Прямое серебро

ГЛАВА 6. Одна рука даёт, другая отнимает.

Ночью и на следующее утро 55-ый сектор провёл в милосердной тишине. Как будто волна войны лениво и неспешно отхлынула с этой части фронта.

Зато в другом месте был прилив. Южнее, в долине Нэйма, 47-й и 46-й сектора подвергались ожесточенной бомбардировке в течение двенадцати часов подряд. Значительный участок так называемой линии Серонны, которая шла на восток от оконечных секторов линии Пейнфорк через всю страну до массива Коттмарк, подвергся обстрелу, а затем и бронетанковой атаке. Самые ожесточённые столкновения произошли к югу от Востл Дельта.

На севере всю ночь предпринимались периодические легкие атаки и налёты на Лонкорт и Салиент. Ходили неподтвержденные слухи о том, что в секторах севернее Гибсгатте произошло самое крупное наступление в году, и что битва там всё ещё бушевала.[карта]

Утро выдалось сырым и туманным. С Белтайном в качестве единственного спутника, Гаунт отправился на север в сторону Мейсека. Белтайн мало говорил. Он сразу понял, что Гаунт пребывал в плохом настроении, и не хотел ничего провоцировать.

Штабная машина доставила их до Онче, где они пересели на почтовый поезд, направлявшийся на север. Поезд был полупустым и грохотал по скрытым в тумане сельхозугодьям и залитым дождём просторам.

Перед тем, как двинуться в путь, сразу после рассвета, Гаунт произвёл последнюю проверку позиций Первого.

Отряды отправленные Дауром уже находились на передовой, хотя Корбек всё ещё оставался старшим офицером, пока Гаунт в отъезде.

Заканчивая обход, Гаунт позвонил в военный госпиталь в Ронфорке, уделил время ранеными и изучил тяжёлые случаи. Роун пережил ночь, хотя ему в короткие сроки потребовалась повторная операция, чтобы остановить внутреннее кровотечение.

Дорден к тому времени настолько устал, что, казалось, спит на ногах, да ещё и травмы, которые он получил во время потасовки, начали его изводить. Гаунт собирался предложить главному врачу сопровождать его в Мейсек, но единственный взгляд на него заставил отказаться от этой идеи. Дордену следовало остаться в Ронфорке, хотя бы для того, чтобы немного отдохнуть. Гаунт знал, что главный медик всё ещё злился на него из-за дисциплинарных казней. По мнению Гаунта, тот имел полное право так считать. Накануне днём ​​Гаунта охватил гнев, ставший следствием бессмысленных потерь, свидетелем которых он стал на станции 289. Он не смог сдержать себя.

Как имперский комиссар, Гаунт выделялся из общего числа, и дело было не только в командном звании. Комиссаров боялись повсюду. В Гвардии они были инструментом поддержания дисциплины и контроля – плетью, которая держала солдат в узде и одновременно толкала их вперёд. Они были нужны для того, чтобы вбивать в умы простых солдат принципы Имперского кредо, а затем регулярно напоминать им об этой истине. Казнь без надлежащего судебного разбирательства, даже за незначительные нарушения, была для комиссара нормой. Сам великий Яррик однажды сказал, что работа комиссара заключается в том, чтобы стать для гвардейцев фигурой более опасной и устрашающей, чем любой враг.

Гаунт придерживался иных взглядов. Опыт показал ему, что моральный дух куда лучше поддерживают ободрение и доверие, чем взрывной нрав и пистолет. Его наставник, ныне покойный Делан Октар, был хорошим примером. Философия боевого духа Октара также была основана на доверии и терпимости. Были времена, и требовалась твёрдая рука, но лишь тогда, когда действие работало лучше слов.

Гаунт ценил в себе честность и знал, что может считать таких людей, как Дорден, своими друзьями. В полевом госпитале он повёл себя как обычный комиссар. И хотя Дорден ничего ему не сказал, Гаунт видел разочарование в его глазах.

Пока поезд грохотал на север, он мысленно обдумывал произошедшее. Не было смысла спихивать вину на усталость. Усталость подразумевала слабость, а комиссар не имел права быть слабым. Он понял, что главную роль тогда сыграл гнев из-за пустой растраты сил. Он вступил в войну на Айэксе, приняв выдвинутые условия, и каждый шаг на пути к фронту подтверждал его опасения. Война не была бессмысленной сама по себе. Столкнувшись с извечной скверной Хаоса, человечество обрело весомую причину сплотиться в борьбе с ней. Ощущалась некая высшая цель, даже здесь, на Айэксе.

Но вот способ ведения войны был бессмысленным. Это высокомерное презрение, с которым Альянс бросал навстречу врагу людей и ресурсы. Античная мысль видела в грубой силе определяющий фактор победы. Это приводило Гаунта в ярость, но ещё больше он злился из-за того, что Первый ввязался в это. Накануне днём ​​он переживал это острее, чем когда-либо, что и отразилось на его действиях.

За окном проплывал мир. Один мир, лишь один из тысяч, сотен тысяч, составляющих величайшее достижение в истории. Империум Человечества. Многие считают, что Империум настолько обширен и велик, что действия одного человека ничего не значат. Это не так. Если бы каждый так думал, Империум в какой-то момент просто рухнул бы сам на себя. Каждая человеческая душа играла свою роль в имперской культуре. Это единственное, что Император завещал человеку. Оставаться верным себе, и все эти мириады крошечных вкладов объединятся, чтобы построить цивилизацию, которая просуществует до тех пор, пока не погаснут звёзды.

Белтайн спал, уронив голову на грудь, забинтованной рукой он придерживал другую.

За оконным стеклом мелькали разорённые леса, изрезанные темными от дождя склонами холмов. Ручей сверкнул, как обнаженный меч. Луга прятались под покрывалом белого тумана. Возвышенности выглядывали сквозь туман, как вершины серых рифов. Одинокое дерево, покрытое шрамами от молний, ​​стояло словно часовой на голом холме. Покинутая деревня, забывшись во сне, жалась к дорожному полотну. Тяжёлые облака мятыми полотнищами гнались друг за другом по небу.

