Психи

10

Мрачный сумрак окутывает мою комнату, и я снова остаюсь одна, чтобы пережить долгую, страшную одинокую ночь. Только на этот раз я не совершу такой глупой ошибки, как позволить себе уснуть.

Слова Романа крутились у меня в голове всю ночь. Нам уже сошло. Но он прав, им это сошло с рук. Я облажалась. Буквально никто меня не ищет. Черт возьми, это начало моей третьей ночи, и я готова поспорить, что ни один чертов человек даже не знает, что меня нет, хотя новость о моей смерти, которая была опубликована, точно не помогла бы. Мир и так думает, что я мертва, так зачем им вообще пытаться меня искать? Есть даже подписанное свидетельство о смерти и все такое.

Обо мне уже забыли.

Должно быть, уже далеко за полночь, и я ловлю себя на том, что смотрю в потолок. Тяжелая цепь все еще свисает с потолка, однако Роман взял крюк, который свисал с ее основания, хотя я понятия не имею, зачем. Не то чтобы я могла что-то с ним сделать. Он был бы умнее, если бы взял цепь, но на самом деле такая большая цепь слишком тяжела для меня, чтобы возиться с ней. Поэтому вместо того, чтобы потратить день на то, чтобы придумать, как использовать ее в своих интересах, я провела долгие часы в одиночестве, используя нож Маркуса, чтобы разрезать его оставленную рубашку на миллион крошечных кусочков.

Нож лежит в моей ладони с той самой секунды, как Роман выбежал отсюда, и все, на что я была способна, это думать о том, как бы мне хотелось оставить ему такой же шрам на другом глазу. Хотя подобные мысли только заводят этих ублюдков.

Гребаный ад.

Я вскакиваю на ноги и начинаю расхаживать по маленькой комнате, пока волны неконтролируемого гнева захлестывают меня. Я должна убираться отсюда. Я должна… блять. Я даже не знаю. Это слишком. Тот крошечный огонек надежды, который ярко горел в моей груди, погас и превратился в пепел.

У меня ничего нет. Я обречена доживать остаток своей короткой жизни, страдая от рук братьев ДеАнджелис.

Опустошение тяжело ложится на мои плечи, и я опускаюсь на колени, чувствуя, как они задевают неровный камень подо мной. Я опускаю голову на руки, когда слезы начинают наполнять мои глаза и струиться по щекам. Тяжелые рыдания вырываются из глубины моей груди, и у них едва появляется шанс вырваться наружу, прежде чем дверь распахивается и в комнату врываются трое братьев.

Я вскидываю голову, когда страх пронзает меня, слезящиеся глаза затуманивают все вокруг.

Они бросаются на меня, когда я замечаю их черные толстовки и ужасающие маски, полностью закрывающие их лица. Мой пронзительный крик разносится по комнате, отражаясь от стен и эхом разносясь по длинному коридору. Меня хватают за руки, и я пытаюсь разглядеть, кто есть кто, но темнота слишком сурова, слишком неумолима, и они используют ее в своих интересах. Их отчетливые черты скрыты, не оставляя ничего, кроме их преследующих глаз, которые умоляют меня попытаться дать им отпор.

Я пытаюсь отстраниться, но их пальцы на моей коже подобны тугим тискам, их невозможно сдвинуть с места, когда они отрывают меня от пола. Вокруг меня слышны звуки потасовки, и все происходит чертовски быстро. Я едва успеваю опустить ноги, как черный мешок надевают мне на голову, а рука сжимает спину, подталкивая к двери.

Я еле поспеваю за их широкими шагами, пытаюсь кричать, но какой в этом смысл? Никто меня не слышит, и я чертовски уверена, что никто не придет. Пальцы впиваются в мои руки, и без предупреждения я отрываюсь от пола ровно настолько, чтобы мои пальцы ног волочились по камню, пока братья поднимаются по лестнице.

Меня отпускают с тяжелым стуком, единственное, что удерживает меня на ногах, — это рука, упирающаяся в поясницу.

— КУДА ВЫ МЕНЯ ВЕДЕТЕ? — Кричу я, паника в моем тоне ясна как божий день.

