Пункт выдачи № 13

Военно-полевая... Часть вторая

Тут я заметил, что в правой руке он держал голову — ту самую, что недавно хотела попробовать моей крови, и даже сейчас глаза следили за каждым моим движением, вращая зрачками.

— Мда, — прогнусавил паренёк, — вставай уже, щегол, чего разлёгся. Вы откуда? Какая рота?

Я опустил глаза.

— Какая рота, спрашиваю? Номер части, щегол, или, может, ты не боролся с мертвяком, а чем-то другим собирался заняться? Помешал вам, салаги?

В другой руке у него был кривой клинок, с которого ещё капала чёрная густая жижа. Солдат мой взгляд заметил и руку поднял, оружие покрутил разглядывая остриё.

— Нравится мачете? Может, хочешь забрать у меня игрушку?

— Никак нет, — я опустил глаза.

— Так представься по форме! Позывной, звание, рота, куда направляешься!

— Позывной Гермес, штабная рота, отдел связи, в процессе выполнения доставки срочного пакета.

— Куда? Гермес, бля.

— Я сказал, куда. — Пока я отряхивался, он уже допрашивал Шурика.

— Ты почему его не спасал, когда мертвяк почти уже заточил алую пяточку напарника? Не любишь братана?

— Я пытался, — тихо сказал Шурик, на секунду посмотрев на меня, — монтировку хотел достать, а она застряла как назло.

— Ясно, запаниковал, — согласился вояка, — с тебя простава братану. Ещё бы чуть, и он бы рычал в твою сторону, как там тебя?

— Холмс.

— Холмс, бля. Ну и погоняла у вас, щеглы.

— А у тебя как? — встрял я и сразу об этом пожалел. Почти мгновенно.

— Не тыкай мне, рядовой. Видишь лычки? Не видишь, потому что их нет, бля. А знаешь почему?

— Так в разведке принято, — вспомнил я, слышал когда-то разговоры в штабе.

— Вот именно, щегол. Теперь ясна субординация? Лопаты имеются в машине?

Шурик кивнул.

— Значит, ты, как владелец, берёшь одну и роешь яму, там в углу, не выходя из-под навеса. Такую, чтобы это тело с головой легло. То есть, ну ты понял. Будем сжигать труп, потому что он уже начинает дёргаться. Тебе ведь не нужно, чтобы оно следом за машиной попёрло, как робот, запрограммированный на убийство? Прямо в штаб к генералу?

Возражать шофёр не стал и, обогнув тело, которое и правда шевелилось, по дуге побрёл к машине.

— А ты, помоги мне языка притащить, если он ещё не сбежал, пока я салабонов спасал.

Он замолчал, задумался о чём-то, почесал голову рукояткой испанского ножа и сунул его мне:

— Или нахрена ты мне… Держи мачете и в магазине дров наруби для растопки из мебели. А башку, если не сможешь уничтожить, засунь куда-нибудь, чтобы никто случайно не открыл. За неделю сдохнет без связи с хозяином.

— Я слышал, что связь с хозяином ходячего невозможно перебить. Я, конечно, не разведчик…

— Сначала дров наруби, а потом поговорим. На, только не потеряй.

В штабе мне не приходилось держать отрубленные головы в руках. Там не такая оживлённая атмосфера. Всё больше папки с бумагами, да тарелки и бутыли с водой и пивом. Этот кувшин сильно бы удивил шефа своей повышенной волосатостью и слюноотделением.

— Не кривись, рядовой. Даже твой бывший друг ухмыляется, когда видит эту салабонскую мимику. Подумаешь, всего лишь башка мертвяка. Не видел ты ещё женские бошки со змеями вместо волос — там и ухватиться не за что, приходится на штык нанизывать. Держи, только лицом в сторону и подальше от тела. Не дай себя укусить, иначе будешь лежать в том же ящике. Мертвяки в городе, дожились…

Продолжая ругаться вслух, он вышел на улицу, не оглядываясь.

Волосы у мертвой головы были влажные и короткие, норовили выскользнуть. То, что было вместо горла, я пытался не разглядывать, хотя ожидал намного худшего.Если сильно не всматриваться, то обычная голова манекена из магазина одежды. Правда старовата, жирновата и бородата. И да, проще было бы держать за бороду, но я не решился. Раз уж профи так делает, то не буду экспериментировать.

— Будешь клацать челюстями — разрублю на двое, — с такими словами я и вошёл в магазин.

***

Внутри магазина никого не оказалось. Не удивительно после шума, который мы тут устроили, но перепуганные дети хозяина вполне могли прятаться за прилавком, испугавшись криков. Хотя какие уже тут дети. Мужик явно мёртв не первый день, скорее всего, и детей, и жены, и мамы-бабушки давно в живых нет. Но почему посетители не забили тревогу? Почему не прибежали к военным, чтобы рассказать о мертвеце в центре города? Может, тут целый квартал мертвецов вокруг нас, и сейчас они только получили зов о помощи по своим телепатическим каналам, и нам стоит бежать, роняя выхлопы, пока ещё есть время?

