Психи

18

Наблюдать из окна верхнего этажа за тем, как свита Джованни ДеАнджелиса выезжает из огромного готического замка, — самое яркое событие в моей гребаной жизни.

Не думаю, что я когда-либо ненавидела кого-то так яростно, даже его жестоких сыновей, когда они гнались за мной по саду — лабиринту и преследовали меня по коридорам темных камер со своими гребаными волками.

Джованни ДеАнджелис — чистое зло, и я не могу дождаться, когда стану той, кто расправится с ним, как с гребаной собакой, которой он и является. Что ж, по крайней мере, это мечта, которая поможет мне двигаться дальше. Судя по реакции его сыновей на само его присутствие в их доме, я бы осмелилась сказать, что это будет гонка до финиша.

Гнев пульсирует в моих венах, и в тот момент, когда я понимаю, что путь свободен, я широко распахиваю дверь своей новой спальни и марширую своей задницей вниз по лестнице, более чем осознавая, какая буря дерьма назревает внутри меня.

Я нахожу трех долбоебов стоящими в фойе их огромного замка. Маркус держит в руках целую бутылку бурбона, в то время как Леви достаточно манерен, чтобы пользоваться стаканом. У Романа, с другой стороны, нет ничего, кроме ужасающего хмурого взгляда, который мог бы соперничать с выражением лица его отца.

— Ваш отец гребаный мудак, — выплевываю я сквозь сжатые челюсти, глядя на трех братьев, столпившихся в фойе. — Неудивительно, что вы трое оказались такими придурками.

Каждый из них смотрит на меня, и на мгновение я застываю на ступеньке. Их взгляды достаточно острые, чтобы резать стекло, и мгновенно напоминают мне, где мое место во всем этом. Роман шагает ко мне, останавливаясь прямо передо мной.

— Я попросил тебя об одной простой вещи, — рычит он. — Держи свой гребаный рот на замке.

Я с трудом сглатываю. Возможно, мне следовало дать им немного больше времени, прежде чем мчаться сюда.

Его взгляд полон ярости, но что-то подсказывает мне, что он направлен на его отца.

— Что, черт возьми, я должна была делать? Он оскорбил меня, практически назвал никчемным мусором после того, как раздел меня догола и унизил. Он заслуживает гребаную пулю между глаз за то, как он обращался со мной.

Роман прищуривается, его челюсть сжимается, когда этот отвратительный шрам взывает ко мне, провоцируя меня подтолкнуть его еще немного.

— Тебе повезло, что ты не получила свою пулю, — выпаливает он мне в ответ, протягивая руку к Маркусу и вырывая бутылку бурбона прямо у него из рук. — В следующий раз, когда ты выйдешь за рамки дозволенного и выставишь меня некомпетентным перед моим отцом, рядом не будет никого, кто помешал бы мне нажать на курок.

Он обходит меня и направляется через холл, прежде чем зайти в неформальную гостиную. Громкое ворчание и звук бьющегося стекла пугают меня.

Маркус стонет.

— Черт, вот и весь мой обед.

— Почему вы, парни, миритесь с этим дерьмом? — Спрашиваю я.

Леви проходит мимо меня, потягивая из бокала коричневую жидкость.

— Не беспокойся о Романе. Он становится таким после всех визитов отца. Через некоторое время он успокоится.

— Я не имею в виду Романа, — говорю я, поворачиваясь на каблуках и следуя за ним, когда Маркус встает рядом со мной. — Я слышала все эти истории, все то, на что вы, парни, способны, но вы позволяете своему отцу обходить вас стороной. Я просто… не понимаю. Почему вы до сих пор ничего не предприняли? Не похоже, что у вас есть моральный компас или что-то в этом роде. Что у него на вас есть?

Маркус встречается со мной взглядом и качает головой.

— Это не так просто, как кажется, принцесса.

— Я, блядь, не принцесса.

— Разве я этого не знаю, — мрачно бормочет он, и в его глазах вспыхивают воспоминания о моих связанных запястьях и тяжелой цепи, удерживающей меня над полом, когда он трахал меня так сильно, что я чувствовала, где именно он был в течение нескольких дней.

Я тяжело сглатываю, отводя глаза, когда напоминание о прошедшей ночи вызывает жар глубоко внутри меня, и только его мозолистая рука, нежно прижимающаяся к моей щеке, заставляет меня резко остановиться.

