Пункт выдачи № 13

Военно-полевая... Часть первая

Воспоминания не заставили себя ждать. Стоило только откинуться на подушку и закрыть глаза, как измученный мозг расслабился и начал воспроизводить яркие картины из прошлого. Иногда фантазия заменяет мне телевизор, иногда превращается в пыточный инструмент.

Так вот.

20*** год. Я еще совсем молодой, без морщин, ранений и шрамов, еще верю в людей и ненавижу «нелюдей», которые развязали войну, когда «этого никто не ждал».

Я призван по мобилизации четыре месяца назад, но все еще не держал в руках оружия. Как-то само собой получилось попасть в так называемые «штабники». Тепленькое место, где все мечтают служить чтобы отсидеться, а я даже не просил об этом. Меня просто туда записали, едва взглянув на комиссии. Ну штаб, так штаб. И в тылу можно приносить пользу.

Получив печать в билете и приступив к выполнению рутинных обязанностей, я невольно стал любимчиком подполковника. Даже сейчас его круглое мясистое лицо со свисающими вниз усами стоит перед глазами. Мозг услужливо возвращает старые обиды, радости и гадости.

Ярко помню как мы пьянствовали по ночам в казарме. Как приводили девчонок. Как получали выговоры и, опустив глаза, слушали бесконечный вой полковника.

Как приходилось пить уже с ним в кабинете — только я и он. Здоровенный мужик хныкал и жаловался на жену, которая, по его словам, точно изменяет и «дает под хвост каждому симпатичному рядовому». Причем он начинал подозрительно злобно коситься в мою сторону и сжимать стакан так, что хрустело стекло.

Как завывали над головой пролетающие со скоростью звука грифоны, как дрожали стены от взрывов, как стучали пулеметы парней, пытающихся достать тварей.

А еще я помню бесконечные поездки с поручениями. "Отвези документы в штаб, помоги загрузить ящики с патронами, проводи связного к театру, чтобы устранить разрыв".

«Что ты делал на войне?» — «Да, писарем отсиделся в штабе.» Это про меня. Но тот дождливый осенний день был особенным.

***

Подполковник (назову его Неизвестный) протягивал мне планшетку с документами. Довольно большая наплечная сумка, набитая секретной макулатурой, весила наверное полтонны, но он держал ее на вытянутой руке и не морщился. Я слышал, как хрипит у него в груди, как тяжело он дышит, и ощущал спертый тяжелый запах одеколона. Где-то вдалеке грохотали разрывы, зенитка пыталась отогнать что-то летучее.

— Неспокойно сегодня, Игорек, не вздрагивай. Должен был привыкнуть уже.

Я и не дергался, но возражать не стал. Спорить с начальством себе дороже. Тем более, когда можно потерять хоть какую-то, но протекцию лучше промолчать.

— И тем не менее, парни, вам придется эти бумаги срочно доставить на окраину города, на первую линию обороны. Прямиком в командный бункер. Бывал там, Александр?

Я покосился на парня, который стоял справа. Не видел его раньше. Судя по комбинезону поверх гимнастерки, огромных дурацких защитных очков и тряпки, свисающей из кармана, это был водитель.

Тот сказал, что нет, но с картами знаком.

— Игорек тебе покажет, если что. Он тут рапорты только в избу Бабы Яги не возил, а так в каждую дыру заглядывал. Верно, Игорь?

Я подтвердил и заметил, что шофер тоже меня искоса разглядывает.

— Вот и хорошо. Следовательно, приказ такой. Пакет доставить лично в руки генералу Бесфамилько. Пакет не вскрывать, там все на печатях. Потеря посылки, как и её вскрытие равнозначны измене. Даже без ног и рук должен перекатом до бункера доскакать и посылочку передать лично в зубы генералу. Если Игорька убьют, то Шурик хватает сумку с мертвого тела героя и продолжает путь, но надеюсь, что до этого не дойдет. Боев в городе нет, врага держим конкретно на подступах, и опасаться можно только случайного фаербола от крылатой вонючки или случайного диверсанта. Поэтому по дороге ни с кем не заговаривать, не останавливаться, попутчиков не брать. Это ясно? Погнали!

Он вдруг подскочил ко мне, крепко прижал к груди, одновременно надевая сумочку через голову. Ласково стукнул в грудь так, что сперло дыхание, и оттолкнул нежно, как дубиной врезал.

— Вперед, парни! Время не терпит. Как вернетесь — двенадцать часов отгула могу пообещать.

Уже за дверью я пожал руку новому знакомому и представился.

— Игорь.

— Александр. Для друзей Саша. Можешь так и называть.

Друзьями мы еще не стали, поэтому я решил, что буду называть его все-таки Александром.

