Липкое, гадкое, отвратительное во всю ширь чувство страха. Это настолько унизительно, насколько и неудержимо. Ну и немножко подленько. Я не думал о том, что генерал убит из-за меня, ведь я привёл сюда этих двоих. И не думал о том, что важные документы попали в руки врага. И не думал о том, что в этой комнате только что умерло три человека, я просто сам не хотел умереть. Как же трудно совладать с этим ужасным чувством самосохранения. Только выжить, любой ценой. «Только не трогайте меня, я буду послушным». Как же трудно оставаться человеком, а не униженным червяком, даже в беде.
Зато «разведчик» преобразился. Теперь он выглядел иначе. Выпрямился, расслабленная поза и насмешливая ухмылка куда-то пропали. Враг был серьёзен как никогда. Почему он так спокоен? Здесь же сотни вооруженных людей вокруг! Новый вид нежити появился? Потусторонный Камикадзе? И откуда он вообще?
«Разведчик» поднял со стола бумаги и медленно, не торопясь пролистнул парочку страниц, сканируя взглядом.
— Старик не слишком умный и не сильно любопытный. Поэтому прожил чуть дольше, чем планировалось. Но меньше чем проживёшь ты, гонец-молодец. Знаешь, как в старом кино? «Ты мне нравишься, я убью тебя последним».
Я хотел сказать, что последние речи отрицательных героев в кино всегда ведут к поражению, но только сглотнул пыль вместо слюны на губах. Ко мне бог из машины вряд ли явится. Здесь не кино, и хэппи-энда по-голливудски не будет. Если хочешь выжить сам барахтайся, всё сам. Один в замкнутом помещении против двоих монстров.
Вспомнилась драка в школьном туалете, класс девятый, кажется. Я против троих хулиганов и, конечно, не выстоял даже минуты. Пришлось с гипсом познакомиться. А сейчас напротив нечисть. А у нас война на выживание. Или мы или они. Эти двое профессиональные убийцы. А я просто курьер.
Упырь наконец отпустил свою жертву и мягко по стеночке усадил белого от потери крови охранника на землю. Посмотрел на «разведчика» и сказал что-то вроде «Урр» с вопросительной интонацией.
— Посторожи дверь. Пусть сюда никто не войдёт, — отвлекся на секунду от бумаг «разведчик». — Ты покушал? Силы есть?
— Урр.
— Вот и молодец. Сейчас дочитаю и продолжим.
Разведчик оторвался от листочка и посмотрел на меня поверх странички.
— Ты там живой ещё, салага? Ну, поживи-поживи. Я только закончу со списком и отправишься на свои человеческие небеса.
Мысли крутились в голове как шарики в кубе Спортлото. Пока еще живой мозг искал выход, чтобы остаться таким подольше. Паника и желание выжить насыпала адреналина горкой очищая сознание и ускоряя мыслительные процессы. Сейчас он дочитает и отдаст приказ упырю вырвать мне кадык или изобразить на нем «поцелуй смерти».
Генерал не может надолго пропасть. На него ведь работает целый штат людей. Там же их десятки, и не все такие тупые, как эти два мертвых охранника. Если навскидку то заместитель командующего уже должен знать, куда отправился генерал и когда должен примерно вернуться. Ещё есть начальник штаба, который контролирует работу штаба и координирует все подразделения. У начальника штаба есть заместители, которые командуют разными направлениями — логистикой, охраной объекта, обороной. Есть оперативный отдел со своими офицерами и рядовыми. Разведывательный отдел, который ждёт, когда же генерал передаст им бумаги на изучение и подпись. Логистический отдел должен отправить нас восвояси, а может, вручить новое задание. Организационно-мобилизационный отдел туда же. Технический отдел. Правовой. Секретариат штаба, который без генерала как рыба без воды. Психологический и медико-санитарный отдел. Связной и информационный отдел может желать моей головы. Инструкторы и тренеры. Аналитики и исследователи. Вся эта уйма народа без генерала жить не может спокойно. Какой-то временной промежуток он заложил для своего визита, но точно не сутки и даже не десять часов. Допросы длятся и дольше, но не генеральское это дело пленных воспитывать. Значит, высокого начальника рано или поздно спохватятся, и они знают, где его искать.
К чему такие мысли? Что сказать хотел, курьер?