Я останавливаюсь посреди коридора, поворачиваюсь, чтобы встретить его тяжелый взгляд, только он не произносит ни единого гребаного слова, но ему и не нужно. Все это читается в его глазах, когда редкая вспышка эмоций пульсирует в них. Комментарии Романа в столовой всплывают в моем сознание — у него формируется привязанность, и хотя мысль о том, что такой парень, как он, испытывает ко мне какие-то чувства — ужасает, эта маленькая привязанность, какой бы она ни была, может быть просто причиной того, что я каким-то образом переживу все это.

Взгляд Маркуса скользит по красному следу, который его отец оставил на моем лице, и я обнаруживаю, что застываю, как одна из множества статуй, расставленных по всему участку. Гнев клубится в глубине его глаз, и ясно, что мысль о жестоком избиении его отца ему не нравится, но где он проводит черту? Нормально ли, что он и его братья причиняют мне боль, но больше никто не может?

— Зачем ты это сделал? — Спрашиваю я, более чем осознавая, что Леви останавливается впереди, чтобы послушать наш разговор. — Он собирался убить меня, но ты остановил его. В этом нет никакого смысла. Разве не этого вы, парни, хотели все это время? Ваша конечная цель — увидеть меня в неглубокой могиле, так какой смысл оттягивать неизбежное? Ты подарил мне этот черный клинок и теперь спас мою жизнь. Я просто… Я не понимаю.

Рука Маркуса опускается, и этот редкий проблеск эмоций исчезает вместе с ней, возвращая мне черствую и жестокую версию его самого, с которой я быстро становлюсь слишком хорошо знакома. На мгновение я боюсь, что мои комментарии переключили этот переключатель внутри него, но его молчание говорит о многом.

Мой взгляд скользит к Леви, когда он маячит у входа в гостиную, его взгляд направлен прямо на меня.

— Это не входило в твои планы, не так ли? — Спрашиваю я, мои глаза расширяются от осознания. — Ты никогда не хотел меня убивать. Ты планируешь оставить меня рядом.

Маркус сжимает челюсть, его глаза становятся твердыми, как камень, и я понимаю, что это гораздо больше, чем просто отношения типа "обращайся с ней плохо, держи ее в напряжении". Они следили за мной три месяца, прежде чем сделать свой шаг, они знали обо мне все, они сделали свою чертову домашнюю работу. Зачем таким парням посвящать свое время чему-то подобному, чтобы потом развернуться и покончить с моей жизнью? Это не то, чего они от меня хотят.

— Когда ты сказал "Добро пожаловать в семью", ты не просто пытался заморочить мне голову. Ты действительно это имел в виду, — говорю я Маркусу. — Кем я должна быть для вас, парни? Я должна быть чем-то вроде замены прошлой цыпочки? Какой-то шлюхой, которую вы все собираетесь передавать друг другу, чтобы скоротать время? Все угрозы и игры, весь страх, который я испытывала с того дня, как вы, ублюдки, похитили меня, все это было напрасно. Ты никогда не собирался причинять мне боль.

— Нет, — подтверждает Леви, направляясь обратно по коридору ко мне. — В наши намерения не входит лишать тебя жизни, но не будьте настолько наивна, чтобы полагать, что несчастных случаев не бывает. Прошлой ночью ты видела жестокость нашего мира и жестокость нашего отца. Мы не всегда будем рядом, чтобы защитить тебя, и я не чувствую, что ты заслужила эту защиту. Ты здесь, чтобы сыграть свою роль, но зайдешь слишком далеко, и мы будем более чем счастливы похоронить тебя и найти кого-то другого на это место.

Мой пристальный взгляд задерживается на нем.

— И что же это за место, которое я должна занять?

Его глаза сужаются.

— Думаю, все зависит от тебя.

Не говоря больше ни слова, Леви и Маркус направляются в гостиную, а я осторожно следую за ними, в моей голове полный беспорядок от всех бомб, которые были сброшены сегодня. Сначала отношения Романа с мертвой беременной девушкой, потом странное увлечение Маркуса мной, которое каким-то образом переросло в то, что парни должны свергнуть своего отца. Хотя я их не виню. Познакомившись с этим мужчиной, сама, я бы поступила точно так же. Но последние откровения путают мне мысли.

Они не собираются меня убивать.

