Пункт выдачи № 13

Десятая посылка (Часть 2)

Поехали!

***

Пока машина летела по вечерней провинции, я украдкой разглядывал мелкого. И правда, как для подростка, у него слишком волосатые руки. Такие кудрявые, вьющиеся заросли спускаются по предплечьям, что хочется взять ножницы. Черно-белая футболка подчеркивает мускулатуру — турник, не иначе.

Широкие, выдающиеся вбок челюсти, узкие, как у волка, глаза, мохнатая, как гнездо, шапка темных волос.

Напряженный паренек будто готов в любую секунду прыгнуть вперед и, оттолкнувшись от кресла, вылететь через лобовое стекло в облаке стеклянной мишуры.

— Оборотень? — спросил я негромко.

— Перекидыш, — буркнул он еле слышно. Ребята впереди не слушали или делали вид, что им не интересно.

— Ясно, — сказал я и повернулся к девчонке. Она скромно уперлась в дверь, как можно дальше отодвинувшись от меня и делала вид, что наблюдает за дорогой сквозь замутненное стекло. — Привет.

— Здрасьте, — прошептала призрак и вдруг покраснела.

— Мы уже рядом. Шеф, притормози здесь!

***

Как ни странно, меня послушались, будто приняв за аксиому, что главный сегодня человек из Пункта Выдачи, и остановились, не доезжая метров триста до кладбищенских ворот.

Вдоль дороги уже включили фонари. Ресторан напротив кладбища темнел стенами, движение там было только утром и днем. Пустынная дорога змеёй тянулась в оба конца, проглотив все одинокие машины без остатка. Только мы и свет из окошка в одинокой будке впереди.

— Значит так, — сказал я, размявшись, — пойду я и волосатый пацан для моральной поддержки.

Он даже не обиделся и сразу встал по правую руку, молча и в полной боевой. Шофер угрюмо отвернулся и полез в бардачок. Первый тоже не сильно обрадовался.

— И что нам здесь делать?

— На стреме сидеть. Девочку охранять — ребенок мелкий, но шустрый.

Легкая ухмылка пробежала по лицу угрюмого, но «ребенка» он не прокомментировал.

— Касьян Уважаемый не предупреждал, что мы здесь вместо такси.

Тринадцатый достал наконец зажигалку и подкурил с заметным наслаждением.

— Берите пример с друга, — кивнул я, — наслаждайтесь каждым мирным моментом жизни. А если нам понадобится помощь, то вы об этом точно узнаете. Нам только в ту будку пройтись и поговорить с одним человечком, а тогда ещё одно быстрое дело и погнали по домам. Пошли, как там тебя, Яцек. Быстрее начнем — быстрее закончим.

***

По дороге я немного проинструктировал парнишку.

— Нужно шугануть этого придурка. Напугать так, чтобы нам за это ничего не было, а он больше нос не сунул в кварталы особенных. Чтобы даже не смотрел в сторону детей. Я начну, а ты уже подключишься по желанию. Главное — никакого членовредительства. Придурок должен остаться с двумя руками и ногами, двумя ушами, носопыркой и с обоими глазами. Ты понял меня? Все кусочки мяса должны складываться на нем как пазл. Тютелька в тютельку.

— Хорошо, — согласился парень, пытаясь идти в ногу. Если бы он захотел, то рванул бы так, что только кладбищенская пыль закрутилась воланчиками перед носом главнокомандующего, но он продолжал "рысить" вприпрыжку рядом. Хороший песик.

На воротах не было замка, но они были плотно прикрыты, как и калитка слева. Будка сторожа, сделанная из списанного вагончика, стояла у входа, рукой подать, и из-под створок проглядывал свет и звучала музыка.

— Ладно, — подумал я вслух, — главное не сомневаться.

И перестал сомневаться.

Нащупал ручку, и калитка со скрипом открылась, пропуская вечерних гостей. Открылась и сразу захлопнулась следом за нами, стукнув ржавым железом о железо, как в ладошки.