Рано или поздно вся эта обслуга спохватится и придёт сюда. Мне нужно потянуть время как можно дольше, потому что в прямом поединке шансов выжить нет. Если только мачете в руки попадёт, но я видел, как быстро двигался упырь и как управлялся с оружием псевдоразведчик. Нет. Время — мой союзник.
— Я тоже люблю кино, — прокашлялся я и отодвинулся от пронзительного взгляда.
— Чего?
— Ну, кино. Боевики.
— Ты думаешь, это спасёт тебя?
Кончик мачете глухо стукнул о пол. Проехался, чертя полоску под ногами, от противного звука заболело ухо.
— Умирать так хоть красиво. С последней речью злодея. Чтобы все карты на стол, чтобы понять кто и за что.
— Время тянешь, — кивнул разведчик, и стало холодно. Не удалось. Не помогло. Он не тупой и не самодовольный болван. Но я хотя бы попытался.
— Не старайся. Ты помощи не дождёшься, салага. Даже если они сейчас выбьют двери, ты умрёшь быстрее, чем появится внутри солдатский сапог. Вот так.
Умирать страшно не хотелось. Не в этом цементном блоке, врытом в землю, где-то на краю света. Вспомнилась мама, которая ждала не похоронку, а сына, отец, который взял слово, что вернусь живым, вспомнилась школа и перекуры под окнами столовой, Вика — первая, Танька — изменщица, хоть и огненная в постели. Небо, такое синее после грозы, земля, которая в деревне пахнет лучше, чем в городе, вкус хороших сигарет и приятное опьянение после шампанского на Новый год. Нет, я определённо не должен умереть сегодня.
— Знаю. Но последнее желание всегда последнее желание.
— В живых оставить? Не могу. Приказ. Не нужно было воевать против нас, щегол. А раз взялся за оружие, то хоть не умоляй о пощаде. Феликс сделает всё быстро и безболезненно. Верно, Феликс?
Упырь заурчал и гавкнул в мою сторону, будто обругал.
— Вот так имя, кошачье. А ваше как? А то умру, так и не познакомимся.
— Моё? — он похлопал пачкой бумаг по руке, — а вот тут оно есть, в списке. Хочешь прочитать?
Почему-то мне не хотелось. Это как последний шанс. «Я не видел вашего лица — не убивайте меня».
— Не нужно. Всё равно никого не узнаю. Я человек маленький — посылки между штабами разношу.
— Одного ты там точно знаешь, — засмеялся враг, — генерал мог бы догадаться, если бы до конца дошёл.
— И как это?
— Что?
— Предать свой народ.
Слово, как мачете, ударило собеседника сильно и причинило боль. Кажется, я перегнул и сейчас моя голова покатится по земле, добавляя красного в местную палитру, так и не узнаю имя предателя. Он так побледнел, но жалко ли его? Скорее мой страх только усилился. Так с палачами не разговаривают.
Я поднялся. Медленно, по стеночке, оставляя тёмный след на почти белой стене. Встал и выпрямился, упираясь спиной для равновесия. Ноги предательски дрожали, выдавая трусость человеческую. Взглядом я упёрся предателю в подбородок, потому что не мог выдержать его насмешек, но умирать я собирался стоя, а не на коленях.
— Сядь, — сказал предатель. Он сказал это тихо, чётко и скривив рот от отвращения, — сядь, щегол.
— Нет, — я звучал тише, как мышка пищит из глубокой норки. Но хочется верить твердо. Люди не сдаются.
— Феликс, усади его.
Кот бросился на свою мышку. Мелькнула тень, будто отпечаток призрака на старой фотографии, черно-белое нечто, и меня уже вдавили в стену холодные лапы. Затылок выбил о стену дробь шаманских напевов, искры из глаз освятили оскалившуюся морду, и в пасти у него была красная бездна.
Я упал на задницу, попытался встать и получил по затылку так, что лицом поцеловал землю между ног, опять выпрямился и попытался подняться, но упырь зашипел и надавил на плечи руками, принуждая подчиниться.
— Сиди. Иначе прикажу тебя инициировать. Будешь вторым номером в моей команде. Погоняем врагов вместе.
Отвращение чувствовалось в его словах, но и удивление тоже.