По спине пробежал холодок страха, и я водрузил башку на стеклянную витрину так сильно, что пошли трещины.

— Никуда не уходи, — я постучал по лбу мертвеца лезвием. Глаза открылись, зрачки сделали круг и сфокусировались на мне. Страшно, блин.

Я показал ему неприличный жест из вытянутого пальца.

— Чё смотришь, гнида? Хозяин с тобой? Эй, ты, некромант сраный! Это тебе человеческий фак нежить! Можешь внимательнее разглядеть! Ты здесь, тварь? Смотри и слушай внимательно!

Я не знал, что бы такое выкинуть, и осмотрелся по сторонам. Ничего интересного на пустых полках не обнаружил, пришлось импровизировать.

Я погрозил мачете в сторону безжизненных глаз, поставил стул, который нашёл за прилавком, и парой неловких ударов разнёс спинку.

— Вот так мы развалим всю вашу нечистую армию! Ударом за ударом разрубая на части, как я разрушил этот стул. Лишая вас рук, ног и крыльев, и копыт, и что там у вас ещё есть. Мы убьём вас всех по одному и группами! Мы прогоним нечисть со святой земли! Смотри и запоминай это, тупой некромант!

Я размахнулся и ударил мачете чуть левее от безмолвной морды, и загремело лопающееся стекло, полетели в стороны осколки, и кинжал чуть не вылетел из рук вслед за рухнувшим черепом.

— Ну ты и придурошный, салага. Так и думал, что вы в тылу все наркоманы. Доставай голову мертвеца, придурок.

«Неизвестный солдат» был уже здесь. Не знаю, когда он вошёл, но успел притащить внутрь пленного.

Нечто в мешке с дырками для рук и головы было стянуто скотчем, не оставляя живого места. Руки стянуты за спиной. На голове мешок с небольшими отверстиями для глаз и носа, и там солдат тоже не жалел скотч.

Вокруг шеи сомкнулся ошейник, от которого к запястью поводыря тянулась тонкая, но прочная цепь.

Разведчик дёрнул за неё и подошёл ко мне, существо, вращая глазами и спотыкаясь, побрело следом.

— Ну как тебе добыча? Знакомься, наёмник из Румынии — Граф Дракула.

Существо посмотрело на меня и получило кулаком примерно туда, где у человека находится переносица.

— В пол смотреть!

Ещё удар.

— Да ты не бойся, шучу я. Не Дракула это. Мелкий упырёк. Вопрос только, как он в городе оказался и почему в детском саду прятался, сосун. Неужто детей хотел кусать? Да и не было их там. Вывезли детей в тыл, дебил. Придётся теперь у меня отсасывать.

***

Ты дров, я вижу, не нарубил. Твой бывший друг уже почти вырыл яму. Как думаешь, его тоже в ней похороним?

Я застыл в изумлении. Вояка смотрел на меня, одной рукой подергивая цепь. Глаза у него были холодные, как у мертвеца, и острые, как сапёрские лопатки. Упырь мелко дрожал и тоже разглядывал меня, изредка поёживаясь. Отрубленная голова сверлила взглядом спину. Я почувствовал себя одиноким посреди этого некогда оживленного города, наполненного смехом, криками, шумом машин и запахом хлеба.

— И что? Сам погибай, а товарища выручай? Нарушил твой напарник клятву, и нужно ли его прощать? Что скажешь?

Я почувствовал, что рука с мачете внезапно стала мокрой, и лезвие норовило соскользнуть на землю, вместо того чтобы слушаться. У меня оружие разведчика, но поможет ли это против обученного убивать врага? У него нет ничего, кроме цепи в руках, но кто знает, что прячется в штанине или скрытой кобуре под мышкой.

— Почему молчишь? — мягко, как предвкушающий пытки серийный убийца, переспросил разведчик. —Слушай, а вы точно наши? Тут упырь, там ходячий. Как-то много нежити на городской квартал закрытого города. Документы! Документы быстро показал!

Голова сзади заурчала, и я, вздрогнув, отшатнулся. На секунду показалось, что она уже успела отрастить туловище, руки и ползет, чтобы схватить меня за ногу в последний раз.

— Документы в открытом виде предъявить!

Я полез в карман, достал военный билет и предъявил его, как требовал этот сеньор Помидор. Он внимательно прочитал и, удовлетворённый, вернул книжку.

— Вроде всё хорошо. А этот твой? Ты смотрел его документы?