Все это время у меня было впечатление, что один шаг не в том направление привел бы меня в неглубокую могилу. Черт возьми, у братьев уже есть мое свидетельство о смерти, подписанное и датированное, а новости о моем убийстве разлетелись по улицам. С самого начала предполагалось, что я больше никогда не увижу свою прежнюю жизнь, но я предполагала, что и в новой мне мало что светит.

Итак, какого черта им от меня нужно? Это, черт возьми, объясняет, почему мне сходило с рук мое раздражительное отношение и почему они потрудились назначить мне противозачаточные. Если бы я была просто игрушкой, Джованни не проявил бы ко мне никакого интереса. Здесь происходит что-то большее, и мне действует на нервы то, что у меня нет ответов, которые мне нужны.

Я следую за братьями в гостиную и нахожу Романа сидящим на трехместном диване, закинувшим ноги на кофейный столик, с новенькой бутылкой бурбона в руке. Он полностью отключился, уставившись в окно, а его здоровенный волк лежит рядом с ним, его огромная голова покоится на коленях Романа.

Я долго смотрю на них, все еще не в силах смириться с тем фактом, что этим парням каким-то образом удалось заполучить в свои руки этих волков. Они дикие животные, и все же они лежат у них на коленях, как будто они часть семьи. На данный момент я бы не удивилась, обнаружив у них ошейники с шипами и выгравированные на адресснике имена.

Волоча ноги, я пересекаю комнату, прекрасно понимая, что большой волк следит за каждым моим шагом. Я не очень люблю животных, но если бы любила, то завела бы кролика или что-нибудь маленькое, не требующее слишком много внимания. Такие животные меня пугают, и, судя по тому, как он наблюдает за мной своими черными глазами, поблескивающими на свету, он это знает.

Держу пари, он мечтает о том, как оторвет мне руку прямо от тела и проведет остаток дня, счастливо обгладывая кость.

Не имея возможности осмотреть эту комнату раньше, мой взгляд обшаривает каждый уголок. Здесь царит фирменная готическая атмосфера парней, но также она выглядит так, будто они потратили на нее кучу денег. Здесь высокие потолки с красивой отделкой. Массивные окна обрамляют переднюю часть комнаты, а боковую стену занимает огромный камин с красивыми белыми книжными полками вокруг него. Правда, это выглядит как огромная пожароопасная конструкция, но кто я такая, чтобы судить об их стиле?

В нижней части каждого массивного эркера встроена уютная зона отдыха, и я обнаруживаю, что сворачиваюсь в клубок у самого дальнего от братьев окна. Это чертовски удобно и дает мне прекрасный вид на переднюю часть дома. Определенно стоит тех денег, которые Папочка Уорбакс, вероятно, был вынужден потратить.

Я не могу удержаться и мысленно путешествую по извилистой подъездной дорожке далеко в холмы, пока не перестаю видеть дальше, но все, что от этого остается, — это тяжесть, поселяющаяся в моей груди. Я так далека от реальности, что никогда не увижу свободы, но, похоже, мне не нужно бояться братьев так сильно, как раньше, раз их цель не сводится к тому, чтобы расчленить меня. Но я все равно задаюсь вопросом, почему.

Их суровые взгляды фокусируются на мне, когда я смотрю в окно, и я не могу не посмотреть в ответ.

— Что? — Требую я, прищурив глаза, мне не нравится, когда они так непринужденно пялятся на меня.

Леви пожимает плечами.

— Ничего, — бормочет он, и дразнящая усмешка тронула уголки его губ. — Просто странно видеть тебя сидящей тут в тишине. Я уже начал привыкать к твоей постоянной ярости и нытью. Так спокойно.

Я закатываю глаза и снова смотрю в окно, обхватывая руками колени, пока не сворачиваюсь в тугой комочек.

— Я знаю, это может стать для вас шоком, но когда я чувствую, что моей жизни угрожают или… я не знаю… я чувствую, что кто-то ведет себя как мудак, что у меня аж пересыхает киска от этого, я чувствую, что это мой гражданский долг — дать об этом знать.

Роман что-то бормочет себе под нос, и я стараюсь не смотреть в его сторону. Вместо этого я оглядываюсь через плечо на ту часть собственности, которая по большей части скрыта от посторонних глаз. Я хмурюсь, когда нахожу заросший лабиринт, и дрожь пробегает прямо по моему телу.