Единственный ответ, который я получаю, — это сжатие их пальцев, впивающихся в мою кожу, и сильный толчок. Звук их шагов по камню меняется, и внезапно мои ступни касаются гладкого прохладного пола. Мы должны быть в пространстве, которое я назвала бы старым бальным залом, предполагая, что парни ведут меня в том же направлении, в котором Леви вел меня вечером на званый ужин. Хотя я быстро научилась не делать никаких предположений.

Мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, я гадаю, что, черт возьми, они планируют со мной сделать, когда меня резко дергают влево. Я натыкаюсь на одного из парней, который быстро поднимает меня на ноги.

— Осторожнее, — низкий звук грохочет по комнате, звук отражается от стен и дает мне понять, что мы, должно быть, находимся в большом пустом пространстве, вероятно, очень похожем на бальный зал. Хотя я понятия не имею, был ли этот комментарий адресован мне или одному из братьев.

Звук быстро стихает, пока я продолжаю, спотыкаясь, идти по их дому, в ужасе от того, что они запланировали для меня на сегодняшний вечер. Меня снова тянут влево, и после нескольких коротких шагов я отлетаю вправо, руки едва удерживают меня на ногах.

В моей голове кружится дезориентация, и я быстро понимаю, что парни не хотят, чтобы я знала, где я нахожусь в их доме, но меня это более чем устраивает. У меня нет абсолютно никакого намерения узнавать что-либо об этом месте.

Мы ходим кругами, поднимаясь и спускаясь по лестницам, по комнатам, покрытым коврами, по холодной плитке, прежде чем перейти к старому деревянному полу. В некоторых комнатах прохладнее, чем в других, в то время как в некоторых кажется, что раскаленный камин горел всю ночь, но потом, наконец, меня останавливают.

Нервы пронзают мое тело, и я испытываю непреодолимую потребность сорваться с места и бежать, спасая свою жизнь. Я спокойно отнеслась к прогулке по замку. Если мы шли, это означало, что у меня еще есть время, но эта остановка… это может означать только одно. Мое время вышло.

Громкий визг разрывает тишину, и у меня дрожат колени. Это звучит как какая-то древняя дверь, но прежде, чем я успеваю понять, что это, в меня врывается поток холодного воздуха, и меня выталкивают через проем.

Резкий ветерок проносится по воздуху, и знакомый звук шелестящих на ветру ветвей и листьев говорит мне, что меня только что выставили за дверь.

Я выпрямляю спину, когда крошечный огонек надежды трепещет по моему телу. Они услышали меня? Они наконец-то отпускают меня?

Меня сильно толкают в тот момент, когда чьи-то руки отпускают меня, и я падаю на твердую землю. Мои руки взлетают, и я ловлю себя на том, что порезала ладони в процессе, но это наименьшая из моих забот.

Я переворачиваюсь на другой бок, мне не нравится мысль о парнях за моей спиной, и срываю черный мешок с лица. Три брата нависают надо мной, мое положение на грязной земле делает их похожими на гребаных великанов. Их жесткие взгляды прикованы ко мне, но из-за этих чертовски жутких черных масок прочитать их невозможно.

Брат посередине делает шаг ко мне, и я отползаю назад, мои пятки увязают в грязи, пока я быстро осматриваюсь по сторонам. Я нахожусь в каком-то заросшем саду, но это не похоже ни на что, что я когда-либо видела раньше.

Брат продолжает двигаться ко мне, в то время как двое других обступают его по бокам, двигаясь как один.

— Что… что вы делаете? — Я пячусь, мои глаза широко раскрыты, когда наблюдаю за их маленьким жутким представлением, отчаянно пытаясь отползти подальше.

Они встают прямо передо мной, и я с трудом сглатываю, когда тот, что посередине, приседает.

— Ты хотела быть свободной, верно? — он задает вопрос, из-за темноты невозможно различить его по глазам, но резкий тон его голоса можно безошибочно узнать.

Роман.

Я не утруждаю себя ответом, зная, что это, должно быть, какая-то игра. Они ни за что меня не отпустят. Я перевожу взгляд с братьев на Романа, прежде чем вернуться к нему. Очевидно, что это его момент проявить себя, и что-то подсказывает мне, что он собирается добиться успеха.

— Мне нравится думать, что мы из тех парней, которые дают красивой женщине то, что она хочет, поэтому мы готовы заключить с тобой сделку.

Я напрягаюсь, и сажусь прямее.

— Оглянись вокруг, Шейн. Ты видишь, где находишься?

