Птицеед

Глава четырнадцатая ОТНЮДЬ НЕ СОЛНЕЧНЫЙ ПАВИЛЬОН

Зрители не спешили на места, в фойе было всё ещё много людей, и я, кивая немногочисленным знакомым, никуда не торопясь, направился к выходу. Здесь делать больше нечего.

Впрочем, уйти не получилось.

Сперва меня остановил профессор с кафедры истории, он читал лекции, когда я был студентом. Представил своего коллегу и ещё одного собеседника, благородного господина из военных. Тот попросил рассудить их спор об опасности мозготряса: его обещали выпустить на арену после следующего антракта.

— Этих существ не могли поймать живьём уже пятнадцать лет. А тут ловчим очень повезло, что они перетащили его через Шельф, мой мальчик, — рассуждал высоченный профессор. — Будьте любезны, поделитесь своей экспертной оценкой с моими друзьями. Как один из лучших знатоков Ила в городе. Будет ли интересно увидеть его бой с четырьмя плодожорами?

— Вопрос лишь заключается, на кого ставить, — улыбнулся лейтенант в мундире Сорок Восьмого пехотного полка.

Я встречал и мозготряса и плодожоров. Впечатления, как и от всех созданий Ила, можно охарактеризовать кратко: «к совам их всех».

— Вы поспешили назвать меня знатоком, дорогой профессор, — скромно возразил я. — Мне неловко перед вашими друзьями. Во-первых, я никогда не советую другим делать ставки, ибо в азартных играх удача редко остаётся на моей стороне, и даже когда я прав, она сделает так, чтобы победил аутсайдер. Во-вторых, если бы речь шла о сражении тварей с людьми, я мог бы указать на победителя с большой точностью — это, вне всякого сомнения, мозготряс. Он гораздо опаснее четверки плодожоров. Но как его ментальная сила поведёт себя против этих существ — не могу предположить при всём желании. Так что советую слушать своё сердце или свой разум и делать ставки соответствующим образом.

Они со смехом приняли моё предложение, ничуть не разочаровавшись неопределённостью.

Лимонно-жёлтое платье на границе зрения, шелест юбок, негромкий голос:

— Позвольте украсть у вас риттера Люнгенкраута.

Ида, благоухающая магнолией, смотрела на меня. Мы все дружно поклонились, и профессор явно зная её уже не первый год, ответил за них всех:

— Не смею препятствовать вашей просьбе, моя девочка.

Я попрощался, подал ей руку и повёл прочь, к высоким окнам.

— И снова приятная встреча, — сказала Кобальтовая колдунья, лукаво сверкнув глазами. — Ты искал беседы с Лилами?

— Всё-таки узнала, кого мы нашли на кладбище Храбрых людей.

— Оделия Лил. Жена твоего брата. Самая сильная в Перламутровой ветви за последние полвека. Это относительно простые выводы. Как всё прошло?

Она была несколько бесцеремонна сегодня, но удивительно дружелюбна. Я конечно же, вместо ответа, спросил:

— Где твой угрюмый громила? Думал, ты без него никуда.

— Даже ему необходим отдых. Сегодня меня сопровождает старший брат. Он… — Она покрутила головой и мило пожала плечами. — Я сбежала из-под его опёки, когда он решил поболтать с адъютантом лорда Авельслебена.

— Что дом Чайки связывает с домом Грача? Ты, как я вижу, вхожа в круг самого влиятельного военного Айурэ.

— Я его очаровала. — Она подмигнула, постаравшись, чтобы глаза оставались как можно более серьёзными. — Моя семья дружна с его семьёй. А Авельслебена я знаю ещё с детства. Все эти пикники, игры в мяч, совместное изучение атт-эттира. Ты в курсе, что он прекрасно разбирается в рунах, хоть порой и пытается выглядеть как недалёкий солдафон?

— Не имел чести быть с ним знаком, — пробормотал я.

— Он здесь. Давай я тебя представлю.

— Я птица не его полёта.

— Ты — потомок. Мне кажется, что кровь лорда пожиже твоей.

Пожалуй, мне стоило бы выразить досаду, что она теперь знает об этом.

— Давай не будем ему раскрывать столь страшных тайн. Люди его положения крайне болезненно реагируют на всё, что, по их мнению, задевает честь, успех, кровь, род, Дом и прочее, прочее, прочее. Предпочитаю не привлекать их внимания.

— Ты удивителен, — тактично произнесла Ида Рефрейр.

— Хотелось бы получить пояснения твоей оценки удивительного меня.

Её вздох я не смог разгадать.

— Авельслебен влиятельный человек. К нему не так-то просто подобраться. Он щедр, богат, успешен и в состоянии помочь тем, кого считает друзьями. Многие хотели бы завести с домом Грача знакомство. Но ты не из таких.

Настала моя очередь пожать плечами:

— Чем он мне может помочь? Даст взаймы Третий Линейный полк, которым командует? С ним мы пройдём половину Ила и накормим солдатами самых прожорливых существ?

Ида наморщила носик:

— Вот. Видишь. Я же говорю — ты удивителен. Кровь и плоть Айурэ, но мыслишь совершенно парадоксально, не так, как все остальные в этом павильоне. Если бы я крикнула, что готова провести их на шестой этаж, то большинство тех, кто не состоит в Великих Домах, уже бы хватали меня за края платья.

— Крикни, — предложил я.

— Ну уж нет! — делано возмутилась она. — Пощади моё платье! Порвут. Да они и недостойны.

Мне хотелось спросить, отчего достоин я, неужели лишь потому, что в родстве с Фрок? Но это было несколько неуместно, да и совсем не подходило такому обаятельному парню, как ваш покорный слуга. Особенно во время общения с симпатичной дамой. Так что я поступил самым умным образом — промолчал, не став задавать уточняющие вопросы.