— Ну а что? Ты парень упёртый, трудолюбивый, честный. Нам такие нужны. Не трону тебя — отпущу. А ты кротом нашим будешь.
Что? Что это значит? Каким ещё кротом? О чем он говорит?
— Ну что смотришь, харя? Да или нет? Феликс, аргументируй.
Холодная рука вдруг стиснула шею и подняла вверх, так что я задергался, как рыба на крючке, хлопая глазами и пытаясь отодрать холодные конечности от тела. Всё было напрасно. Ноги бились о стену, в глазах рябь из лопающихся пузырей, и скоро уже свет должен появиться в конце туннеля, но вдруг проём в горле открывается, впуская холодный воздух, и тяжесть уходит, я падаю назад и кашляю, как старик перед смертью.
— Другое дело, салага. Уже не так нагло смотришь, а из-под лба как и положено врагу. Я так понимаю, ответ «нет»?
Я промолчал. Подтверждение может повлиять на то, сколько ещё проживу. Один молчаливый кивок и упырь проламывает мой череп ладонью, как каратист стопку кирпичей.
— Ну нет так нет. Так что там у тебя за вопросы были? Кроме имени, тебе его знать не нужно.
Помощник предателя отошёл в сторону, но следить за мной не переставал. Разведчик хлопнул бумаги на пол и уселся. Он никуда не спешил. Я тоже. Время — мой друг.
— Ты не особенный, — сказал я, — но ты играешь за другую команду. Тебя инициировали?
Предатель засмеялся и непроизвольно потер шею.
— Нет. Я не упырь. К моей шейке прикасалась только жена и мочалка с мылом, но никак не Феликс и его друзья. Я чист, как слеза. Я — человек.
Да, человек звучит гордо. Но только не из твоего грязного рта.
— Тогда почему. Не могу поверить. Почему?
— Ты хочешь знать, почему я за упырей и нечистых? — он наклонился и ощетинился в мою сторону, как морской ёж, — потому что как раз они чистые, а не мы.
«Сектант, — подумал я, — Чёртов сектант и пятая колонна. А теперь и предатель».
Он смотрел мне в глаза, будто пытался прочитать мысли или расшифровать их на моём лице. А может, хотел выпросить прощение, оправдаться или просто доказать что-то? Он всё смотрел и говорил:
— Ты слишком молод, чтобы помнить, как это было. Когда они вышли из леса первый раз, я был ещё ребёнком. Мой отец лесничий часто брал меня с собой в поездки. В тот вечер ему позвонили, когда мы были уже в пути. Он посмотрел на меня напугано и сказал только: «Чёрт, назад уже времени нет ехать. Только не выходи из машины. Ни в коем случае».
И мы погнали с такой скоростью, будто нужно было обогнать смерч. А телефон у папы разрывался, как у Директора ФСБ. Что-то явно происходило. Мимо нас проскакивали полицейские машины, летел вертолёт очень низко, и я высунулся из окна, чтобы поглазеть на эту винтокрылую красоту. С грохотом проскочила машина полная военных, правда в обратную сторону. Парни махали мне и смешно крутили пальцами у носа. Отец, ругаясь, оттащил меня от окна и что-то кричал, но не было слышно из-за грохота колонны
«Они убегают, — подумал я, — или просто „обратно спешат“?”
Мимо промчался белый бус телевизионщиков. Если не ошибаюсь, Третий канал, они всегда были на месте первыми в отличие от конкурентов с более подходящим названием. Сейчас вспоминаю, что мне как ребёнку в тот день было невероятно весело и любопытно, просто праздник с фейерверками, а не очередная поездка к папаше на работу.
***
— Это было Пришествие? — спросил я, зачем-то. Чтобы не молчать. Ясно же, что это было именно оно.
— Когда мы выехали на всполье огромной поляны, отец зарычал, как дикий зверь, ударил руками по рулю, и машина остановилась.
«Где мои деревья? Где клёны? Где дубы? Куда делись берёзы? Тут что, бомбой шарахнули?»