Гаунт очнулся от повторяющегося сна о Бальгауте и понял, что поезд остановился. Дождь барабанил по крыше вагона, а из окна виднелись мрачные заросли. Он посмотрел на часы: час после полудня. К этому моменту они должны были оказаться в Чоссене.

Он встал и прошёл по пустому вагону к двери. Открыв окно, он почувствовал запах влажного подлеска и мокрой земли, услышал крики птиц и шелест дождя по листьям.

Остальные пассажиры выглядывали наружу. Возле локомотива толпились инженеры.

Гаунт открыл дверь и спрыгнул на заросшую насыпь.

Локомотив вышел из строя, как сказал ему один из механиков. Ремонт был им не по силам.

Придётся подождать, пока запасной состав не прибудет из Чоссена.

— Сколько времени это займёт? — спросил Гаунт.

— Три-четыре часа, сэр.

Гаунт потормошил Белтайна, чтобы разбудить его. — Давай, — сказал он. — Нам надо прогуляться.

— Что случилось, сэр? — спросонья пробормотал Белтайн. Гаунт улыбнулся. — Кое-что пошло наперекосяк.

Туман стал рассеиваться, по мере того, как по заросшей тропе они шли через лес, направляясь на запад. Бледный солнечный свет пробивался сквозь ветви. Дождь прекратился, но дождевая вода всё еще лилась, капая с лесного полога. Воздух был наполнен сыростью и запахом диких цветов.

Инженер указал им направление. На запад, к деревушке Веник[13], в получасе ходьбы отсюда.

«Вероятно, там кто-нибудь смог бы предоставить имперскому офицеру транспорт», — предположил инженер. Хотя по его мнению, лучше было остаться рядом с поездом. Помощь бы прибыла. Рано или поздно.

Белтайн тоже был за то, чтоб остаться. — На пеший путь уйдут часы. Или мы вообще заблудимся. Или…

— Если мы останемся ждать запасной локомотив, мы точно пропустим мою встречу. До Мейсека ещё прилично. Мы прогуляемся.

Дорога была грязной и это замедляло передвижение. Белтайн настоял на том, что сам понесёт багаж Гаунта, но, из-за необходимости нести собственную поклажу, да ещё и с перевязанной рукой, он был перегружен и то и дело останавливался, чтобы перераспределить вес.

Прохладный воздух бодрил. Гаунт понял, что начинает потеть и снял свой плащ, закинув его за левое плечо. Позади них, за лесом, послышался свисток поезда. Если это был запасной локомотив, то пойти пешком было действительно глупо, и в итоге они зря потратят много сил.

— Хотите вернуться, сэр? — спросил Белтайн, услышав свисток.

Гаунт покачал головой. Эта бодрящая прогулка в тишине пустого леса была подобна бальзаму. Его легкие наполнял прохладный воздух без намёка на дым, а ноздри – цветочный аромат. Запах был невероятно сильным. Он не знал, что это было. Маленькие ярко-синие цветочки с лепестками необычной формы покрывали землю между деревьями, проступая сквозь влажный мох и плющ. Гаунт гадал, от них ли исходил тот запах.

Он повернулся к Белтайну и забрал свою сумку. А потом взял и его рюкзак.

— В этом нет необходимости, — запротестовал Белтайн.

— Да, ладно. Дай-ка мне их немного понести, — сказал Гаунт.

Дорога вилась через лес, и до сих пор не было видно ни сельхозугодий, ни деревни. Они перешли бурный ручей по древнему каменному мосту, почерневшему от плесени. Крики птиц и жужжание насекомых таинственно звучали среди деревьев. Кое-где колючие заросли были увиты паутиной, которая переливалась каплями дождевой воды, словно крупицами кварца.

— Что имел в виду инженер, когда говорил про разбойников? — спросил Белтайн, остановившись, чтобы вытряхнуть камешек из ботинка.

— Полагаю, дезертиры, — ответил Гаунт. — За все эти годы, они сбились в группы и осели тут, в лесной местности. Наверное промышляют воровством с ферм, браконьерством…

— Разбоем. — добавил Белтайн. — Этим ведь, кажется, занимаются разбойники?

Гаунт пожал плечами.

— Что ж, может быть, это было плохой ид… — начал Белтайн, но замолк, когда Гаунт поднял руку.

На соседней поляне, где стояли белые березы с блестящей корой, из густого тумана показался олень. Некоторое время он стоял и смотрел на них, склонив голову. А затем повернулся и бросился обратно в чащу.

Мгновение спустя они увидели, как другие на расстоянии беззвучно пересекают лес.

Как призраки.

Спустя целый час после начала своего похода, они вышли на опушку, где лесная земля превращалась в засаженные поля. Незрелые колосья молодой пшеницы покрывали склоны холма спускавшиеся в долину, за которой зеленел молодой лесок.

Это была удобная для обзора позиция, но никакой деревни поблизости видно не было.

— Что-то я проголодался, — пробормотал Белтайн.

Гаунт посмотрел на него.

— Просто сказал, — спохватился он.

Гаунт положил на землю сумки и вытер лоб. Прогулка придала ему сил, но он готов был согласиться с Белтайном: это была плохая идея.

Заметив положение солнца и сверившись с часами, он пожалел, что не взял с собой компас, локатор или даже ауспик, но ещё утром ничто не намекало на такую необходимость. В его сумке не было ничего, кроме бритвенного набора, униформы номер один и экземпляра книги «Сферы страсти».[14]

Гаунт хотел спросить Белтайна, какой путь он бы предпочёл, но это бы стало признанием того, что они заблудились.

Он решил, что им следует пойти вдоль края поля по тропе, петлявшей дальше по дну долины. Возможно, так они доберутся до дороги.

Они прошли около ста шагов, и Гаунт вновь остановился. — Ты видишь это? — спросил он.

Белтайн прищурился. Внизу, в долине, скрытое деревьями, стояло здание: серая саманная кладка, крыша из сланцевой черепицы, посреди которой возвышалось некое подобие башни.

— У вас отменное зрение, сэр, — заметил Бельтайн. — Тыщу лет не встречал ничего подобного.

— За мной, — сказал Гаунт.