— Украдите меня, риттер, — попросила Ида, скосив глаза на какую-то уже немолодую благородную, внимательно изучающую нас вместе с парой своих, как я понимаю, дочерей.

— И как далеко? — Предложению, признаться, я немного удивился. Но украсть её был бы рад.

— Хотя бы до ресторана. Это в твоих интересах. Если Готроб, мой брат, увидит тебя, то оторвёт твою руку.

— Он настолько свиреп? — притворно обеспокоился я.

— Свиреп в энтузиазме. Как только он узнает, кто ты, то станет трясти её так, что точно оторвёт. Но исключительно из благодарности, что ты спас его любимую младшую сестрицу.

— Вообще-то большую часть работы сделали Капитан и Толстая Мамочка, — пробормотал я. — Я лишь красовался в нижнем белье и был порядком напуган.

— О… — низким медовым тоном протянула она. — Моя семья готова облагодетельствовать всех. Они до сих пор считают меня малюткой, место которой в тени отчего дома, и что я обязательно попаду в передрягу, если выйду за порог.

Ида подалась ко мне, сказала, чуть понизив голос:

— И я ещё раз бесцеремонно напоминаю о приглашении на ужин от моего отца. Тебя не выпустят живым из-за стола.

— Звучит как угроза. Особенно если вспомнить Ларченкова.

— Зря ты так о нём думаешь. Он милый, любит кошек и чай с баранками.

Я хотел сказать что-то ироничное, но тут навстречу нам показался Капитан с незнакомкой, и моя искромётная фраза, достойная того, чтобы её увековечили на стенах храма Одноликой, так и не успела родиться.

Его спутница, миловидная росска лет тридцати пяти, в платье нежно-розового цвета, расшитом фонтанами и пчёлами, непринуждённо болтала. На русоволосой голове диадема из чёрного железа и густо-бордовой яшмы — это сочетание россы ценили и часто носили на себе подобный камень, предпочитая его утончённым драгоценностям, вроде тех же рубинов. Точно такой же браслет и ожерелье на шее. А вот на пальце, безымянном, уже куда более привычное кольцо с бриллиантом.

Прямая осанка, изящная шея и холодные бледно-голубые глаза. Очень похожие на глаза Болохова, с той лишь разницей, что они были очаровательнее, чем у угрюмого колдуна. Весёлый курносый нос совершенно не вязался с жёстким взглядом и казался… неуместным.

Август, надо отдать должное, даже бровью не повёл, увидев нас под руку (признаюсь, скажи мне такое во время нашей первой встречи, я бы был куда менее сдержан в эмоциях, чем командир «Соломенных плащей»). Лишь лучезарно улыбнулся, произнеся тоном столь вежливым, что обнаружить в нём булавку можно было, лишь водрузив на нос полдюжины пенсне:

— Прекрасно смотритесь вместе, мои друзья. Позвольте представить вам Варвару Устинову, любезничну прогиву[1] росского посла. (любезную супругу — прим.автора)

Он представил нас. Я поцеловал перчатку, Ида произнесла:

— Неа агни у ваше печи николи не угаси целе зиме[2]. (Пусть огонь в вашей печи не гаснет всю зиму (росс.). Вежливое приветствие в росской традиции, независимо от ранга и сословия собеседника. — прим.автора)

Та восхитилась и заговорила быстро, мельком бросила взгляд на меня, остановилась:

— Простите, риттер, мою грубость. Услышав родную речь, я тут же забыла, что в Айурэ не все знают язык моей страны. Я восхитилась, как ритесса легко говорит на моём родном устюжном диалекте. Откуда⁈

— Отец был официальным представителем торговой федерации Айурэ в Устюжени[3]. Мне тогда было четыре года, и мы провели в вашем городе несколько лет, — с улыбкой сказала ей Ида.

— И как вам?

Кобальтовая колдунья очаровательно нахмурилась:

— Я запомнила сугробы до неба, мороз, полярную ночь и ошкуя[4], которого застрелил отец на нашей улице.

Они обе рассмеялись, жена посла выглядела очень довольной:

— О, да. С вашим тёплым климатом наш север должен казаться ничуть не лучше Ила. Я заворожена этим диким местом. Пожалуй, стоит признаться, что уговорила мужа принять назначение на должность лишь для того, чтобы узнать об Иле как можно больше.

— С какой целью, ритесса? — осведомился я.

— Просто Варвара. О. Из абсолютного любопытства. И только. Меня околдовывает всё подобное. Поэтому знакомство с риттером Намом, — она похлопала Капитана по руке с дружеским расположением, — явно подарила мне Одноликая. Он разбавляет мою скуку. Не желаете присоединиться к нам? Риттер Нам клялся показать мне ужасных чудовищ!

Август кашлянул в кулак:

— Я обещал Варваре дать возможность увидеть существ Ила вблизи. Веду её в Клетки.

— Присоединяйтесь, — пригласила нас росска.

Мы с Идой переглянулись, и она с некоторой неуверенностью произнесла:

— Почему бы и нет? Это должно быть интересно.

Лично я ничего интересного в тварях Ила никогда не видел, как вы уже поняли. Много раз встречал, так что не могу оценить очарование от очередного близкого знакомства. Я вообще собирался уходить, но не отказывать же дамам?

— Как это здорово! Совместное приключение! — оживилась жена посла, увлекая Иду за собой.

Я, чуть приподняв бровь, посмотрел на Капитана и сказал, когда они отошли:

— Не очень-то похоже на тебя.

— Ты меня плохо знаешь, — с достоинством ответил он. — Иногда я оказываю услуги хорошим людям.

— Она хорошая?

— Хочу так думать. Мне скучно. Никаких дел и задач. Мой разум плавится от безделья. Я нахожу себе странные занятия и… оказываю услуги хорошим людям.

Что же. Не знаю его связей с россами, но знакомство с послом, одним из самых влиятельных людей в Талице, вне всякого сомнения, вещь полезная.