В вагончике кто-то напевал тонким голоском и притоптывал по железному полу босыми лапками.

— Кто-то едет, — прошептал Яцек.

Я обернулся, но не увидел ничего сквозь тьму едва светящихся уличных фонарей.

— Далеко?

— Достаточно. Но в нашу сторону и минут через десять проедет мимо. Или остановится.

— Тогда нам лучше не стоять снаружи.

Я выдохнул и взялся за ручку.

— Надеюсь, у него там не будет распятых голеньких детей и тушенки из человечины.

Оборотень наподдал ногой, так что дверь открылась с грохотом и всосала нас внутрь.

---

Внутри было жарко, как в сауне. Потому что железо, потому что без окон, и включённый инфракрасный обогреватель на ножках поворачивал башку вокруг своей оси, раскалённый и обжигающе горячий. Именно поэтому Федя Крюков танцевал в одних трусах, что-то раскладывая на столе и не замечая вторжения.

Слева — односпальная металлическая кровать с грязным бельём и разорванным пакетом поверх простыни. Из пакета вывалились сердечки. Множество красных бумажных сердечек усеяли простыню, как цветы в кровати любовницы. Также они веером рассыпались на полу, одно сердечко приклеилось к мокрой от пота спине хозяина и открывалось-закрывалось от каждого его движения.

У правой стенки — небольшая тумбочка, на ней ржавый чайник, грязная железная кружка, разорванный пакет с засохшим хлебом, уже покрывшимся чёрной плесенью, и вазочка с конфетами. Дверца тумбочки покосилась вниз и висит как сломанная рука на перевязи. И, конечно, пару красных сердечек зацепилось здесь, одно мокрое и растоптанное лежит с унылым видом под ножкой уродливой табуретки.

На гвозде висел допотопный приёмник на шнурочке и с треском воспроизводил какой-то джазово-лайтовый микс, под который дёргался новый знакомый, раскладывая что-то на столике. Я подошёл ближе и, подмигнув Яцеку, заглянул ничего не подозревающему маньяку через плечо. Сначала не понял…, а потом как понял.

Он аккуратно сортировал подписанные сердечки-валентинки по небольшим пакетикам, как мексиканский наркоторговец сортирует своё добро. Сначала брал небольшой пакетик из кучи, левой рукой подхватывал бумажное сердечко, просматривал, что там написано, и, фыркая, опускал послание в пакет, а сверху клал три-четыре конфеты. Закрывал пакетик и откладывал в сторону, на уже готовую кучку. А потом любитель детишек почувствовал моё дыхание на ушке и обернулся.

— Конфе.? — успел спросить он и, закричав, упал на стол.

Я не люблю бить людей. Очень не люблю причинять боль живому существу. После драки переживаю и не сплю по ночам, трясясь от приступов адреналина и совести. Но не на этот раз. На этот раз что-то в голове щёлкнуло. Эти разбросанные кругом сердечки, как пятна крови. Эти конфетки. Эта его голая спина и белые тощие ноги. Шипящая музыка по радио. Усталость после работы. Вот и навалилось. Нет, я не жалею о содеянном. Но и гордиться этим не буду.

Половину вагончика будто раскрасили красной краской, после того как Яцек оттащил меня в сторону.

— Живой? — не помню… будто вырвали с корнем… извиняюсь, — бормотал я, усаживаясь на койку.

Шизоид Крюков лежал под столом, болтал ногами и трясся, как при сильной температуре. Я не стал рассматривать подробнее и трусливо отвёл глаза. Так нужно было сделать. Так, чтобы он больше не лез к детям.

— Нормально? — спросил паренёк, участливо заглядывая в глаза. Он почему-то тоже был голый по пояс. — Сейчас моя очередь.

— Э, — сказал я.

— Конфетки, — простонал лежащий на земле, и я закрыл рот. «Конфетки», значит. Пусть оборотень тоже поговорит, раз так.