Это была часовня, старая и покосившаяся, которая ютилась в зелёном полумраке леса. Стены её увивал свисающий плющ и руноцвет. Ярко-зелёные лишайники усеивали кирпич. Они обогнули частично разрушенную стену, вошли через старые ворота и поднялись по дорожке к двери. Тот цветочный аромат вернулся. Он был настолько сильным, что Гаунту захотелось чихнуть. Только цветов вокруг не было.

Гаунт толкнул дверь и вошёл в холодный мрак часовни. Интерьер был простым, но ухоженным. В конце ряда деревянных скамей, у Императорского алтаря, горела одинокая свеча.

Оба мужчины сотворили знак аквилы, и Гаунт пошёл по проходу к статуе Императора. В витражах стрельчатых окон, среди почитаемых образов, он увидел изображение святой Саббат.

— Итак, — пробормотал голос из темноты. — Вот ты, наконец, и прибыл.

Она была очень старой и слепой. Полоска чёрного шелка, повязанная на глаза, обрамляла её голову, а серебристые волосы были туго собраны у затылка. Возраст вынуждал её сутулиться, но если бы она встала прямо, то оказалась бы выше Гаунта.

Невозможно было не узнать её красно-чёрную мантию.

— Сестра, — сказал Гаунт и поклонился.

— Добро пожаловать. Не нужно кланяться.

Гаунт поднял глаза. Как она узнала, что он поклонился? На мгновение он подумал, нет ли у неё дара ясновидения, но быстро спохватился. Болван. Из-за слепоты должны были обостриться остальные её чувства. Она просто определила, откуда прозвучал его голос. — Я полковник-комиссар Ибрам Гаунт, — представился он.

Она кивнула, словно ей было всё равно. Или, предположил Гаунт, так, как будто уже знала.

— Добро пожаловать в Часовню Благодати Всевышнего Света, в Венике.

— Значит, мы недалеко от деревни?

— Впрочем, название немного вводит в заблуждение. Веник находится примерно в четырёх километрах к югу отсюда.

Белтайн тихо вздохнул.

– Ваш мальчик, кажется, огорчился, услышав это, — сказала она.

— Мой мальчик? Имеете ввиду моего адъютанта?

— Я слышу двоих. Или я ошибаюсь?

— Нет. Пытаемся добраться до Веника, найти транспорт. Наш поезд… ай, не берите в голову. Сегодня к вечеру мне нужно быть в Мейсеке.

Она села на скамью, одной рукой нащупывая дорогу, а другой опираясь на свой посох. — Дорога не близкая.

— Я знаю, — согласился Гаунт. — Сможете указать нам правильный путь?

— Вы уже на правильном пути, Ибрам, но ещё какое-то время не сможете достигнуть пункта назначения.

— Вы про Мейсек?

— О, там Вы окажетесь сегодня вечером. Я имела ввиду…

— Что?

Она откинулась на жёсткую спинку скамьи. — Меня зовут Элинор Закер, некогда воин Адепта Сороритас ордена Пресвятой Девы-Мученицы. А ныне – смотритель и хранитель этой часовни.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, сестра. Что… что Вы имели в виду, говоря о пункте назначения?

Она повернула к нему голову. Так обычно поворачивает голову человек, который привык к динамике изображения на тактическом дисплее шлема. На мгновение Гаунту показалось, что она в него целится.

— Мне следует меньше разговаривать. Есть вещи, о которых нельзя говорить. Пока. Вы должны меня простить. У меня бывает так мало посетителей, что хочется поболтать.

— О чём нельзя говорить? — начал было Гаунт, но Белтайн перебил его.

— Как долго вы уже здесь, леди? — спросил он.

— Очень долго, — ответила она. — Вот уже многие годы я присматриваю за этим местом, как могу. Оно выглядит достаточно ухоженным и чистым?

— Да, — сказал Гаунт, оглядываясь по сторонам.

Она слегка улыбнулась. — Самой мне трудно оценить. Я стараюсь. Некоторые вещи я вижу ясно, но не те, что находятся вокруг. Голос у него не очень юный.

Гаунт понял, что последний комментарий относился к Белтайну. — Мой адъютант? Ему… сколько, тридцать два?

Последний раз отмечал свой тридцать первый день рождения, сэр, — отозвался Белтайн из дальнего конца нефа.

— Что ж, тогда его трудно назвать мальчиком.

— Да, — согласился Гаунт.

— Хотя я думала, это будет мальчик. Не обижайтесь, Ибрам. Вы тоже важны. Но мальчик… в нём вся суть.

— Кажется, Вы говорите загадками, сестра.

— Я знаю. Должно быть, это очень Вас раздражает. Столь многого я не могу произнести вслух. Но если я поступлюсь молчанием, всё нарушится. То, что сейчас поставлено на кон, слишком важно, я не могу этого допустить. Был ли с тобой юноша, молодой? Самый младший из всех.

— Мой предыдущий адъютант был совсем юнцом, — сказал Гаунт, внезапно ощутив тревогу, — его звали Майло. Теперь он солдат.

— Ах, — кивнула она. — Иногда они не слишком точны.

— Кто, «они»? — спросил Гаунт.

— Таро.

— Как Вы можете читать карты, если Вы не видите? — осторожно поинтересовался Белтайн.

Она повернула голову на звук его голоса. И снова аккуратное прицеливание. Белтайн слегка отступил, словно ощутил на себе этот «прицел». — А я и не читаю, — сказала она, — мне читают.

Когда сестра повернула голову, Гаунт смог заметить длинную розовую полоску шрама, который тянулся от макушки налево и вниз, к основанию шеи, проглядывая сквозь волосы, как борозда от плуга на кукурузном поле. Мысленно он вздохнул с облегчением. Все эти речи почти что увлекли его внимание. Он был в шаге от уверенности в том, что они наткнулись на ясновидящую или даже, сами того не осознавая, целенаправленно шли к ней. Но теперь всё, даже её весьма уместные упоминания Майло, приобрело другой смысл.

Она лишилась рассудка, получив травму мозга в одном из сражений далёкого прошлого. А все эти разговоры вокруг да около стали следствием её отшельничества.