Та ночь не была одним из моих самых приятных воспоминаний об этом месте. Ощущение преследования, страх полной безнадежности и, конечно, ужас от того, что, свернув за угол, я увижу, что один из братьев стоит и ждет меня. Это было не мое представление о веселье, но уж точно их.

— Вы, ребята, настоящие засранцы, — бормочу я, не отрывая взгляда от лабиринта. — Это дерьмо следующего уровня, как… кто вообще так поступает?

Низкий рокот эхом разносится по комнате, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что они смеются надо мной. Громкий вздох вырывается из меня, когда я вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери.

— К черту все это, — бормочу я себе под нос, намереваясь провести остаток дня, пялясь на дверь своей спальни.

— Остынь, — говорит Роман, протягивая руку и хватая меня за запястье, когда я прохожу мимо него. — Это была просто безобидная забава. — Без предупреждения он сжимает мое запястье и чуть ли не швыряет меня прямо на своего брата.

Маркус с легкостью ловит меня, разворачивая, как тряпичную куклу, так что моя спина прижимается к его широкой груди, его руки крепко сжимают мою талию, но это не защита, в этом есть что-то собственническое.

Прежде чем я успеваю вырваться из его хватки, мне в руки суют бутылку бурбона Романа.

— Выпей, императрица. Хрен знает, но с твоим характером это могло бы пригодиться.

Я крепче сжимаю бутылку, более чем готовая запустить ею в его голову, когда его брат крепко сжимает меня, не позволяя отойти.

— Это твоя версия извинений? — Я рычу, американские горки эмоций становятся для меня невыносимыми.

Роман усмехается.

— Тебе нужно помнить, с кем ты разговариваешь. Мы не приносим извинений. Мы сводим счеты. Все, что мы делаем, делается с определенной целью.

Я тупо смотрю на него, его высокомерие быстро заставляет меня пожалеть о ноже, который я оставила в своем жутком подземелье.

— Значит, гоняться за мной по заросшему, чертовски жуткому лабиринту посреди ночи — это твой вариант свести счеты?

Он не отвечает, просто приподнимает густую бровь, из-за чего выглядит просто кошмарно.

— Скажи на милость, — ворчу я. — Что, черт возьми, я сделала такого, что вызвало твою больную потребность поквитаться?

Роман встает, на мгновение нависая надо мной, а его волк встает рядом с ним, и оба они выглядят как сцена из фильма, который не должна смотреть ни одна женщина.

— А что ты еще не сделала? — спрашивает он. — Я только начинаю.

Он поворачивается и выходит из комнаты, его волк практически вышагивает за ним, оставляя меня в страхе перед тем, что еще он может со мной сделать. Хотя что-то подсказывает мне, что, когда такой человек, как Роман ДеАнджелис, планирует поквитаться, креативность — его величайший инструмент.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что Маркус отпустит меня, Леви встает с дивана прямо напротив нас и неспешно пересекает комнату, все еще держа стакан в руке. Он делает глоток, и к тому времени, как его бокал оторвался ото рта, он стоит прямо передо мной, точно там, где всего секунду назад был его старший брат.

— Он прав. Мы ни за что не извиняемся. Все, что мы делаем, делается по какой-то причине, — рычит Леви, его темные, загадочные глаза впиваются в мои, поскольку напряжение, между нами, быстро нарастает. Словно почувствовав изменения в комнате, Маркус отступает на шаг назад, уже точно зная, что его брат собирается сделать.

— Значит, в ту ночь ты прятался в моем шкафу и смотрел, как я кончаю? У этого была какая-то причина? — Спрашиваю я, пытаясь оттолкнуть Маркуса, пока его брат шагает рядом с нами, держась прямо передо мной.

Леви подмигивает, и все к югу от границы сжимается. Я полностью очарована.

Пальцы Леви опускаются в стакан, и он вытаскивает идеально круглый кусочек льда — мой взгляд мгновенно опускается на него.

— Назови это воспитанием характера, — бормочет он, его голос тише, чем я когда-либо слышала.

В груди Маркуса раздается собственническое рычание, и я чувствую вибрацию в глубине спины, но это лишь заставляет жесткий взгляд Леви переместиться на его брата.

— Ты знаешь правила, брат, — мрачно бормочет он. — Или поделись своими игрушками, или я заберу их у тебя.

Между ними проходит короткий, наполненный напряжением момент, и через мгновение хватка Маркуса на моей талии начинает ослабевать, хотя что-то подсказывает мне, что он никуда не денется. Предвкушение нарастает во мне, когда я сжимаю бедра, слишком возбужденная для своего же блага.

