыбнулась мне, Отец Проклятий, и сказала, что скоро вернётся, и побежала к коляске, которая стояла на дороге. Там никого не было, кроме другой леди, а слуга Вандергельта-эффенди управлял экипажем... Я и не думал об этом. Что я наделал?

– Ничего, – ответил Эмерсон. – Ты не виноват. Пибоди, не навестить ли нашего друга Вандергельта?

– Я пойду с вами, – заявила Эвелина. – И ты не помешаешь мне, Эмерсон, я настаиваю.

– Конечно, – согласился Эмерсон. – Мы идём все вместе.

Сайрус не переоделся к ужину. Он поспешил нам навстречу в пыльной рабочей одежде.

– Я как раз собирался отправляться к вам, друзья. Какие новости?

– Что вы за хозяин, Вандергельт – держите нас в холле? – спросил Эмерсон. – Идём в библиотеку. Это самая приятная комната в доме, и я хотел бы посмотреть, как мисс Мармадьюк справляется с моей рукописью.

И направился вперёд. Сайрус был настолько ошеломлён, что забыл предложить мне руку.

– Я никогда не слышал, чтобы мой старый приятель так говорил! – воскликнул он. – Что случилось, миссис Амелия? Господи Вседержитель, только не говорите мне, что мальчик...

– Всё скверно, – ответила я. – И вряд ли ухудшится. Мы потеряли их обоих, Сайрус. Нефрет тоже ушла. Гертруда, как я понимаю, не вернулась в замок сегодня днём?

– Ну, я не знаю. Я сам вернулся почти только что. Вы хотите сказать мне, что её тоже похитили?

Он открыл передо мной дверь в библиотеку. Мистер Амхерст вежливо поднялся со стула, на котором сидел с книгой в руке. Эмерсон стоял у стола, за которым якобы работала Гертруда.

– Скопировано полдюжины страниц, – заметил он, указывая на рукопись своей книги. – Любой удивится, чем эта женщина была занята. Где её комната?

На этот раз процессию возглавил Сайрус. Эмерсон молчал, а я изложила нашему другу и его помощнику, робко следовавшему за нами, краткий обзор произошедшего. Сайрус принялся раздавать приказы, преодолевая тревогу и переживания с истинно американской готовностью, чего я и ожидала от него.

– Уилли, приведи кучера сюда. И домработницу. Чёрт возьми, тащи сюда весь персонал. Шевелись.

Он лично помог нам обыскать комнату. Мы ничего не пропустили – даже карманы одежды, висевшей в гардеробе.

– Отсутствуют её туалетные принадлежности, – тихо сказала Эвелина.

– И одна из дорожных сумок, – добавила я.

– Хорошо, что вы, дамы, здесь, – кивнул Сайрус. – Не думаю, что я бы это заметил. Она оставила бо́льшую часть своей одежды.

– И её книги. – Я бросила «Разоблачённую Исиду» на стол. – Благовоний и горелки уже нет. И кольца.

– Взяла самое необходимое, – пробормотал Эмерсон. – И всё, что помогло бы нам выследить её. Давайте послушаем, что говорят слуги.

Кучер, нервно дрожавший под испытующими вопросами Эмерсона, оказался единственным, кто смог сообщить что-то полезное. Эффенди приказал ему отвезти даму навестить своих друзей на дахабии. Он ждал её, как она приказала, и затем снова ждал молодую ситт.

– А потом? – перебила я, не в силах больше терпеть неизвестность. – Куда ты их отвёз?

– На пристань для посадки на паром, Ситт Хаким. Я спросил, должен ли я подождать или вернуться за ними, но женщина ответила – «нет».

– Они сказали, куда направляются? – Я знала, каким будет ответ, но вопрос нужно было задать.

– Они говорили по-английски, Ситт Хаким. – Наблюдая за нашими унылыми лицами, он добавил с очевидным желанием помочь: – Молодая ситт отдала мне записку для эффенди.

– Что! – Эмерсон взвился со стула, как стрела, выпущенная из лука. – Да проклянёт тебя Аллах в течение семи вечностей в самой глубокой яме геенны! Почему ты сразу не сказал? Дай её мне!

Вскрикнув, мужчина отшатнулся к стене.