***

Машинка стояла у подъезда, ожидая. Полноприводной внедорожник с фарами, напоминающими выпученные глаза, с открытым кузовом, без дверок и на первый взгляд хаотично нанесенными рунами на бортах.

— Защитные руны, — показывал Александр. — Новая редакция. Вот эта скрывает машину от взглядов фейри, которые только и ждут, чтобы навести на нас огненный дождь. Вот эта — от сглаза, чтобы голову не заморочили и мы в столб не въехали на полном ходу. Это — маскировочная сетка от мелких камешков, осколков, искр — чтобы не мешали. Это — «Слепота мертвеца» — новинка, чтобы ходячие не бросались.

— А разве они есть в городе?

— Сейчас нет — некроманты не достают, а если фронт подвинется, то могут и появиться. Запрыгивай, если готов выдвигаться.

***

Александр вёл машину вполне уверенно. Я всегда напрягаюсь, когда еду с новым человеком, потому что война, потому что навыки у всех разные и потому что даже среди водителей дураков хватает. А кружить по безумному городу, наполненному строительным мусором, сгоревшими машинами, артиллерийскими орудиями, дикими мирными жителями, не менее дикими военными и частично разрушенными домами — та ещё проблема и решить её может только опытный шофёр

Этот кадр не напрягался, но и не расслаблялся ни на секунду. Глаза постоянно бегали, пока руки управляли железным другом. Иногда «машинка» ревела, выпуская дым из трубы, иногда просто мирно гудела. Когда нужно было шугануть прохожего, она завывала клаксоном и высвечивала дурака фарами, иногда подпрыгивала на ухабе или резко ныряла вправо, объезжая очередное препятствие. Александр сидел за рычагами, едва улыбаясь, и поглядывал на меня время от времени.

— Дождь скоро начнётся, — заговорил он первым, и я невольно посмотрел на небо. Оно уже потемнело, и тучи, как грязь, наползали медленно со всех сторон, собираясь закрыть солнце полностью. Плюс ветер усилился, поднимая небольшие тучки пыли и гоняя их по почти безлюдным улицам.

— Плохо, — подтвердил я. Машинка была без верха, и промокнуть под дождём совсем не хотелось. Придётся останавливаться и искать крышу над головой, но с пачкой важных документов под мышкой это было как минимум глупо, а может и опасно.

— Давно служишь, Игорёха?

— Есть немного, — ответил я уклончиво, и он засмеялся.

— Понятно. Ну не говори, просто разговор хотелось начать, а то нам ещё ехать и ехать. А я с начала войны баранку кручу. Как эти твари вторглись, так и пошёл добровольцем. Сначала брать не хотели, типа не служил. Но потом поняли, что хорошие водилы на фронте нужны, да и забрали, не успел опомниться. Так и кручу баранку с тех пор. А ты как попал сюда?

— Как и все, — ответил я.

— Мобилизация? Ладно, не отвечай, если не хочешь, мне всё равно.

— Ну да. Я на войну не спешил.

— И правильно. Нечего тебе здесь делать. Сразу видно, что не твоё это.

Это было обидно, и я спросил, почему он так думает.

— Видно по тебе, — ответил опытный, — это всегда видно, кто будет воевать, а кто — вшивая интеллигенция.

— Это я что ли из вторых?

— Ты как раз посередине, — исправился Саша, — колеблешься. Тебя можно ещё переделать. А можно и не трогать, всю войнушку проплывёшь по течению. Судя по тому, что ты до сих пор при штабе и посылочки возишь по городу — тебя берегут. Смотри, а то всю жизнь будешь посылочки выдавать. Война это быстрый карьерный рост, если думать головой.

(Интересно, он и правда так сказал тогда или это мозг услужливо нарисовал ложные воспоминания? На сто процентов я не был уверен, что слышал то, что слышал).

— Да не обижайся, — засмеялся Саша, — воротник повыше подними, чтобы за шею не текло, похоже, дождь усиливается, а нам ещё ехать и ехать. Ты смотри, уже пасут нас, твари.

Я не понял, о чём он, сразу не дошло, и на всякий случай прижал сумочку к телу локтем. Мимо пролетали наполовину разрушенные дома, частично разрушенные, целые, но с тёмными, как глаза мертвеца, окнами. В некоторых домах явно кто-то жил: свешивались авоськи с продуктами через окно, горел свет, вывешивали бельё и мелькали лица за стёклами. Город всё ещё не сдавался. Не зря ведь мы держали врага на подступах, не ради разрушенных фаерболами бетонных коробок, а ради тех, кто не уехал, потому что некуда уезжать, и ради тех, кто просто не захотел. И ради тех, не в последнюю очередь, кто вернётся в свои дома, когда нечисть проиграет. Знать бы тогда, как всё закончится.

— Ты о чём? — я устал вертеть головой и решил спросить, не люблю недосказанностей.