— Как протекают твои будни?

Я догадался, что он спрашивает про Оделию.

— Тоже скучаю, — небрежно ответил я. — И не спешу, памятуя твоё предупреждение. Хотя хочется ускорить события.

Он услышал, но никак не отреагировал.

Наши спутницы что-то оживлённо обсуждали на росском, и за ними тянулся шлейф запахов магнолии и ежевики. Я заметил движение краем глаза, повернул голову, увидел двух молодых россов в тёмно-зелёных ливреях. Один вооружился свёртком, из которого торчала изогнутая ручка зонта, другой, сосредоточенно сопя, нёс на шёлковом шнурке довольно большой ридикюль розового цвета, в тон платью Варвары Устиновой.

Слуги следовали за госпожой.

Я не стал спрашивать, как мы попадём в Клетки. Это место охранялось, туда не пускали праздношатающихся любопытных, даже если они богаты, и доступ на нижние, подземные этажи Солнечного павильона был лишь у обслуги, распорядителей боёв и охранников.

За центральным холлом и гардеробом Капитан толкнул одну из дверей, проведя нас в служебные помещения, совсем недалеко от сцены. Пять человек в униформе служителей павильона повернулись к нам, но, кажется, ничуть не удивились.

— Риттер Нам. — Немолодой мужчина в белых перчатках поклонился. — Давно вас не видел.

— Ритессы желают посмотреть сквозь прутья, Пике. — Капитан бросил тяжёлый кошель на стол. Тот приятно и едва слышно звякнул.

Здесь, внизу, куда нас спустили на одной из механических платформ, каштановые лампы висели редко, слабо освещая широкие коридоры, находящиеся под ареной. Запах Ила был резок, и даже дух свежих сосновых опилок, рассыпанных по полу, не мог его перебить.

Пике, обходительный и услужливый малый, вёл нас от сектора к сектору подземелья, показывая дамам существ, содержащихся в камерах. Их оказалось не так и много, открытие боёв уже миновало, а финал с Красной командой случится только через неделю, и ловчие держат особенно опасных тварей подальше от города, в подземельях андеритов, привозя их бодрыми и здоровыми, за пару дней до начала состязания.

Я смотрел на мелочь со скукой, Капитан — с бесконечной снисходительной улыбкой человека видевшего всё в этой жизни, Ида — с любознательностью ученицы, познающей новый предмет, росска — с жадным любопытством, а оба её лакея — с настороженной опаской.

Они казались тенями, не приближаясь к нам и ловя каждый жест хозяйки, стараясь предугадать все её возможные желания.

Где-то над нами что-то низко загудело, затем застучало, словно цепь проходила через зубцы шестерёнок, и Пике сказал:

— Не беспокойтесь, господа. Начался новый бой. Существ выпустили на арену. Но вам очень повезло, самые интересные сегодня ещё ждут своей очереди. Я покажу.

Мне осталось мысленно вздохнуть и порадоваться, что дамам нравится, а потому следует потерпеть, дабы не закостенеть в их сердцах ворчливым занудой.

Пришлось топтать свежие опилки, дышать вонью тварей другого мира, изображать вялый интерес и… наткнуться на разорванное тело.

Ида охнула и сделала шаг назад, ко мне. Росска, наоборот, хладнокровно подалась вперёд, хоть и побледнела. Капитан взял Пике за плечо, хозяйским жестом развернул к себе, поймал взгляд, сказал спокойно, ровно, но со сталью в голосе. Так, чтобы не было никаких сомнений, кто здесь отдаёт приказы:

— Наверх. Бегом. Сообщи. Скажи, что кто-то вырвался из клетки. Пусть всё перекроют.

Тот, потея, поспешно кивнул, ринулся прочь и вмиг скрылся за поворотом. Проклятущие опилки глушили его шаги.

— А почему мы не побежали следом за ним? — Варвара Устинова, кажется, не собиралась хлопнуться в обморок из-за мертвеца.

Август достал из кобуры, скрытой под жилетом, миниатюрный двуствольный пистолет с перламутровой рукояткой, со скукой в голосе протянув:

— Нас много, а у вас юбки, ритессы. Если побежим, то получится не быстро и довольно бестолково. В полутёмных коридорах это будет выглядеть забавно и немного… опасно.

Все мы предпочли не заметить, что он нарушил правила Солнечного павильона и не сдал оружие в гардероб. На наше счастье не сдал.

— Кто это сделал? — спросила Ида.

— Не важно. Узнаем позже. Вы сможете чем-то помочь, ритесса?

— У меня нет с собой солнцесвета, — с сожалением ответила она.

— Раус.

Не требовалось других слов, чтобы понять, что он от меня хочет. Я совершенно бесцеремонно взял Иду за руку и на её удивленный взгляд, сказал:

— Я за тебя ответственен.

Она пощадила моё самолюбие и не стала интересоваться, что я намереваюсь делать без оружия, если, к примеру, мы встретим какого-нибудь плодожора?

Хотя, конечно, я мог бы ей ответить, словно герой эпохи Когтеточки — что принесу себя в жертву и, пока меня будут жевать, она сможет убежать. Правда, патетики бы не прозвучало, один сплошной цинизм.

— Ваши ребята на что-то способны? — Капитан кивнул в сторону лакеев.

Вот тогда это случилось. Несуществующая, тошнотворно мягкая кроличья лапка аккуратно, осторожно, а затем и абсолютно нагло надавила мне на мозг. Куда-то под затылок, метя поближе к позвоночному столбу.

Так, что это сразу вызвало приступ дурноты. Ида пошатнулась, я подхватил её, но отвратительное ощущение тут же прошло. Девушка, тяжело дыша, немного отстранилась:

— Я… О, дери меня совы!

