Психи

19

Вода льется на меня, когда я откидываю голову назад под горячую струю самого лучшего душа, который у меня когда-либо был. Моя жилищная ситуация не совсем идеальна, но я определенно могу привыкнуть к этому потрясающему душу. Моя комната немного скучна, но я не собираюсь жаловаться на это братьям. Зная мою удачу, Роман просто отправит обратно в камеру пыток, а Маркус предложит покрасить стены кровью, чтобы сделать их ярче.

Я честно заработала свою новую комнату. Я сыграла с ними в их же игру, и в кои-то веки риск оправдался. Правда, Роман еще не совсем остыл после визита отца сегодня днем, так что у него еще есть время, чтобы вернуть свое слово. В конце концов, речь шла о том, что я буду держать рот на замке, а я не смогла выполнить свое обещание.

Усталость от вчерашней вечеринки в сочетании с побоями, которые я постоянно получаю от братьев, полностью поглотили меня, и, просидев весь день на диване с двумя огромными волками, я проснулась в оцепенении и обнаружила, что лежу одна на диване, а солнца нигде не видно.

Заснуть под открытым небом, вероятно, было не самым лучшим моментом. Я оставила себя беззащитной в незнакомом месте. Сюда мог зайти кто угодно, а что, если люди со вчерашней вечеринки все еще задержались в замке?

Подтверждение Леви, что они никогда не собирались убивать меня, значительно облегчило мой постоянный страх. Не поймите меня неправильно, он все еще есть и так же отнимает много сил, как и прежде, но, кажется, я лучше справляюсь с ним. В конце концов, всего за несколько дней меня похитили, пытали и преследовали. Не говоря уже о том факте, что по меньшей мере три человека погибли во время вчерашней вечеринки, а доктор всего за несколько часов до этого. Черт возьми, я даже пырнула парня ножом. Но то, что они не собираются меня убивать, еще не означает, что я в безопасности.

Проснувшись в гостиной и не увидев никого из парней в поле зрения, я использовала это в своих интересах, пролетая по комнатам и пытаясь найти выход отсюда. Каждая дверь была заперта на электронный замок, и ни одно из окон нельзя было открыть. Этот замок — крепость, но я думаю, что так и должно быть, когда у тебя так много врагов. Это последняя защита от того, чтобы не пускать их в свой дом, но, думаю, то же самое можно было бы сказать, если бы кто-то пытался удержать их внутри.

Я отодвигаю это на задний план, пока не спеша расчесываю волосы и пытаюсь смыть ужасные воспоминания, накопившиеся у меня за последние несколько дней, но это не так просто. Ощущение, что я вонзаю лезвие в тело этого человека, будет преследовать меня всю жизнь. Черт возьми, я ударила и Маркуса ножом.

Что, блять, на меня нашло? Этим парням нужно держать меня подальше от ножей, хотя, честно говоря, девушке нужна любая защита, которую она может получить в таком месте, как это.

Во время принятия душа я трачу время на то, чтобы смыть грязь с ног и провести бритвой по ногам. Хотя облупившийся черный лак на моих ногтях на данный момент кажется безнадежным делом.

Мое тело все еще болит после пережитого за неделю насилия, поэтому, сделав все возможное, чтобы снова почувствовать себя женщиной, я стою, запрокинув голову и закрыв глаза, наслаждаясь редким моментом спокойствия.

Так продолжается до тех пор, пока мудак номер один не вышибает дверь моей ванной и не врывается внутрь, как будто у него есть на это полное право. Он просто стоит там, стиснув зубы, пока я спешу прикрыться полотенцем.

— Ты когда-нибудь слышал о такой волшебной вещи, как уединение? — Я визжу. — Убирайся к черту.

Роман усмехается.

— Ты была голой в этой адской дыре больше, чем одетой.

Он, блядь, прав, но я не собираюсь аплодировать его быстрому ответу.