Деревья были. Там вдалеке виднелись каштаны и мощные, как борцы, дубы, за нашими спинами они тоже росли, но я точно помнил, что здесь не было такого огромного пустого пространства. Здесь было темно от веток, страшные скрипы, шорохи и особенные запахи — вот что здесь было, а не голая площадь посреди лиственного леса. Теперь я понял, почему отец так расстроился и почему люди вокруг молчали. Много там машин собралось, но отцовская как-то незаметно выдвинулась на передний план, будто выпихнули нас вместе с нашим УАЗиком вперёд в качестве переговорщиков. Но только с кем?
Казалось, что все смотрят на отца. «Ты же лесничий, а не какой-то там лесник. Иди — порешай». И он вышел из машины. А потом фигуры показались из-за деревьев. Тени. Много теней выходило на поляну. Маленькие и высокие. Толстые и тонкие. На двух конечностях и не только. Ползком и вприпрыжку.
— И так по всему миру, — вставил я свои пять копеек.
— Да. Они выходили везде. Осторожно. С опаской. Но везде. От Мавритании до Чукотки, и от Аргентины до Гренландии. Просто где-то они выходили из лесов, а где-то выходили из пирамид. Где-то появлялись, как Афродиты из морской пены, а где-то со скрежетом ломая лёд из айсбергов. Мир узнал о существовании Особенных в тот день. А деревья они потом вернулись на свои места. Своим ходом. Они, оказывается, прикрывали Особенных и готовы были атаковать нас, если бы что-то пошло не так. Нужно было тогда уничтожить все оружие на земле, разогнать военных и сжечь их базы, но они были слишком скромны для этого. Несмотря на то, что Особенные живут здесь дольше, чем существует человечество, они чувствовали себя пришельцами и вели себя скромно.
— И мы были не готовы, — поддакнул я.
— Да. Они дали вам приготовиться. Дураки. И так мы пришли к такому неудобному для тебя раскладу, солдатик.
Предатель закончил, его слова повисли в воздухе. Я же, стараясь удержаться на грани между страхом и решимостью, понимал, что многое изменилось с тех пор, как Особенные вошли в наш мир. И теперь моя жизнь висела на волоске, всё зависит от того, успею ли я найти выход из этой безысходной ситуации или нет.
— У меня был друг домовой, — быстро сказал я, — его звали Василий. Он поселился у нас почти сразу, спросив разрешения у отца, и мы пили чай по вечерам. Он собирал меня в школу, приносил молоко с печеньками и хлеб с клубничным вареньем.
— И где сейчас Василий? Куда он делся, щегол?
— Когда начались чистки, отец отпустил его.
— Отпустил, — скривился разведчик, — как крепостного. Не спрятал, не защитил, а просто отпустил, чтобы избавиться от ответственности.
Мне не было что сказать. Наверное, так и выходит. Кажется, именно это имел в виду отец, когда успокаивал расстроенного старичка. Они долго разговаривали тем вечером, перешедшим в ночь. Васька пил чай, а батя настойку на вине, которую делал сам. Меня отогнали от взрослых разговоров, хоть я и был уже совершеннолетний, а утром Василия уже не было. И больше я его не видел. У кровати стоял деревянный детский стульчик с азбукой на спинке, а на нём трёхлитровая банка свежего молока и пакет с овсяным печеньем.
— Сам его отвёл на допрос в СКО (Служба Контроля Нечисти) или папаша помог?
— Отец отпустил его.
— Отпустил как же. Грехи перед расстрелом. Или ты не знаешь, что в СКО с домовыми делали? Ладно, пора тебя кончать, салага. Это вы захотели так: или вы нас, или мы вас.
Он опять поднял своё ужасно холодное оружие и хотел было встать сам, когда дверь открылась. Упырь зарычал, как пёс на цепи, и посмотрел на разведчика, а тот накрыл ладонью бумаги, но остался сидеть.
— Входи, Шурик, не стесняйся.
И тут я офигел.
***
Он совсем не удивился, мой Александр. Мой спаситель и надежда моя. Тот, на кого я надеялся (на одного из), что может задуматься и на часы посмотреть, и вопросы начнёт задавать. Где его напарник так долго задерживается — ночь близко и ехать нужно уже час назад. Но это был не тот Александр, которого я знал. Это был Шурик, который видел всякое дерьмо. Его не смутил расчленённый труп генерала под ногами у попутчика и не напугал тяжело сопевший язык, ещё два мёртвых тела и курьер у стены, изо всех сил пытающийся поймать взгляд холодных глаз.