Гаунту нужно было продолжать путь. — Послушайте, сестра… мы держим курс на Мейсек. И я уверен: от нашего визита туда зависят жизни. Есть что-то такое, чем Вы могли бы нам помочь?

— Не совсем. Не так, как Вы обычно привыкли это понимать. Вам самим придётся себе помочь. Я имею в виду Вас и того парнишку. А что касается Мейсека… Я бы не стремилась туда попасть. Уродливое место. Ничто там не радует глаз. Но вы можете одолжить мою машину, если хотите.

— Вашу машину?

— Мне она теперь без надобности. Она припаркована в одном из сараев на той стороне дороги. Возможно, потребуется расчистить выезд, но машина на ходу. Завожу каждый день. Ключи на крючке рядом с дверью.

Гаунт кивнул Белтайну, и адъютант поспешил наружу.

— Он ушёл? — спросила она.

— Побежал искать машину, — ответил Гаунт.

— Присядь рядом со мной, — прошептала она.

Гаунт сел на скамью рядом с ней. Сестра Закер, пусть она и была довольно странной, оказывала ему услугу, поэтому он счёл, что мог бы уделить ей ещё пару минут.

Аромат цветов вернулся вновь. Где он встречал его прежде?

– Это будет трудно, — призналась она.

— Что будет?

— Геродор, — ответила она.

— Геродор? — Единственный «Геродор», известный Гаунту, был тактически не значимой колонией на периферии. Он пожал плечами.

— Мне дозволено передать кое-что, — сказала она. — Во всём есть зло. Но самое большое зло, в конечном счёте, находится внутри нас. И внутри Вас тоже.

— Внутри меня? — повторил Гаунт. На самом деле он не хотел углубляться в это. Но она заслуживала учтивости.

— Образно говоря, Ибрам. Внутри Вашего тела, как его описывает ДеМаркезе. Вы знакомы с трудами ДеМаркезе?

— Нет, сестра. — Гаунт понятия не имел, кто такой ДеМаркезе.

— Что ж, дело вот в чём. Зло состоит из двух частей. Двух опасностей, одна из которых является истинным злом, другая – недопониманием. И вторая имеет ключевое значение. Важно помнить об этом, потому что вы, комиссары, страшно любите давить на курок. Думаю, это всё. Хотя, есть ещё кое-что. Пусть Ваш самый зоркий глаз покажет вам истину. Да, именно. Ваш самый зоркий глаз. Вот, теперь всё. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась.

— Я… — начал Гаунт.

— О, мне необходимо подмести пол, — сказала она.

Она остановилась и повернула к нему голову. — Хоть я и не должна этого говорить, и пусть я выхожу далеко за рамки своей роли, но… когда Вы увидите её, замолвите обо мне словечко. Пожалуйста. Я скучаю по ней.

Снаружи тишину нарушили кашель и рычание двигателя, вернувшегося к жизни.

— Конечно, — сказал Гаунт. Он осторожно взял её руку и поцеловал.

— Император защитит тебя, сестра.

— Он будет слишком занят, защищая тебя, Ибрам, — ответила она. — Тебя и того мальчика.

Гаунт зашагал прочь. — Мы вернём машину.

— А, оставьте себе, — сказала она, махнув рукой.

Снаружи, на мокрой дороге, стоял огромный старый лимузин, а Белтайн был за рулём. Тёмно-синий корпус машины был покрыт пятнышками ржавчины, подножки обросли лишайником, а в бампере и решётке радиатора поселились сорняки. Белтайн включил фары, которые вспыхнули, как глаза ночного хищника.

Гаунт подошёл к машине и провел рукой по серой шкуре складной крыши. — Она опускается?

Бельтайн повозился с элементами управления на приборной панели. Со скрипом верх отъехал назад и сложился гармошкой, так что машина теперь стала в полной мере кабриолетом.

Гаунт сел назад. Белтайн оглянулся на него и виновато поднял забинтованную руку.

—Я… э-э… не думаю, что справлюсь с переключением передач, сэр, — сказал он.

Гаунт, довольный, кивнул головой. — Тогда меняемся местами, — заключил он.

Они с рёвом понеслись по лесной дороге, оставив часовню позади. Солнечный свет, пробиваясь через кроны деревьев, мелькал и струился по корпусу автомобиля.

— Так… — начал Белтайн, стараясь перекричать рёв восьмицилиндрового двигателя, — …что это вообще такое было?

— Забудь об этом! — крикнул Гаунт в набегающий поток воздуха, переходя на пониженную перед тем, как бросить старый автомобиль в крутой поворот. — Она просто истосковалась по живому общению.

— Но она знала о Брине…

— Нет, не знала. Пара загадочных намёков. Вот и всё. Рыночные проповедники в ульях постоянно прибегают к такому приёму. Отлично срабатывает с доверчивыми.

— Ладно. Значит, она пыталась дурить нам голову?

— Не из корыстных побуждений. Она просто… не в себе.

Дорога, по которой они ехали, вела через Веник, а затем, пересекая пашни, в Шонсамарл, где соединялась с Северным Шоссе. На юг по шоссе двигались обозы с боеприпасами и грузовики с людьми. По пути на север, они застали конец колонны Имперских Громовержцев и легкой бронетехники, которые направлялись в Гибсгатте. Они стали обгонять конвой из тяжёлых танков, по мере того, как позволяло встречное движение, пока колонна не свернула на Чоссен, а затем помчались по виадуку через Нэйм к засаженным кукурузой полям округа Лонкорт.[карта]

В течение дня, пока они ехали по отсыпанным щебёнкой дорогам, которые лентами пролегали сквозь пронзительно-зелёные поля, погода постоянно менялась: то становилось пасмурно, и шёл мелкий дождь, то снова светило солнце. Видно было, как по небу на восток, к фронту, медленно плывут трипланы Альянса. Раз или два над головой мелькнули имперские сверхзвуковые аппараты воздушной поддержки. Их появление сопровождалось грохотом ударной волны, столь нехарактерным для авиации звуком в этой старомодной войне.

Ближе к 18.00 Гаунт заметил, как тёмная полоска Мейсека отделилась от полей на горизонте и стала расти.