— Чего ты хочешь? — Требую я, выходя из душа, все еще умудряясь сохранять дистанцию.

Он швыряет мне в грудь пару старых спортивных штанов и обрезанную черную майку, и я едва успеваю поймать их, не уронив полотенце.

— Одевайся, — выплевывает он, направляясь к двери. — Мы уезжаем в десять.

Мои глаза расширяются, и я спешу за ним.

— Уезжаем? Что ты имеешь в виду? Куда мы направляемся?

Роман останавливается, пройдя через мою спальню, и оглядывается на меня с глубоким хмурым выражением лица. Он ничего не говорит, но его молчания более чем достаточно, чтобы напомнить мне о моем месте во всем этом. Я не имею права на ответы, по крайней мере пока, и определенно не там, где дело касается Романа. Хотя, я уверена, он считает, что я уже достаточно вознаграждена для одного дня.

Роман задерживает мой взгляд еще на мгновение, и с каждой секундой потребность отстраниться от него растет в моей груди, пока он, наконец, не отворачивается и не оставляет меня в замешательстве.

Кажется, я продолжаю забывать, кто эти парни. Они не мои друзья, не мои люди. Они мои похитители, убийцы и те самые люди, которые заставляют меня жить в постоянном страхе.

Предвкушение отъезда из замка заставляет меня спешно одеваться, и не успеваю я опомниться, как оказываюсь внизу, в фойе, с нетерпением ожидая появления парней. Мои руки трясутся, я понятия не имею, что меня ждет сегодня вечером. Все, что я знаю, это то, что мы, вероятно, не собираемся покупать еду на вынос, хотя это может быть возможно после того, как братья сделают все, что им нужно.

Леви и Роман появляются первыми, оба в черных брюках и черных толстовках с капюшонами, откинутыми назад, чтобы были видны их лица. Это похоже на какую-то неофициальную униформу, но я не собираюсь лгать, что каждый раз, когда я видела их в этом, я оказывалась в аду.

Волосы Романа собраны сзади в тугой пучок, а пряди под ним коротко подстрижены и сходят на нет. Я ловлю себя на том, что смотрю на него слишком долго. Я никогда раньше не увлекалась длинными волосами у мужчин, но он выглядит как Джейсон Момоа так, как не выглядел ни один мужчина, даже сам Джейсон. Его взгляд острый и смертоносный, и я без сомнения знаю, что происходящее сегодня вечером — это не то, во что я хочу быть вовлечена.

Леви, с другой стороны, с его коротко остриженными волосами и скучающим выражением лица, выглядит так, словно готов покончить с этим вечером и провести следующие несколько часов взаперти в своей комнате со своими барабанными палочками.

Тишина окружает нас, пока мы ждем Маркуса, и через короткое мгновение он выходит из гостиной, в которой я провела большую часть дня, отсыпаясь. — Готовы? — грохочет он, его взгляд скользит по мне, в то время как его вопрос адресован его братьям.

— Давайте сделаем это быстро, — бормочет Леви, когда они втроем направляются в столовую. — Нельзя рисковать, чтобы отец застал нас вне тюрьмы, особенно после его выходки во время обеда.

Я хмурю брови, когда спешу за ними.

— Тюрьма? — Спрашиваю я, следуя за ними через заднюю часть столовой и по узкому проходу, ведущему на главную кухню, задаваясь вопросом, имеет ли он в виду то, что Роман рассказал мне об их отце, держащем их здесь взаперти.

Я ошеломлена, и из меня вырывается резкий вздох, когда я обнаруживаю, что комната заполнена бесчисленным количеством сотрудников. Они разбредаются по комнате, деловито готовя и убирая использованные тарелки, и в тот момент, когда становится известно о присутствии братьев, они бросают свои дела, и тяжелая тишина заполняет комнату.

Все взгляды устремляются на меня, и я замедляю шаг, отставая и разинув рот от окружающих меня людей.

