Психи

30

ШЕЙН

Пронзительный крик вырывается из моей груди, а громкие, болезненные рыдания застревают в горле.

— Остановись, — умоляю я Леви, когда он притягивает меня ближе к своей теплой груди, держа так чертовски крепко. — Остановись. Пожалуйста. Просто отпусти меня. Это слишком больно. Я не выдержу.

Я вскрикиваю от боли, агония слишком сильна, чтобы я могла с ней справиться, голова идет кругом. Мое тело слабеет, и у меня едва хватает сил отбиваться от него.

— Это будет больно, — говорит мне Леви, когда Роман и Маркус уходят в темный лес. — Мы должны вытащить тебя отсюда. В багажнике "Эскалада” есть набор для наложения швов и антисептик, но мне придется перенести тебя.

Я качаю головой, мои глаза расширяются, меня пугает сама мысль о том, что меня прямо сейчас могут переместить, но он не дает мне шанса возразить, его сильные руки сжимаются вокруг меня, и он бросается бежать к “Эскаладу”.

Кровь волнами отливает от меня, покрывая его теплую кожу и заставляя его сильнее прижиматься ко мне. Я плачу и стону от резких движений, но он игнорирует каждое из них, его единственная задача — доставить меня в безопасное место в машине.

— Держись, малышка, — говорит он мне, и мой вес нисколько не мешает ему. — Я собираюсь заставить боль уйти.

— Пожалуйста, — кричу я в его широкую грудь, когда случайные листья и ветки пролетают мимо наших лиц. — Просто сделай так, чтобы это прекратилось.

— Мы почти на месте.

Он пробегает мимо потрепанной машины, на которой меня привезли сюда, и свежее воспоминание о том, как я была заперта в багажнике, омрачает мою душу. Тихий стон вырывается из глубины меня, но прежде, чем я успеваю задержаться на этой мысли, Леви поднимает меня в своих сильных объятиях и открывает багажник “Эскалейда”.

Он укладывает меня так, словно я самая драгоценная вещь, и тут же забирается ко мне сзади. Он срывает рубашку через голову и, не тратя времени, рвет ее на длинные, похожие на бинты лоскуты. Я не отрываю взгляда от его татуировок, когда он начинает плотно обматывать ими мои раны, отчаянно пытаясь остановить кровотечение.

Он сохраняет сосредоточенность, не смея замедлиться, и не успеваю я опомниться, как мой мир погружается во тьму.

От резкого толчка мои глаза распахиваются, и я просыпаюсь, обнаруживая, что моя голова покоится на коленях Леви, его руки прижимают меня к полу, в то время как Роман оседлал мои бедра, удерживая меня прижатой. Боль накатывает волнами, и я кричу, пытаясь сбросить его с себя.

— Держи ее смирно, — ворчит Роман брату, когда Маркус жмет на газ, заставляя “Эскалейд” мчаться по грунтовой дороге, попадая во все гребаные выбоины, какие только можно вообразить.

По инерции движения машины что-то врезается мне в бок, и я смотрю вниз, чтобы увидеть голову нападавшего, его открытые глаза широко раскрыты от страха. Испуганный вопль вырывается из глубины меня, и Леви с ворчанием хватает голову и швыряет ее через заднее сиденье машины.

— Гребаный ад, — бормочет он, стискивая челюсти, но мысль исчезает в тот момент, когда Роман устраивается на мне, посылая волну обжигающей боли, пронзающей меня.

— Позволь мне умереть, — умоляю я его, глядя в его глубокие обсидиановые глаза, зная с абсолютной уверенностью, что быстрая смерть была бы в миллион раз лучше, чем необходимость страдать от ужасающей боли, причиняемой жизнью в их мире.

Роман качает головой, его охватывает сожаление.

— Ты не можешь умереть, даже не узнав, что значит жить.

— Пожалуйста, — шепчу я, когда Леви нависает надо мной, его глаза полны ужаса, когда он прижимает меня к себе. — Просто избавьте меня от страданий. Я так больше не могу. Я не выдержу. Просто дайте мне умереть.