Мальчик обрастал шерстью с каждым шагом. Я видел, как чёрная проволока лезла из пор, как в ускоренной в тысячи раз плёнке. А потом хрустнули кости, выступили решёткой из-под кожи рёбра и выгнулось тело. Перевёртыш упал на колени и завыл, поднимая вытянувшееся лицо к потолку. Клацнули зубы, и он встал на обе ноги, упал на четвереньки и пошёл к завывающему от страха дураку.

— Скажи ему про детей!

Не помню, читал ли я запугивающую лекцию придурку, но ему нужно понять, чего от него хотят и что будет, если он не послушает.

Я поднялся и, пошатываясь, побрёл к ним.

Засигналила машина. Резко, громко, неожиданно, будто летающая тарелка зависла и осветила домик светом чужеродных фар. Я замер. Волосатый кусок ярости замер. Любитель маленьких детей тоже замер.

— Кто это? — спросил я. — Начальство? Родственники?

— Конфетки, — прыснул кровью из разбитого рта Фёдор.

— Поговори с ним, — я поднялся. Сигнал прозвучал ещё два раза. Быстро, один за другим. Как бы наши крестоносцы не всполошились и не наделали ошибок. Девочка ещё там, не самая умная.

— Поговори с ним. И, гляди, чтобы не кричал.

Я нашёл взглядом ведро с водой и быстро отмыл руки от крови. Посмотрел в зеркало и, убедившись, что не похож на доморощенного рэкетира, вышел на свежий воздух. Яцек зажал рот Фёдора волосатой лапой и грозил длинным, заточенным как кинжал, ногтем.

***

На дороге стояла машина, освещая фарами кусок дороги перед собой. Из окошка выглядывал водитель.

— Эй, Федька, ты где! Давай быстрее, у меня заказы.

Я быстро открыл калитку и прошёл к машине, на которой красовалась надпись «Кушай-ка! Доставка за пятнадцать минут или вернём деньги».

Шофёр, дядька лет сорока, изменился в лице и оглянулся по сторонам, но окошко закрывать не стал, а я и не подходил слишком близко.

— Человек?

— Человечнее некуда, — ответил я. — А ты?

— Дык я тоже. Доставка продуктов. Просто ты выскакиваешь из кладбища с таким белым лицом, что я подумал, Федька с упырями начал тусоваться, придурошный.

— Сам ты упырь. Что привёз, шеф?

— А где Федька? — недоверчиво спросил он.

— У себя. Заболел он. Я передам.

Доставщик всё ещё смотрел подозрительно и пакет в правой руке держал крепко.

— Ну ладно. Не отдавай. Поставим соответствующую оценку в приложении, от постоянного клиента. Или пошли сам отнесёшь. Он в постели, чихает и кровавые сопли пускает.

Я показал рукой на ворота, за которыми торчал вагончик и начиналась аллея, ведущая сквозь тысячи крестов, склепов, могил и памятников умершим людям.

— Ну ладно, — решился мужик и протянул мне большой пакет. — А вы кто?

— Администрация. Контроль захоронений и проверка уборки территории.

— Ясно, — сказал он с сомнением. — Там ваш бус стоит?

— Наш-наш. Вас разве время не поджимает?

— Передайте ему конфеты. И передайте, что будет столько есть, попа слипнется.

И будто испугавшись того, что ляпнул, он продолжил:

— Но работник он очень хороший. Никто ещё на наше кладбище не жаловался.

— Ну, давай уже свои конфеты наконец.

Когда я вернулся, волк ещё рычал на струхнувшего начинающего маньяка.

— Сказал?

— РРР!!!

— Ладно, давай я.

Убедившись в том, что машина точно уехала и рядом с жильём никого нет, я вернулся к клиенту и взял за шкирку. Он продолжал мелко дрожать, как будто батарейки внутри всё ещё работали, поддерживая моторчик страха. Ненависть я не чувствовал, но эти шизики хорошо умеют скрывать свои эмоции.