Я знала, что здесь, должно быть, работал персонал, который следил за тем, какие блюда постоянно подают на стол, и за тем, как каждая спальня выглядит нетронутой, но я не ожидала такого. Кроме парней, я ни черта не слышала. Замок похож на город-призрак, и часть меня задавалась вопросом, не приходил ли персонал посреди ночи, но это не могло быть правдой. Потому что именно тогда — то монстры и выходят поиграть.

Персонал наблюдает за мной с опаской, и им не требуется много времени, чтобы понять, что я здесь не совсем желанный гость точно так же, как я предполагаю, что и они тоже. В мою сторону бросают жалостливые взгляды, и я спотыкаюсь, пытаясь переставлять ноги.

— ШЕВЕЛИСЬ, — свирепый рык Романа прорезает тяжелую тишину.

Я тут же опускаю взгляд на пол, когда я спешу за братьями, изо всех сил стараясь не думать о худшем. Мы проходим через противоположный конец кухни и спускаемся по крутой винтовой лестнице. Пытаясь не отставать от них, я задыхаюсь резкими, болезненными вздохами.

— Пожалуйста, скажите мне, что эти люди — персонал и их не держат здесь против их воли? — Спрашиваю я, на самом деле не заботясь о том, откуда придет ответ, пока я его получаю.

— Они персонал, — бормочет Леви, в его глубоком тоне слышится раздражение. — Они работают посменно, и им соответственно платят. Большинство из них были с нами с детства. Твой страх за них оскорбителен.

Я пытаюсь стереть ужас со своего лица, но, когда мы спускаемся в темный подвал и парни обращают свое внимание на старый книжный шкаф, я понимаю, что нет необходимости даже пытаться. Он отодвигается в сторону, и я выгибаю бровь, когда за стеллажом появляется узкий туннель.

— Пошли, — говорит Маркус, хватая меня за запястье и подталкивая к движению. — Смотри под ноги. Чем дальше мы идем по туннелю, тем темнее становится.

Я пытаюсь посмотреть вперед, но невозможно разглядеть, куда он ведет.

— Что не так с входной дверью? — Бормочу я, понимая, что мне предстоит долгая прогулка.

Маркус вздыхает.

— Я уверен, ты заметила электронные замки на дверях? — спрашивает он, и Роман вздыхает, понимая, что я вот-вот получу еще больше ответов на вопросы, которые, по его мнению, не мое собачье дело.

— Трудно не заметить, — отвечаю я ему.

— Сформулирую это так, — говорит он. — Ты не единственная, кого заперли в этой тюрьме.

Я быстро смотрю на Романа. Он затронул эту тему, пока я рыдала в душе, но в его истории слишком много пробелов, слишком много суровой правды скрыто.

— Что это должно означать? — Спрашиваю я, задаваясь вопросом, насколько много я могу выудить информации.

— Мы — оружие нашего отца, — вмешивается Леви, странная мрачность пронизывает его глубокий тон. — Нас тренировали убивать, мы выходили за свои пределы, чтобы ничто не смогло нас сломить.

Роман продолжает за него.

— Мы солдаты в армии из трех человек, и он наш лидер, только этот лидер потерял хватку, и управлять его армией уже не так просто, как было когда-то.

Я с трудом сглатываю, понимая, как далеко они зашли, если даже их отец-босс мафии не может удержать их в узде.

— Так вот почему вы планируете свергнуть его? Вы хотите вернуть себе свободу?

Маркус хмыкает, и та же мрачность отражается в его собственном тоне.

— Свобода — это не та проблема, которая волнует нашего отца, — говорит он, оставляя тему в подвешенном состоянии, а мое любопытство так сильно разгорается, что может просто вытолкнуть меня за грань. — У нас много счетов, которые нужно свести с этим ублюдком.

Мы проходим оставшуюся часть туннеля, пока не выходим в небольшой частный гараж, окруженный густым лесом.

