Прямое серебро

ГЛАВА 4. 287-311.

Шёл третий день «Призраков» на фронте. Они привыкали к распорядку: патрулирование, проверка проволочных ограждений, откачка воды, наблюдение, прогулки с вёдрами из сортиров вверх по окопам сообщения, прогулки с вёдрами для еды обратно из кухни («Клянусь, они уже не раз путали эти вёдра», — заметил как-то Роун.) Они даже почти привыкли к тому, что Корбек называл «окопной ходьбой» – на полусогнутых, пригнув голову, чтобы ничего не торчало над парапетом.

Напряжение сохранялось. С той ночи, когда отряд Мколла попал в заварушку, обстрелов больше не было.

На второй день противник атаковал линию в двадцати пяти километрах к северу от станции 317, но в остальном всё было тихо.

Треть полка вышла на позиции, оставив две трети в резерве, в Ронфорке. В конце первой недели они должны были поменяться и продолжить по схеме, которая предполагала, что ни один солдат не находился на фронте более недели, и при этом из трёх недель две отводились на отдых. Гаунт, конечно же, надеялся, что танитцы не задержится на передовой так долго.

В окопе Призраки обросли грязью спустя всего несколько часов и обзавелись вшами к концу первого дня. Спали они, как могли, свернувшись калачиком под бруствером или внутри вырытых вручную блиндажей.

Криид настолько испачкалась, что решила больше не бороться с этим. Она размазала грязь по лицу и по волосам.

— Какого феса ты творишь, сардж? — спросил Скин.

— Камуфляж, — пояснила она.

Пятнадцать минут спустя, все кроме двоих во взводе последовали её примеру и обмазались грязью. Колеа не стал, потому что не понимал, что происходит.

Ну, а Куу… просто потому, что это был Куу.

«По крайней мере, — поздравила себя Криид, — похоже, что большая часть взвода сплотилась. Наверное, я неплохо справляюсь».

Десятый взвод занял станцию ​​290, одиннадцатый взвод Обеля встал к северу, а шестнадцатый, Мароя, к югу от них.

Каждая станция представляла собой приблизительно километр огневой траншеи, разделённый траверсами на двадцатиметровые отрезки. У них был земляной бункер с полевым телефоном и воксом, но благодаря личным вокс-линкам Призраков, это оснащение в большинстве случаев не использовалось.

Три раза в день Криид совершала свой тур в сопровождении Хьюлана и ДаФельбе. Она проверяла целостность траншеи, проверяла, как доставляют еду, инспектировала пункты наблюдения. Она индивидуально проверяла снаряжение каждого солдата, боеприпасы и даже ноги на предмет появления «траншейной стопы».

Третий день был мрачным. Дождь лил с запада под таким углом, что борта траншеи не давали никакого укрытия. Дождь тоже имел привкус чего-то металлического или химического. Кто-то сказал, что накануне на севере, в Мейсек Бокс, применили кожно-нарывной газ, и некоторые солдаты поспешили надеть респираторы или сделать повязки. Небо было низким и гнетущим, по нему быстро плыли клубящиеся, почти чёрные, облака.

Из-за этого краски дня померкли. Лица побледнели, а тени в глазницах сгустились.

Некоторые из подразделений, ранее занимавших окоп – к примеру, Семьдесят седьмая стрелковая бригада Лунсгатте – остались. Всего отряд, около тридцати человек, расчёты траншейных минометов, расположенных в блиндажах позади главного огневого окопа. Их командир, сержант по имени Хартвиг, присоединился к Криид, пока она осматривала минометные точки. Он был высок и начисто лишён чувства юмора. Кутаясь в испачканный грязью серый плащ, он носил шапку и зеленое кепи с кокардой, на которой было изображено какое-то животное, похожее на медведя. Его подчинённые мало общались с танитцами. Казалось, они довольны жизнью в тесных приямках своих дотов. Ещё у Криид сложилось впечатление, что Хартвиг ​​и его люди пренебрежительно относились к подразделению, в составе которого были женщины, а тем более – когда одна из них была командиром.

Минометы представляли собой приземистые машины из воронёного металла, называемые фельдверферами, и использовали сжатый газ для выстрела трехкилограммовым снарядом. Расчёты содержали оружие в безупречной чистоте, постоянно шлифовали и смазывали. Сами люди, напротив, были грязными, а их форма давно превратилась в лохмотья. Большинство носили шапки или свободные капюшоны, кожаные куртки и шерстяные безрукавки, у многих на груди были привязаны или нашиты пластины брони. Их руки и лица почернели от грязи.

С миномётами перемежались пружинные орудия Фавелла, тяжёлые компактные катапульты, которые напоминали Тоне Криид своего рода орга́ны. Требовалось усилие двух человек, чтобы крутить шатунный ворот и взводить длинное метательное плечо до упора. Когда спусковой шнур выдёргивался, группа массивных пружин в основании орудия резко вскидывала рычаг и отправляла гранаты или бомбы в полёт над огневой траншеей по направлению к полю боя.

Хартвиг ​​заверил Криид, что Фавелл может метнуть гранату на расстояние более двухсот пятидесяти метров.

Хитрость заключалась в том, чтобы установить запал гранаты так, чтобы она не взорвалась в полёте. Взрыв должен произойти уже на земле или вблизи неё, но если гренадеры выставляли слишком долгий запал, существовал риск, что противник успеет подобрать взрывчатку и швырнуть её обратно. У одного из номеров расчёта катапульты всегда была под рукой глиняная трубка для воспламенения взрывателей, которая была гораздо удобнее спичек или фитилей.

Солдаты Семьдесят седьмого Лунсгатте были не единственными кто, задержался в огневой траншее. Сморщенные, гниющие части тел торчали со дна траншеи, а иногда и из стен, там, где их обнажил дождь. Криид выяснила, что тремя годами ранее во время тяжёлых боев солдаты на этих станциях были вынуждены хоронить своих мертвецов прямо в окопе. Эрозия, вызванная водой, медленно возвращала их на свет божий.

На третий день, во время своего полуденного обхода, Криид обнаружила, что Лубба и Врил пытались укрепить участок стены, которая обвалилась из-за дождя. Часть выступа парапета превратилась в желоб для дождевой воды, которая теперь лилась в траншею широким потоком. Задача стала ещё более неприятной, потому что там, где отошли брёвна, обнаружились древние трупы, скрюченные и почти мумифицированные.

— Гак, — сказала она, глядя на всё это.

— Нам нужно больше досок, — сказал Лубба. — Даже если мы вернём старые на место, ничего не изменится, потому что они прогнили насквозь.

Криид посмотрела на Хартвига. — Доски? Флакборд? — Усмехнулся он. — Ты шутишь?

— Может, есть другие предложения? — Она быстро устала от унылой отстранённости Хартвига.

— Иногда на станции 282 бывает хворост. Они развозят его по траншеям снабжения, когда есть что развозить.

— Хворост?

— Да что угодно, — сказал Врил.

Криид повернулась к Хьюлану. — Сгоняй до 282-ой и глянь, может там есть что-нибудь.

— Есть, сардж.

— А как насчёт того, чтоб перекрыть этот поток? — предложил ДаФелбе, указывая на жидкую грязь, текущую через край бруствера.

— Придётся перебраться на ту сторону. Так что я лучше промокну, чем подохну, — сказал Врил.

— Тогда, как стемнеет? — рискнула предложить Криид.

— Конечно, сардж. Как только стемнеет.

Раздалось влажное, глухое бульканье, и ещё один кусок облицовки шмякнулся в траншею там, где Лубба пытался силой вернуть его обратно. Жирная грязь повалилась в проход, увлекая за собой ещё одно мерзкое тело.

Труп пялился на них, отвесив челюсть, словно что-то кричал, но его глазницы и рот были полны грязи.

— О, гак… Хьюлан! ˜— Криид окликнула разведчика. Он остановился и оглянулся.

— Попробуй-ка найти ещё и Цвейла.

Хьюлан кивнул.

Они продвинулись немного дальше. Криид проверила ещё двух или трёх солдат на огневой ступени: Вулли, Джайхо, Кенфельда, Субено. Сапоги Кенфельда протекали, и теперь ему нужен был порошок для ног.

Затем они дошли до Куу или, по крайней мере, до позиции Куу. Ступень была пуста.

— Мхеф! — Криид окликнула следующего. — Куда делся Куу?

— В сортире, сержант! — отозвался солдат.

Они подождали, и Куу вскоре явился. Как только он увидел Криид, он снял винтовку и молча протянул её для осмотра. Его глаза не выражали ничего. А на лице всё ещё виднелись синяки в тех местах, где она их ему наставила.

— Ты оставил свой пост, Куу.

— Пришлось.

— Надо было ждать смену.

Он покачал головой. — Не мог дождаться. Живот крутит. Гаковая здесь еда. Чрезвычайная ситуация, точняк.

— Как давно ты болен?

— День. — Он действительно выглядел бледным и нездоровым, теперь она это заметила. — В тебе хоть что-нибудь задерживается?

— Нее, пролетает прям насквозь, — проговорил он с неуместным наслаждением.

— Найди кого-нибудь на замену, — сказала она ДаФельбе, затем снова посмотрела на Куу. — Доложи Дордену. Пусть он даст тебе порошок или укол какой-нибудь. И сразу назад, ты меня понял? Я хочу, чтобы ты вернулся до 13.00, без оправданий.

— Хорошо, — сказал Куу, поднимая снаряжение. — Буду как штык, точняк.

Криид смотрела, как Куу уходит, пока тот не скрылся за траверсом. — А он та ещё "головная боль", — сказал ДаФельбе. — Точняк, — ответила она.

В следующем огневом кармане Криид обнаружила Позетина, Мосарка и Нессу Бура, которые ютились в нише под протекающим парапетом и играли в кости. Она была уверена, что их мысли заняты чем-то другим. Она быстро осмотрела всю троицу, поскольку они были нормальными солдатами, которых не нужно было лишний раз подгонять, и поинтересовалась, есть ли у них какие-то проблемы.

— Только ожидание, — сказал Позетин. Это был невысокий, коренастый вервунец с перебитым боксёрским носом, бывший боец Вервун Праймари и чертовски умелый стрелок. Фактически, он стал бы снайпером, если бы не его прискорбное отсутствие выдержки. Он волновался, он ёрзал. Совсем не как снайпер.

— Ожидание всегда убивает, — проговорила Криид.

Позетина кивнул. — Это то, за что я ненавижу окопы, сардж, — сказал он. Пальцами он вертел кубики, заставляя их нырять туда-обратно между костяшками. Явный и слишком навязчивый тик.

— Ждите своего часа, — напомнила ему Криид.

— То, что я всё время ему говорю, — кивнула Несса, демонстрируя спокойствие.

Легко было сказать. Ни одному солдату не нравились часы ожидания. Ожидание всегда усиливало страхи и подтачивало нервы. И это сказывалось на Позетине сильнее, чем на остальных.

— Займи себя чем-нибудь, — предложила Криид. — Я могла бы найти тебе работу. Сортиры, вот…

— Гак с ними, — прорычал Позетин. Мосарк рассмеялся. — Тогда смени наблюдателя.

— Я предлагал, но он счастлив на своём посту. «Он», упомянутое Позетином относилось к Колеа, который сидел в дальнем конце кармана. Он неподвижно прильнул к стереоскопу, который выглядывал над краем парапета.

Криид подошла к нему по дощатому настилу. — Колеа?

Он не шелохнулся. Сержант аккуратно положила руку ему на плечо, и тот, наконец, поднял глаза. Ему потребовалось время, чтобы сообразить, кто она такая.