Мейсек был новым городом, построенным на старом месте. Он был почти полностью разрушен ещё в начале войны на Айэксе, когда первоначальное наступление шадикцев безжалостно рассекло всю страну до самого Верхнего Нэйма. Пять лет ожесточённых боёв, особенно при Диеме, и в конечном итоге враг был отброшен с части территории, ограниченной в северо-западном углу городом Гибсгатте, а на юго-востоке – Лонкортом. Эта область, так называемая «Мейсек Бокс», теперь была, пожалуй, самой прочной из линий обороны Альянса, представляя собой, кроме прочего, среднюю часть Северного фронта. К югу от Лонкорта пролегала линия Пейнфорк, которая проходила через долину Нэйма. К северу за Гибсгатте простирались горячо оспариваемые территории. Альянс счёл «Бокс» настолько неприступным, что превратил территорию вокруг Диема в Мемориал павших. Вечный огонь горел на месте собора Диема, а бескрайнее море трав вокруг него было исчерчено рядами белых надгробий в виде перевёрнутых сердец.

Мейсек отстроили заново. Здания были сделаны из прессованной древесной массы, покрытой цементной эмульсией. Город мостился на утёсе, у излучины Верхнего Нэйма, огороженный брёвнами и деревянными панелями. В центре возвышался деревянный собор Сан-Джеваль.

К тому времени, как они подъехали к крепостным воротам с южной стороны стены и вошли в город, уже начало темнеть. Звонили колокола собора, фонарщики поджигали зарешеченные химические факелы вдоль улиц.

Мейсек напоминал Гаунту пограничный город. Его быстровозводимые здания пахли новизной и резко контрастировали с выстроенными из камня населёнными пунктами, которые он видел прежде на Айэксе. Мейсек был стратегически важен и необходимо было заявить об этом гостям, но он выглядел не более чем временным лагерем за земляным валом. В воздухе пахло кровельной смолой и запревшим деревом. Он вспомнил, как много лет назад вошёл месте с гирканами в оккупированный Ракервиль. Там пахло точно так же. Это был очередной аванпост. Временное пристанище Имперских войск. Неуверенный шаг в сторону фронта.

Они припарковались возле собора, во дворе, окружённом деревьями. Деревья были старыми и засохшими, но айэксегарианцы, переделавшие Мейсек, переделали и деревья, привив новые ветви к старым стволам, пострадавшим из-за войны. Запоздавшие цветы и свежая зелень образовали полог над корявыми серыми стволами.

Гаунт и Белтайн прошли по примыкающим улицам, через небольшие скопления народа, и обнаружили военный корпус – мрачное сооружение с двумя башнями, территория которого была обнесёна стеной.

Было около 20.00.

Умывшись и сменив одежду, Гаунт оставил Белтайна в назначенном ему служебном номере и спустился к ужину. Его сопровождали двое лакеев из Банда Сезари, выглядевших весьма претенциозно в своих головных уборах с перьями и нарядах из зелёного шёлка. Наступила ночь, и узкие коридоры военного корпуса залитые мерцающим светом стали напоминать пещеры.

Ужин только что начался в зале с террасой и видом на западный рукав реки. Последние клочья заката таяли в небе за окном, сигнальные костры мерцали на другом берегу реки.

Присутствовали девятнадцать офицеров, и все ненадолго прервались, пока Гаунт не занял своё место на пустовавшем двадцатом стуле. Он сел, и гул разговоров возобновился. Длинный стол был накрыт белой скатертью и освещён четырьмя большими канделябрами. На столе перед Гаунтом поблёскивали девять отдельных столовых приборов. Стюард принес ему овальную белую тарелку и наполнил её охлаждённым розово-красным супом.

— Имперец? — спросил человек справа, невысокий и худощавый айэксегарианец, который явно выпил лишнего.

— Да, сэр, — ответил Гаунт, осторожно взглянув на погоны незнакомца. Генерал.

Мужчина протянул руку. — Сикем Феп Ортерн, главнокомандующий в 60-ом секторе.

Гаунт, Первый Танитский.

— А, — вздохнул перебравший офицер, — Вы тот, о ком они говорили.

Гаунт окинул взглядом стол. Поблизости он увидел Голке и Лорда Генерала Ван Войца, сидевшего во главе стола. Прочие, кроме главного тактика Ван Войца, Биоты, были ему незнакомы. Как и Ортерн, все остальные были старшими офицерами Альянса – либо айэскегарианцами, либо коттмаркцами. Гаунту начинало казаться, что он попал в львиное логово. Он рассчитывал, что Ван Войц вызвал его на частный обед, где тот смог бы выразить свое беспокойство по поводу тактики Альянса в узком кругу начальников отдельных штабов. Банкет со всеми высшими офицерами стал неприятным сюрпризом. Хотя Ван Войц, внушительный в своей темно-зелёной парадной форме, и сидел во главе стола, создавалось впечатление, что тон задавал человек слева – коттмаркский генерал с довольным, подозрительно льстивым, бледным лицом и светло-русыми волосами, который прятал глаза за конторскими очками с полукруглыми линзами.

Гаунт говорил мало и ел не спеша, следя за разговорами остальных. Звучало много ловко завуалированных колкостей в адрес имперской армии, которые, по мнению Гаунта, напротив, показывали его с лучших сторон. Офицеры Альянса старались уязвить Гаунта; понимая, что это сойдет им с рук, они рассчитывали спровоцировать его на оправдания.

Три блюда поочерёдно сменили друг друга на столе, включая главное – тушёную дичь – за которым последовал липкий и приторный пудинг под названием «сонсо», который офицеры Альянса встретили с большим одобрением. Это было местное блюдо. Ортерн и некоторые другие гости превозносили его достоинства. Для Гаунта он был невыносимо сладким. Большую часть он не доел.

Стюарды убрали со столов, отряхнули скатерть и подали сладкий чёрный кофеин и амасек в больших пузатых бокалах из зелёного стекла. Офицеры альянса, которые на время обеда заправили отглаженные белые салфетки за воротники своих сюртуков, наподобие детских слюнявчиков, теперь закидывали свободные концы на левое плечо. Очевидно, по традиции так сообщали об окончании трапезы. Гаунт просто сложил свою и оставил рядом.