— Что это за чертовщина? — бормочу я, пока Маркус ведет меня к черному "Эскалейду", стоящему в центре гаража. — Полагаю, ваш отец не знает об этом маленьком маршруте побега?

— О, он знает, — бормочет Леви, забираясь на переднее пассажирское сиденье, в то время как Роман занимает выгодное положение за рулем. — Этот ублюдок просто не может понять, где он, блять, находится.

Образ их отца, пытающегося дисциплинировать их и получить ответы, просачивается в мой разум, и на моих губах появляется злая усмешка, удивляющая не только меня, но и Маркуса.

— И ты думаешь, что мы в полной заднице, — бормочет он, открывая заднюю пассажирскую дверь и практически швыряя меня на заднее сиденье. — Что ты себе представляешь? Старика, который выбивает из нас все дерьмо, пытаясь добиться ответа?

Моя улыбка становится только шире, когда я выпрямляюсь на своем сиденье и не отрываю взгляда от окна.

— Что-то в этом роде, — бормочу я себе под нос, понимая, что он, скорее всего, говорит одну из своих суровых истин.

Маркус ворчит и забирается в "Эскалейд" рядом со мной, и в тот момент, когда за ним закрывается дверь, Роман вылетает из секретного гаража и устремляется в густой лес.

Мы едем еще несколько минут, прежде чем выезжаем из леса, и я наконец вижу готический замок во всей его красе, и все же каким-то образом мы оказываемся по другую сторону больших охраняемых ворот, которые окружают территорию.

— Как вы, парни, нашли этот туннель? — Спрашиваю я, не в силах отвести взгляд от замка — призрака.

— Нашли? — Леви хмыкает. — Мы потратили пять гребаных лет, выкапывая это дерьмо.

Я ошарашено смотрю на братьев, молча сидящих на передних сиденьях. Должна признать, я впечатлена. Когда парни преданы какому-то делу, они, черт возьми, придерживаются его.

Замок исчезает вдали, и мы сидим в полной тишине по меньшей мере час. Машины проезжают мимо нас по шоссе, и мое сердце болит от каждой из них. Я бы все отдала, чтобы пролезть через большой люк в крыше и катапультироваться на крышу одной из этих машин, лишь бы получить небольшой шанс на свободу.

Конечно, если бы я могла каким-то образом выбраться на дорогу, одна из этих машин подобрала бы меня. Но всего один взгляд на моих похитителей заставил бы любого спасателя броситься в противоположном направлении.

Тяжело вздохнув, я откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь понять, почему парни оказались пленниками в своем собственном доме. У них есть персонал, который может приходить и уходить после своей смены, персонал, к которому у них есть доступ. Поэтому, конечно, они должны знать, как они входят и выходят. Хотя, я уверена, что у всех них есть персональные электронные коды для ворот и дверных проемов, но это кажется слишком простым. Может быть, сканеры сетчатки? Тогда как же они уходят, когда их отцу нужно, чтобы они сыграли роль его идеальных солдат — киллеров? Приходит ли он к ним или им дают какой-то временный код для освобождения?

Они преследовали меня три месяца, прежде чем, наконец, похитили, так что добиться их свободы не кажется таким уж трудным делом. Но с другой стороны, я также не видела, чтобы они покидали свой дом с тех пор, как я приехала.

Проходит еще час, и парни обсуждают свои планы по свержению своего отца, хотя они говорят загадками, так что я не могу понять, о чем идет речь. Они обсуждают незнакомые мне названия, места, о которых я никогда не слышала, и времена, которые просто не имеют никакого смысла.

От их сбивчивого разговора у меня быстро начинает болеть голова, и как раз в тот момент, когда я собираюсь отключиться, Роман сворачивает с шоссе на длинную грунтовую дорогу. Разговор затихает, и я замечаю, как братья садятся немного прямее. Их внимание сосредоточено на окне, как будто они чего-то ждут или высматривают. В конце концов грунтовая дорога выводит на задворки старого промышленного района.