— Ты в порядке? Ты давно на посту.

— Не обращайте внимания. Я могу и дальше наблюдать.

И он действительно мог. Если Позетин слыл самым нетерпеливым во взводе – гак, да во всём полку – то Колеа стал самым сосредоточенным и спокойным.

Она точно знала, что он управлял стереоскопом уже как минимум два часа, медленно водя им из стороны в сторону по дуге в сто восемьдесят градусов. Ему не было скучно, он не уставал. Она бы давным-давно заменила любого другого из опасения, что усталость сделает его невнимательным. Но только не Колеа.

Криид не знала, что именно снаряд локсатлей сделал с мозгом Колеа. Хирург Курт пыталась объяснить ей это, но медицинские термины были за пределами понимания Криид. Что-то относящееся к памяти и личности. Пострадало и то, и другое. Гол Колеа, герой повстанцев, мудрый, умный, сильный… пропал, осталась лишь его физическая оболочка. На него по-прежнему можно было положиться, но теперь это выражалось лишь в необычайной концентрации внимания.

Или, по крайней мере – утешала себя Криид – в способности не скучать, выполняя повседневные задачи. Колеа часами мог зорко наблюдать за линией фронта. Но стоило начать с ним разговор, спустя пять минут после этого, и он не вспомнит, о чём вообще идёт речь.

Криид никому в этом не признавалась, но самой большой проблемой в её взводе был именно Колеа. Гаунт предполагал, что это будет Куу, но она твёрдо знала, что сможет справиться с этим гакнутым. Нет, это был Колеа. Для начала, Десятый был ЕГО взводом. Он выковал это подразделение. Если бы его не стало, это была бы другое дело, но он всё ещё был здесь, и постоянно напоминал о своём умственном бессилии, о пустоте, которая пришла на смену его вдохновенному руководству.

Но хуже всего было то, что он стал таким как раз из-за неё. Её подстрелили во время боя за Уранберг. Колеа отнёс её в безопасное место и в результате получил пулю в голову. Криид до сих пор не понимала: зачем. Варл сказал, что просто таков был его путь. Он никогда не оставлял солдат в опасности. Может быть и так. Но тут было что-то ещё. Как будто Колеа решил спасти её по какой-то причине, а не из-за одной лишь верности долгу.

Каффран считает, что это из-за детей. Колеа иногда называл двух сирот, которых Криид спасла из Улья Вервун, «частичкой добра». Каффран полагал, что тот проявлял почти отеческую заботу, присматривая за ним и Криид, ведь они заменили детям их настоящих родителей.

Неважно. Она никогда не узнает. Теперь Колеа бесполезно спрашивать, потому что он не мог даже вспомнить Уранберг, не говоря уже о мотивах, которыми когда-то руководствовался в жизни.

— Если устанешь, свисти, — сказала она.

— Не волнуйтесь, сержант.

— Если что-нибудь увидишь, ты тоже свисти.

Он полез своими толстыми пальцами за шиворот шинели, вытянул оттуда жестяной свисток и просиял.

— У меня тут свисток.

— Хорошо, — сказала она. — Продолжайте, рядовой Колеа. — Она собралась уходить, но его следующие слова одёрнули её. «Дети».

— Что?

— Что? — переспросил он.

— Что ты сказал, Гол? Только что.

— Хм… — подумал он. — Дети. Они будут в порядке? С ними всё хорошо?

— Они молодцы, — ответила Криид. Её сердце колотилось в груди. Казалось, что прежний Гол Колеа стоял сейчас перед ней на расстоянии вытянутой руки.

— Они молодые, — сказал он. — Да, совсем молодые. Но я думаю, они справятся. Если Вы говорите, что с ними всё в порядке.

— Они справятся.

— Он кивнул. — Такие молодые. Наверное, война – это всё, что им известно. Но большинство из них так молоды. Мальчишки. Даже не бреются ещё. А ведут себя как солдаты.

Солдаты Альянса Айэкса. Вот о ком он говорил. Все в полку были потрясены: почти все здешние солдаты и правда были пугающе молоды. «Дети», — сказал тогда Лубба.

Слава Богу-Императору. Он имел ввиду совсем не её детей. Она заметила искру всего на секунду, но это была ложь.

— Продолжай, — сказала она.

— Вы в порядке, сардж? — спросил ДаФельбе.

— Ага. Песок в глаза попал, — отмахнулась Тона Криид.

Тачка из полевой кухни прошла вдоль траншеи к северу от станции 290 примерно пятнадцать минут назад, подавая солдатам одиннадцатого взвода кусочки сухого ржаного хлеба и водянистую похлёбку из твёрдых корнеплодов на рыбном бульоне. Теперь рядовой Гутес шёл под дождём с ведром для грязной посуды, собирая котелки солдат, чтобы забрать их в окоп снабжения и ополоснуть под краном за станцией.

Это был регулярный наряд, и сегодня он выпал Гутесу. Он не ворчал, хотя работа считалась грязной.

К тому времени, как он соберёт все котелки, ведро будет уже полным. Пит Гутес был одним из старейших солдат Танитского, измученный и усталый. Он страдал не от физической усталости. Он устал влачить гвардейскую жизнь. Эта безнадежная борьба, которую предстоит продолжать день за днём, зная, что счастливый конец их в любом случае не ждёт. Их родного мира больше нет. Нет семейных объятий, в которые можно было бы вернуться.

В день гибели Танит дочери Гутеса Финре был двадцать один год, а её дочери, Фуне, всего четыре месяца. Оставить их было трудно, но его призвал Император. А Император есть Император.

Пит Гутес иногда вскакивал на постели посреди ночи, и Танит последней вспышкой догорала перед его мысленным взором. Врезавшийся в память судорожный спазм огня и света, который возвестил о смерти мира, где он вырос. Это была всего лишь мелочь, искра в ночи. Он видел это через иллюминатор военного корабля. Просто крошечная бесшумная вспышка.

Он часто задавался вопросом, как вообще Танит могла умереть. Поверхность раскололась. Океаны обратились в пар. Континенты надвинулись друг на друга и распались на части. Обширные наловые леса были сожжены дотла стеной белого жара. Ядро, разваливаясь на части, изверглось и выкипело в вакууме. Пит Гутес был убеждён, что любое переживание, даже самое важное и глубокое в его собственной или чьей-либо жизни, могло показаться не более чем крошечной беззвучной вспышкой, если взглянуть с достаточно большого расстояния.

Порой он задумывался об этом, смывая жир с кастрюль, сортируя силовые зажимы, пришивая обратно пуговицы на своей тунике. Галактика была большой, и всё в ней было маленьким, и он тоже был маленьким. Император мёртв! В самом деле? Да… всего-то крошечная вспышка, не более. Видел? Империум пал! Фес святый, ты шутишь? Нет… лишь ещё одна маленькая вспышка. Вы, должно быть, и не заметили.

Далеко. Вот где он хотел бы оказаться. «Далеко в горах», как в старой песне. Теперь это стало единственным, чего он хотел. Быть настолько далеко, чтобы всё казалось маленьким и незначительным.

— Котелки! Котелки! — орал он, продвигаясь вниз по огневому сектору и держась обеими руками за дужку большого жестяного ведра. Гаронд бросил свой, затем Феникс и Токар.

— Премного благодарен, — отвечал Гутес каждому, но в его голосе было столько сарказма, что они рассмеялись.

Он забрёл в дот, где Кейл и Мелир сгорбились возле своего орудия поддержки. Кейл бросил ему свой полупустой котелок, а Мелир всё ещё собирал последние капли подливы куском хлеба, который не доел Кейл.

— Фес, тебе что, нравится эта дрянь?

— Хорошая еда, если проголодался, — сказал Мелир.

Гутес любил Мелира. Крепкий, серьёзный, ас в обращении с автопушкой или ракетницей. Но видеть его на этом месте было невыносимо. Брагг был в Одиннадцатом спецом по тяжёлому вооружению. Харк перевёл Мелира из Двадцать седьмого, когда Брагг был убит. Это было почти надругательство. Кейл, по мнению Гутеса лучший заряжающий в полку, едва не был женат на Брагге. Теперь он подносил ящики и заправлял патронные ленты для кого-то другого.

Времена меняются. Приходится приспосабливаться. Стоит отойти подальше, и ничто из этого не покажется достаточно крупным, чтобы не потерять важность.

Мелир закончил, одобрительно причмокнул губами и бросил свой котелок в ведро Гутеса.

— Мои комплименты шеф-повару, — сказал он.

— Мелир, чувак, ты фесов лунатик, — сказал Гутес.

— А теперь представь, — сказал Кейл, — мне приходится сидеть рядом с этим фесоголовым.

— Отсядь подальше, и это перестанет казаться таким уж трудным, — предложил Гутес.

— Чего?

Гутес покачал головой. Он был рад, что Кейл сработался со своим новым партнёром. Вот что действительно имело значение. Он знал, что Кейл всё ещё подавлен. Он оставил Брагга, и побежал за свежими боеприпасами, а к тому времени, как вернулся, Брагг был уже готов. Три флетшетта локсатлей в упор, вот что слышал об этом инциденте сам Гутес. Бедняга словно ракету проглотил. Его так разметало, что им всем пришлось потрудиться, чтобы найти достаточно для похорон, а ведь Брагг был здоровенным парнем.

Фесово дерьмо случается, подумал Гутес.

Он споткнулся, пригнувшись под балкой на входе в ​​следующий огневой сектор, и пожалел, что у него не было свободной руки, чтобы отогнать кусачих мух, которые жужжали перед лицом. Логлас рассказывал ему об одном солдате: тот сначала позволял этим тварям садиться на него, а потом проснулся с выжранным мозгом. Личинки постарались.

Пит Гутес даже не стал это представлять. Однако ему показалось странным, как кому-то, чей мозг был съеден личинками, вообще удалось проснуться. Неувязочка в рассказе. Может, Логлас и разыграл его тогда.

— Всё в порядке, Пит? — окликнул его сержант Обель, поднимаясь по траншее со своим посыльным.

— Да, сэр.

— Мой уже у тебя, — добавил Обель.

— Я знаю, — сказал Гутес. На каждом котелке Призраков была выгравирована фамилия и личный код. Самым забавным во всём этом было вернуть правильный котелок правильному человеку.

Самым забавным. Да, точно. В том, чтобы собрать, отмыть и распределить жестянки нет ничего такого, что можно было бы счесть забавным.

— Продолжай, Гутес, — сказал Обель.

Гутес остановился в конце секции и поставил ведро. Жирные капли окропили стенку траншеи. — Эй, Ларкс?

Безумный Ларкин медленно отвернулся от бойницы, в которой покоился его лонг-лаз. Он слабо улыбнулся, когда увидел Гутеса. Они стали хорошими друзьями с момента основания. Было приятно видеть его улыбку. Последнее время Ларкин казался более резким, чем когда-либо. Они с Браггом были особенно близки.

— Твой котелок? — поросил Гутес.

Ларкин огляделся и в конце концов достал свою миску с полки на облицованной стороне окопа. Похлёбка была нетронута, в ней плавал размокший кусок хлеба.

— Эх, Ларкс, ты бы поел, а?

— Я не голоден, Пит.

— Тебе нужно поесть, ведь…

Ларкин пожал плечами.

Гутес поднял котелок. — Ты уверен, что не хочешь?

— Ладно тогда. Гутес оставил ведро для помоев рядом с огневой ступенью Ларкина и пошёл в соседний окоп.

Мелир с радостью принял дополнительный паёк. — Ты должен вымыть это сам и вернуть Ларксу, — предупредил Гутес.