Маркус сворачивает, мчась к шоссе, подальше от моего личного ада, когда Леви сжимает мои руки чуть крепче, требуя, чтобы я осталась здесь, с ними.

— Мы не собираемся отпускать тебя, — настаивает он, отчаяние в его тоне наполняет машину. — Тебе еще так много предстоит узнать. Я знаю, ты видела худшие стороны того, что значит быть с нами, но ты еще даже не прикоснулась к хорошему. Просто оставайся с нами, и с тобой все будет в порядке. Я не собираюсь тебя отпускать.

Слезы текут сильнее, стекая прямо с нижней челюсти на грудь, когда Роман открывает маленькую черную сумку, наполненную медикаментами, и позволяет им высыпаться на мой окровавленный живот.

Я стону при каждом толчке, пока Роман роется в медикаментах, находя именно то, что ему нужно.

— Будет больно, — говорит он. — Но с тобой все будет в порядке. Клянусь, я не позволю тебе умереть.

Я в ужасе качаю головой.

— Нет, — кричу я. — Я не хочу этого.

— Прости, императрица, — говорит Роман, хватая бутылку с чем-то прозрачным и зубами откупоривая пробку. — У тебя нет другого гребаного выбора. — И вот так просто он поливает мое тело жидкостью, а я кричу, пока у меня не отказывают легкие.

Леви удерживает меня, пока я извиваюсь под весом Романа, ожога почти достаточно, чтобы вырубить меня.

— ПРЕКРАТИ! — кричу я, когда Роман протягивает руку и безжалостно поливает мои руки и грудь. — ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИ.

Роман отбрасывает пустую бутылку в сторону.

— У меня нет ничего, чем можно обезболить тебя, — предупреждает он меня, вытаскивая набор для наложения швов и разрывая зубами маленькую стерилизованную упаковку. В его больших руках появляется маленькая изогнутая иголка, и мои глаза расширяются.

— Нет боли — нет пользы, — бормочет Леви, когда Маркус сворачивает на шоссе, шины “Эскалейда” визжат под нами, поскольку гладкая дорога мгновенно смягчает безрассудную тряску.

Я зажмуриваюсь, слишком напуганная тем, что будет дальше. Я никогда не умела обращаться с иглами. Сама мысль о том, что это впивается в мою плоть, вызывает у меня тошноту, но у меня нет выбора. Они собираются прижать меня к полу и зашить раны, нравится мне это или нет.

Жгучая боль пронзает внутреннюю поверхность бедра, и я распахиваю глаза.

— Держи ее неподвижной, — рычит Роман, пока я отчаянно пытаюсь сбросить его с себя. Он снова погружается прямо внутрь, продевая нить через внутреннюю сторону моего бедра и туго затягивая ее, чтобы соединить разрозненные кусочки мышц и плоти.

Он работает быстро и умело, как будто делал это уже миллион раз, но я уверена, что его предыдущие пациенты не были такими маленькими сучками. Я сжимаю челюсть, когда слезы продолжают течь по моему лицу, и изо всех сил стараюсь не извиваться под ним, зная, что одна небольшая ошибка с этой иглой может вызвать всевозможный хаос.

Я поднимаю глаза и встречаю тяжелый взгляд Леви, мои глаза умоляют о каком-то облегчении.

— Прекрати это, — умоляю я, слова застревают у меня в горле.

Он качает головой.

— Я не могу. Ты истечешь кровью.

— Пожалуйста, — шепчу я, моя рука обвивается вокруг его сильной руки, пока он удерживает меня. — Избавь меня от моих страданий.

Он поднимает взгляд на своего брата, который неустанно работает, спасая мою жизнь, прежде чем снова переводит взгляд на меня.

— Ты уверена? — спрашивает он, в глубине его темных глаз читается беспокойство. Я не отвечаю, но он видит мое дикое отчаяние и, не говоря больше ни слова, прижимается к моей шее сбоку. И стоит лишь немного надавить, и тьма поглощает меня.