– У меня её нет, Отец Проклятий. Я отдал её... – Он указал на мажордома, который тут же пробормотал:

– Я положил её на стол, сэр, вместе со всей почтой.

Там записка и лежала, наполовину погребённая в куче писем и газет, которые прибыли в тот день – сложенный лист бумаги, явно вырванный из небольшого карманного дневника. Прилив надежды исчез с лица Эмерсона, оставив его напряжённым и осунувшимся.

– Бесполезно, – вздохнул он. – Должно быть, она написала это в присутствии женщины, которая не отрывала от неё глаз, а то и продиктовала текст. Он гласит: «Я поехала в Луксор с мисс Мармадьюк, чтобы встретить кого-то, кто может знать, где находится Рамзес. Мы едем прямо в отель «Луксор». Я вернусь, как только смогу».

– Как она могла оказаться такой доверчивой? – изумился Уолтер. – Я думал о ней лучше.

– Именно этот адский дух соревнования, существовавший между ней и Рамзесом, – ответила я.

– И её любовь к нему, – мягко добавила Эвелина. – Она отчаянно волновалась, Амелия.

– Постойте. – Сайрус просматривал другие бумаги. – А это что, чёрт побери?

Мажордом нервно откашлялся.

– Вы приказали мне, сэр, копировать любое сообщение, которое придёт для леди.

На мгновение все застыли. Предшествовавшее разочарование было таким серьёзным, что мы не смели надеяться снова.

– Прочитайте это вслух, – прохрипел Эмерсон.

Сайрус прочистил горло.

– «Риччетти заполучил мальчика. Это твой шанс; она пойдёт с тобой, если ты пообещаешь привести её к нему. Она должна украсть невидимое, иначе они попытаются остановить тебя, потому что не ходят во свете, как ты. ТА, которая охраняет врата подземного мира, дала нам знак. Не допусти, чтобы ОНА потерпела неудачу».

– О Боже, – вздохнула я. – Опять не то. Очередной эзотерический бред. От него не больше пользы, чем от записки Нефрет.

Эмерсон пригляделся к посланию.

– Здесь больше смысла, чем кажется, – медленно произнёс он. – Ты была права всё это время, Пибоди, и я надеюсь, что у тебя хватит великодушия, и ты воздержишься от упоминания об этом факте более десятка раз в день.

Моё сердце захлестнула волна восхищения и любви. Никто, особенно я, никогда не сомневался в том, что Эмерсон – самый храбрый из людей, но эта тихая стойкость требовала большего мужества, чем энергичные действия, к которым он обычно был склонен. Не менее спокойно и весело я ответила:

– Да, дорогой. И поздравляю тебя с такими быстрыми выводами.

– Вы не могли бы объяснить попроще? – поинтересовался Сайрус, потирая лоб. – Кажется, сегодня вечером я не очень сообразителен.

– Я поняла! – воскликнула Эвелина. – Есть две группы преступников, как ты и думала, Амелия…

– Шакалы и Гиппопотамы! – подхватила я. – А Гертруда – не Гиппопотам!

– Да! – Мы обменялись рукопожатием, и я похлопала её по плечу.

Уолтер уставился на жену, как будто она сошла с ума. Сайрус разинул рот. Эмерсон задумчиво посмотрел на меня.

– Пибоди, – протянул он, – на случай, если я недавно забыл об этом упомянуть: ты – свет моей жизни и радость моего существования. Идём, любимая, мы должны немедленно вернуться на дахабию.

Во время обратной поездки возможности для разговора не представилось; Эмерсон мчался сломя голову, и мы отстали от него на несколько минут. Я тут же поспешила в нашу комнату, где обнаружила, что он завернул несколько предметов одежды в каучуковый лист.

– Сегодня вечером оставайтесь в салоне, – сказал он, бросая свёрток на кровать и принимаясь расшнуровывать ботинки. – Если кто-нибудь следит, будет сложнее определить, сколько человек из нас присутствует.

– Нет смысла подробно объяснять. Эмерсон, ты должен идти?

– Сейчас лучше всего, пока след не остыл. Он может оказаться моим единственным шансом, Пибоди. Завтра в обычное время меня должны увидеть у гробницы. Проклятье, – добавил он, дёргая свою рубашку, – чем ты пришила эти пуговицы, проволокой, что ли?