Обветшалые склады едва видны в тусклом свете уличных фонарей. Большинство из них выглядят так, как будто не работали сотни лет, в то время как другие выглядят так, словно на них время от времени наносили краску, чтобы они продолжали работать.

Роман сбавляет скорость, когда мы едем по глухим улочкам безлюдного района, и когда он выключает фары, я обнаруживаю, что нервно сжимаю ручку дверцы. Внутри “Эскалейда” почти кромешная тьма, можете называть меня слабачкой, но оставаться наедине с братьями ДеАнджелис в темноте — не совсем одно из моих любимых занятий.

Он ведет “Эскалейд” через заброшенный склад, срезая путь через снесенный проем прямо к черному входу. Мы выезжаем на грязный двор, и он продолжает движение к самой задней части участка, прежде чем объехать несколько старых деревьев и въехать на соседний склад.

Он едет медленно, чтобы никого не предупредить о нашем присутствии, и, подъехав ближе к складу, останавливает “Эскалейд” прямо в идеальном месте, откуда открывается полный обзор собственности.

— Где мы? — Спрашиваю я, глядя на старое здание, которое разваливается.

Внутри горит приглушенный свет, а передние раздвижные двери широко открыты, освещая часть подъездной дорожки. Внутри беспорядочно припарковано несколько разбитых машин, двери оставлены широко открытыми, а в гараже слева горит небольшой костер.

— Просто навещаем старого друга, — мрачно бормочет Маркус, возбуждение в его тоне напоминает мне, что трое мужчин, которые сидят вокруг меня, получают удовольствие от жестоких убийств.

Я перевожу взгляд с одного брата на другого, прежде чем снова смотрю на склад.

— Зачем вы привезли меня сюда?

Леви смотрит на меня с отсутствующим выражением лица, его брови сдвинуты, как будто я только что задала самый нелепый вопрос, который он когда-либо слышал.

— Мы же не могли оставить тебя там совсем одну, не так ли? Не хотели рисковать тем, что ты найдешь выход.

Я с трудом сглатываю, опасаясь этой версии мужчины, которым наслаждалась в гостиной. Этого человека сейчас не существует, и я остаюсь с черствым, жестоким мудаком, чьими любимыми увлечениями являются топление монстров в своей голове, барабанная дробь по лужам крови и, вероятно, легкое обезглавливание в воскресенье днем.

Роман указывает в сторону бокового входа.

— Вы двое заходите спереди, а я зайду сзади.

Без лишних слов братья ДеАнджелис, не издав ни звука, выскальзывают из машины, готовясь к ночи адреналинового веселья.

Не уверенная, что должна делать и где, черт возьми, я им нужна, выскальзываю вслед за ними и держусь рядом, и только когда за мной закрывается дверь, три пары обсидиановых глаз возвращаются к моим.

— Какого хрена, по-твоему, ты делаешь? — Роман ворчит, но прежде, чем я успеваю ответить, Маркус возвращается в машину и достает толстый черный материал.

Я взволновано смотрю на них, когда узнаю мешок, который они надели мне на голову всего несколько ночей назад, и когда я отстраняюсь, более чем готовая сбежать, Роман ловит меня своей стальной хваткой, в то время как Маркус натягивает черный мешок прямо мне на голову и зажимает рукой рот, не давая мне закричать.

— Ты же не думала, что это будет весело, правда? — Маркус смеется, понизив голос, пока вырывает меня из крепкой хватки Романа и тащит мою задницу обратно к машине. Я кусаю его за руку через мешок и получаю болезненное удовлетворение от того, как он ругается от боли.

Должно быть, он использует руку, которую я проткнула ножом для стейка, но угрожающий смех напоминает мне, что он получает удовольствие не только от чужой боли, но и от своей собственной.