Последнее замечание относилось к нашим спутникам. Все четверо стояли чуть покачиваясь, с полураскрытыми ртами и глазами, которые были словно залиты молоком — сплошной белый туман вместо радужки и зрачка.

— Понятно, — мрачно произнёс я и направился к Капитану. С трудом разжал пальцы, забирая пистолет. И начал обыскивать карманы жилета в поисках пыльницы, в которой хранился порошок из солнцесвета, чтобы насыпать его на полку. — Мозготряс на свободе.

Ида охнула.

— Но как он избежал ментальных якорей?

— И я хотел бы знать, почему колдуны павильона не ловят синичек.

Мозготряс тварь неприятная. Сила его разума такова, что он способен подчинять своей воле несколько человек, прямо как Ида, кстати говоря. А тех, кем не может управлять, он парализует до поры до времени, что и произошло с нашими добрыми друзьями.

— Возблагодарим вашу ветвь и моё наследие. А то бы тоже сейчас пускали слюни, — буркнул я. Ситуация хуже не придумаешь. Но сила мозготряса не действует на колдунов ветви магии очарования, они иммунны. Как и я, спасибо Когтеточке.

— Сейчас он занят пищей. Жрёт чей-то разум, превращая мозги в гнилую капусту. А когда он жрёт, то ментально растёт и набирает силу. Высосет одного, переметнётся на другого, а после и до Августа с Варварой доберётся. В еде он неуёмен и сам остановится, только когда подавится чужими мыслями и памятью. Его следует найти прежде, чем он убьёт наших друзей.

— Я готова.

Взгляд у неё был решительный и серьёзный.

— Мозготряс обычно прячется в каком-нибудь укромном уголке. Так что нам придётся постараться, чтобы разыскать его.

— Звучит как план. — Она ухмыльнулась.

— Для нас он тоже опасен. Его волны вблизи становятся физическими объектами. Если он нападёт, то прожжёт в нас дыру…

— Я знаю все возможные опасности, не волнуйся. Идём.

Мы поспешили по первому коридору.

— Тот убитый человек. Это сделал не мозготряс. — Ида заглянула в пустой вольер.

— Да. Тут на воле целый зоопарк, похоже. Выпустили ещё кого-то. И это произошло не по ошибке и не по случайности. Клетки распахиваются только вручную.

— Зачем?

— Наверху много влиятельных людей. Тот же твой друг Авельслебен. Хороший способ устроить хаос или даже резню.

— Зачем? — повторила она, но я лишь пожал плечами.

Поди пойми, какие игры ведутся. Может, всё это устроили страшные злодеи, а может — просто один из Великих Домов решает свои проблемы вот так, по-дурацки.

Хотя, если подумать, между Великими Домами и страшными злодеями история часто ставила знак равенства.

Мы оказались рядом со складами, где хранили корм для «зверушек», я на всякий случай проверил створки шести больших ворот, но все они были заперты, а навесные замки не тронуты.

В трёх шагах, сразу за поворотом, нашлось ещё два тела. Эти бедолаги в кожаных фартуках уборщиков были просто зарублены. На груди одного сидела серо-красная седьмая дочь. Она подняла окровавленную мордочку от раны, мелькнул острый язычок, и тварь пропела:

— Кто же это? Рыцарь смелый, дева милая с лица. Подарите мне немедля ваши нежные сердца!

Эти твари все на одну рожу. Мелкая гадкая гнусь, но у меня создалось впечатление, что мы давние знакомые. Со времён кладбища Храбрых людей или Шестнадцатого андерита, пускай ту тварь и прихлопнула Толстая Мамочка.

Я шагнул к ней, и она, хихикая, кинулась прочь на четырёх лапах, юркнула за угол, только её и видели.

— Бардак! — бросил я. — Десять лет назад здесь всё охраняли килли. Городскому совету не стоило отказываться от их услуг.

— Думаешь, те, кто это устроил, всё ещё тут?

— Полагаю, что нет. Лишняя головная боль, но если они тупы, то мозготряс мог схватить и их. Ему без разницы, спасители это или враги. Его заботят лишь мысли и память.

— Он должен знать, что с нами его фокус не прошёл, — пробормотала Ида. — Мы не попались на крючок. Ведь у них мимикрия, как у осьминогов?

— Только если в запасе много энергии, для этого ему следует хорошо поесть. Надеюсь, мы найдём его раньше.

Та ещё проблема, когда он сольётся со стеной — тогда можно считать, мы проиграли. На таком большом пространстве его не найти.

Я передал Иде пистолет Капитана, сам взялся за четырёхзубые вилы, прислонённые к стене. Где-то далеко, кажется у самого входа, раздались ослабленные выстрелы. Быть может, кто-то из охраны наконец понял, что происходит. А может, это были те, кто хотел создать хаос. Но нельзя и исключать вероятности, что мозготряс отправил своих марионеток вперёд, чтобы расчистить себе путь наверх.

Если это так, интересно, когда в его раздутую башку придёт очевидная идея натравить захваченные тела на нас?

— Мы обследовали только один сектор, — сказала Ида. — Их здесь восемь. Это займёт больше часа.

— У нас нет столько времени.

— Вернёмся, — неожиданно предложила она.

— Что? — опешил я.

— Возвращаемся! — теперь уже решительно произнесла колдунья. — Я чувствую, что мы должны вернуться! Он мог сразу метнуться в нашу сторону, если догадался, что мы не попались в его сеть разума.

Это больше похоже на поведение мозготряса, он никогда не отпускает жертву. Стоило попенять себе, что не подумал об этом.

— Хорошо. Идём, но другим путём. Прямо, а потом мимо цистерн с водой. Так короче.

Надо сказать, я несколько взмок, и рубаха противно липла к телу.

— Нам не стоит быть вместе, — сказал я Иде и пояснил, отвечая на изумлённый взгляд: — Мой уникальный натужный юмор, когда приходят тяжёлые времена. Стоит нам оказаться рядом, как вокруг начинает твориться совы знают что. В тот раз пришёл Кровохлёб, теперь мы играем в прятки с мозготрясом.