— Да, — соврал я непроизвольно.

— Тогда проехали. Наруби наконец дров и пошли, спалим нечисть. Напарника, я так понял, оставим пока в покое. Я с вами поеду. Мне тоже в штаб нужно, языка доставить. Чего в лице изменился, щегол? Не хочешь помочь разведке? Откажетесь подкинуть меня и моего кожаного друга?

Что я там хотел, вряд ли его интересовало. Поэтому я послушал старшего по званию и молча пошёл искать дерево для растопки.

***

Послушного как цирковой пёс, языка военный привязал цепью к ручке двери, и тот послушно сел у стенки, разглядывая мёртвую башку на витрине.

— Быстрее нужно работать, — ругался разведчик, выкидывая пакеты и упаковки с растаявшим мороженым из холодильной камеры. — Сейчас хозяин с ним свяжется и может помешать нашим хитрым планам свалить по своим делам.

— Он, кажется, уже, — ответил я, остановившись передохнуть.

Военный замер, посмотрел на голову, потом на меня и махнул рукой, почти с отвращением:

— Не, если бы они слились, ты бы так не говорил сейчас, если бы вообще рот смог открыть.

— А может, нам… ну… не срисует он нас сейчас? — предположил я.

— А я и не подумал, — через мгновение глаза мертвеца уже замотали двумя слоями скотча. — Хватит с него. Только материал переводить. Спасибо, тебе, щегол. Что-то я тупить начал, в отпуск пора. Вот только языка довезём и на сутки в спячку уйду. Нарубил дров?

Я осмотрел горку из дерева, бумаги, фольги перед собой и кивнул. Должно хватить для костра.

— Тогда смотри сюда.

Он вытащил на середину самый маленький холодильник из имеющихся.

— Показываю один раз. Чтобы оборвать связь мертвеца с хозяином навсегда, нужно изолировать его башку хотя бы на недельку. Только нужно выполнить пару ритуалов.

Он не церемонясь схватил башку за волосы, и она вдруг оживилась. Заклацала зубами, вслепую пытаясь достать его запястье, и мычала, жалея, что не выходит.

— Спокойнее, тварь, что, папашка приближается? Почувствовал его? Поздно курить, пора таблетки пить.

С этими словами он зашвырнул голову хозяина магазина в его же морозилку с максимальным неуважением и силой.

— Изолируем башку в наглухо закрытом пространстве, где её никто не сможет даже случайно отыскать. Тащи мешок с полусгнившим чесноком, он рядом с рассыпанным картофаном.

Весь чеснок он высыпал в морозилку, так что головы видно не было. Только глухой вой раздавался изнутри, так что стенки содрогались.

— Можно было бы ему язык вырезать, но это не поможет, щегол. У него даже связок нет, а звуки умудряется издавать. Не поверишь, но через час он бы уже заговорил, а через два оперу выводил.

— Ужас, — содрогнулся я. — Даже представить страшно такое. Отрубленная голова на витрине пустого магазина что-то жуткое вещает. Или зовет своего папочку на помощь. «Папа, ты где! Папуля, спаси меня! Где мои ножки!» Или выводит тоненьким голоском «Аве Мария!», а глазами за тобой следит… и улыбается.

Разведчик отшвырнул пустой мешок и посмотрел на меня с удивлением.

— Ну ты и фантазер, доходяга. К врачу давно обращался? Советую не откладывать, пока тебя не нашли в казарме повешенным. Чудаки часто в петлю ныряют по своей воле.

Я промолчал.

— Короче, чеснок блокирует эти ментальные сигналы между мертвецом и его хозяином. Не на сто процентов, но чем больше, тем лучше. Если материала не хватает, то можешь зубчики чеснока выдавить ему в глаза и в пасть залить заодно. Ох, как они бесятся. Потом ящик закрываешь.

Он захлопнул морозилку и, достав скотч, заклеил крышку.

— Желательно зарыть его в земле, полной крови и мертвецов. На поле боя, например, или ещё лучше на кладбище или рядом с церковью. Тогда он не будет бушевать и пытаться подать сигнал для нечестивых спасателей. Кстати, можно целиком чеснок ему в пасть засунуть, главное следить, чтобы за палец не цапнул. А морду замотать, но я его раскапывать уже не буду. Искать кладбище тоже не станем, времени нет. Просто задвинем в угол, подальше от входа, и добавим руну.

Он порылся в кассе, нашел толстый маркер и прямо на белой стенке морозилки нарисовал простой, но жуткий знак, похожий на сердце с кричащим ртом посередине.

— Ну вот. Теперь каждый, кто приближается к этому тайнику, будет испытывать страх, озноб, насморк и, если всё-таки решится взяться руками за крышку, то получит хорошенький разряд. В землю было бы надёжнее, но мы всё равно его тушку сейчас сожжём. Далеко не убежит.