Он вернулся за ведром.

— Что ты делаешь, Ларкс? — спросил он.

Ларкин ковырял отвёрткой прицел, настраивая оптику. — Калибрую, — сказал он.

Каждый снайпер калибрует свой прицел. Это данность. Обычно всё ограничивалось подстройка кольца с накаткой на прицеле, отвечающего за момент, когда прицельный сканер считывал сетчатку и выставлял прицельную сетку. Но Ларкин пошёл гораздо дальше. Он снял смотровую крышку в обход сканера и откалибровал своё оружие с учетом нюансов скорости ветра и наклонения, которые были за пределами возможностей автоматики. Гутес слышал, как он иногда говорил, что видит правду через свой прицел. Это было той реальностью, которой Ларкин доверял.

— Смотри, чтобы техножрецы не поймали тебя за этим делом, — предупредил Гутес. — Они тебя на костре сожгут.

— А ты не говори им, — предложил Ларкин.

— Не скажу, — заверил Гутес. Ларкин был лучшим стрелком в полку, и Гутес не собирался указывать, как ему выполнять его работу, даже если копаться в устройстве военной техники было строго запрещено. Это была территория техножрецов, ревностно охранявших свои секреты. С другой стороны, если Ларкин должен стать чуть-чуть еретиком, чтобы продолжать так же хорошо стрелять, что ж Гутеса это вполне устраивало.

Гутес подхватил своё хлюпающее помойное ведро и двинулся дальше. Подобрав последние котелки, он направился на запад, в траншею снабжения.

— Привет, Ларкс.

Ларкин оторвался от прицела, думая, что за чем-то вернулся Пит Гутес. Но это был не Пит Гутес. — Как поживаешь? — спросил Лайджа Куу.

— Какого феса? — Ларкин отпрянул в угол огневой секции, пытаясь нащупать рукоять ножа. — Какого феса ты здесь забыл?

— Ой, как грубо. — Куу присел на огневую ступень, положив локти на колени. — Просто зашёл, чтобы поздороваться с другом, а ты будто и не рад меня видеть.

— Нет, — пробормотал Ларкин.

— Да, точняк.

— Чего ты хочешь?

Куу выпрямил худые ноги и сел на ступень спиной к парапету. — Как я уже и сказал, просто поздороваться.

— Тебя не должно быть здесь, — сказал Ларкин.

— А кто узнает, скажи-ка мне? Я должен был показаться доку. Кто меня хватится? У кого вызовут подозрение два приятеля, решивших поболтать?

— Я тебе не приятель, — храбро сказал Ларкин. Его рука, наконец, нашла нож. Теперь он держал его за спиной.

Куу задумался. — Может и нет. Может и нет.

Он наклонился вперёд и вперил своё пересечённое шрамом лицо в лицо Ларкина. — Друзья – неподходящее слово, да, танитец? У нас есть счёты, не так ли. Ты продал меня, продал комиссарам на Фантине. Ты и этот здоровенный болван.

— Не называй его так!

— Здоровенный болван? Почему, гак, я не должен называть этого здоровенного болвана здоровенным болваном? Он был здоровенным болваном, точняк!

— Заткнись!

— Эй, я просто веду себя вежливо и пришёл поздороваться. Голос Куу упал до хриплого шёпота. — У нас есть счёты, танитец. Ты это знаешь, и я это знаю. И нам придётся это уладить. Благодаря тебе у меня вся спина теперь в шрамах от кнута. Я вспоминаю о тебе по ночам. О тебе и о том самодовольном большущем болване. Рано или поздно ты заплатишь.

Ларкин попятился ещё дальше. Он знал, что у него едва ли получится достать лонг-лаз из амбразуры. Он хотел закричать, но вокруг никого не было.

— Что значит, заплачу?

— Рано или поздно, точняк. Война – непредсказуемая вещь, танитец. Суматоха… и прочее дерьмо. Посреди боя всякая хрень летает туда-сюда. Кто заметит, если я получу назад свой должок? Просто в списке станет ещё на один труп больше.

— Ты не посмеешь!

— О, а если бы посмел? Ты получишь своё, как и тот здоровенный болван.

Хлейн Ларкин окаменел. Со времён Фантина он всё время оглядывался, ожидая этого момента. И вот Лайджа, фес его, Куу, напала на именно тогда, когда он меньше всего был к этому готов. И эти последние несколько слов ужалили сквозь накативший ужас.

— Что значит, он получил свое? Что, фес подери, это значит?

— Ужасная досада. Здоровенный болван внезапно «ставший героем»[11].

— Нет… нет, ты не это имел в виду. Всё не так! Фес… Фесов ты ублюдок… ты убил его!

— Как будто, — улыбнулся Куу.

— Сволочь! Я сообщу об этом Гаунту…

Куу выбросил вперёд руку и крепко сжал ею горло Ларкина. Его глаза вмиг стали мрачными, словно туча закрыла солнце.

— Это вряд ли, жалкий ты гак. Кто тебе поверит, а? Где твои доказательства? Это только между нами. Ты и я. Наши маленькие счёты. А по счетам надо платить, точняк. Ты знаешь почему. И я знаю почему, а все остальные могут гаково пойти нахрен. Ты заплатишь за мои шрамы. Ты заплатишь за них своими.

Ларкин выхватил нож. Тридцать сантиметров "прямого серебра". Танитский Первый-и-Единственный боевой клинок.

В исступлении он бросился на Куу.

Тот был к этому готов. Он заблокировал запястье Ларкина левым кулаком, отбив нож в сторону, и лишь сильнее стиснул захват на шее. Ларкин извивался как мог, но он был загнан в ловушку, как животное, как добыча.

Куу наотмашь ударил его в висок, и, ошеломив, столкнул с огневой ступени. Ларкин приземлился плечом на настил и почувствовал, как доски хрустнули под ним.

Пальцы судорожно искали боевой нож. Но тот был уже в руке у Лайджи Куу.

Куу встал над ним, поднёс нож к губам и медленно лизнул лезвие. Крошечная капля крови капнула на лоб Ларкина.

— Ты фесов безумец! — ахнул Ларкин.

— Точняяяк, — сказал Куу. Мы зашли так далеко. Давай же, сделаем это!

Он кинулся на Ларкина, выставив клинок перед собой. Ларкин вспомнил боевые приёмы, которые показывал ему Корбек, и перекатился, пнув Куу по ногам. Куу рухнул, чиркнув лезвием куда-то в сторону, и нож вырвал полоску из брюк Ларкина. Ларкин заорал и пнул снова. Но Куу был проворен как змей, скрутив сучившего ногами Ларкина.

Клинок прижался к горлу Ларкина. Он почувствовал, как острый металл впился ему в кожу.

— Какого феса тут творится?

Логлас приближался к ним по окопу, сжав кулаки. — Куу? Что, фес подери, ты делаешь?

Превозмогая давление на своей шее, Ларкин закричал. На удивление, его крик оказался похож на свист.

Свист. Ещё два. Потом ещё один.

Логлас остановился и посмотрел вверх. Снаряд угодил в заднюю стену огневой секции и сдетонировал, взметнув грязь, жижу и куски облицовки на пятьдесят метров в воздух. Это был, как минимум двадцатифунтовик.

Ларкин видел его, видел сам снаряд. Матово-серый корпус, зазубренные стабилизаторы, словно в замедленной съёмке. Он увидел огромную вспышку и то, как один из стабилизаторов, рваный кусок металла размером двадцать на десять сантиметров, вращаясь в воздухе, с визгом вылетел из эпицентра, словно детская метательная игрушка.

Логлас содрогнулся от взрывной волны, а летящий стабилизатор ударил его по лицу. Время будто замедлилось, и Ларкин увидел, как Логлас сперва нахмурился, потом сморщился, а затем придал своему лицу такое выражение, которое не смог бы повторить ни один живой человек.

Сначала на месте носа Логласа разверзлась воронка, а затем лоб с куском скальпа оторвался от черепа, словно отдёрнутая занавеска.

Лицо исчезло, затянутое в дыру, пробитую осколком, а затем вращающийся стабилизатор вылетел через затылок, разбрасывая осколки черепа и кровавое месиво. Голова Логласа дёрнулась и запрокинулась, ломая шею.

— Неееет! — заорал Ларкин. А потом рёв от взрыва накрыл и оглушил его.

Кольм Корбек вышел из блиндажа на станции 295 примерно за шестьдесят секунд до того, как упал первый снаряд. Он задержался на огневой ступени, нахмурился и сложил ладони, чтобы защитить глаза от дождя.

— Шеф? — позвал Рерваль, его вокс-офицер. — Что-то не так?

Корбек почуял запах шомпольного аммиака на ветру. Батареи готовились открыть огонь. Рерваль со смесью ужаса и очарования увидел, как Корбек медленно поднял свисток и дунул.

Рерваль схватил рожок вокса и заорал. — Артобстрел!

Он успел крикнуть трижды, прежде чем раздался зловещий щелчок, возвестивший о том, что электромагнитный импульс от вражеских орудий оборвал вокс-связь.

А потом посыпались снаряды.

Они падали под дождём. Они сами напоминали дождь. Они накрыли передние огневые окопы линии Пейнфорк 55-го сектора от 251-ой до 315-ой станции и часть 56-го сектора до станции 349.

Десяток снарядов каждую секунду. Крупнокалиберные, из далёких супер-осадных батарей, и поменьше – гаубичные снаряды с позиций Шадик. За две минуты воздух наполнился туманом из грязи и расщеплённых в пыль осколков, простиравшимся на пятнадцать километров. Земля содрогалась.

Между станциями 293 и 294 Роун и Домор успели отправить своих солдат в укрытия. В третьем взводе Велн и Леклан получили осколочные ранения, Торез потерял руку, а Фамос лишился головы. Пять метров огневой траншеи и траверс в придачу просто исчезли в буре разлетевшейся вокруг земли.

Сержант Авгун Сорик проспал первые тридцать секунд атаки. Рёв и вибрация не потревожили его сон. Рядовой Вивво тряс его и орал ему в лицо.

Сорик моргнул и взглянул на бледное лицо Вивво в полумраке блиндажа на станции 292.

— Что? — кратко спросил он. Но отовсюду слышались раскаты грома и голоса, а маленький походный столик дрожал в такт канонады.

— Гак! — Сорик фыркнул и вскочил на ноги. Как он мог проспать это?

Несмотря на постоянный вой снарядов, он слышал, как от стен блиндажа отскакивают осколки. Кто-то звал врача.

Невысокий, коренастый и седой, он обладал могучим смехом и едким, как кислота, нравом. На Вергхасте Сорик был начальником плавильного завода, во время войны ему пришлось стать командиром отряда, борцом сопротивления. Его подвиги подарили ему шрам вместо одного глаза, хромоту и вечное уважение Вервунцев. Ибрам Гаунт без долгих размышлений назначил Сорика старшим командиром взвода.

За свой крепкий сон ему стоило благодарить своё прошлое, когда он мог вздремнуть, несмотря на грохот плавильных линий. Теперь ценный навык казался обузой.

Он выволок Вивво на улицу, пригибая юношу рукой к земле. Воздух был наполнен плотным клубящимся туманом, от которого они оба кашляли и едва могли дышать. Вокруг не было видно ничего, кроме завихрений пара и резких ярких вспышек. Парапет на 292 был довольно низким и заболоченным; у переднего края образовалось широкое озеро. Падающие в него снаряды поднимали брызги и густой пар.