— Не буду обещать, что оставлю тебя в покое, — последовал серьёзный ответ. Пистолет она держала двумя руками, курки были взведены, а от полки распространялся неприятный шлейф аромата сухого солнцесвета, забивающий утончённость её чуть сладковатых духов. — Иначе я пропущу ещё какое-нибудь невероятное событие, о котором можно рассказывать внукам. Видишь. Я могу шутить не менее неуклюже.

Было бы более неуклюже сказать «нашим внукам», но для первого раза — вполне неплохо.

— Уже понял, что ты опасный человек и задумала отобрать у меня первое место в Айурэ по кривым шуткам в неподходящее время.

Смешок.

Где-то наверху зазвенел беспрерывный звонок. Призывали не к антракту. К эвакуации. Надо бы порадоваться, что распорядители перестали зевать, но мы наткнулись на тело Пике. Человек, которого Капитан отправил, чтобы поднять тревогу, походил на старую тряпочку, которую порядком отжали от любой влаги.

Из его ушей и выгоревших глазниц всё ещё вился сизый дымок.

— Работа мозготряса, — сообщил я очевидную вещь.

— Отвратительно. Куда ты смотришь? — Она заметила, что я озираюсь по сторонам.

— Он увлекается, когда ест. Рядом с местом кормёжки видны «волны».

— Волны?

— Когда увидишь, не ошибёшься. Он рядом.

Она первой различила похожую на паутинку в лесу, бледно-фиолетовую полоску, сверкнувшую в воздухе, извивающуюся и скрывающуюся за поворотом, в тридцати футах от того места, где мы оставили наших спутников. Та появилась лишь на миг и снова исчезла.

Ида шагнула туда, но я остановил её, затем покачал головой и произнёс одними губами: «Ловушка». Указал вилами налево, в тёмный тупиковый угол, где под потолком переплетались ржавые трубы. Я успел заметить, что второй конец ментальной нити уходит туда.

Поняв, что он раскрыт, мозготряс стал действовать. В воздухе, под трубами, появились едва различимые крупные капли. Их можно было обнаружить, лишь если знаешь, что искать. Если смотреть сквозь них, то очертания предметов немного искажаются.

Двенадцать капель, материальное проявление ментальной силы проклятой твари, ринулись к нам фиолетовыми головастиками, собираясь в полёте в один общий сгусток.

Я бросил вилы, обхватил Иду сзади, двумя руками, она пискнула от неожиданности, но, по счастью, пистолет не выронила, когда я рванул её на себя, прочь от проёма.

Снаряд, врезавшись в стену, лопнул, точно медуза, а его ошмётки, тающие по краям, фиолетовыми лоскутами кружась в воздухе, точно цветочные лепестки, начали разлетаться, опускаться на пол и, касаясь его, исчезали в беззвучных вспышках.

— Не трогай их! — предупредил я Иду.

Он выскочил на нас из мрака, расставив руки с пальцами, между которых натянуты тонкие перепонки. Нелепая человекоподобная тварь, голая, с кожей пшеничного цвета, головой в виде деформированной перевёрнутой груши без глаз и рта.

Вокруг башки мозготряса сгущалось марево фиолетового оттенка, и я оттолкнул девушку в одну сторону, а сам отпрянул в другую в тот миг, когда он выстрелил коротким бледным лучом. Тот прошёл близко от моего лица, слишком, дери его совы, близко, мгновенно парализовав нервы левой щеки и погрузив мой глаз в непроглядную тьму.

Может, я и устойчив к подчинению, но вот от подобных лучу фокусов страдаю не меньше других.

Рядом хлопнуло. Ида, да хранят её все люпины Одноликой, не стушевалась, выстрелила.

Первую пулю мозготряс остановил в дюйме от своей головы, расплющив о невидимую преграду, и… иссяк. Мерцание вокруг его головы потускнело, а после погасло.

Бам!

Вторая пуля врезалась в башку-грушу, словно это был какой-то арбуз. Она оставила крохотную дырочку. Не сказать, что эффект был потрясающий, странно было бы ждать чего-то невероятного от маленькой карманной игрушки Капитана, ствола «последнего» шанса.

Но всё же мозготряс забыл о нас и сунул палец в рану, явно пытаясь нащупать то, что застряло глубоко внутри него. Стоило бы помянуть сов, чаек, павлинов и прочих, но я схватился за вилы.

Четыре двенадцатидюймовых гранёных зуба пробили плоть, опрокинули тварь на спину. Брызнул бледно-зелёный «огуречный сок», который был у этого создания вместо крови.

Я вытащил вилы и всадил их снова. И ещё раз. И ещё. Бил только в голову. Мягкую, податливую, не имевшую никакой кости. И не останавливался, пока от штуки, способной порабощать разум, не осталось дырявое решето.

— О, Одноликая. — Ида нерешительно шагнула ко мне, в её глазах была тревога, а может, и ужас. — Тебя сильно задело?

Представляю, какой у меня сейчас видок. Ни капли очарования, ни крупинки обаяния. Я растерял весь свой шарм, всю свою природную красоту и сохранил только присущую моему характеру скромность.

Надо полагать, вся левая половина лица, потеряв связь с уснувшими нервами, «съехала» вниз. Угол рта опущен, веко перекошено. Похож на человека, которого настиг удар.

— Я частично ослеп, но жить буду.

Полагаю, из-за непослушной речи это прозвучало не так чётко, а примерно: «Бя бастибно басбеб, бо бить бубу». Ну или ещё как-то особо невыразительно. Слюна потекла на подбородок, я в раздражении вытер её.

— Ничего, через час паралич пройдёт, — утешила меня Ида. — Было бы гораздо хуже, если он попал тебе в центр лица. Погасил бы все функции мозга. И дыхание, и сердцебиение.