— Наверх глянь, — сквозь зубы прорычал Сашка, интенсивно крутя баранку.

Я и посмотрел. В небе завис огонёк. Не звезда, не метеорит и не пролетающий мимо самолёт. Время от времени огонёк из оранжевого становился синим и на мгновение пропадал, но возвращался вновь.

— Фейри, — подсказал Александр и быстро посмотрел на небо, — эти твари наводят дальнобойную и летающую нечисть на город. Или просто занимаются разведкой. Очень трудно скрыть от них хоть что-то, когда их не достать ничем. Мы можем только бессильно смотреть и надеяться, что не по нашу душу эта крылатая тварь пришла.

— Они крылатые?

— Ну а какие? Это же фейри. Маленькие крылатые твари с отличным зрением. Я мёртвую не видел ни разу, но описание читал и рисунки видел. Надеюсь, не за нами. Вон и вторая появилась. Твою же мать!

Вокруг первого огонька передвигался неспешно второй, постоянно мигая, будто взбесившийся фотоаппарат.

— Сейчас срисуют, и останется от нас только обгоревший железный остов. Нужен навес, срочно!

По всему городу были разбросаны навесы из сетей, под которыми прятались мирные жители, военные, случайные и не очень машины, когда видели парящих в небе мотыльков смерти.

— У нас ведь руны! — вспомнил я, чуть не вылетая из машины на ухабах. Александр давил педаль, не жалея машину. — Они нас не видят!

— Один не увидит, а двое могут и срисовать, а если третий подтянется, тогда никакие дешёвые магические эмблемки не помогут! Говорили, ты город знаешь! Где ближайшее укрытие?

Мне показалось тогда или моргнул третий фонарик? В любом случае, холодные как страх мурашки побежали вниз вдоль хребта. Паника — штука невероятно заразная, зато воображаемые шестерёнки в голове завертелись быстрее, перемешивая воспоминания, логику и знания.

— На следующем повороте направо и через два перекрёстка по правую сторону будет продуктовый магазинчик на первом этаже. Кажется, «Вкусная Машка» или типа того. Вот перед ним хороший навес соорудили, там можно танк спрятать, но обычно там посетители магазина сидят, когда налёт.

— Принято!

Машина свернула вправо, и я посмотрел наверх. Два огонька, не три. Это хорошая новость. Плохая новость в том, что они, кажется, движутся нашим курсом. Или конкретно за нами.

Я вцепился покрепче и мысленно просил вселенную не дать нам перевернуться и никого не сбить. Пусть никто сейчас не выскочит за мячиком на дорогу. Не нужно выходить на обочину и махать проезжающей машине ручкой. Сидите по своим норам! В небе фейри!

— Где?

— Вон там, в девятиэтажке впереди. Только аккуратно, там могут быть люди!

Кто бы меня ещё и слушал. Машина влетела под маскировочную сетку, сигналя, визжа тормозами и виляя задом, как потасканная проститутка. Хорошо, что там никого не было и даже стульчики хозяин магазина предусмотрительно забрал на склад заранее. Только один хрустнул под колесом и разлетелся ножками врозь.

— Что там? — шофёр откинулся на спинку, тяжело дыша. — Летают ещё, мотыльки смерти?

— Двое, — сказал я, — но отсюда плохо видно. Кажется, шли за нами.

— Значит, сидим и не дёргаемся. Услышишь грохот вдалеке и свист — бросайся на землю плашмя. Желательно от машинки подальше. Здесь есть убежище?

— Не знаю, — признался я, — должно быть.

— Хочешь, иди поищи. Побудем в укрытии минут десять, чтобы интерес потеряли фонарики гадские. Я здесь буду — машину не брошу.

— Насколько я знаю, движущуюся цель легче обнаружить… — попытался я возразить. Хотелось остаться в машине не только из-за лени — ноги ещё дрожали, и я сомневался, не брякнусь ли сейчас на землю, едва попробую встать. Будет очень глупо это выглядеть. Да и звучало почти как приказ. «Иди — поищи». «Сам иди!» — вот мой ответ.

Саша тем временем уже выскочил со своей стороны и крутил руками как мельница, разминаясь.

— Под сеткой нас не видно. Тупые фейри сейчас улетят на поиски новых целей. Ты главное на улицу не выходи, а в магазин можно.

— Я чуть посижу, отдышусь.

— Понимаю, — хмыкнул шофёр и поднял кресло. Обычно там хранились всякие шоферские штуки — торцевые ключи, зубило с молотком, фигурные отвёртки, ключ для свечей зажигания и вороток. — Ладно, отдыхай, я на колёса гляну.

— Только недолго, нам ехать надо. Знаю я вас, пять минут — и всю машину разберёшь.

— Не ссы, — засмеялся довольный похвалой шофёрюга, — работают профессионалы.