— Ещё раз полезешь к особенным детям, я конфеты растоплю, сделаю из них липкий шар и запихну в глотку, чтобы задохнулся. Закопаем тут, и никто не найдёт. Понял меня?

Оно продолжало дрожать.

— Кивни, если понимаешь.

Оно покосилось за мою спину и кивнуло, не переставая смотреть.

— Яцек, вернись в нормальный облик, не даёшь ему соображать.

За спиной клацнули зубами, согласились, наверное.

— Посмотри на меня. Не смотри на него. Смотри на меня. Если придёшь за детьми, мы вернёмся. Я приду и трое таких как он. Только постарше, помощнее и намного грубее. Родители детей и они уже жалеть не будут.

Лицо у охранника покойных вспухло и начало синеть. Нехорошо. Будут следы побоев. Если надумает идти в полицию, то он знает, где меня искать.

— Если настучишь и со мной что-то станет, то они вернутся без меня. Понимаешь?

Я чуть сжал его за плечо и тряхнул бестолковку.

— Пойдёшь в полицию?

— Фёдор не стукач, — просипел он вдруг. — Фёдор мужик.

— Вот и хорошо. Ты извини за это, — я ткнул пальцем в морду, — приложи холодненького. Я про лёд, если что, а то ещё выкопаешь кого. Поболит пару дней и пройдёт. Ты сам виноват. Нечего к маленьким детям приставать. Зачем это всё?

Фёдор задрожал с утроенной силой, глаза полезли из орбит. Я почувствовал дыхание парня на шее, но не стал оборачиваться, только слушал.

— Ещё раз подойдёшь к моим сёстрам, обгрызу череп, оставив только кости. Ещё раз появишься в нашем районе, ведьмы сварят тебя в котле и подадут на стол по частям.

Хотелось его остановить, даже у меня по коже проскакали табуны холодных ножек, но делать этого я не стал. Пусть говорит. Пусть настойчиво говорит и очень убедительно.

— Если хоть один ребёнок пожалуется, мы найдём тебя в любой части города, сложим в мешок и отнесём туда, где не появляется полиция. В самые глубины Квартала. А там тебя уже будет ждать специальная дыба, на которой подвешивают животных перед тем, как снять шкуру и освежевать перед прожаркой.

Фёдор икнул, затмив мою невольную дрожь. Слюна маленького оборотня капнула мне на плечо. Хорошо, что не кислота.

— А мясо мы любим живое, сочное, ещё трепыхающееся на вилке. Я ещё не пробовал — маленький. Да и времена уже не те. Но отцы могут вспомнить, как снимать шкуру с ещё живого пленника и поддерживать в нём жизнь, отрезая по кусочку.

Бедный Федька так заорал, что пришлось заткнуть ему рот и смотреть в выпученные от страха и мокрые от слёз глаза.

— Хватит, — сказал я и отодвинул свободной рукой парнишку за спину. — И ты перестань, руку мне отгрызёшь, тогда никто не спасёт. Успокойся. Дыши ровно, я забираю ладонь.

***

Сейчас мы уйдём, но перед этим вопрос не по теме. Ты вообще соображаешь, когда с тобой говорят?

Псих закивал очень усердно. Мы с пацаном переглянулись и не поверили ему.

— Не похож ты на того, с кем можно серьёзно говорить. Ты вообще слова кроме «конфетки» знаешь?

— Знаю, — прохрипел Фёдор. — Всё знаю, хозяин. Не бей.

Прогресс.

— А чего ж ты молчишь постоянно?

— Б-боюсь. Не люблю разговаривать. Б-боюсь людей.

— Дурак. Если бы говорил, может быть и без всего этого обошлось, хотя вряд ли. Таких как ты, любителей детишек, нужно лечить током и кулачками.

Он промолчал, не стал спорить или отнекиваться, просто испуганно хлопал глазами.

— Мы сейчас уйдём, но ещё немного погуляем по твоим владениям. Холод приложи к синякам, но из кабинки своей не выходи. Никого подозрительного здесь не видел в последнее время?