— Бабезло, — сказал я, разозлился на невнятные слова, махнул рукой. Мол, идём. Поговорим, когда я не буду столь весело коверкать слова.

Вопреки моим ожиданиям, первой в себя пришла росска. Она ругалась на своём языке даже более витиевато, чем Никифоров, а он в этих делах большой дока. В другое время я бы, может, и запомнил парочку словосочетаний, дабы ввернуть как-нибудь Болохову, когда он в очередной раз поведёт себя точно надменная скотина, но сейчас мне было как-то не до этого.

Когда жена посла прерывалась, то начинала со стонами пытаться опустошить и так уже пустой желудок, а Ида хлопотала вокруг неё.

Капитан с меланхоличной скукой вгонял в пистолет новые пули. Он, в отличие от госпожи Устиновой, перенёс внедрение мозготряса в извилины без особых последствий и считал, не сомневаюсь в этом, случившееся досадной мелочью, куда более терпимой, чем утро после грандиозной попойки.

Слуга Устиновой, тот, что нес свёрток с зонтом, чуть тряс головой, был бледен, но уже крепко стоял на ногах. А вот его товарищу не повезло. Того, видно, как раз и жрал мозготряс, когда мы появились и испортили всю трапезу. Не знаю, сколько гадина успела откромсать личности, но лакей так и не пришёл в себя, как мы его ни тормошили.

— Ну, он жив, — оценил Август. — Вполне возможно, через несколько дней очнётся и будет считать за удачу, что забыл лишь значения некоторых слов, да имена кого-то из близких. Вы вернулись вовремя, иначе он превратил бы его мозги в кочан гнилой капусты. А следом и наши.

Капитан куртуазно наклонился над росской, подал ей руку, повинившись:

— Простите, ритессы, что наша экскурсия пошла столь неудачным путём. Право, это только моя вина.

— Всё кончено? — спросила женщина, с благодарностью принимая помощь. — Это было… мерзко. Он шептал мне прямо в голову, и я ощущала себя безвольной тлёй.

— С мозготрясом да, спасибо риттеру Люнгенкрауту и его прекрасной помощнице. — Лёгкий поклон в нашу сторону. — Но мы не знаем, кто здесь ещё остался. Как минимум четыре плодожора тоже могли получить свободу.

— Мы видели седьмую дочь, — сказала Ида.

Я рад бы поговорить, но мой язык теперь вообще стал непослушен и поэтому диалог мне недоступен.

Капитан, услышав эту новость, ничего не сказал. Лишь дёрнул бровью. Он, в отличие от колдуньи, не так опытной с Илом, знал, что эти существа никогда не проникали в Айурэ. Слишком они мелки и слабы для того, чтобы самостоятельно пересечь Шельф.

А вот поди же ты, дери её совы.

Я бы и сам не поверил, если бы не увидел проворную бестию собственными глазами. На ум сразу же пришёл портал муравьиного льва, а еще суани, по теории Фрок прячущийся где-то в городе.

— Нам стоит выбираться. Но не спеша. До выхода отсюда не больше пяти минут.

— А мой слуга?

Капитан придирчиво осмотрел человека с ранеными… мыслями:

— Буду откровенен, ритесса. Если мы его понесём, то будем вынуждены занять руки вашего слуги и Рауса. А это ослабит нашу и без того слабую компанию. Если кто-то нападёт, то…

Он не стал продолжать.

— Василий хороший слуга. Я предлагаю запереть меня с моими людьми. Я всё равно бесполезна в бою. — Росска мотнула головой на пустой загон. — Никто к нам не проберётся. Когда вы поймёте, что безопасно, вернётесь за нами.

— Оставить вас без защиты… одних. Довольно рискованно.

— Вести её вперёд — тоже, — возразила Ида. — В клетке, на мой взгляд, будет гораздо безопаснее. Во всяком случае, твари Ила точно внутрь не попадут.

Капитан засомневался и протянул свой пистолет колдунье:

— Только если вы останетесь тоже.

Она поразмышляла мгновение, кивнула:

— Без магии я обуза. Останусь. Но вы не можете идти без оружия. Я не возьму его.

Я потряс верными вилами, говоря, что мы вооружены до зубов и дадим отпор даже Светозарным.

— Сашка, дай мии́глу[5], — приказала жена посла на росском.

Слуга взялся за изогнутую ручку зонта, повернул её и вытащил узкий клинок длиною в три фута.

— Дай му то[6].

Лакей передал шпагу Капитану. Тот чуть изогнул бровь:

— Ваша предусмотрительность поражает в самое сердце, госпожа. Благодарю.

Мы внесли находящегося без сознания лакея в загон, Ида на прощание взяла меня за запястье и сказала с тревогой:

— Осторожнее, пожалуйста.

После мы их закрыли. Я подумал, что даже если нас кто-нибудь сожрёт, рано или поздно Солнечный павильон очистят и наших «узниц» выпустят.

— «Осторожнее, пожалуйста»? Я уже говорил, что вы прекрасно смотритесь вместе? — усмехнулся Капитан.

Я пожалел, что из моего рта сейчас могут вырываться лишь «ба», «бе», «бя», «м-м-м» и «пфхашщчшь» и я не могу сострить.

— По прямой. — Август пошёл первым и, не оборачиваясь, произнёс: — Тревога наверху смолкла. Надеюсь, их там не сожрали.

— Бобебят бобовы.

— Прости, что?

Я отмахнулся. Проклятый мозготряс. Но головы всё равно полетят, стоит хотя бы одному посетителю погибнуть из-за…

Из-за чего?

Чьей-то халатности? Саботажа?

Без разницы, кто виноват. Но этого не должно было случиться ни при каких обстоятельствах. «Звери» не могут попадать к зрителям. На арене такое количество барьеров, что их не сломать и за час. Да ещё и незаметно для колдунов, работающих здесь на защите.