— Гак! Давай назад, сынок! — Сорик закашлялся и толкнул Вивво обратно в землянку. Некоторое время он стоял в одиночестве, хотя и не мог сказать, насколько он одинок. «В нескольких метрах от нас могут быть люди, — подумал Сорик, - а я даже не могу их разглядеть». Он попытался закричать, но в рот мгновенно набилась грязь, и он снова закашлялся. К тому же непрерывный грохот взрывов полностью заглушил бы его.

Сорик, пошатываясь, вернулся в блиндаж. Вивво стоял на четвереньках, обхватив голову руками, и сплёвывал мутную рвоту.

— Мы умрём, босс! — завопил он.

— Разве мы умерли на Вергхасте?

— Н-нет…

— Тогда я гаково сильно сомневаюсь, что мы подохнем в этой жопе мира. — Сорик сел на холщовый стул. Что-то ткнулось ему в бедро, и в кармане брюк он обнаружил капсулу для сообщений.

Вот только он не мог вспомнить, как положил её в карман.

Он отвинтил латунный колпачок и вытряхнул небольшой свёрток тонкой синей бумаги. Листок из гвардейского пакета на случай непредвиденной ситауции. Такой был у каждого сержанта, хотя из-за наличия вокс-связи они редко требовались. Они нужны были для экстренных случаев, и Сорик был уверен, что не использовал свой с тех пор, как они прибыли. Но когда он огляделся, то увидел, что его пакет лежит на полке блиндажа, бумажная печать сорвана, а верхний листок отсутствует.

Сорик развернул записку. Краткое сообщение было написано карандашом от руки. «Шестнадцатиминутная бомбардировка, затем пехотный штурм с северо-востока, под прикрытием сточного канала».

Он прочёл снова. Пальцы слегка дрожали. Без сомнения, это был его собственный почерк.

Завывающий снаряд снёс третий траверс рядом со станцией 289. Взрывом комья земли, куски дерева и кирпича разбросало по всему окопу. Гаунт упал на землю, увлекая за собой Белтайна, а солдат вокруг них разбросало ударной волной.

Обломки и дождь всё ещё падали на них сверху, но Гаунт поднялся. Он потерял фуражку. Неподалеку жалобно стонал человек.

— Белтайн? — Его адъютант медленно встал на ноги. — С тобой всё в порядке?

— Фес, — проворчал Белтайн, встряхивая левую руку. Большой палец был вывихнут. — Как-то не так было, вроде…

Голос Белтайна стих, когда на полу перед собой он увидел распластавшийся труп рядового Шерика.

Взрывом изуродовало половину головы Шерика, а из груди торчал прошедший насквозь обломок доски. На фоне такого вывихнутый большой палец Белтайна внезапно стал казаться мелочью.

Рядом ещё двое мужчин из пятнадцатого взвода пытались перевязать разорванный живот рядовому Келлу.

Это стонал Келл: обессиленно и монотонно, словно больное животное. Из ярко-красных порезов под чёрным кителем виднелись желтоватые петли кишок.

Сержант Тайсс, обычно веселый командир пятнадцатого взвода, подбежал с одним из своих санитаров. Он сказал Гаунту что-то, чего тот не расслышал из-за грохота бомбардировки. Гаунт отмахнулся и указал на Келла.

Перед началом артобстрела Гаунт находился на станции 289, проводя поверку. Он проклинал необходимость отлучиться. Его собственный взвод, Первый, находился на станции 291 под командованием Каобера. И не было никакой возможности воссоединиться с ним в таких условиях.

Он поднялся на ступень и оглядел линию фронта через бинокль, который ему передал Белтайн.

— Трон Терры… — пробормотал он.

Пустошь стала адом, простиравшимся на всё поле зрения. Полосы дыма, широкие и плотные, как грозовые тучи, нависали над траншеями, загораживая обзор. Взрывы снарядов вспыхивали в дыму, катастрофические и смертоносные. Огромный пожар полыхал в районе 256-ой. 260-ая выглядела так, словно вся была выпотрошена. Заградительный огонь полз дальше в траншеи снабжения и сообщения. Щиты зажглись в тылу, над командными окопами, но сегодня они не были главной мишенью. Сегодня орудия Шадика наносили удары по позициям пехоты. А это могло означать только одно. Обстрел был прелюдией к наступлению.

Раздался свисток. Это был Колеа из-за своего стереоскопа. — Идут! — заорал он.

Криид выскочила из ниши, в которой она укрывалась. Пар и фуцелиновый дым заволокли траншею. Станция 290 получила несколько попаданий в районе её поста, но это не шло ни какое в сравнение с катастрофой, постигшей секцию Мароя.

Она свистнула в свой свисток. — Примкнуть штыки! Приготовиться к обороне! — Ей очень хотелось проверить людей Мароя, но на это не было времени. Вокруг неё солдаты из девятого взвода поднялись на огневую ступень, защёлкивая боевые клинки в проушины на своих лазганах.

Снаряды всё ещё падали. Она не могла поверить в то, что враг решится наступать в таких условиях.

Но она доверяла Голу Колеа. Он никогда не лгал прежде и, тем более, не станет лгать сейчас.

Присев на скользкий от дождя камень ступени, она выглянула через бойницу. Сквозь бурлящий пар она увидела фигуры, которые торопливо бежали вперёд, размахивая оружием. Мколл проинструктировал весь Первый. Не подпускайте их близко, иначе полетят бомбы. Взрывчатка – это их пропуск в окопы.

Но пружинная катапульта или пневматический миномет могут доставить заряд намного дальше, чем человек.

— Хартвиг! Цельтесь по склонам прямо сейчас!

— Есть, мэм!

На фоне бомбардировки их слабый заградительный огонь поначалу казался неэффективным. Зарещали пружины катапульт и грянули минометы. Из-за парапета роем взлетели лёгкие боеприпасы.

— Так держать! — крикнула Тона Криид. Она рискнула ещё раз высунуться и увидела приближающуюся линию солдат Шадика, которые по-прежнему были всего лишь силуэтами в тумане.

Многие оказались контужены или подброшены в воздух, когда на них упали фугасы и мины.

Она перевела взгляд в траншею. Девятый взвод был готов. Она увидела, как Врил сплюнул и размял шею. Она увидела, как Джайхо вытер цевьё лазгана о полу плаща. Она увидела Нессу, стоявшую как статуя со своим лонг-лазом. Волосы Нессы до сих пор были как у мальчишки из-за короткой стрижки перед миссией, которую она выполнила ещё на Фантине. С некоторых ракурсов её можно было принять за одного из юнцов. Одного солдата – Криид решила, что это был Субено – рвало от напряжения, но он всё равно стоял на месте.

— "Прямое серебро"! — проревела Криид. — Все на ступень, огонь по необходимости! — Её первый боевой приказ отряду.

Солдаты Девятого как один поднялись и поставили лазганы на парапет. Они начали стрелять, сметая ближайших штурмовиков Шадика, пока над ними летели заряды, выпущенные из миномётных окопов Хартвига.

Криид пыталась найти цель, но это было всё равно, что целиться сквозь мутную воду, таким плотным был дым, заволакивающий пустошь. Внезапно из него вынырнул налётчик в кольчужном шлеме, раскручивая бомбу для броска, и Тона зажала курок. Рядом с ней ДаФельбе тоже заметил его, и они одновременно прикончили налетчика. Взрывчатка улетела в сторону и взорвалась.

Враги всё прибывали, приближаясь к траншее. Некоторые передвигались группами, скрываясь за импровизированными штурмовыми щитами из досок. Криид пять раз выстрелила по одному них, но тот не поддался. Группа была всего в шести метрах от парапета, когда струи жидкого пламени окатили щит сверху донизу, превратив нападавших в визжащую смесь огня и скорченных человеческих факелов.

Лубба снова пыхнул огнемётом, встав в непосредственной близости. Криид отчётливо слышала щелчки и бульканье в баллонах, несмотря на яростный грохот снарядов. Взводное орудие поддержки прострочило трассерами грязный склон. Фигуры затряслись и задёргались. Некоторые повисли на проволоке.

В ответ посыпались ручные бомбы. Криид пришлось быстро пригнуться, потому что одна из них упала прямо под парапетом. ДаФельбе свалился со ступеньки, схватившись за правую щёку там, где осколок прошил ему челюсть.

— Медик! — крикнула Криид и продолжила стрелять. Теперь враги были чертовски близко, и, несмотря ни на что, их было чертовски много.

Брин Майло, самый молодой из Призраков, находился рядом со своим взводным сержантом, когда налетчики спрыгнули в окоп. Один пролетел над головой Майло и упал, грузно приземлившись на настил. Сержант Домор повернулся и застрелил его на месте.

Они были окружены. Толпы нахлынули на участки 293 и 294, перебираясь через парапет. И теперь третий и двенадцатый взводы столкнулись с самым худшим, что могла предложить позиционная война. Рукопашная в узком овраге траншеи.

Одежда на рейдерах была бурой и цвета хаки, многие носили газовые маски и тяжёлые шлемы. Из оружия – старые автоматы, пистолеты и изогнутые кортики.

Мир стал очень и очень маленьким. Он сузился до пространства между земляными стенами, заполненного рёвом снарядов и мешаниной дерущихся тел. Майло рубанул и поддел штыком, отступив на шаг, когда на него хлынула кровь, а затем выстрелил в упор в потянувшуюся к нему фигуру цвета хаки.

С самого начала – пока большинство Призраков, наконец, не смирилось с этим – Майло был единственным гражданским, пережившим гибель Танит. Гаунт спас его, хотя иногда Майло любил говорить, что всё было наоборот. Из-за этого все считали его символом полка и в то же время – талисманом, приносящим удачу… и тут его умение играть на танитской волынке было весьма кстати.

Майло произвели в рядовые, как только он стал достаточно взрослым. По словам Корбека, Варла, Ларкина и Брагга – упокой Бог-Императора его душу – к тому времени, как Майло заработал первый значок на фуражку, он получил больше боевого опыта, нежели другие гвардейцы за пять лет.

Вот, как всё складывается, когда вы один из избранников Гаунта. По собственному желанию Майло был переведён во взвод Домора. Он знал, что место в Первом, взводе, которым командовал сам Гаунт, было предпочтительнее, но хотел немного дистанцироваться от своего «спасителя». А заодно и от бытовавшего мнения, что приносит Гаунту удачу.

Брин Майло не был талисманом. Ему исполнился двадцать один стандартный год, он был высоким и сильным, и теперь никакие фесовы одолжения ему были не нужны. Несмотря на его возраст, Призраки, особенно танитцы, относились к нему довольно серьёзно. И пусть Майло лишь подозревал это, Гаунт и Корбек видели в нём будущего командира.

Брину Майло было что доказывать. И это определит его судьбу до самого дня смерти.

Не далее, чем в двадцати метрах к северу от Майло, взвод Роуна тоже отражал атаку. Траншея была набита дерущимися, вонючими, вспотевшими телами. Роун не мог ничего разглядеть дальше нескольких метров в любом направлении. Он стрелял из лазерного пистолета и размахивал боевым ножом.

Фейгор, весь в крови, возник рядом с ним, и вместе они смогли немного прорубиться через тела цвета хаки, заполонившие окоп. Они шли, наступая на раненых и мёртвых врагов и союзников. Рядом с ними оказался Мелвид, и ненадолго – Каффран и Лейр.

— Прижмите их к траверсу! — крикнул Роун. — Где Нескон? Где, фес его, Нескон?

Огнемётчика нигде не было. Невозможно было ничего разглядеть, вокруг содрогались и мельтешили силуэты врагов.