Небольшой обслуживающий дрон курсировал вокруг стола, обрезая и поджигая сигары. Один из коттмаркцев отодвинул стул и стал раскуривать трубку на длинной ножке через чашу с водой. Ортерн предложил Гаунту толстую, рыхло скрученную сигару, но тот отказался.

Ортерн усмехнулся. — А Вы привыкли вести себя довольно отстранённо, сэр. На Айэкс Кардинал джентльмен никогда не оставляет сонсо недоеденным. И ещё: он никогда не отказывается от предложения покурить, потому что неизвестно когда в следующий раз он сможет позволить себе подобное наслаждение.

— Я не хотел Вас обидеть, — сказал Гаунт. — А протокол предполагает, что я могу принять сигару, но сохранить её на потом?

— Конечно.

Гаунт кивнул и взял одну из предложенных сигар. Он знал, что Корбек будет ему признателен.

Теперь беседа за столом протекала свободнее.

— Ибрам, — поприветствовал его Ван Войц, поднимая бокал, — ты присоединился к нам с опозданием.

— Мои извинения, лорд. По пути из Ронфорка у меня возникли проблемы с транспортом.

— Я боялся, что Вы вовсе не сможете добраться, — сказал коттмаркский генерал в очках. — Я с нетерпением ждал встречи с вами.

— Сэр, — принял комплимент Гаунт.

— Ибрам, это вице-генерал Кам Мартэйн, командующий Западной группой войск Коттмарка и заместитель верховного главнокомандующего Альянса.

«То есть, правая рука Линтор-Сьюка», — мысленно отметил Гаунт.

Мартэйн мягко улыбнулся Гаунту и деликатно отпил амасек. — Меня заинтриговали некоторые донесения, — начал он.

Бросьте, Мартэйн! — добродушно перебил его Ван Войц. — Это светское мероприятие. Мы можем оставить болтовню на военные темы до утра.

— Как Вам будет угодно, лорд генерал, — поспешно согласился Мартэйн, откинувшись на спинку стула. — Войной поглощено каждое мгновение нашего бодрствования, и я забываю, насколько странно это может выглядеть для иномирцев.

Лицо Ван Войца помрачнело. Это было серьёзное, но едва уловимое оскорбление. Мартэйн уступил Ван Войцу, но при этом намекнул, что имперцы гораздо более легкомысленно относятся к борьбе народа Айэкса, чем сами местные жители.

— Вообще-то, милорд, — бодро включился Гаунт, — мне было бы интересно услышать комментарии вице-генерала.

Прочие разговоры стихли. Это была дуэль, лишь не словах, но тем не менее жестокая. Имперцы против Альянса. Замечание Мартэйна было острым, но сдержанным, что давало Ван Войцу две возможности: проигнорировать и принять поражение или обострить конфронтацию, ответив на него.

В любом случае Ван Войц потерял бы лицо. Но теперь Гаунт вмешался и отразил оскорбление так же непринуждённо, как Мартэйн нанёс его.

Вице-генерал тщательно подбирал слова. — Полковник Анкре, достойнейший из сынов Коттмарка, сообщил мне в депешах, что Вас… не слишком-то впечатлила наша военная организация.

У нас с полковником Анкре состоялся крепкий обмен мнениями, сэр, — сказал Гаунт. — Полагаю, это как раз то, о чём Вы говорите. Признаюсь, я удивлён, что он воспринял всё так близко к сердцу, и даже счёл необходимым беспокоить Вас по этому поводу.

Гаунт увидел, как Ван Войц скрыл улыбку. Было одно слово, которое обычно следовало за репликой вроде последней реплики Гаунта. И слово это было «туше».[15].

— Это не было пустым беспокойством, полковник-комиссар. Напротив, я рад, что Редьяк нашёл время поставить меня в известность. Мне противна мысль, что наши новые имперские союзники сражаются против нас. Я имею в виду административно.

Мартэйн был опытным политическим игроком. Поэтому отпустил очередной комментарий, прозвучавший легко и искренне, но одновременно в нём сквозила острая сталь.

— А как такая мысль у Вас возникла? — спросил Гаунт, парируя напрямую.

— Анкре сказал, что Вы столкнулись с трудностями в принятии цепочки командования и следовании военному этикету. Также Вы упрекали его в слабости разведки. — Теперь Мартэйн был более прямолинейным. Тот явно чувствовал, что Гаунт ему не по зубам, и теперь старался заставить его оступиться.

Гаунт увидел через стол Голке. Мужчина был бесстрастен. Гаунт тут же вспомнил, насколько прямым и жестоким он был с ним в Ронфорке, да и с Анкре тоже. Гаунт понимал, что Голке не хотел бы, чтобы сейчас он говорил столь же откровенно.

«Я не настолько глуп», — подумал про себя Гаунт. — Да, сэр, — ответил он.

— Вы признаёте это? — Мартэйн лукаво поймал взгляд некоторых своих сослуживцев. Гаунт заметил, что Ван Войц слегка покачал головой.

— Имперская экспедиция прибыла сюда, чтобы стать Вашим товарищем по оружию, вице-генерал. Стать частью Вашего благородного Альянса в борьбе против Республики Шадик. Конечно же, это подразумевает, что мы должны влиться в силы Альянса должным образом. Элементы полевого этикета и разведки имеют решающее значение для этой войны, и мне требовались разъяснения. Я участвовал во многих битвах, сэр, но пока не могу сказать, что понимаю нюансы этого сражения. Мой вопрос, вице-генерал, возник просто из стремления наилучшим образом послужить интересам верховного сезара и свободных граждан Айэкса.

Бледные щёки Мартэйна на мгновение покраснели так же, как тот суп, что был подан на первое. Под видом попытки отстоять свою честь, Гаунт только что переиграл его. Мартэйн не желал сдаваться. — Анкре также предположил, что Вы считаете будто Ваши люди слишком хороши для фронта, — начал он, но это был грубый ход, который ожидали и Гаунт, и Ван Войц. Не имея возможности дискредитировать Гаунта посредством его же слов, Мартэйн сам оступился и высказал настоящее оскорбление.