Распухшее лицо пожало плечами.

— Ясно. Ладно, сиди — отдыхай. И подумай о чём мы тут с тобой говорили, хорошо подумай.

Отмахнувшись от плохого настроения и угрызений совести, я поднялся и показал парнишке на выход.

— Никуда не уходи.

Бедный Федя дрожал, вытирая красные сопли руками.

****

Бус виднелся во мраке вдали. У парнишки зрение было получше, и он подтвердил, что видит их — ждут.

— Что дальше, дядя Игорь?

— Полегче, нашёл дядю. Как думаешь, не перегнули палку?

Всхлипывания были слышны даже на улице, и я до сих пор чувствовал себя неловко.

— Всё, кости целы, мышцы не полопались, мясо целыми кусками. Ничего с ним не будет, дядя Игорь. Только штаны намочил и кошмары будут сниться, но мы этого и добивались. Вы что-то ещё от меня хотели? Давайте сделаем, а то мама будет беспокоиться.

Я и забыл, что детей с собой таскаю вечером по кладбищам. Чем я лучше Феди в итоге?

— Ладно. Нужна твоя помощь. Говорят, что нюх у тебя как… ну ты понял.

— Что там у вас? Старая футболка? Я давно учуял этот комок в кармане. Запах живого мертвеца.

— Оживленного, — уточнил я, доставая тряпочку. — Оторвал кусок рукава для дела. Шеф компенсирует, надеюсь. Ну так что, тебе нюхать надо или как?

— Дайте сюда, — сказал парень и зарылся носом в тряпочку. Я деликатно отвернулся, пока он фыркал и вдыхал кислый запах мёртвого.

— Дальше что?

— На кладбище есть большие перекрёстки, на четыре стороны открытые. По-моему, три штуки. Один соединяет новое и старое кладбище. Это центральный. Ещё один слева от него выходит на пригород, оттуда приезжают деревенские. Справа небольшой выходит на старый город. Может, ещё есть… Я не уверен. Ты быстро бегаешь?

— Особенно на четырёх, — улыбнулся юный оборотень. — Что сделать нужно?

— Пробегись по всем перекрёсткам, выйди на центр каждого и занюхай, нет ли рядом чего, пахнущего как эта тряпочка.

— Под землёй?

— Ты догадливый.

— Друга ищете?

— Я вижу, у вас тайны быстро расходятся. Коллегу ищу, из ваших.

— Я знаю про Гнулла.

— Вот и хорошо. Тогда сделай всё быстро, но качественно. Если на перекрёстках что-то есть, ты не должен пропустить.

— Отвернитесь, — попросил парень, снимая футболку. — Я должен перекинуться.

Я сделал это с огромным удовольствием. Перевоплощение в оборотня нормальному человеку лучше не видеть — потом в кошмарах приходят картинки или даже во время еды, что ещё хуже. Ломаются кости, рвётся кожа изнутри, череп выгибается как мыльный пузырь, глаза стекают по щекам, и шерсть лезет пучками. Не знаю, что испытывают оборотни, но мы получаем приступы рвоты.

Помню, как взяли в плен вовкулаку противника и, обмотав цепями, привязали к пушке. Хотели дождаться начальства и распоряжений, что с языком делать. До ночи сидели, но так никто и не приехал. Сели кружком вокруг костра, баночки открыли с тушёнкой и только приступили к ужину, как оно мясо почуяло. Тело начало биться в судорогах, гордо раздулось от попыток выть, и многотонное орудие завибрировало от злобы привязанного ублюдка.

— Чего это с ним? — спросил Сурен, даже ложку не донёс до бородатой пасти.

— Хрен знает, может, яд принял, — предположил Офис и протёр очки.

— Полнолуние, — зарисовался я знаниями и ткнул пальцем в небо. — Они в это время сильнее в разы.