Затем рявкнул пистолет, звук получился глухим из-за набившихся в окоп тел. Мелвид упал, схватившись за живот, и Роун на мгновение ощутил тупую боль в собственном животе. Фейгор что-то выкрикнул и поддел штыком владельца пистолета.

И тут Роун запнулся. Он не хотел, но ноги его не слушались. Он завалился набок и ударился головой об облицовку. Звуки стали глухими и далёкими.

«Какой же фесово тупой способ вести войну», — подумал Роун.

— Фесово тупой, что? — раздался голос позади него.

Он с трудом приподнялся и посмотрел вверх. Ему очень хотелось, чтобы его ноги работали. Джесси Банда, снайпер взвода, съёжилась в нише под стеной позади него.

— Что? — сказал Роун.

— Вы сказали фесово тупой, что? — спросила она. Голос её был хриплым.

— Способ вести войну, — повторил он. — Я, что, сказал это вслух?

— Скорее проорал, — ответила она.

Кто-то наступил ему на ноги и он заорал. Банда потянулась и потащила его к себе, крепко держа, чтобы он не соскользнул обратно на пол траншеи.

— С тобой всё будет в порядке, — сказал Банда.

— Конечно! — перебил Роун. Он сделал паузу. — Почему?

Она не ответила. Он посмотрел вниз и увидел кровь, пропитавшую снизу китель и штаны.

Его ноги выглядели нелепо и безжизненно.

— О, фес! — рявкнул он. Они были не в порядке. Совсем не в порядке.

Он повернул голову, теперь его охватила злость, и посмотрел на Банду. — Какого феса ты не сражаешься, женщина? Я думал, вы, женщины, должны быть крутыми!

— О, я бы с удовольствием, — сказала она. Снаряд разорвался над головой, и Роун уткнулся в неё. Банда закашлялась. Когда он снова поднял глаза, с подбородка у неё капала кровь.

— …но, думаю, не сегодня, — договорила она.

— Фес! Куда попали?

— Беспокойся о себе, а не обо мне.

— Банда! Рядовой Банда! Куда тебя ранили?

Ответа не было. Она потеряла сознание. И тогда Роун обнаружил, что обломок вражеского штыка всё ещё торчит из её грудной клетки.

Банда обмякла, и чуть не упала в траншею. Роун вцепился в неё и удержал на месте, тщетно стараясь не дать им обоим оказаться затоптанными в жестоком, бесконечном рукопашном побоище, бурлящем по всему окопу.

— Медик! Медик! — орал он. Но никто не слушал. Её голова упала на грудь. Роун пытался поддержать её. — Ты будешь в порядке, — твердил он ей. — Фес, я приказываю тебе быть в порядке…

Кольм Корбек, пригнувшись, бежал по зигзагообразному оборонительному окопу, соединявшему его блиндаж с передним краем 295-го сектора. Ярость дальнобойной артиллерии Шадика до сих пор сотрясала воздух и всё ещё держала в напряжении их участок окопа. Хотя сюда до сих пор никто не нападал.

Он поднялся на ступень и, проходя мимо, похлопал по плечу Сёрча, Оррина, Ирвинна и Коуна. Каждый из них сидел на корточках у парапета, установив лазган в бойницу или на сошки.

Корбек присел рядом с Мюрил. Она водила своим лонг-лазом взад и вперёд, прильнув к резиновому наглазнику прицела.

— Надеешься угадать, откуда сегодня попрут фесовы враги? — спросил он.

Она усмехнулась. Да уж, этот грубый смешок ему всегда нравился.

Похоже, мы им не интересны, шеф.

— Твоя заслуга? — удивился он.

Мюрил покачала головой. — Мне показалось, что несколько минут назад я видела группу перерезателей проволоки на отметке в пятьдесят метров. Но ошиблась. То были просто висевшие на ограждении тела, потревоженные взрывами. И больше ничего.

— Можно? — спросил он. Мюрил вынула лонг-лаз из амбразуры и передала ему. Он положил оружие на плечо и медленно поднялся над парапетом.

— Шеф! — прошипела она.

Он знал, что рискует, но полное отсутствие активности подстёгивало его. Корбек вгляделся в прицел, повернув регулировочное кольцо и подождав секунду, пока оптический сканер считает его сетчатку и автоматически перестроится под его зрения.

Там и вправду не было ничего, кроме грязи, спутанных проводов, перекрученных столбов, кратеров и бело-серого дыма, который плыл почти горизонтально из-за сильного бокового ветра.

Он посмотрел направо. Всего в пятистах метрах к югу, на станциях 294 и 293, он наблюдал адскую окопную резню, охватившую позиции, занятые Роуном и Домором. Толпы солдат в шинелях цвета хаки выскакивали из болота и штурмовали главную траншею. Слева от него, опять же, не более чем в полукилометре, оборонительные рубежи их крассианских союзников были также наводнены налётчиками. Корбек слышал неистовый треск стрелкового оружия и хлопки гранат.

Он снова сполз вниз. — Это фес как… необычно, — сказал он, возвращая снайперское оружие Мюрил с благодарным кивком. — Какого феса, они не идут на нас?

— Они знают, великий полковник Корбек здесь, и не хотят рисковать? — предложила Мурил.

— Ты милая девушка и, само собой, права, но должна быть ещё какая-то причина.

Мюрил ловко откалибровала прицел в соответствии со своими требованиями и села на ступень, выставив правую ногу. Стрельба в приседе явно давалась ей нелегко из-за недавно перенесённой операции.

— Может, стоит поставить себя на их место? — сказала она.

— Как, например?

— Если бы Вам приказали занять эту линию, что бы Вы сделали?

— Я бы атаковал под заградительным огнём, — просто ответил он. — И постарался бы найти для этого самое слабое место, — добавил Коун со своего места позади Мюрил. — Допустим, фес… точно! — сказал Корбек.

Он спрыгнул со ступени и поцеловал грязный лоб Мюрил. — Спасибо за совет! — заявил он. Та была в замешательстве. Затем он чмокнул и Коуна тоже.

— И спасибо за озарение!

— В смысле, шеф?

— Представьте! Вы нападаете на линию. Фронтальный штурм. Но прежде чем вы добираетесь туда, подразделения по обе стороны от вас уже прорвались. Зачем терять людей, в попытках продавить ещё одно направление? Любой полевой командир, достойный своего звания, перевёл бы основные силы туда, где прорыв уже осуществлён. Делайте ставки: ублюдки, которые должны были напасть на нас, сейчас переброшены на 294 или 296 сектор. Как по учебнику. Захватить и удержать, а потом прихлопнуть нас с двух сторон, по траншее. Связист!

Рерваль был тут как тут. — Сэр?

Связь уже восстановилась?

Нет, сэр.

— Хорошо… тогда вот что мы сделаем. Каждый второй покинет своё место на ступени. Те, что останутся на станции, пусть по-прежнему сохраняют бдительность. Ирвинн, примешь командование здесь, на огневой ступени. При первых же признаках атаки – открываешь ответный огонь и дуешь что есть мочи в свой фесов свисток.

— Есть, шеф.

— Остальным – разделиться на две группы. Где Бьюл?

— Шеф?

— Бери половину. Выдвигайтесь на юг. Поддержите ребят Домора. Обороняйте подступы к окопу.

Бьюл кивнул и убежал, чтобы передать распоряжение войскам на южной оконечности участка.

— Остальные со мной, — подытожил Корбек.

Остальными были: Рерваль, Коун, Мквеннер, Силло, Веддекин и Поноре. Детовин, новый огнемётчик второго взвода, тоже вызвался, но Корбек отправил его обратно на ступень. Если позднее на них всё же нападут, огнемёт на линии будет очень нужен, как и автопушка Сёрча и Лоелла.

Своему отряду из шести человек Корбек скомандовал "бегом" по траншее на север. Все Призраки, оставшиеся на огневой ступени, желали им милости Бога-Императора, когда те пробегали мимо.

По подсчётам Корбека, атака продолжалась уже семнадцать минут. Дым и пар, поднятые массированным артобстрелом, теперь сгустились настолько, что кто-то, скорее всего из окопов поддержки, начал палить из ракетниц, чтобы осветить местность. Но вспышки не производили должного эффекта, а лишь превращали всё вокруг в белую мглу.

Команда Корбека бежала, останавливаясь и пригибаясь через каждые несколько метров, когда очередной снаряд пролетал над ними и сотрясал землю, окатывая их дождём из рыхлой земли. К тому времени, как они достигли бронированного траверса, обозначавшего край станции 295, Корбек понял, что запыхался.

— Вы в порядке, шеф? — спросил его Мквеннер так, чтобы остальные не слышали.

— Мои кости фесово стары, сынок, многовато войны пришлось на их долю. — Корбек помолчал и закашлялся. Он всегда шёл впереди, ведя за собой людей. И это было ему дорого. Он потерял мизинец левой руки в Вольтис-Сити. Это было началом. Первым в списке. На Меназоиде – сильное ранение. Хагия и того хуже. С Фантина он вообще едва убрался живым. Потом эти глубокие раны на теле и ноге, полученные на фес-его-во-все-дыры Сайренхольме, к которым прибавилось ещё и заражение крови, полученное уже в санчасти.

Удивительно, что он весь не состоял из одних лишь аугметических протезов.

Удивительно, что ему везло так долго.

Солдат-вергхастит по имени Андроби занял последнюю ячейку перед траверсом.

— В последние несколько минут много шума, — доложил он. — Но ничего не видно. — Он использовал потрёпанный артиллерийский прицел, позаимствованный у миномётных бригад, чтобы заглянуть за угол траверса.

Оставайся здесь и будь готов передать сигнал тревоги назад по линии, — сказал ему Корбек.

Они обходили траверс. Второй раз за неделю Мквеннер огибал разделительный вал, окоп за которым вполне мог быть полон вражеских солдат. Корбек знал это. Он слышал рассказ Мколла о бое на станции 143.

Мквеннер вообще не проявлял беспокойства. Он двигался тихо и незаметно, накрывшись своим камуфляжным плащом. Он шёл впереди, прижав лазган к плечу, так что, куда бы он ни посмотрел, туда же оказывалось направлено и дуло винтовки. Мквеннер был настолько молчаливым, что Корбек не мог понять, где он, если не видел его.

Сам Корбек шёл следом, с лазерным пистолетом в одной руке и гранатой в другой. Чека уже была извлечена, и Корбек крепко держал скобу своей здоровенной волосатой пятернёй.

За Корбеком шли Силло и Коун. Оба примкнули клинки к своим винтовкам. Силло работал оператором просечного пресса на Вергхасте, и слыл расторопным и надёжным парнем. Коун, старый добрый Коун, был одним из Тантскиих "крепких орешков", которые оказывались в первых рядах всего, что бы ни происходило с того ужасного дня, когда их впервые погрузили на корабли. Он всё ещё привыкал к аугметической ключице и бицепсу, которые "выиграл" на Сайренхольме.

Позади шли Поноре и Веддекин, оба вергхаститы. Поноре был молодым, худощавым, преждевременно облысевшим парнем, который постоянно жаловался, и Корбек не очень его любил. Веддекин был выше и моложе, с торчащими вперёд зубами. Оба они знали, как пользоваться лазганом, и оба бывали в бою, особенно на Фантине. Корбек размышлял, успели ли они кого-нибудь подстрелить. Он не знал, да и спрашивать было уже поздно.

Рерваль прикрывал их. Он отдал вокс-приёмник Андроби, а сам нёс дополнительный мешок с перевязочными пакетами. Корбек знал, что Рерваль был стойким бойцом. Легко было забыть о боевых навыках вокс-оператора. Корбек надеялся, что Рэглон изменит эту концепцию теперь, когда его повысили с вокс-оператора до командира взвода. Помимо винтовки, Рерваль нёс ракетницу типа «Фарос», чтобы они могли подать сигнал, если вдруг начнётся жара.