– Возьми Абдуллу. Или Дауда. Прошу тебя, Эмерсон.

– А также плакат с моим именем, написанным чёрными буквами, – резко ответил муж. – Их лица хорошо известны в Луксоре.

– А твоё – нет?

Эмерсон улыбнулся мне.

– Я одолжил бороду у Рамзеса. Причём хорошую. Я оставлю Дауда с тобой, он тебе может понадобиться, и я не смею рисковать – нас могут увидеть, если он переправит меня. Поцелуй меня на удачу, любимая.

Я и так намеревалась сделать это в любом случае. Я простилась с ним с дружеским напутствием и бодрой улыбкой, но после того, как закрылась дверь... Однако к чему описывать мои эмоции или действия? Они не делают мне чести. Наконец я выпрямилась, снова нацепила улыбку на лицо и пошла искать Уолтера с Эвелиной.

Они ничего не знали о намерениях Эмерсона, как я, и ожидали нас на верхней палубе. Уолтер разозлился на брата за то, что тот оставил его, и на меня – за то, что я позволила ему уйти. Губы Эвелины дрожали, когда она смотрела на свободные стулья за столом. Стюард поставил шесть стульев, как обычно. Шесть – и осталось только трое. Сколько человек из пропавших когда-нибудь вернётся?

Я попросила Махмуда убрать посуду и принести еду в салон. К тому времени Уолтер немного успокоился; он извинился передо мной и согласился, что мы должны выполнять указания Эмерсона. Аппетита ни у кого не было. Однако мы заставили себя есть, чтобы соблюсти приличия.

Часто говорят – и я твёрдо верю в это – что Небеса не посылают нам испытания, превосходящие наши возможности. Едва прошёл час (хотя для меня, Читатель, длившийся умопомрачающе долго) с момента ухода Эмерсона, в течение которого я непрестанно размышляла о способах перенести предстоящие бесконечные часы, как Небеса пришли мне на помощь. Мои нервы были так напряжены, что голоса за пределами салона заставили меня уронить стакан и вскочить, как ошпаренную. Я знала эти голоса. Один из них принадлежал Махмуду, пронзительный и протестующий. Другой...

Я подбежала к двери и распахнула её. Махмуд держал извивающегося и сопротивляющегося мальчика за руку.

– Ты не можешь войти просто так. Иди и умойся, грязнуля, а я скажу Ситт...

Мальчик поднял лицо, искажённое дикой гримасой. Чёрные глаза расширены, смоляные кудри испачканы пылью, галабея изодрана...

– Отпусти его, – приказала я. – Давид, где Рамзес?

Прежде чем Махмуд смог подчиниться или Давид – ответить, Бастет вышла из тени на палубе, обдумала ситуацию и прыгнула на спину Махмуда. Махмуд закричал и отпустил руку Давида. Бастет спрыгнула и прошествовала мимо меня к обеденному столу.

Я втянула мальчика в комнату и закрыла дверь. Сначала я не могла заставить его ни сесть, ни связно говорить. Он без устали тянул меня за руку, требуя, чтобы я шла с ним.

Вмешалась Эвелина, мягко разняв наши руки.

– Перестань его трясти, Амелия. Давид, посиди здесь со мной. Я очень рада, что ты в безопасности.

– Но он – нет? Его нет здесь? – Напряжённое тело Давида расслабилось, когда она обняла его, и он прерывисто выдохнул.

– Расскажи нам, что случилось, – попросила Эвелина. – Расскажи нам, что ты знаешь. Говори по-арабски, это будет быстрее и проще.

Видимо, только она могла получить от мальчика разумный ответ. Он говорил простыми, повествовательными предложениями, с тревогой наблюдая за ней, как будто было жизненно важно, чтобы поняла именно она. Но Эвелина, казалось, понимала его без труда. Возможно, долгие разговоры между ними улучшили и её арабский, и его английский. Между ними, несомненно, возникли узы чего-то более тёплого и сложного, чем просто дружба.

Как я и думала, Рамзес решил взять на себя обязанность выследить Риччетти. Давид даже не пытался отговорить его; у него было совершенно непропорциональное уважение к способностям Рамзеса.