Нахмурив брови, я неохотно отрываю взгляд от Романа, оглядывая заросший сад и быстро понимая, что это гораздо больше, чем просто разросшиеся кусты. Это гребаный лабиринт. Это похоже на сцену из "Гарри Поттера и Кубка огня", только еще более жуткую, и, насколько я помню, Седрик Диггори так и не выбрался оттуда живым.

— Что это? — Спрашиваю я, осторожно отодвигаясь от него подальше, хотя на самом деле в это не имеет смысла. Он отслеживает каждое мое движение и придвигается, чтобы сохранить преимущество.

— Мы с братьями тут поговорили, — говорит он, и в его глазах загорается дьявольский смех. — Мы понимаем, что это небольшое соглашение не для всех, и ты совершенно ясно дала понять, что не готова играть в наши… игры. Поэтому мы готовы заключить с тобой сделку.

Я прищуриваюсь, не доверяя ни одному его чертову слову. Вся эта компрометирующая игра с милым парнем неправдоподобна, и мне это не нравится. Он лжет. Они похитили меня. Они вломились в мой дом и забрали меня прямо из моей квартиры. Они самые отъявленные убийцы в стране и, конечно, известны своей несговорчивостью. Так какого черта они предлагают мне сделку? Это, должно быть, ловушка, но каков их план?

Я осторожно подтягиваю под себя ноги и, не сводя взгляда с Романа, встаю на дрожащие ноги. Он повторяет мои движения, пока мы не оказываемся лицом к лицу, только вот из-за своего впечатляющего роста он возвышается надо мной.

— Сделку? — Спрашиваю я.

Он кивает так слабо, что мне, возможно, это только показалось. — Если ты сможешь найти выход из нашего лабиринта, тогда ты свободна, — говорит он мне, когда Леви и Маркус медленно приближаются, их попытки быть осторожными напрасны.

— Свободна? — Я повторяю, мое сердцебиение учащается с каждой секундой. — Мне просто нужно выбраться, и ты меня отпустишь? Живой?

— Ага, — говорит он, его глаза темнеют, когда он опускает подбородок, что делает его похожим на гребаную картинку прямо из фильма ужасов. — Это то, что я сказал, не так ли?

Мой желудок скручивает, когда я медленно делаю шаг назад.

— В чем подвох? — Спрашиваю я дрожащим голосом, осторожно наблюдая за тем, как все трое начинают приближаться ко мне, преследуя меня, как добычу. — Я не верю, что вы просто отпустите меня.

— Загвоздка в том, — говорит Роман, его обычно мертвые глаза оживают, когда я слышу злую усмешку в его тоне, — что тебе лучше бежать побыстрее.

Черт.

Я разворачиваюсь на пятках и бегу, как гребаная ракета.

Нет сомнений, что это не так просто, как кажется. Здесь есть ловушка, чертовски неприятный подвох, который я упускаю, но я не рискую торчать здесь дальше, чтобы разобраться в этом. В конце концов, это сад — лабиринт, так что все, что мне нужно сделать, это быть быстрее их, и со мной все будет в порядке. Я просто должна найти выход.

Мимо меня проскальзывает вход в лабиринт, когда я босыми ногами ступаю по холодной, твердой земле. Разросшиеся ветви царапают мне руки и лодыжки, но я пробираюсь сквозь них, полная решимости довести дело до конца. Черт, если я не смогу найти выход, я могла бы, по крайней мере, найти место, где можно спрятаться и переждать.

Надежда поднимается в моей груди и толкает меня быстрее. Я могла бы выбраться отсюда сегодня вечером. Я могла бы быть свободна.

Лабиринт широкий и в два раза выше моего роста, из-за чего невозможно попытаться проложить путь. Я должна полагаться на свои чувства, а прямо сейчас они мало что говорят, только продолжать бежать и увеличить расстояние между мной и братьями, насколько это возможно.

Если не считать того, что мои ноги шлепают по твердой земле, и моего быстрого, резкого бега, в лабиринте тихо. Здесь нет ни шелеста кустов, ни знакомых ночных звуков, ни сов, ни даже легкого ветерка, только мертвая тишина.

Навязчивая мысль о том, что это своего рода кладбище для многочисленных убийств братьев, проникает в мой разум, заставляя мою кровь холодеть, а по спине пробегают мурашки. Я отбрасываю эту мысль в сторону, но с каждым моим шагом образ зомбированных рук, пронзающих грязную землю и хватающих меня за лодыжки, преследует мой разум.