Траншея выглядела пустой. Освещения не хватало, а воздух был насыщен дымом от боеприпасов. Корбек чувствовал запах влажной почвы, прометия и сырость необработанной древесины, из которой был сделан настил.

Этот участок траншеи тянулся на десять метров, слегка изгибаясь на северо-запад, и заканчивался ещё одним сплошным траверсом. В задней стенке был четырёхметровый отвод, ведущий к оружейному гнезду.

Мквеннер проверил его и сообщил, что там пусто. Пневматический миномет и снаряды были на месте, а вот артиллеристы – нет.

— Это всё гаково п… — начал Поноре.

Мквеннер приложил палец к губам, и вергхастит замолк.

Они шли парами, придерживаясь обеих стен.

Вот брошенная лазерная винтовка. Вот сломанная рукоять кирки. В нишах были видны личные вещи. Рюкзаки, пикты с изображениями близких, зажигалки и курительные трубки, респираторы, запакованные плитки индивидуального рациона, спальные мешки, скомканные шерстяные жилеты.

«Похоже, они сильно спешили», — подумал Корбек.

Наконец они добрались до следующего траверса. Мквеннер поднял руку. Он указал на обшитую панелями заднюю стену траншеи. На ней виднелись запекшиеся брызги крови, вперемешку с клочьями волос.

Мквеннер сделал знак, положив одну руку на другую, и прижал их к животу. Корбек отступил в сторону и пропустил Коуна. Коун и Мквеннер обошли край сплошной земляной преграды, Мквеннер спереди, а Коун чуть позади так, чтобы два лазгана оказались друг над другом и могли встретить что угодно, показавшееся из-за поворота.

— Вперёд, — прошептал Коун.

Корбек с остальными обогнули траверс.

В этом огневом окопе тоже никого не было. Никого живого, по крайней мере.

Свежие трупы фактически устилали дно траншеи. Заколотые крассианские солдаты, мёртвые шадикские налётчики, все скрюченные и переплетённые друг с другом словно в кровавой оргии дикой резни. Из некоторых ранений, оставленных лазерными лучами, тянулись струйки дыма: там начала заниматься ткань униформы. Брызги крови покрывали стену и кое-где – ступень. В других случаях гранаты превращали тела в кровавые ошмётки, а стены траншеи покрывались чёрной копотью от взрывов. Там, где они сейчас шли, настил проседал, и между перекладинами выступали яркие лужи крови.

Запах стоял действительно тошнотворный: кровь, кордит, кишки, пот, фуцелин, фекалии.

Все Призраки в той или иной мере видели войну и раньше, но это зрелище их задело. Так много тел, так плотно сваленных в столь стеснённом пространстве.

— Гак… — выдохнул Поноре.

— Заткнись, — оборвал его Корбек. Он попытался пройти вперёд, не наступая на тела, но не смог. Трупы стонали и вздыхали, рыгали и пускали газы, когда он вставал на них своим весом, сдавливая легкие и кишки. Он пытался добраться до входа в траншею сообщения, которая на полпути открывалась в эту линию.

Было тяжело удерживать равновесие, шагая по трупам. Корбек протянул руки, чтобы упереться в края траншеи. Он с отвращением выругался, когда под его весом из раны на груди крассианца брызнул кровавый гейзер.

Веддекин резко повернулся, и это движение заставило Корбека вздрогнуть. Лазган Веддекина взвизгнул, и яркий луч энергии прочертил диагональ по траншее, ударив в лицо шадикскому налётчику, который только что взобрался на парапет.

Рейдер дёрнулся, словно его стегнули кнутом, и полетел вниз, врезался головой в ступень, а затем кувыркнулся и обмяк на полу траншеи. Корбек так сильно отшатнулся при выстреле, что потерял равновесие и упал среди груды мертвецов.

— Острый глаз, — одобрительно прорычал Мквеннер Веддекину. Разведчик вскочил на ступеньку и вскинул винтовку, застрелив следующих двух налётчиков, которые приближались к парапету.

Призраки ринулись к ступени и присоединились к Мквеннеру, обстреливая затянутые дымом подступы, с которых штурмовой отряд пытался проникнуть в окоп.

— Гак! Их слишком много! — крикнул Поноре.

— Прицелился. Выстрелил. Повторил, — рявкнул Мквеннер.

Корбек смотрел на спины своих парней на ступени и изо всех сил пытался выбраться из кучи остывающих тел. Он взялся левой рукой за деревянную подпорку и…

Он замер. Рычаг остался у него в руке.

А фесова бомба пропала!

Он посмотрел вниз, на скрюченные конечности, на мёртвые лица, которые пялились на него из мешанины ещё тёплых внутренностей.

Она было где-то там, внизу.

Он понимал, что если прямо сейчас выкрикнет предупреждение, то его отряд прекратит огонь, и налётчики их накроют. Но если промолчать, то он и, скорее всего, двое или трое из отряда будут убиты взрывом.

— Фес всемогущий! — Корбек взвыл и запустил руку в липкую массу лопнувших внутренностей, голых костей и обгоревшей ткани под собой. Он нащупал гранату. Из всех возможных способов умереть, этот, пожалуй, будет самым фесово идиотским. На какое же время он ставил замедлитель? Десять секунд? Пятнадцать?

Как долго он её искал?

Его пальцы сомкнулись на бомбе. Она казалась раскалённой, отравленной, и больше всего ему хотелось выпустить её из руки.

Но он не осмелился. Он выдернул её и бросил. Бросил так сильно, как только смог своей большой, уставшей, старой рукой. Швырнув её, Корбек надеялся, что она долетит до самой Республики Шадик и больше никогда не вернётся. Он бросил её так же отчаянно, как когда-то бросал обшитые кожей бэттербольные мячики, прилетавшие к нему через всё игровое поле в Прайз Каунти. Тогда ему было всего одиннадцать, и он ненавидел своё вынужденное участие в окружном школьном турнире.

Он ненавидел бэттербол. Ему никогда не удавалось поймать. Никогда не удавалось добежать до базы. В детстве он всегда оказывался последним, кого брали в команду.

— Фес! — заорал он и бросил. Бросил со всей силы. Это был лучший бросок в его жизни.

Бомба взлетела в воздух и на высоте трёх метров взорвалась над нейтральной зоной. Шрапнель от взрыва накрыла пятерых налётчиков в центре атакующего взвода.

Атака захлебнулась, и они отступили, выстрелы Мквеннера, Коуна, Веддекина и Рерваля настигали бегущих. Веддекин прицелился в спину одному из нападавших, но тот развернулся, и луч воспламенил патронташ несчастного ублюдка. Отдаляющийся силуэт вспыхнул в мгновение ока, но продолжал бежать, объятый огнём, второпях перескакивая через воронки от снарядов и грязь, пока не скрылся из виду.

— Мы отбились? — спросил Корбек, снова вставая на ноги. Его голос был хриплым от напряжения. Он молился всем богам, каких только мог вообразить, чтобы никто не заметил, как фесово близок он был к провалу.

Особенно Мквеннер. Корбеку приходилось быть лидером. Мквеннер никогда бы так не облажался, даже за миллион лет. И Мквеннер наверняка бы взял Корбека в свою команду в самую последнюю очередь. Старый, усталый и медлительный, Кольм Корбек. Старый, усталый и медлительный.

— Да, отбились, — сказал Коун.

— Мы останемся здесь? — спросил Рерваль.

— Они не вернутся в ближайшее время, если сочтут, что линия обороняется, — мудро заметил Мквеннер.

Корбек кивнул, чтоб все шли за ним и двинулся вверх по изломанной траншее сообщения. Теперь он шёл впереди, убрав офицерский пистолет в кобуру и сняв винтовку. Штык он примкнул.

Там было ещё больше трупов, в основном крассианцы, это было понятно по их медно-красным мундирами и серыми шлемами. Рерваль узнал одного или двоих с Уранберга. Бедные фесовы ублюдки. Они сражались, чтобы удержать каждый жалкий сантиметр этой произвольно вырытой ямы в земле. То, как некоторые из них умерли, лишало веры. В страданиях, унизительно…

Четыре поворота спустя, Корбек остановил их. За следующим изгибом траншеи слышалась перестрелка.

— Как я понял, — тихо сказал им Корбек, — враг пробил линию обороны, вырезав крассианцев или оттеснив их по траншее сообщения. Возможно, многих они потеряли по пути. Что ж, теперь мы у них в тылу. Давайте сделаем, что должны.

Призраки кивнули и проверили оружие.

— В шеренгу по три, — проинструктировал Корбек. — Я, Вен и Ведди. Больше здесь нет места.

Силло, Коун, приготовьте несколько бомб и кидайте их через стенку. Да подальше кидайте, слышите меня, фесы?

Они слышали.

— Вы, давайте за нами, — сказал Корбек Поноре и Рервалю. — Если нас подстрелят, займёте наши места. Коун, Силло, вы – следом. Покажем им, как это делается.

По сигналу Корбека они обогнули последний излом и оказались за спиной у группы шадикских рейдеров, столпившихся на следующем повороте. Некоторые вражеские солдаты стали разворачиваться, но лишь для того, чтобы поймать первые лазерные выстрелы.

— За Первый-и-единственный! — орал Корбек, поливая огнём спины цвета хаки. Его лазган был в полностью автоматическом режиме.

Веддекин выбыл, его оружие заклинило.

Рерваль протиснулся мимо него, восстановив строй. В воздухе над ними завертелись бомбы, брошенные Силло и Коуном из-за поворота траншеи. Взрывы заполнили тесный ров.

— "Прямое серебро"! — крикнул Корбек и без всякого предупреждения атаковал врага. Он кинулся вперёд, потому что заметил, что их позиция стала опасной. Во всяком случае, очень скоро могла оказаться таковой. Боковая траншея, вероятно, для доставки боеприпасов, пересекалась с их проходом справа, на изломе. Если бы оттуда повалили ещё враги…

Так и произошло.

Корбек врезался штыком в рёбра одного из шадикцев, затем скинул солдата с лезвия, и повернулся, чтобы застрелить другого рейдера, который возник следом. Каким-то чудом первому шадикцу в падении удалось сорвать клинок Корбека со ствола. Когда появился третий, размахивая окопной кувалдой с железным навершием, Корбек всё равно пронзил его своим лазганом. Несмотря на то, что он переживал за свой возраст и уменьшающуюся силу, Корбек по-прежнему оставался одним из самых крупных и сильных солдат Первого. Со штыком или без штыка – если Кольм Корбек вложит в удар весь свой вес и вгонит стальной ствол лазгана вам в грудину, вы точно больше не встанете.

Теперь Корбек мог свернуть в примыкающую траншею. Проход был узким, хорошо обшитым, и уходил вниз под небольшим углом. Он припал на колено и дал очередь вдоль траншеи. Его выстрелы сразили двух противников, оказавшихся в пятнадцати метрах, а затем и третьего. Четвёртый открыл ответный огонь из компактного пистолета-пулемёта с коротким дулом и изогнутым магазином, который, очевидно, был предназначен специально для окопных боёв.

Очереди мелкокалиберных пуль изрешетили опоры траншейного габиона позади Корбека, разбросав осколки. Корбек не дрогнул и дважды нажал на курок, стрелок отлетел и ударился об ограждение, съехал по стенке и завалился набок.

Там были и другие – в глубине бокового окопа, скрытые тенями и дымом.