– А он не мой брат? Куда он идёт, туда и я иду.

Они «одолжили» лодку и переправились через реку.

– Она, – сказал Давид, указывая на Бастет, – она ​​тоже пошла с нами.

– Она была с тобой всё это время? – спросил Уолтер, не обращая внимания на кошку, хладнокровно рассматривавшую остатки пищи.

– Пусть он сам рассказывает всё по порядку, Уолтер, – ответила Эвелина. – Давай, Давид.

Должна признать, что Рамзес принялся за дело более разумно, чем я ожидала. Зная, что обычного босоногого парня в жизни не пустят ни в один из крупных отелей, он предусмотрительно нарядился в то, что могло сойти за своего рода ливрею – сандалии, чистый белый халат и красную феску. Притворяясь, что ему передали посылку для доставки синьору Риччетти, он обошёл все гостиницы, но, вряд ли нужно объяснять, безуспешно. Он также принял меры предосторожности, велев Давиду следовать за ним на разумном расстоянии вместе с кошкой.

– Все в Луксоре знают её, – объяснил Давид. – Ей нельзя было находиться с ним. Он приказал ей остаться со мной.

Я посмотрела на Бастет. Она подняла голову от моей тарелки и посмотрела на меня прохладным, оценивающим взглядом. Бастет действительно была довольно странным существом, и я не хотела углубляться в отношения Рамзеса с ней.

– Что дальше? – спросил Уолтер.

Затем Рамзес посетил торговцев антиквариатом.

– О Боже! – воскликнула я. – Вот как Риччетти узнал! Половина из них у него на содержании, а другая – трепещет перед ним в ужасе.

– Тише, – подняла руку Эвелина. – Пусть он продолжает.

Оставшаяся часть рассказа не заняла много времени. Рамзес вышел из одной лавки с особенно самодовольной улыбкой (Давид не использовал это выражение, но я достаточно хорошо знала Рамзеса, чтобы вообразить эту картину) и, подав знак Давиду, погрузился в путаницу отдалённых переулков. Ему дали адрес – точнее, направление, поскольку названия улиц и номера домов неизвестны в Луксоре. Давид следовал в десяти футах позади, как ему было велено, и тут из тёмного дверного проёма вышел мужчина и схватил Рамзеса, зажав ему рот.

Результат не совсем оправдал ожидания. Рамзес был скользким, как угорь, и не придерживался правил джентльменского поведения. Ему удалось освободить рот на достаточно долгое время, чтобы крикнуть.

– Он закричал: «Беги!» – сказал Давид. – Я побежал.

– А кошка?

– Он приказал ей: «Оставайся с Давидом». Я побежал, и она побежала со мной, чтобы найти вас, чтобы помочь. Это то, что он сказал сделать. – Мальчик снова задрожал. – Другой мужчина побежал за мной. На берегу реки я искал лодку. Там не было. Тогда мужчина спросил: «Ты хочешь переправиться через реку? Садись в мою лодку вместе с кошкой. Я иду домой». Человек, который бежал за мной, был близко позади. Я боялся. Я сел в лодку и позвал Бастет. Но когда мы достигли другого берега…

Он проснулся в комнате без окон, на грязном полу, не помня, как попал туда. Голова раскалывалась, во рту пересохло. Бродя в темноте, он нашёл бутылку с водой и, утолив жажду, стал исследовать комнату наощупь. Единственная дверь была из тяжёлого дерева и, вероятно, заперта снаружи на засов, потому что в ней не было замочной скважины, и она не поддавалась, когда Давид толкал её. В комнате не было ни мебели, ни даже тряпок, на которых можно было бы лежать, но нож у мальчика остался. И вот, после того, как Давид без толку стучал в дверь и кричал до хрипоты, он начал подкапываться под стенку из глиняных кирпичей. Но недолго – его одолело головокружение, и он уснул.

– Должно быть, в воде было снотворное, – предположила я. – Но как же ты выбрался?

– Когда я проснулся, дверь была открыта, – ответил Давид. – И Бастет стояла рядом, облизывая моё лицо. Вот, я пришёл сюда. Теперь мы пойдём искать Рамзеса, пожалуйста?