Маленькая надежда на свободу подобна маяку, ярко сияющему внутри меня, поддерживающему меня, несмотря на недостаток энергии, пульсирующей в моих венах. Я так давно толком не ела, что моя энергия быстро иссякает, но моя решимость обрести свободу поддерживает меня.

Тишина поглощает меня, крадя все до последней капли здравомыслия, которое у меня еще осталось, пока я пытаюсь сориентироваться в лабиринте. Я бегу влево и вправо, прежде чем упираюсь в тупик и поворачиваю обратно только для того, чтобы пойти по пути, которым я уже прошла.

Я продолжаю бежать, но на этот раз поворачиваю на второй поворот направо, а не жду третьего, и когда я поворачиваю, мой взгляд перемещается вверх, и я вижу массивный дом во всем его великолепии, освещенный лунным светом.

Это завораживающее зрелище, и я почти ненавижу себя за то, что оказалась права… Ну, в основном права. Технически это не замок, но ближе всего к нему. Дом парней выглядит как особняк 1500-х годов в готическом тюдоровском стиле с горгульями на вершинах. Старые виноградные лозы обвивают стены особняка, а большинство окон защищены решетками. Внутри, должно быть, сотни комнат.

Я в заднице. Чертовски в заднице.

Десять минут превращаются в двадцать, и не успеваю я опомниться, как уже уверена, что исчерпала все возможные пути. Слезы подступают к моим глазам, и когда они стекают по моему лицу, я заставляю себя бежать дальше, но с каждой секундой этот маленький лучик надежды внутри меня начинает угасать, его яркий свет гаснет и говорит мне, что я была дурой, позволив себе надеяться на будущее.

Я оборачиваюсь в миллионный раз и продолжаю пытаться. Моя одежда порвана, а руки, лицо и ступни порезаны о разросшиеся ветки, но я полна решимости не сдаваться. Должно быть, я что-то упустила.

Я глубоко в лабиринте, и мой мозг поджарился. Я даже не могу вспомнить, в какую сторону я повернула и как вернуться туда, откуда начала. Моя грудь болит от нехватки воздуха, а ноги ноют от неровной земли. Я никогда в жизни так не бегала. Если бы я знала, что в моем будущем — я буду бегать по жутким лабиринтам босиком посреди ночи, я бы хотя бы несколько раз сходила в спортзал, чтобы подготовиться.

Шорох в кустах рядом со мной заставляет меня резко остановиться, и меня пробирает озноб. До этого момента в этом лабиринте было тихо. Треск ветки справа от меня заставляет меня резко обернуться, но еще один шорох в живой изгороди позади меня заставляет меня сделать полный круг.

Они здесь, со мной.

— Ты заблудилась? — раздается навязчивый шепот прямо передо мной, подавляющая темнота не позволяет точно определить, где они находятся. — Я могу тебе помочь.

Я бегу направо, пробираясь по лабиринту в направлении, противоположном звукам, которые я слышала, отчаянно пытаясь скрыть свое тяжелое дыхание. Если я не вижу их, есть большая вероятность, что они тоже не видят меня, но я была бы дурой, если бы была такой наивной.

— Не будь такой, — шепчет другой голос из густых кустов. — Мы не будем кусаться… сильно.

Подобный комментарий, должно быть, исходил от Маркуса, но я не хочу задерживаться, чтобы это выяснить это.

Я срываюсь с места в очередном спринте, но на этот раз тишины больше не существует. Шелест листьев следует за мной, доносясь со всех сторон, ломая ветки и шлепая ногами по твердой земле.

Я сворачиваю за угол только для того, чтобы обнаружить темную фигуру, поджидающую меня в конце, заставляющую меня отступить, когда страх пронзает меня. Каждый мой шаг, каждый поворот — они рядом, ждут, когда я попадусь прямо в их ловушку.

Знакомый звук мягких лап, шлепающих по твердой земле, заставляет мою спину выпрямиться от страха. Я должна была догадаться, что они втянут своих волков в это дерьмо, но пока они преследуют меня по лабиринту, что-то подсказывает мне, что братья натаскали этих животных. Они не причинят мне вреда, если их специально не попросить. В своих звериных головках они, вероятно, просто решили побегать со своими извращенными хозяевами.