— Стыдно, вице-генерал, — проворчал Ван Войц.

— Я оскорблен, сэр, — сказал Гаунт.

— Ну же, Мартэйн, — возразил Голке, впервые заговорив, — вряд ли у нас на Айэксе принято вот так проявлять любезность к добровольным союзникам.

За столом раздались голоса. Многих офицеров смутил комментарий командира.

Гаунт улыбнулся про себя. Как в войне, так и в правилах этикета, Айэксегари были старомодны. Он вспомнил некоторые обеды для командования, когда имперские офицеры обменивались за столом оскорблениями, а затем вместе смеялись над шутками. Здесь же не было той откровенности. Это была просто культура воинственных формальностей, душившая всякую надежду на победу.

— Примите мои извинения, полковник-комиссар, — сказал Мартэйн, и вышел из-за стола.

— Блестяще, Ибрам, — сказал Ван Войц. — Я вижу, старые комиссарские политические навыки не покинули тебя.

Гаунт удалился вместе с Ван Войцем, Голке и Биотой в небольшую библиотеку. Слуги настроили освещение, наполнили бокалы и оставили их в покое.

— Вы вызвали меня сюда, чтобы выставить Мартэйна дураком, сэр? — спросил Гаунт.

— Может быть, — Ван Войц улыбнулся, как будто мысль была ему по душе.

— Вице-генералу Мартэйну не нужна помощь, чтобы выставить себя дураком, — сказал Голке.

— Я надеялся, что покину это место сегодня вечером, довольствуясь чем-то большим, нежели это, — посетовал Гаунт.

— Именно так, — сказал Ван Войц. — Я изучил твои рапорты и выслушал замечания, которые высказал наш друг, граф Голке… неофициально, разумеется. У тебя могут возникнуть трудности с Анкре, Ибрам. Он высказывается прямо, и плохо отзывается о тебе.

— Совершенно очевидно. Но я не стану стоять в стороне и смотреть, как подразделения Гвардии подставляют под удар без всяких причин.

Ван Войц сел в большое мягкое кресло у камина и наугад взял книгу с ближайшей полки. — Это сложный театр, Ибрам. Один из тех, где требуются чувство такта. Если бы у нас была резолюция высшего командования, я с радостью взял бы весь Альянс за шкирку и тряс до тех пор, пока каждый не начал бы работать должным образом.

Как современная армия. Бог-Император, единственная армия Гвардии полного состава, направленная сюда с конкретной целью, может отбросить шадикцев всего за месяц, — он взглянул на Гаунта, — но у нас нет такой роскоши. Как бы то ни было, лидеры Альянса – Линтор-Сьюк, которого, признаюсь, я терпеть не могу, и Верховный Сезар, собственной персоной, возглавляют командование. Лорд Воитель Макарот ясно дал понять, что мы здесь, чтобы поддержать Альянс, а не принимать от них командование. Мы связаны по рукам.

— Тогда люди будут погибать, сэр, — сказал Гаунт.

— Будут. Мы обязаны вести эту войну темпами Альянса, по правилам Альянса и следуя традициям Альянса. Айэксегари и их союзники не в состоянии сохранить контроль над битвой. Не обижайтесь, граф.

Голке пожал плечами. — Я согласен с вами в этом, лорд генерал. Годами я пытался хоть что-то изменить. Пытался модернизировать тактику и стратегию. Но дело в том, что у Айэксегари за плечами долгая и выдающаяся военная история. Они никогда не признают, что способны проиграть войну. Потому что Айэксегари никогда прежде не проигрывали, понимаете? В особенности старому врагу, такому как Шадик.

— Альянс не отдаёт себе отчёт в том, что сражается с современным противником, — тихо сказал Биота. — Они не хотят понять, что Республика Шадик изменилась, подверглась порче, что это больше не та соседняя держава, победу над которой Айэксегари одерживали в пяти предыдущих войнах.

— А другие члены Альянса этого тоже не видят? — спросил Гаунт.

— Нет, — сказал Голке. — Особенно коттмаркцы. Они рассматривают участие в войне как возможность доказать важность своей страны на мировой арене.

— Гордость, — произнёс Гаунт. — Вот с чем мы сражаемся. Не с шадикцами. Не с архиврагом. Мы пытаемся победить гордость членов Альянса.

— Похоже на то, — согласился Ван Войц. — Несомненно, — кивнул Биота.

— Тогда мне стыдно за свою страну, — с горечью произнёс Голке. — Когда Верховный Сезар сказал мне, что нам на помощь прибывает Гвардия, моё сердце забилось чаще. Пока я не увидел кое-что в его глазах.

— Что же? — спросил Ван Войц.

— Взгляд, который подсказал мне, что он воспринял вас, имперцев, в качестве новеньких игрушек… игрушек, которыми он будет распоряжаться так же, как и старыми. Я надеялся, что Альянс может чему-то научиться у Гвардии… новым способам ведения боя… таким, например, как гибкая система полевых приказов и принятие решений на уровне подразделений.

— Вы читали Слайдо, — подметил Гаунт с улыбкой.

Голке кивнул. — Читал. Думаю, я единственный человек на Айэкс Кардинал, кто его читал. Но без толку. Альянс до сих пор живёт днями славы Великих Сезаров. И не думает меняться.

— Отвественный отец, — тихо произнёс Биота, — очень огорчён, обнаружив, что сын оплакивает смерть домашнего питомца, кошки. Мальчик жалуется, что он ухаживал за ней, лелеял её, кормил, но, несмотря на его заботу, она всё равно умерла. Стремясь угодить, отец покупает для своего сына нового питомца – собаку. И приходит в ужас, когда видит, как сын, сталкивает собаку с балкона семейного дома.

Мальчик снова расстраивается. «Это животное тоже не умеет летать», — сообщает он отцу.

— Биота повернулся к остальным присутствующим: — Так вот, господа, мы – та самая собака.

Следующим утром Мейсек был ещё окутан рассветным туманом с Верхнего Нэйма, когда Гаунт проснулся. Он позаботился о том, чтобы Белтайн разбудил его пораньше перед возвращением в Ронфорк. Пока Гаунт брился при холодном свете нового дня, прибыл посыльный и попросил его присоединиться к лорду-генералу Ван Войцу.