Я прикрыл глаза ладонью и позволил себе расслабиться. Левой рукой всё также прижимал сумку к телу. Нельзя позволить усталости взять верх, нельзя снизить бдительность — это было бы глупо и даже опасно для жизни. Усталость подходила всё ближе, печатая шаги. Я слышал их, слышал, как хрустят камешки под подошвами искушения, но не мог бороться прямо сейчас. Недавний взрыв адреналина в короткой погоне будто высушил меня до костей, как рыбу на складе. Я позволил лени подойти совсем близко, так близко, что чувствовал её дыхание, ощутил холодок на предплечье и почему-то на щеке, почувствовал странный кислый запах, насторожился, но было поздно.

Холодные пальцы с такой силой вцепились в плечо, что казалось, встретились где-то посередине, разрывая сухожилия. А потом меня дёрнули вверх и вбок с такой яростью, что не нужно было открывать дверцу — я просто пролетел над ней. Если бы зацепился случайно ногой, то она осталась бы там, где застряла, но вылетел я беспрепятственно, на удивление не издав звука пробки, вылетающей из бутылки шампанского.

Успел заметить мощные белые руки, белое бородатое лицо под собой и тут же рухнул оземь с треском и болью. Раздался рёв, и это придало мне сил, чтобы резво ползти в сторону машины. Где-то там был Сашка, у него был молоток и, наверное, пистолет, и у него ещё не сломаны рёбра.

Разочарованный вой, и меня за ногу, как мешок, потащили в противоположную сторону.

Всё происходило так быстро, что запомнилась только боль, только бетон и камешки, избивающие спину мелкими ударами, и крепкая хватка за ногу. Такая сильная, что сейчас хрустнет обрубок, который когда-то назывался конечностью, и польётся фонтаном кровь из места, где была стопа. А жадная морда, облизываясь, начнёт пить бьющую толчками красную жидкость, наполненную плазмой, тромбоцитами и лейкоцитами.

Я заорал как рожающая баба, забился на земле как свежая акула, призывая Санька на помощь, и умудрился ногой пнуть тварь прямо в фартук с надписью «Приятного аппетита, коллеги» — да так, что она уркнула и выпустила пока ещё целую конечность.

Надо мной возвышался здоровый мужик с черной бородой в фартуке и совершенно пустыми глазами. Но смотрел он на меня, нагнулся и постарался схватить за ногу ещё раз.

— Иди на…!!! — вырвалось, как будто он должен был понять и отпрянуть, но оно зарычало, оскалив окрашенные в красное разной длины зубы. Я шарил рукой по земле, не в силах подняться, но хотя бы найти какой-то топор для колки мяса. В кино всегда под руку лезут топоры, но у меня только пыль сыпалась сквозь пальцы, и кажется, я влез рукой в чей-то незасохший плевок. Хоть бы какой ситар без струн попался, это хотя бы было смешно.

Чудовище открыло пасть и ещё раз заорало, так что его слышали, наверное, и на передовой. А потом мелькнула тень, глухой удар, и мертвый хозяин магазина вздрогнул. Голова дернулась, глаза остекленели, пасть застыла в максимально распахнутом состоянии, и вдруг что-то прорвало горло, будто изнутри. Как паразит из тела вылез из шеи окровавленный наконечник и нырнул обратно. Ещё один глухой удар — и сталь прорвалась с другой стороны, как атакуют внезапно противника с флангов. Ещё удар, и кто-то выругался, да так грязно, что все девчонки города покраснели одновременно, даже те, что выехали.

Голова дернулась и криво пошла вбок, открывая страшное. Я успел отвернуться, но всё равно зацепил взглядом ужасную рану, торчащий в ней клинок, а воображение дорисовало уже всё остальное.

Что-то круглое упало рядом и перекатилось по земле, а следом на меня рухнуло тяжёлое и дёргавшееся тело.

Теперь я кричал громче того чудовища, и если уже заговорили о девушках, то все девушки города отвернулись от меня с презрением, услышав этот бабский визг второй раз.

— Заткнись, щегол! — рявкнул кто-то. Незнакомый голос. — Ты чего встал, салага? Выходи из-за тачки и помоги трупака с твоего друга снять, пока он от крика своего не оглох. Заткнись же, щегол. Вот, зараза. Пацаны, быстрее, у меня без вас дел полно.

Я ещё лежал, задрав лапки, как перевёрнутый жук, когда с меня сняли обезглавленное и ещё дёргающееся тело. Тогда я и увидел Санька, который избегал смотреть в глаза. И того, кто меня спас, тоже увидел. Паренек примерно моего возраста, лет двадцать. Военный. Но без каски, без броника, в распахнутой на груди гимнастерке. Чёрные растрёпанные немытые волосы, но одновременно тщательно выбритое лицо и красные обгоревшие уши, торчали вверх по обе стороны головы.