Любая другая девушка сбежала бы, но, черт возьми. Если та ночь с Маркусом имеет какое-то значение, то я никуда не уйду.

Горячий взгляд Леви скользит по моему телу, когда руки Маркуса, лежащие на моей талии, поднимаются к вырезу платья. Он разрывает ткань прямо по центру, пока я не оказываюсь полностью обнаженной между ними, и когда взгляд Леви встречается с моим, напряжение в комнате рассеивается, и все, что остается, — это его тело, придвигающееся ближе к моему, и лед, медленно тающий между его теплыми пальцами.

Бутылку бурбона забирают у меня и небрежно бросают на диван, пока пальцы Маркуса скользят вверх и вниз по моей коже, оставляя за собой мурашки. Мои соски напрягаются, и когда я делаю глубокий вдох, и моя грудь приподнимается, чувствительные вершинки задевают рубашку Леви спереди.

Я слежу за каждым его движением, сжимая ноги вместе, отчаянно пытаясь унять боль, которая горит глубоко внутри меня. Рука Леви поднимается, и он зажимает лед между пальцами, медленно позволяя холодной воде капать на мое плечо, а затем осторожно прижимает ее к коже.

Маркус крепко сжимает мое тело, и я чувствую, как от него волнами исходит возбуждение, а я быстро смиряюсь с тем, что, независимо от того, что они хотят сделать со мной прямо сейчас, я позволю им это. К черту все морали, которые вбивали в меня в детстве, к черту знание разницы между правильным и неправильным. Я хочу этого, и я не собираюсь ничего делать, чтобы все испортить.

Леви проводит льдом по моему плечу и вокруг изгиба груди, прежде чем медленно обвести чувствительный сосок. Я судорожно вздыхаю и откидываю голову на плечо Маркуса, поднимая глаза и наблюдая за тем, как Леви сосредотачивается на маленьком кусочке льда, который вызывает хаос в моем теле.

Маленькая капелька воды начинает стекать по моей груди, и я задерживаю дыхание, наблюдая, как она движется по моей талии и бедру. Она проходит по изгибу бедра до его внутренней поверхности, и у меня слабеют колени, когда она достигает цели.

Маркус прижимает меня к себе, его рука скользит вверх по моему телу и нежно смыкается вокруг горла, пока его брат дразнит меня льдом, наблюдая за гладкой дорожкой холодной воды, которую он оставляет за собой.

Закончив терзать мои сиськи, лед перемещается дальше вниз по моему телу, дразня талию и заставляя мои глаза закатиться к затылку, когда он скользит вниз между моих ног. Леви медленно массирует льдом мой клитор, словно это самая сладкая пытка, его глаза возвращаются к моим, пылающим желанием.

— Я никогда не буду извиняться перед тобой, — мрачно бормочет он, находя вход в меня и засовывая кусочек тающего льда глубоко в меня. Я ахаю, мои глаза расширяются, когда я протягиваю руку и крепко хватаю его за плечо, мои ногти впиваются в его кожу. — Но это не значит, что я не могу выразить признательность.

— Твою мать, — выдыхаю я, когда рука Маркуса обвивается вокруг моей талии, прижимая меня к своему твердому телу, в то время как его брат подходит еще ближе, его тело прижимается прямо ко мне и зажимает меня между двумя язычниками.

Леви не сбивается с ритма, зная, что пройдет совсем немного времени, прежде чем лед полностью растает, и перемещает два толстых пальца к моему клитору. Он поглаживает его ленивыми, тугими кругами, а моя голова падает вперед на его грудь, и я сжимаю и разжимаю лед внутри себя. Он двигается, и я тихо стону, потому что никогда в жизни не испытывала такого сладкого жжения.

Моя рука перемещается с плеча Леви, когда его глубокий мужской запах переполняет меня, и я просовываю ее под дорогую ткань его рубашки, желая почувствовать его теплую кожу под своими пальцами.

Низкое рычание вибрирует в его груди, когда позади меня раздается смешок Маркуса. Я прижимаюсь к руке Леви, чистое удовольствие разливается по моему телу и доводит меня до крайности. Это не совсем та фантазия, о которой я мечтала, когда речь зашла о Леви, но, черт возьми, это то, что нужно.

Выбросьте это, так даже лучше.