Ван Войц завтракал в апартаментах своих сотрудников вместе с Биотой и небольшой группой советников. По указанию Ван Войца стюард принёс Гаунту кофеин, жареную рыбу и яйца всмятку, чтобы тот мог поесть с ними.

— Ибрам, ты собираешься сегодня вернуться в Ронфорк? — спросил Ван Войц, с аппетитом уплетая свой завтрак. На нём была вышитая накидка и тёмно-красный льняной полевой костюм.

— Я и так слишком долго отсутствовал, сэр. А Вы?

— Отправлюсь на север. Линтор-Сьюк ждёт меня в Гибсгатте, чтобы представить меня северным генералам. У них там какая-то путаница. Завтра мы размещаем там наши урдешские подразделения. Однако у меня для тебя хорошие новости.

— Сэр?

Ван Войц промокнул рот салфеткой и, прихлёбывая, сделал глоток фруктового сока. — Что ж, они были хорошими новостями до пяти тридцати нынешнего утра. А потом стали просто интересными.

— Не томите.

— Наш друг, граф Голке, в течение последних нескольких дней обрабатывал Тактический Совет Альянса, и после вчерашнего ужина это, наконец, принесло свои плоды. Первый было решено переназначить в соответствии с их разведывательной специализацией. Прямо на восток, в область под названием… как там, Биота?

— Монторкский Лес, сэр.[карта]

— Точно. Приказы последуют. Но ты добился своего. Танитцев, наконец, задействуют в полную силу. Не подведи меня.

— Не подведу, сэр.

— Меня и Голке. Убедить их было дьявольски трудно.

— Что насчёт интересной части, сэр? — спросил Гаунт.

Ван Войц прервался, чтобы прожевать. Затем он взял свой стакан. — Пойдём со мной, Ибрам.

Ван Войц вывел Гаунта на веранду с видом на реку. Пейзаж внизу был спрятан под густым туманом.

— Расклад такой, — начал Ван Войц. — Голке описывал твоих бойцов, особо подчёркивая, насколько они хороши в качестве скрытных разведчиков, чтобы тактики Альянса согласились переназначить их. Проблема в том, что он, кажется, перестарался. Те приняли это слишком близко к сердцу. Им внезапно пришлась по душе идея скрытных операций. И они нашли этому собственное применение.

— Так, и что это значит?

— Это компромисс, Ибрам. Половину твоих людей направляют на разведку в Монторкский лес.

Но другая половина должна выдвинуться в Покет.

— Покет?

— Сайберк Покет. На линию фронта. Их задача – проникнуть за линию обороны шадикцев, найти… и, по возможности, вывести из строя… эти новые супер-осадные орудия. Они считают, если уж вы так хороши в разведке…[16]

— Фес! — бросил Гаунт. Знаете, как это называется?

— Знаю. Ирония. Я почти уверен, что Мартэйн и Анкре имеют к этому какое-то отношение.

Если где-то прибыло, в другом месте – убудет. Вы можете проявить свои сильные стороны на востоке… при условии, что продемонстрируете те же навыки в Покете. Сожалею, Ибрам.

— Сожалеете? Я предпочту рискнуть, милорд. Все мои люди на фронте или только половина.

— Молодец. Одна рука даёт, другая отнимает, как говорил Солон.

С сумкой в одной руке и кучей тревог в мыслях, Гаунт покинул военный корпус, выходя под солнце Мейсека. Было 08.30. Сотрудники имперской делегации грузились в транспорты Ван Войца, проходя мимо часовых Альянса.

Гаунт огляделся в поисках Белтайна и машины. Но обнаружил только Белтайна.

— Что случилось? Где машина?

— Странное дело, сэр. Ерунда какая-то. Думаю, машину угнали.

— Угнали?

— Её нет там, где мы её припарковали.

Гаунт поставил сумку. — Просто дай мне ключи. Я найду её.

Белтайн поморщился. — Есть ещё одна проблема, сэр. Ключи я тоже найти не смог.

— Фес! Что я ей скажу?

— Той старой женщине?

— Да, той ста…

Гаунт вздохнул. — Не бери в голову, давай-ка не будем больше терять время. Найди какой-нибудь транспорт… или хотя бы купи нам билеты на ближайший поезд, следующий на юг.

Белтайн кивнул и поспешил прочь.

— Проблема, полковник-комиссар?

Гаунт повернулся и увидел позади себя Биоту.

— Пустяки, ничего такого, с чем я сам не смог бы справиться.

Биота застегнул пряжки на воротнике своего красного облегающего мундира тактического дивизиона и кивнул.

— Та история прошлой ночью. О кошке и собаке. Очень уместно. Очень проницательно, — сказал Гаунт.

— Не могу принять Вашу похвалу, — отмахнулся Биота. — Это одна из притч ДеМаркезе.

Биота зашагал в сторону ожидающих машин.

— Тактик Биота! Минутку!

— Гаунт?

— ДеМаркезе? Вы сказали ДеМаркезе. Кто это?

Биота остановился. — Непримечательный философ. Весьма непримечательный. Откуда вы знаете это имя?

— Просто слышал где-то.

— ДеМаркезе служил советником Киодруса, который, в свою очередь, стоял по правую руку от Беати во время её Первого Крестового похода. Вклад ДеМаркезе не идёт ни в какое сравнение с работами Фалтомуса, который был настоящим архитектором стратегии Святой Саббат, однако его незамысловатые басни имеют определённую ценность. Гаунт? Что с Вами?

— Ничего, — ответил Гаунт, — ничего. — Он взглянул на бледное солнце и сказал: — Элинор Закер. Это имя Вам знакомо?

— Элинор Закер?

— Боевая Сестра, из ордена Пресвятой Девы-Мученицы.

Биота покачал головой.

— Что ж. Не важно. Удачи в Гибсгатте. Да защитит Вас Император.

Гаунт отправился искать Белтайна. Он редко чувствовал себя настолько встревоженным. Наконец-то ему удалось определить навязчивый аромат, который преследовал его весь вчерашний день.

Ислумбина. Священный цветок Хагии.