— Гонец, ты знаешь, где твоё… — начал было невежда Сурен, когда пленника будто разорвало изнутри. Он повис на цепях, как сдохнувшая летучая мышь, и потоки крови летели вниз и пропадали, не касаясь земли. Тряпка, затыкавшая рот, полетела вперёд по ниспадающей траектории, и волк завыл во всю мощь чёрных лёгких. Солдаты повскакивали, роняя ложки, консервы, подставки. Костёр вспыхнул, зашипел и потускнел. Тело на стволе корчилось в муках и обрастало иголками волос.

— Надеюсь, у вас есть серебряные пули, — объявил я, пряча пару кусков хлеба в вещмешок.

— Или что? — Сурен схватил меня за воротник и рывком поставил на ноги. — Или что, курьер? Что с нами будет, курьер?

— Или придётся стрелять из пушки.

Снаряды у них были подотчётные, и бахать посреди ночи, открывая позицию и сводя с ума ничего не понимающих генералов, не хотелось, но визжащая и увеличившаяся в два раза тварь помогла решиться. Выстрел был произведён без команды из штаба, без приказа командира подразделения, без глазомерной подготовки, без пристрелки цели и прочих сложных штук.

Они просто подняли пушку повыше и грохнули так, что земля на головы посыпалась. Тело разорвало в клочья и на обрывках цепи разнесло в стороны, как раскрывшийся бутон. Телефоны уже надрывались, кто-то бежал по траншее, топоча сапогами, и орал благим матом, включились прожекторы и шарили по небу, а там уже мелькали яркие звёздочки маленьких крылатых наводчиков. Завыли Горынычи вдали, а я скинул в карман пачку чая и под шумок радующихся артиллеристов нырнул в темноту. Дальше пусть сами. У меня важная доставка.

Парень обернулся в волка и унесся вперёд, а я остался ждать, пока он сделает свою работу.

***

Затопали босые ноги, и я повернулся. Тень, похожая на длинную, огромную собаку, полетела вперёд, избегая света одиноких фонарей, которыми местная администрация кладбище не баловала. Покойникам электричество не нужно. Оставалось только ждать. Если моя теория верна, то Касьяна можно будет порадовать уже сегодня. Если не угадал, то придётся ещё обойти пару более мелких кладбищ на окраине.

Вернулся перевертыш быстро. Не успел сторож за дверью вытьё закончить, а я только подумал о том, чтобы закурить, как слышу топот копыт и вижу тень, приближающуюся на всех парах.

— Гав! Отвернись! — рявкнул он издалека, и я послушался.

— Ну что там? Не томи.

— Есть! На центральном перекрёстке зарыто. Неглубоко, полметра, но я сам копать не решился, вы не уточняли, что делать.

— Отлично, — сказал я и помахал рукой, привлекая внимание, но только зря воздух двигал. — Как вернёшься в нормальный облик, сбегай к машине, пусть сюда заезжают.

— Хорошо, дядя Игорь, уже бегу.

Фёдор всхлипывал и умывался из ведра, когда я зашёл. Увидев меня, он вздрогнул и выпрямился, руки по швам.

— В порядке? Я же говорил, что мы быстро. Иди, открой ворота, заедет бус — пропустишь. Через минут двадцать выпустишь и можешь про нас забыть. Как и про детей. Одевайся.

Он быстро засобирался, а я ждал его у двери.

— И сердечки эти выброси. Пошлятина какая-то. Номера машины не запоминай и на людей не смотри, не надо.

***

Я заскочил в бус на ходу и закрыл дверь. Сторож остался позади. Майя теперь сидела у противоположного окна, а между нами порозовевший и немного растрепанный Яцек. Превращения идут ему на пользу.

— Указывай дорогу, — толкнул я его легонько и на секунду прикрыл глаза. Усталость давала о себе знать.

***

Бус встал так, чтобы освещать фарами центр перекрестка. Мы с пареньком стояли точно в фокусе, и он раздувал ноздри, а я ждал.

— Ну что, уверен?