Я чувствую твердый член Маркуса у своей задницы, в то время как член его брата трется о мое бедро, но, когда я тянусь к ширинке брюк Леви, Маркус ловит мое запястье и заводит его себе за шею.

Похоже, Леви доволен тем, что это шоу сэндвича Шейн, и я не собираюсь лгать, я более чем счастлива отплатить ему за это в другой раз. Поэтому, вместо того чтобы сопротивляться, я впиваюсь ногтями в шею Маркуса и позволяю братьям побаловать меня заслуженной благодарностью.

Моя киска сжимается, когда Леви нежно сжимает мой клитор и перекатывает его между пальцами, и как раз в тот момент, когда я подумала, что лучше уже быть не может, я чувствую Маркуса позади себя. Он опускается ниже и засовывает свои толстые пальцы в мою киску, пропитывая их моей влагой и проталкивая лед еще глубже внутрь меня. Он вытаскивает пальцы, распространяя влагу по моей заднице, дразня меня, прежде чем медленно ввести пальцы внутрь.

Низкий стон вырывается из глубины меня, и я насиживаюсь на его пальцы, принимая его глубже, растягиваясь вокруг него.

— Твою мать, — выдыхаю я, закрывая глаза, когда Леви снова перекатывает мой клитор между пальцами. — Блядь, блядь, блядь. ДА. Еще.

Парни не разочаровывают, наращивая темп и трахая меня пальцами. Мои глаза закатываются к затылку, и я еще глубже впиваюсь ногтями в грудь Леви, зная, что он выдержит это.

Глубокое рычание вибрирует в его груди, и одна мысль о том, как он вонзает свой толстый член глубоко в меня, приводит меня к гибели. Я сильно кончаю, громкий крик срывается с моих губ, но они не осмеливаются остановиться. Моя киска содрогается вокруг тающего кусочка льда, когда я сжимаюсь вокруг сильных пальцев Маркуса.

Оба брата не двигаются, позволяя мне пережить это. Они неумолимы с моим телом, пока мой оргазм прорывается сквозь меня, и это больше, чем я когда-либо знала, что мне нужно.

Кто бы мог подумать, что братья ДеАнджелис способны заставить женщину чувствовать себя так чертовски хорошо? Если бы кто-то спросил, я бы ответила, что жестко, грубо и быстро — это единственная скорость, которую они знают. Я бы записала их в эгоисты, берущие все, что им нужно, и оставляющие свою женщину наедине с собой.

Но это? Черт.

Я никогда не чувствовала себя такой живой. Мое тело на пределе, моя киска горит от сладчайшего наслаждения, и, черт возьми, они всего лишь дали мне почувствовать вкус того, чего я действительно хочу. Они двое вместе… Это то, чего я никогда не знала, чего хотела, но теперь я не остановлюсь, пока они оба не будут похоронены глубоко внутри меня.

Меня, наконец, отпускает от кайфа, и Леви отступает от меня, его понимающий взгляд опускается на мой, прежде чем эта чертовски самодовольная ухмылка появляется на его губах. Затем, все еще держа стакан в руке, он делает заслуженный глоток и уходит, его брат следует за ним, ни один из них не произносит ни слова, оставляя меня слабой и жаждущей продолжения.

Мне нужно время, чтобы восстановить силы, пока последний лед, наконец, тает, я хватаюсь за края своего порванного платья и туго натягиваю их на себя, прежде чем опуститься на тот самый диван, на котором всего минуту назад сидел Роман.

Я подтягиваю ноги, чувствуя восхитительный жар внутри, когда откупориваю бутылку бурбона и делаю быстрый глоток, не уверенная в том, что, черт возьми, происходит, каковы их намерения или что, блять, со мной произойдет.

Я откидываю голову на мягкую подушку, и пока смотрю в массивное окно, оба больших черных волка с важным видом входят в комнату. Один опускается на место подо мной, где должны были быть мои ноги, в то время как другой запрыгивает на сиденье рядом со мной, устраиваясь поудобнее и кладя свою большую голову мне на колени.

Мое сердце бешено колотится, страх перед их близостью сводит меня с ума, но что в этом нового? Полагаю, теперь я официально часть семьи. За последние несколько дней случались и более странные вещи, поэтому, сделав еще один глоток бурбона, моя рука опускается на голову большого волка, и я откидываюсь на спинку дивана, чувствуя себя в этом гигантском замке более непринужденно, чем когда-либо прежде.