А уж мозготряс… Эта тварь скована таким количеством ментальных печатей, что, чтобы содрать их с неё, надо обладать изрядной долей безумия. В Иле её выслеживают и усыпляют на расстоянии, прежде чем подойти. А на арене она действует, дай Рут, в одну двенадцатую от своей настоящей силы и не может коснуться ни одного из зрителей.

А тут… такое.

— Полагаю, всё дело в седьмой дочери, которую вы видели.

Я не задал никаких вопросов, и он продолжил развивать свою мысль:

— Необычная тварь в необычном месте. Где ей не… хм… место. Уверен, что блоки с мозготряса сняла она. Или некто через неё, как посредника.

— Бы бебаешь из… — Я сплюнул.

К совам разговоры!

— Да, приятель. Лучше потом обсудим, — с сочувствием проронил Август. — Но седьмые дочери — отличные вместилища для переноса чужих заклинаний. Во всяком случае, в Иле. Вспомни, как через такую незначительную тварь открыли портал. Здесь же точно так же. Прекрасный проворный шпион, способный внедриться во вполне охраняемые места.

За каморами циклопического барабана, куда загоняли существ, прежде чем поднять их на бой, мы нашли ещё одно перекушенное пополам тело надсмотрщика над «зверьми», а после уже оказались у входа, так и не встретив ни одной твари Ила или хоть кого-то живого. Там лежала туша плодожора.

Август хладнокровно тронул носком ботинка ярко-оранжевую, лохматую бестию.

— Расстреляли. — Он изучил раны на боках, затем следы от пуль на стене. — Но им это особо не помогло. Там в программке писали. Сколько их было? Четверо? Ну, значит, трое прикончили стрелков.

Мы подошли к подъёмнику, на котором спустились сюда. Сама платформа отсутствовала, была на ярус выше, тяжело и густо пахло кровью, люди валялись поломанными марионетками. Дверь на лестницу сорвана с петель.

Наверху — тишина. Ни выстрелов, ни криков.

Я склонился над телами. Погибших было, кажется, пятеро (во всяком случае, среди фрагментов я нашёл пять голов), но ни у одного не нашлось целых ружей. Плодожоры, порядком разозлённые сопротивлением, разгрызли челюстями все «огненные палки», что плевались в них, прежде чем уйти наверх.

Клинков у погибших, к сожалению, не нашлось. Так что я остался с вилами, посетовав про себя на жестокую насмешку судьбы.

Подъёмник вздрогнул и медленно начал опускаться. Мы с Капитаном переглянулись, а затем не сговариваясь бросились назад. Всё же слишком мало в нас веры в человечество, особенно когда вокруг творится ерунда на радость совам.

Мало ли кто идёт по нашу душу. Не желаю умирать с глупым лицом, встретив кого-нибудь вроде Горького Дыма.

Мы нырнули в дальнюю камору барабана — широкую тёмную нишу, заканчивающуюся тупиком-створкой.

Но это был не Светозарный. Шестеро в одежде уборщиков павильона, вооружённые короткими егерскими ружьями. Вышли, рассыпались двойками, застыв. Двое целились прямо в нас, точнее, во мрак.

И, признаюсь, это было довольно странное зрелище. Отчего странное? Да всё просто. Ребята, которые должны убирать навоз да подкладывать корм в загоны, не носят ружья егерских полков и не двигаются без команд столь слаженно, зная свою пару и задачу.

Сразу понятно, что у них имеется военный опыт, и возникает вопрос, к чему это незнакомцы решили устроить маскарад.

Они не шевелились, подъёмник, гудя, ушёл вверх, и я забыл дышать, пока он снова не спустился. Двое пришедших, одетых столь же обычно для этого места, встали за спинами стрелков, и невысокий парень со стрижкой «под горшок», придававшей ему донельзя нелепый вид, проронил:

— Двух плодожоров прибили, один вырвался в город. Времени немного. Мозготряс больше не представляет угрозы. Давно должен обожраться и теперь спит. Я не чувствую его силы. Найдите его, мне нужна выжимка. Если кто-то еще дышит и увидит вас, добейте. Вперёд.

Пары разделились, двинулись в разные стороны. Без суеты, но немедля. К одной из них, устремившейся влево, присоединился говоривший, а молчащий, встав на платформу, поднялся наверх.

— Как интересно. — Капитан едва ли не мурлыкал. — Занимательные ребята пришли ради мозготряса. Выжимкой, полагаю, назван мешок в его мозгу, где хранится энергия тех, кого он убил.

Угу. Хорошая штука. И редкая.

— Они не оставят нас в живых.

Ясно даже дятлу, что не оставят.

— Бвое пропфих семерых. — Речь постепенно восстанавливалась, хотя перед левым глазом всё ещё плавало тёмное пятно.

— Будем действовать тихо.

Мне нравилось, что командир «Соломенных плащей» порой ведёт себя словно безумец. С ним не соскучишься. Полностью поддерживаю его кровожадность.

— Надо уничтожить лишь тройку. Тот, что спустился вторым и пошёл с парой, колдун. Видел у него солнцесвет? Нам нужен цветок.

Я осклабился, полагаю довольно жутковато, судя по тому, что половина лица не слушалась. Прекрасный план. Забрать солнцесвет и передать его Иде. Кобальтовая колдунья — наш лучший вариант в сложившихся обстоятельствах.

— Оставь вилы. Они неуклюжие. — Август приподнял штанину и извлёк из ножен на голени узкий нож с небольшой кривизной клинка. — На тебе колдун. Заткни его сразу.

Мог бы и не учить. В любом боевом отряде в первую очередь следует выбивать носителей ветвей.