Корбек выстрелил в них ещё пару раз, а затем нырнул обратно в укрытие, за мгновение до того, как бомба, упавшая возле перекрёстка траншей, подбросила в воздух грязь и обломки настила.

Корбек прикинул расклад. Он, Мквеннер и Рерваль были по одну сторону от входа в боковой лаз, остальные всё ещё оставались у последнего изгиба траншеи сообщения. Коун попытался рвануть к ним, но едва успел скрыться обратно, когда винтовочные пули и что-то вроде картечи, полетели в его сторону.

Корбек осмотрел окоп за поворотом. Его отряд уничтожил налетчиков аж до следующего вала, примерно в десяти метрах от него.

— Давай вперёд, — сказал он Мквеннеру. — Я надеюсь, что по ту сторону траверса уже стоят крассианцы. Не дай им себя подстрелить.

Мквеннер кивнул и усмехнулся. Добравшись до края, он заглянул за угол. Плотный лазерный огонь тут же заставил его отпрянуть назад.

— Гвардия! Мы – гвардия! — крикнул он. Снова выстрелы. Крассианцы, новый отряд со сравнительно небольшим опытом сражений, понесли за последние сорок пять минут серьёзный урон. Они были напуганы, обозлены и стреляли во всё подряд.

К Мквеннеру присоединился Рерваль.

— Они не допускают даже возможности, что мы можем оказаться не шадикцами, — сказал Мквеннер.

— Нам надо чем-то привлечь их внимание, — согласился Рерваль. Он вытащил сигнальный пистолет, переломил его и стал рыться в подсумке с дымовыми и сигнальными патронами. — Какой сегодня цвет для "своих"? — спросил он.

— Синий, — сказал Мквеннер. Он прекрасно знал, что Рерваль также знал это. Рерваль был вокс-оператором, наряду с Белтайном и Раффланом, лучшим специалистом по связи в полку. Этот вопрос был для Рерваля приёмом борьбы со стрессом. Способом его преодоления. Возможность выяснить, что Мквеннер думает об этой идее, даже не спрашивая об этом.

— Синий. Верно, — подтвердил Рерваль. Он вставил патрон с цветной маркировкой в ​​сигнальный пистолет, защёлкнул его, взвёл курок и предупредил, — Отвернись.

Они оба отвели взгляд в сторону. Рерваль выстрелил из сигнального пистолета за угол так, что ракета угодила как раз в грязную стену за поворотом. Он загорелся фосфоресцирующим белым светом с голубым оттенком из-за дыма, который повалил следом. Свет был ярким и жёстким. Он казался холодным и заставлял всё вокруг отбрасывать длинные чернильные тени. Лазерный огонь прекратился.

— Гвардейцы! Здесь гвардейцы! — снова крикнул Мквеннер. — Вы, там – крассианцы?

Пауза в ожидании ответа.

— Крассианцы? — позвал опять Мквеннер.

— Да! Какой дневной код?

— Альфа синий пентакост! — крикнул Рерваль.

— Салютант синий одиннадцать! — раздался верный ответ.

— Я выхожу, — крикнул Мквеннер, — не стреляйте!

Он медленно вошёл в траншею, всё ещё освещенную ярким светом шипящего сигнального снаряда. Вокруг него клубился синий дым. Это был театральный выход, и Рерваль был этим весьма впечатлён.

Крассианские солдаты шли по траншее им навстречу. Их оружие до сих пор было поднято, и все они выглядели нервными и напуганными. Большинство из них – юнцы. Лица смотрелись бледными на фоне их медно-красных шинелей.

— Откуда вы, чёрт возьми? — спросил старший офицер.

— Наловые леса, к западу от Аттики, — ответил Мквеннер с присущей ему прямотой. Это явно озадачило офицера.

— Мы Танитский Первый-и-единственный, поправил сослуживца Рерваль. — Мы пробились с юга.

— Танитцы? – переспросил офицер. Двое или трое молодых парней из его отряда едва не рыдали. Мквеннер решил, что это были слёзы облегчения.

— Они нас сильно потрепали, пришлось туго, — сказал офицер. — Они отступили? Вы перебили их?

— Ещё нет, — сказал Мквеннер.

В пятнадцати метрах за углом Корбек вёл "переговоры" по зачистке боковой траншеи.

Вместе с Коуном, Веддекином и Поноре он регулярно выпускал очереди вниз по окопу, но ответ был неизменным. Хуже всего было то, что по крайней мере у одного из рейдеров был дробовик, а точнее: обрез, идеальное оружие для окопных боёв. Нырнуть туда, рискуя получить пулю – одно дело, и Мёртан Фейгор, вероятно, дал бы вам в этом фору. Но дробовик бил по площади.

Силло проверил это на своей шкуре. Поноре оттащил его от перекрёстка и перевязал рану, но Корбек знал, что ранение дробью было чревато гангреной, даже если шадикцы не обработали свинец бактериальными препаратами, хотя это и было в порядке вещей для заклятых врагов.

Силло получил ранение в левое бедро, причём ему оторвало штанину, пояс порвался, а дыра в мясе была такой глубокой, что Корбек увидел желтый жир и кость. Силло заорал, потерял сознание, а когда снова очнулся, то продолжил орать. Он замолчал лишь, когда Поноре воткнул ему в ягодицу одноразовый инъектор из набора, полный морфозии.

— Должен быть обходной путь, — предположил Веддекин, прислонившись к стене у перекрестка.

— Должен. Вот только кто бы знал, где он? — проворчал Корбек. — Эх, если б у нас была фесова карта…

На самом деле у него была фесова карта. Всем старшим офицерам дали по одной, когда они отмечались в штабе 55-го сектора по пути на фронт. У той карты было целых три недостатка. Во-первых, она показывал только непосредственную дислокацию офицера, которая, в случае Корбека, ограничивалась станцией 295. Во-вторых, там не было мелких деталей, вроде траншей снабжения, линий связи, путей доставки боеприпасов или наблюдательных пунктов, поскольку командование Альянса опасалось, что на столько подробная карта, оказалась бы слишком ценной в случае захвата врагом. Поэтому, даже если бы Корбек раздобыл карту с координатами 296-ой и севернее, на ней всё равно отсутствовал бы искомый путь.

И, в-третьих, что было гораздо хуже, эта карта выглядела так, словно облитому чернилами таракану под кайфом позволили пробежать по клочку использованной туалетной бумаги.

— Мы можем попробовать по верху, — сказал Коун, размышляя вслух. — Вчера ночью, на 143-ей, нашим скаутам это удалось.

«Ну, конечно, они ж фесовы разведчики! Лучшие из лучших среди нас, на полвека моложе меня и в целом настолько крепкие ребята, что могут колоть орехи подмышками», — хотел сказать Корбек. Но сдержался. Коун просто пытался помочь.

— Держу пари, они этого и ждут, приятель, — сказал Корбек. Он взял шадикский шлем, повесил на дуло лазгана и поднял над краем окопа.

Спустя мгновение винтовочная пуля врезалась в него и со звоном отправила в полёт.

Коун кисло улыбнулся Корбеку и пожал плечами.

Поноре огляделся. — Святой гак! — начал он. — Повезло ещё, что мы не вспыхнули тут, как на костре, когда началась перестрелка!

Опять нытьё. Корбека больше не интересовало, что должен был сказать Поноре. Прямо сейчас ему хотелось подойти и шлёпнуть его по-тихой. Без сомнения, так он бы и поступил, если бы ему не нужно было занять для этого очередь.

Поноре всё не унимался. Он перебрался на другую сторону и отдёрнул брезент. Как и во многих других траншеях снабжения, по бокам были вырыты ниши для хранения припасов, которые затем занавешивались тканью. Поноре указал на сложенные стопкой пакеты с бинтами, банки с овощным супом, муслиновые мешочки со свечами и три или четыре бочки с маслом для ламп.

— Если бы сюда попал выстрел, — простонал Поноре, — шарах! И конец нам.

Корбек ни с того ни с сего ухмыльнулся. — Поноре?

— Да, сэр, шеф?

— Дай-ка я тебя расцелую.

— И он сделает это, — серьёзно предупредил Коун.

— Доставай-ка эти жестянки. Осторожно, понял.

Веддекин и Поноре дотолкали первую до перекрёстка.

Корбек снова выглянул из-за угла. Он увидел то же, что и раньше, когда в первый раз посмотрел вдоль окопа снабжения. Правда тогда он был слишком занят убийством шадикцев, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.

Боковой окоп был вырыт с уклоном. На самом деле не слишком большим. Но достаточным. Вот почему настил тут был в хорошем состоянии: вода стекала вниз по траншее.

— Что теперь? — спросил Веддекин.

— Нам нужно что-то наподобие трубки, — прикидывал на ходу Корбек. — Коун? Там должен быть сифон, или воронка, поищи что-нибудь такое.

Коун перерыл все запасы в нише, проклиная каждый раз, когда занавеска падала, оставляя его в темноте. Поноре подошел, чтобы придержать брезент. Через мгновение Коун появился с жестяным кувшином.

— Как насчет этого?

— Пойдёт, бросай мне.

Коун швырнул кувшин через перекресток, и Корбек поймал его за ручку. При этом четыре или пять выстрелов просвистели со стороны второстепенной траншеи.

Корбек выдернул свой боевой нож из тела рейдера, которому каким-то образом удалось сорвать его с крепления.

Он пробурчал извинения перед клинком за то, что собирался сделать.

Примерно минуту он орудовал им, чтобы отогнуть дно кувшина и разделить оставшееся повдоль. В итоге он прижал его к стенке окопа и вручную оторвал искромсанную половину.

Он сделал маленький желоб. Не самый лучший в мире, но всё же это был маленький желоб, с носиком и всё такое. Его отец-станочник гордился бы этим.

Он вернул его Коуну. Опять послышались выстрелы.

— Вкопай его там в земле, — проинструктировал он. — Нет, рядом с углом, чтобы носик выступал за край. Вот так. А задняя часть пусть остаётся в укрытии. Вот так, парень. Присыпь землёй, если нужно. Зафиксируй.

Коун выскреб землю головкой своей «девятьсот семидесятой» и уложил туда желоб для устойчивости.

— Лучше не придумаешь, — одобрил Корбек. — А теперь лейте туда масло.

Поноре откупорил первый бак, а затем с помощью Веддекина опрокинул его. Прозрачное, сладко пахнущее ламповое масло полилось на самодельный желоб. Оно потекло в примыкающий окоп, булькая под досками.

— Все остальные тоже, — поторопил Корбек, когда Коун и Поноре откатили первый пустой бак, а Веддекин опрокинул второй. Корбек понял, что топчется с ноги на ногу. Ему так хотелось оказаться на другой стороне перекрёстка, чтоб заняться делом, но он мог только стоять и руководить.

Внезапно его поразила мысль. Прозрение. Так это называлось. Он слышал, как капитан Даур говорил о прозрениях. Даур был образованным парнем. Он имел представление об этих тонких, неуловимых вещах.

Момент неожиданной ясности. Так Корбек это понимал. Когда ты вдруг разом постигал смысл.

Определённо, ему не следовало становиться офицером. Никогда. Даже сержантом, не говоря уже о высшем командовании танитского полка. Конечно, как ему сказали, он был статным и харизматичным. Он был личностью, и солдаты сплотились вокруг него. Именно это Гаунт увидел в нём, когда они впервые встретились. Наверное.

И Корбек был счастлив служить.

Но вот какая штука. Гаунт сделал его полковником. Хотя Корбек не просил об этом. Он не гнался за этим. Он не был амбициозным человеком, как Даур или, Император упаси, Роун. Ни на что подобное он не претендовал.