— Мммм, — стонет он, его лицо прямо напротив моего, когда он хватает мои запястья своими большими руками и поднимает их вверх. — Что бы я отдал, чтобы увидеть страх в твоих глазах прямо сейчас, малышка. Но ты должна пообещать, что в следующий раз укусишь меня сильнее.

Черт возьми. С каким больным извращенным мудаком я связалась?

Меня отбрасывает назад на сиденье, и я изо всех сил вырываюсь из его объятий, но это бесполезно, он слишком силен.

— Поторопись, — слышу я Леви снаружи машины. — Она привлекает слишком много внимания.

Маркус вздыхает, понимая, что его веселье закончилось. Одним быстрым движением я чувствую, как знакомый прохладный металл наручников сжимается вокруг моих запястий и цепляется за чертову перекладину над моей головой.

— НЕТ, НЕТ, НЕТ, — кричу я, когда Маркус отходит от меня. Но, несмотря на мои возражения, дверца машины захлопывается у меня перед носом, сопровождаемая мягким щелчком автоматических замков. — УБЛЮДКИ!

Я дергаю за запястье, но ничего не получается, поскольку страх перед неизвестностью пульсирует в моих венах. Я должна что-то сделать. Должна выбраться отсюда или, по крайней мере, попытаться. Промышленную зону окружает лес. Если я смогу выбраться из этой машины и каким-то образом затеряться в густых ветвях, тогда у меня, возможно, появится шанс на спасение.

С моей новой решимостью, надеждой и страхом, которые поддерживают меня, я поджимаю под себя ноги на кожаном кресле. Пытаюсь встать, упираясь задницей прямо в потолок “Эскалейда”, и наклоняюсь вперед ровно настолько, чтобы стряхнуть черный мешок с головы.

Мои волосы растрепались и падают на лицо, но я быстро привыкаю, чтобы сосредоточиться на своих запястьях. Это не совсем первый раз, когда я нахожусь в наручниках, но я не могу сказать, что те, что были у меня раньше, были настоящими. Я дергаю изо всех сил, разочарование от того, что я в ловушке, быстро повергает меня в панику.

Я перевожу взгляд к окну, и я наблюдаю, как Леви и Маркус заходят в переднюю часть склада с чрезмерной уверенностью, но не то, чтобы они не делали этого миллион раз раньше.

Сегодня ночью здесь кто-то умрет, и я не хочу быть поблизости, когда это произойдет. Хотя, к несчастью для этого парня, его судьба уже решена. Теперь его уже не спасти.

Ничего не добившись с рывками, я тяжело вздыхаю и понимаю, что для игры с огнем мне придется сделать все возможное.

Я выворачиваю руки и хватаюсь за поручень изо всех сил, что у меня есть, и, бросив еще один быстрый взгляд в окно и убедившись, что все чисто, ставлю ноги по обе стороны от поручня. Прислонившись спиной к дорогой коже, я тяну изо всех сил. Я отталкиваюсь ногами, перенося на это вес всего своего тела, одновременно хватаясь за поручень изо всех сил, что у меня есть.

Я стискиваю челюсть, пытаясь снова и снова, и как раз в тот момент, когда думаю, что надежды больше нет, поручень ломается, и меня отбрасывает через заднее сиденье. Ребрами я врезаюсь в противоположную дверь, но быстро избавляюсь от боли, желая убраться отсюда и увеличить расстояние между мной и братьями, прежде чем они поймут, что их новый маленький друг из подземелья сбежал.

Не сбиваясь с ритма, я тянусь к переднему сиденью и нащупываю маленькую кнопку, чтобы отпереть двери. Но когда я пальцем скольжу по нему сверху, останавливаюсь, понимая, что подобное движение потенциально может привести к срабатыванию автомобильной сигнализации.

Братья заняты на складе, а “Эскалейд” находится по меньшей мере в сотне метров оттуда. Так что, если я сделаю это и сработает сигнализация, у меня будет один шанс на свободу, один-единственный шанс спастись бегством.

Делая глубокий вдох, я успокаиваю себя и открываю машину.