Они шли шагах в тридцати, мы тенями крались за ними по пятам, постепенно сокращая дистанцию. Удивительно, что в такие моменты кажется, будто ты издаёшь сотню громких звуков, которые никогда не замечаешь в обычное время. Опилки шуршали, я дышал слишком громко, одежда шелестела. Я то и дело вскидывался, ожидая, что кто-нибудь из них вот сейчас обернётся, и молился чтобы из смежного коридора не появилась другая группа стрелков.

Мало ли как они там плутают и куда в итоге выйдут.

Капитан, проклятущий совиный сын, двигался параллельно мне с рожей человека, совершающего утренний моцион, дабы нагулять аппетит перед завтраком. Я, пожалуй, завидую его вечной невозмутимости. Наверное, это такая уникальная способность благородных блондинов — плевать на опасные события, которые происходят рядом. Фарфоровые куклы, которых не касаются земные беды — вот он из какой породы.

Я опередил Августа на несколько секунд.

Колдун, за спиной которого я оказался, почувствовал движение, начал поворачиваться, и я вогнал клинок ему в шею.

Не скажу, что я жесток. Жестокость — оружие, которое часто ранит тебя столь же больно, как и врага. Пускай ты и не сразу замечаешь эти раны. Я рос довольно добрым, можно сказать, жалостливым ребёнком. Но семейная школа Фрок сильно закалила меня излечив от уверенности, что в мире существует лишь любовь, добро, справедливость и этим с тобой готов делиться каждый прохожий. А Рейн и вовсе выжигал из меня «мои слабости» целенаправленно, чтобы я мог выжить в Иле.

Ну, что же. Порой старший братец мог бы гордиться мной, раз уж я на это не слишком способен.

Я выдернул нож, и из сонной артерии ударила тугая струя горячей крови. Часть попала на меня, я толкнул колдуна, из-под губ которого полыхнуло лиловым, в сторону начавшего разворачиваться стрелка. Носитель ветви влетел в солдата, выронив изо рта руну, сбил ружье вниз.

Справа на троицу обрушился ураган, которого звали Капитан. Этот действовал с ледяной расчётливостью механизма, созданного лишь для того, чтобы проделывать в людях лишние дырки.

Клинок из ручки зонта волновал воздух гудением злого шмеля.

Парень, в которого врезался колдун, сейчас уже лежащий на опилках и пытавшийся зажать рану на шее непослушными руками, оскользнулся на крови, ружьё задралось вверх и слишком уж громко бахнуло в потолок. Капитан нанёс три быстрых укола, затем развернулся к оставшемуся стрелку, хладнокровно перехватил ствол левой рукой, отвёл от своего лица.

Грохнуло.

В дело вступила шпага.

Это была утончённая работа мясника. Но я не остался, чтобы восхищаться искусством уничтожения ближнего своего. Жизнь такая штука, что я, если повезёт (или точнее — не повезёт), ещё не раз увижу командира «Соломенных плащей» отправляющим на суд к Рут всяких мерзавцев.

Счёт шёл на минуты. Полагаю, стрельбу слышали все.

Я наклонился над колдуном, поймал его стекленеющий взгляд, когда, откинув полу куртки, выудил из пенала на поясе колбу с солнцесветом. Он пытался запомнить моё лицо, хотя чем это поможет ему на долгой дороге, которая начнётся уже секунд через тридцать, я не знал.

Я бросился прочь, доверив Капитану добивать последнего. Уж с этим он справится как-нибудь без моего участия.

Ничего удивительного, что, поблуждав здесь сперва с гидом, затем с Идой, а после и с Августом, я вполне хорошо ориентировался в подземелье под ареной. Не плутал.

Коридор, под прямым углом примыкающий к тому, по которому я бежал, преодолел прыжком, пролетев открытое пространство со скоростью чайки, нырнувшей за мелкой рыбёшкой.

Мне показалось, что прямо в лицо харкнуло огнём, но стрелок замешкался на долю секунды, пуля прошла в паре дюймов за спиной, угодила в камни.

Я поддал, повернул налево, к загонам, и снова грохнуло с опозданием — второй номер разрядил ружьё.

— Туда побежал! — крикнул кто-то.

Когда они спускались, я видел, что у них ножи на поясах, но надеялся, ребята решат перезарядить ружья. Конечно, опытный солдат может провернуть такое и на бегу, вопрос в сноровке, но, полагаю, какое-то время у меня было.

— Сбои! — не желая, чтобы в меня пальнули из пистолета, крикнул я, сдвигая засов на двери, за которой мы оставили наших спутниц.

— Почему стреляют? — Жена посла спросила это без всякого испуга.

— Блохие люби, ритесса. У беня солнцебвет.

— Я чувствую. — Ида сунула руну за щёку, забрала у меня колбу, жестом потребовав отодвинуться в сторону. Смотрела она только в коридор, откуда выбежали двое. Один с ножом, другой с шомполом под мышкой, на ходу засыпающий порошок из прокушенного патрона в ствол ружья.

Глаза колдуньи прищурились и, пожалуй, в первый раз, я увидел в них нечто совершенно ледяное, нечеловеческое, с чем не сталкивался даже на кладбище Храбрых людей, когда она приказала прикончить меня. Кажется, сейчас она собиралась отыграться за весь испорченный вечер.

Из-под её красивых губ потёк лиловый свет, и она сказала медовым голосом, пробравшим меня до мурашек, пускай я и был абсолютно устойчив к силе её ветви:

— Неужели вы желаете причинить вред той, кого любите?

[1] Любезнична прогива (росс.) — любезная супруга.

[2] Пусть огонь в вашей печи не гаснет всю зиму (росс.). Вежливое приветствие в росской традиции, независимо от ранга и сословия собеседника.

[3] Устюжень — северная, первая столица россов.

[4] Ошкуй (росс.) — белый медведь.

[5] Дай мне иголку (росс). Другое значение — дай мне клинок.

[6] Отдай ему (росс).