Шорох продолжается, становясь все ближе и ближе, когда я слышу, как из густых кустов шепчут мое имя, заставляя меня сдаться, заставляя подойти еще немного ближе. Я чувствую их там, чувствую, что они близко, но они прячутся в кустах, преследуют меня и превращают мой и без того хрупкий разум в полный беспорядок.

Мной овладевает дезориентация, и я совершенно не представляю, куда идти, но когда я поворачиваю налево и спотыкаюсь о низкую ветку, я растягиваюсь на земле, сильно царапаясь.

Усталость быстро настигает меня, и буквально через несколько секунд огромный волк нависает надо мной, его острый, пугающий взгляд прикован ко мне, готовый напасть в любой момент.

Ужас пронзает меня, и я замираю, когда при виде его острых зубов в моей голове проносится миллион мыслей, все о том, как быстро он мог бы перегрызть мне горло, но этого недостаточно, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания.

Я опускаю голову на руки, когда этот маленький лучик надежды полностью исчезает, помогая мне наконец осознать, что независимо от того, что я делаю или что обещают братья, свободы для меня никогда не будет.

Я пытаюсь отдышаться, а волк настороженно наблюдает за мной. Он неподвижен, как горгульи на крыше особняка, до тех пор, пока из-за угла не выходит фигура в капюшоне, а рядом с ним другой волк.

Он делает шаг ко мне, и простым движением руки, волк, нависший надо мной, отступает к своему хозяину.

Оба волка сидят, и пока брат в капюшоне продолжает двигаться ко мне, два других брата начинают приближаться с разных сторон, не останавливаясь, пока я не окажусь полностью окружена.

Брат, стоящий прямо передо мной, присаживается на корточки, медленно откидывает капюшон и стягивая маску с лица, открывая дьявольское лицо под ней.

Роман. Почему я не удивлена?

Два брата с обеих сторон не утруждают себя раскрытием своих лиц, но какой в этом смысл? Не то чтобы я не знала, кто они.

Роман качает головой, его глаза пылают яростью.

— Ты нарушила наше правило номер один, — говорит он, от его снисходительного тона у меня мурашки бегут по коже.

Не убегать.

— Нет, — огрызаюсь я, слезы заливают мое лицо. — Это нечестно. Ты сказал мне бежать. Ты сказал мне, что отпустишь меня, если я найду выход. Я… я… — Меня осеняет осознание, и мои глаза расширяются от ужаса, страх тяжело опускается в грудь. — Этому гребаному лабиринту нет конца, вот в чем чертова загвоздка, не так ли?

Глаза Романа искрятся смехом, и я точно знаю, что я права. Я сыграла им на руку. Я позволила им дать мне надежду только для того, чтобы они швырнули ее мне в лицо. Я глупо доверяла его слову и верила, что если просто продолжу пытаться, то найду конец лабиринта. Даже после тщательного изучения всего этого, я ни разу не переставала думать, что он лжет. Думаю, это то, что я получаю за то, что позволила одному из братьев ДеАнджелис дать мне надежду.

— Ты мудак, — кричу я, опустошение быстро захлестывает меня.

Роман просто улыбается, его глаза сверкают, как будто он только что провел лучшее время в своей жизни, в его темном взгляде нет даже намека на вину.

Знакомый тон Леви разрывает тишину справа от меня, и я поворачиваю голову в его сторону.

— Нарушишь наши правила, малышка, и будешь наказана.

Душераздирающий смех Маркуса эхом разносится по лабиринту, когда я поднимаюсь на ноги, слезы отказываются утихать.

— Нет, — кричу я, мой беспомощный тон разбивает мое собственное чертово сердце, голова идет кругом, нехватка воды и энергии быстро начинает сказываться на мне. — Я сыграла в вашу дурацкую игру. Он сказал, что я смогу уйти. Я… я все сделала правильно.

— Сделали ли? — Роман смеется, придвигаясь ко мне, когда мое тело покачивается. Он наклоняется ближе, его теплое дыхание скользит по моей липкой коже. Его голос опускается ниже, приобретая такой темный оттенок, какого я еще никогда не ощущала ни от кого из них. — Не обманывайся, императрица. Ты никогда не будешь свободной.

И вот так я рухнула обратно на землю, ни один из упрямых, извращенных психов вокруг меня даже не попытался меня поймать.