— Да. Что-то здесь зарыто, дядя Игорь.

— Значит, будем копать. Есть лопата, парни?

Лопата нашлась. Так называемая «американка» с желтой ручкой. Хорошо, что не совковая. Никто помощи не предложил, поэтому пришлось вспомнить навыки рытья окопов.

Я вгрызался в землю, крестоносцы зевали в машине, а дети стояли рядом, как прорабы над рабочим. Вскоре звереныш не выдержал, сестра охнула, а он упал на колени и руками заработал, как лопастями подземной машины-копалки. Земля летела вверх и в стороны, на удивление укладываясь в ровные кучки. Бравые парни Касьяна уронили сигареты.

— Спокойно, — сказал я. — А ну остановись, — и сунул руку в мягкую теплую землю. Нащупал веревочки и потянул на себя. Игорь принялся подкапывать с одной стороны, а Майя не выдержала и помогала лопатой с другой.

Попыхтев пару минут, на волю была извлечена сумка с чем-то тяжелым внутри.

— Сумку-холодильник кто-то прикопал, — сказал первый, они уже были рядом, любопытство победило безразличие.

— Наверное, не хотели, чтобы испортилось, — подчеркнул тринадцатый, — но странное место для погреба.

— Дети, отвернитесь, — скомандовал я и убедился, что они выполнили приказ. А потом открыл замок.

На дне сумки лежала голова, плотно обложенная белыми поролоновыми шариками. Не давая себе задуматься и остановиться, я потянул за волосы и поднял отрубленную голову напротив глаз. Это был Гнилл с осоловевшими, как у пьяного, глазами. Но зрачки вращались, пытаясь рассмотреть все вокруг, и значит, он был жив. Во рту, как у зажаренного поросенка, торчало красное яблоко.

— Можете звонить Касьяну, парни. С него простава.

***

Дальнейшие события приходили ко мне во сне пару раз. Что там было?

Внезапно ожившая голова Гнулла. Стоило достать ему яблоко из пасти, как он открыл глаза и поздоровался. А потом его было уже не заткнуть.

Помню, как мы заехали на Квартал, где выпустили детишек так, чтобы никто не видел, в темном переулке. Как крепко пожал руку старающийся быть взрослым Яцек. Как с обожанием смотрела на брата девочка-призрак и будто специально игнорируя меня, попрощалась со всеми… кроме меня. Как она, забывшись, исчезла в стене дома на мгновение, а Яцеку пришлось обходить кирпичный угол. Как я старался рассмотреть Нечистый Квартал, но темнота помешала.

Потом мчались дальше по выбоинам, как зайцы от охотников. Дороги здесь давно не ремонтировали, и я даже не знаю, как бус проехал и не потерял колеса.

Потом в бус сел Касьян Растрепанный и принял у меня сумку. Достал голову, долго смотрел в глаза мертвеца и что-то шептал. Поцеловал его в лоб чуть не плача и… сунул назад. Наконец заметил меня и протянул руку.

— Спасибо, человек. Не ожидал. Не верил, что увижу слугу больше. А ты. Ты — молодец. Не ожидал, повторюсь.

— С вас бутылка, — сказал я, — говорят, в Нечистом Квартале варят лучший первак.

— Лучше услуга, — помрачнел Касьян Непьющий. — Наш самогон для людей опасен, мозги вышибает напрочь, а когда будет нужна помощь — звони. Думаю, мы тебе еще понадобимся. Специфика работы. Парни отвезут тебя домой — отдыхай. И вот ещё что…

Он похлопал меня по плечу.

— Будь осторожнее. Смотри по сторонам. По ночам на улицу не выходи. Напарнику мы назад голову к телу прикрутим, а тебе помочь не получится.

Вот так обрадовал. И надеюсь, он не про Сашку говорил.

***

Домой я ввалился почти в невменяемом состоянии, рухнул на кровать и запомнил только расплывающееся лицо отца надо мной. Этот день наконец закончился.