Что там говорили о нём? Хвалили? Он просто шёл впереди. Вот и всё. Он всегда был счастлив оказаться в гуще событий или в бою, преодолевая трудности.

Он был рослым и сильным сыном станочника из графства Прайз. Он должен был стать солдатом, рычащим псом и фесово радоваться, зарываясь по уши в грязь, которой тут хватало, а не стоять по эту сторону перекрёстка, раздавая приказы.

Корбек на мгновение задумался, наблюдая, как масло стекает в соседний окоп.

— Третий бак пошёл! — прошипел Коун. — Это сработает?

— Давай узнаем, — ухмыльнулся Корбек. Он посмотрел вверх на поворот, где Мквеннер и Рерваль разговаривали с кучкой сбитых с толку крассианцев.

— Рерваль! Сюда, сынок!

Связист поспешил к Корбеку.

— Дай-ка мне ракетницу. Которая тут лучше жахнет?

— Сэр? — удивился Рерваль, передавая крупнокалиберный сигнальный пистолет, который Корбек поспешил открыть.

— Твои ракеты, Рерваль. Какая из них наделает больше шума?

Рерваль порылся в своей сумке. — Полагаю, красная, шеф. Там самый большой пороховой заряд. Но их предписано использовать лишь в случае крайне затруднительного положения. Это аварийный сигнал.

— Дай мне одну. Если это сработает, я уверен, что наши шадикские друзья вон там сочтут положение весьма затруднительным, это уж точно.

Рерваль пожал плечами и протянул Корбеку картридж, помеченный красным. Корбек вставил его в пистолет и закрыл подпружиненный механизм. — Закончили? — спросил он Коуна.

Призраки на другой стороне откатили последний бак. Коун кивнул.

— Пригнитесь и в укрытие, — крикнул им Корбек. — Ложись!

Он выставил руку с пистолетом в боковой окоп и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло.

— Что, фес возьми, не так с этой хренью? — прорычал он, отдёрнув руку назад.

— Там предохранитель, — сказал Рерваль, суетясь и пытаясь помочь. — Вот здесь. Нет, рычажок там, под большим пальцем. Ага.

— Ну, я знал это, — сказал Корбек и запустил ракету в траншею снабжения.

Перегретая, сияющая, словно лазерная торпеда, она рикошетом отскочила от правой стены и рванула налево, врезалась в толстый столб и, кружась, полетела к укрывшимся шадикским налётчикам, выпуская клубы ярко-красного дыма.

Корбек прижал Рерваля к боковой стенке излома траншеи.

Раздался далёкий крик. Воздух содрогнулся, воспламеняясь. Затем сорок метров бокового окопа охватил пожар. Огонь взметнулся в небо, перехлёстываясь через стенки. Густым, мощным, сладко пахнущим, как фитили маленьких ламп – таким он казался.

Но потом долетел ещё один запах. Ужасная вонь подгоревшего мяса и жира.

— Хорошая работа, — повернулся Корбек к своим парням, морщась от яркого света пламени. — Фесово хорошая работа.

Пехотный штурм 292-го произошел ровно через шестнадцать минут после начала обстрела. Шадикцы пришли с северо-востока, используя в качестве укрытия большую ржавую трубу водостока. Как и было сказано в записке.

Ни один рейдер не подобрался к парапету ближе чем на пятнадцать метров. Авгун Сорик собрал своих стрелков вокруг устья, и они палили по наступающим врагам цвета хаки.

Рядовой Казель подсчитал, что они расстреляли не менее пятидесяти, а может и шестьдесят нападавших. Сложно было сказать.

Пятый взвод решительно отбросили их туда, откуда они прибыли.

Сорик скучал по Дойлу. Тот был разведчиком в его взводе, но погиб во время специальной миссии в Уранберге. Дойл бы сосчитал. Дойл бы знал точное количество.

Сорик встал на ступень и закрыл здоровый глаз. Он всегда отказывался от пластыря или имплантата взамен глаза потерянного в улье Вервун. Грубый шрам он носил с некоторым вызовом и при этом выглядел так, словно постоянно подмигивал.

Он закрыл глаза и стал ждать. Он видел, что они убили не менее семидесяти шести налетчиков, принадлежавших разным взводам. Казель оказался слишком скромен в своей оценке.

Иногда Сорик видел лучше, зажмурив здоровый глаз. Это была одна из тех вещей, о которых он не особо задумывался. Его глаз был мёртв, и поэтому он считал, что видел то, что могли видеть только мёртвые. Преимущество, которым его здоровый глаз не обладал.

Так было со времён Сайренхольма. Там он был тяжело ранен.

Пока он выздоравливал, ему снились очень странные сны.

Сорик знал, что ему следовало помалкивать о них, но секреты были ему не по душе. Он рассказывал о своих снах, и теперь Гаунт, Дорден и эта милая девушка, Ана Курт, относились к нему с подозрением.

Ему не следовало упоминать свою прабабку.

Ясновидение было её даром. Некоторые называли её ведьмой. Серьёзно? Гак, ради всего святого, она не была псайкером! Единственное, что могла бедная старая женщина… так это видеть то, чего не видели другие. А теперь и Авгун мог, будучи седьмым сыном седьмого сына, как всегда уверяла его бабушка.

Так было не всегда. Но потом случился Сайренхольм. Оказаться так близко под чёрным крылом смерти и вернуться обратно… это оставляет след в душе человека. Это его разбудило. Это открыло его чувства.

Открыло ему глаза.

Но записка – это совсем другое дело. Сорик чувствовал, как сердце замирает, когда он думал об этом.

Как он догадался? Как он смог написать себе об этом?

— Отходим, — сказал он своим людям, и приказ передали остальным. Сегодня на 292-ой шадикцев больше не будет.

Сорик понял, что знает это наверняка. Но почему?

Он испугался, внезапно испугался по-настоящему. Он прохромал обратно в свой блиндаж, игнорируя призывы и вопросы своих людей.

— Вивво?

— Босс?

— Займись ими, — сказал он и опустил химзащитный полог за собой.

В тусклом свете лампы он сел за маленький столик из грубых досок. Латунная гильза для посланий стояла тут как тут, отбрасывая короткую резкую тень. Обрывка синей бумаги не было.

Сорик глубоко вдохнул, крепко вцепившись в край стола своими узловатыми руками. Выпить.

Это должно помочь.

Он встал и поковылял к полке. Прицел, обоймы, свечи… «запасная бутылка с водой».

Гаунт сказал, что будет расстреливать за пьянку при исполнении служебных обязанностей.

За исключением особых случаев.

Этот случай, без сомнения, был особым.

Сорик откупорил фляжку руками, которые дрожали сильнее, чем ему хотелось бы, и замахнул сакры. Старина Брагг снабжал его всем необходимым. Сорику понравился танитский ликёр. Кто достанет ему сакры теперь, когда Брагга не стало?

На полке рядом с фляжкой лежала синяя папка для депеш. Сорик подумал о том, чтобы взять её, но вместо этого отхлебнул ещё. Зерновой спирт обжигал нутро. Ему стало лучше. Он снова взглянул на блокнот.

Первые два листа отсутствовали.

Сорик перевёл взгляд на стол. Латунная гильза по-прежнему зловеще стояла там.

— Исчезни! — сказал он.

— Эм, я же постучал, — ответила гильза.

Но это была не она. Это был комиссар Харк.

Комиссар внимательно посмотрел на Сорика, придерживая занавес химзащиты.

— Сержант?

— Ой, ой! Проходите!

Харк вошёл.

Сорик чувствовал себя застигнутым врасплох. Он старался держать рот на замке, чтобы не распространять запах спиртного. Гаунт мог бы сделать ему поблажку. Другое дело – Харк. Харк был как и большинство комиссаров: бескомпромиссным, прямолинейным.

— Всё в порядке? — спросил Харк. Он казался подозрительным.

— Хорошо, хорошо, — сказал Сорик, стараясь дышать через нос.

Харк посмотрел на него. — Можете расслабиться, сержант.

Не разевая рот, Сорик усмехнулся и пожал плечами.

Харк сел на табурет, снимая фуражку. — Сегодня вы потрудились на славу, сержант. Это было превосходно, правда. Как ты угадал маршрут подхода шадикцев?

Сорик снова пожал плечами.

— Счастливчик, а? Кивнул Харк. — Проницательный – лучшее так сказать. Ты очень проницателен. Ты знаешь своё дело, Авгун. Можно называть тебя Авгун? Это не будет грубо по отношению к твоему званию?

— Никак нет, сэр, — пробормотал Сорик, пытаясь не дышать, пока говорил.

— Обстрел прекратился, — сказал Харк. Сорик вдруг осознал, что ничего не заметил.

— По большей части мы сдерживали их, — добавил Харк. — Туго пришлось в районе 293-ей и 294-ой, там были Криид, Обель и Тейс. Маро погиб.

— Вот дерьмо, нет! — ахнул во весь рот Сорик, тут же спохватившись.

— Ага, довольно плохо. Хороший солдат. Его секция понесла семьдесят процентов потерь. Снаряды так и сыпались им на головы. Ласко, Фьютин, Бисроя, Мкдил. Все погибли. Но только не ты, а?

— Сэр.

Харк обвёл рукой пространство. — У меня ещё нет полной картины, но я почти уверен, что твой взвод в сравнении с остальными показал сегодня лучший результат. Чёртова пропасть работы, Авгун. Отличной работы. Надо же было так точно определить маршрут атаки. Я впечатлён.

— Спасибо, сэр.

Я буду рекомендовать твоё подразделение Гаунту. Есть те, кто особо отличился?

— Я бы… хм, Вивво и Казель.

Харк кивнул. — Я скажу тебе, что нужно сделать.

— Сэр?

Не знаю, как ты Авгун, а меня до сих пор трясёт. У человека вроде тебя, наверняка припасено "чего покрепче".

— О, — спохватился Сорик. Он пошарил на полке. — Простите моё негостеприимство, комиссар.

Он плеснул сакры в две наименее побитых рюмки и протянул одну Харку.

— Отлично. Знал, что могу рассчитывать на такого верного вервунца, как ты.

Харк опрокинул рюмку. Сорик тоже отпил из своей. Он снова налил Харку и стал дышать более свободно.

Харк прикончил вторую. — Надо привыкнуть, но эта танитская зараза хороша, не так ли?

— Последнее время предпочитаю её, сэр, — сказал Сорик.

— Когда-нибудь ты расскажешь мне, как тебе это удалось, — сказал Харк.

— Удалось что, сэр?

— Перехитрить шадикцев. Как бы то ни было, хорошая работа. Превосходная. Полк гордится тобой. — Харк, встал.

— Что ж, мне нужно продолжить обход линии. Роун ранен. В его секции полная неразбериха.

— Ранение тяжёлое?

— Я собираюсь это выяснить. Ещё раз: хорошая работа, Авгун. Передай мои поздравления своим парням.

Харк откинул химзащитный занавес, уже выходя наружу.

— И спасибо за выпивку, — добавил он и исчез.

Как только комиссар ушёл, Сорик бухнулся на стул. Он повертел рюмку в руках, а потом допил остатки.

Вивво просунул голову через занавес.

— Босс? Вам что-нибудь н…

— Уйди, — сказал Сорик.

— Да, босс.

Оставшись один, Сорик взял гильзу для сообщений и отвинтил крышку. Ему пришлось дважды ударить по донышку, чтобы вытряхнуть сложенный синий листок. Как и в прошлый раз, сообщение было написано его собственным почерком. «Не пей. Комиссар Харк идёт».