— Эмм, — сказал я.

— Что?

Руна извивалась как живая, пульсировала, расплывалась в стороны и сходилась вновь.

— Но ведь это колдовство. Это ведь…

— Запрещено? Давно нет, штабник. Попробуй про запреты пацанам на передовой рассказать, и лишишься зубов. Мы учимся у врага, чтобы победить его. А вся эта чёрная фигня незаменима в уничтожении противника и в защите тоже. У вас ведь тоже руны на тачке.

— Белые, — промямлил я, но он уже отвязывал пленника, предварительно пинком отогнав его на расстояние.

— Белые — черные, какая разница. Бери растопку, щегол и пошли трупака жечь, если твой друг-предатель еще не свалил, пока мы тут с мертвой головой в прятки играем.

Сашка никуда не ушёл, хотя, конечно, мог бы. Наоборот, выкопал яму, хоть не очень глубокую. Пришлось мне прыгнуть вниз по приказу командира и чуть расширить и углубить её под взглядами двух военных и одного упыря.

Потом произошло то, чем гордиться не стоит. О таких военных историях не рассказывают внукам и школьникам на торжественных встречах. Короче, этот разведчик приказал тело немного укоротить. Хорошо, что не мне сказал — я бы точно отказался. Он заставил Александра «отрабатывать трусость» и четвертовать остатки мертвеца, которые дергались так, будто чувствовали, что теперь им точно конец.

Я отошёл за машину, сел на пассажирское кресло и провалился в беспамятство. Да, немного трусливо, потерял сознание и очнулся только когда Сашка потряс за плечо, протягивая какую-то марлю.

— Надень маску — запах неприятный.

Тут меня и вырвало, еле успел отскочить водила. А разведчик смеялся так, что трясся пленный на другом конце цепи.

***

До окраины города оставался час езды. Блокпостов стало заметно больше, но останавливали реже. Наши новые пассажиры тоже прошли проверку документами, и молоденький автоматчик отпрянул, увидев, кто сидит в машине, перевязанный скотчем, как ёлка гирляндами. Солдат смеялся искренне и громко.

Устроились новенькие на задних сидениях: разведчик за шофёром, пленный прямо за мной, что очень меня нервировало, а вояку только веселило, заставляя дергать за цепь всё чаще, чтобы нечистый издавал утробные звуки, а я невольно сидел, упираясь коленями прижимаясь к пластмассовой панели.

Когда ему становилось особенно скучно, солдат приставал к шофёру.

— Эй, ты! Как там тебя?

— Александр, — бурчал тот.

— Шурик! Расскажи нам, почему боевому товарищу не помог?

Тот молчал и только крутил руль.

— Стыдно, да? Стыдно быть трусом?

Разведчик устроился поудобнее и отпихнул пленного подальше от себя, поближе к двери.

— Знаешь, в чём разница между страхом и трусостью? Что-то меня пробило на нравоучения салагам, надо выговориться, а то спать буду плохо. Так знаешь или нет?

Он вдруг отвесил впереди сидящему легкую, но звонкую оплеуху. Мертвец заурчал, машину чуть дернуло в сторону. Опасно трогать шофёра во время вождения, но этот не боялся. Он ведь знал, что такое страх.

— Нет, — отрезал Александр. Не громко, просто буркнул, но чётко выговорил, чтобы не получить ещё раз.

— Ну и холодная у тебя морда, как у рептилии. О чем это я? Страх можно преодолеть, а трусость — это уже после, когда ты со страхом не справился. Понимаешь? Боятся все, но вот трусов не так уж и много, и вот ваше «братство» прощают очень редко. Знаешь почему?

— Нет.

— Потому что трус подставляет под косу Смерти тех, кто страх свой преодолел. Был у меня такой случай.

Он задумался, положил ногу на ногу, будто собирался говорить до ночи, хотя рассказ занял не больше минуты.

— Была у меня с Некрасовым вылазка. Закладку предстояло очистить, практически на границе с врагом. Некрасов молодой совсем, да и я только полгода служил. Дали координаты и валите — «заберите вещи из тайника, агент наш в бега пошёл и больше туда не вернётся».

Вот мы пробрались в нейтральную деревушку, по разведданным там не должно было быть врага. Идём спокойно, но бдительность не теряем, а из-за угла трое чёрных выходят. Двое крылатых и один клыкастый. Тоже нас не ожидали увидеть. Сразу кинжалами ощетинились. У каждого по два. А у меня ствол был с пулями серебряными, но шуметь нельзя.

Я пистолет за пояс и кинжал из кобуры вытянул. Добротный. Клинок почти сто восемьдесят миллиметров. Двое против троих — можно попробовать — шансы выжить неплохие. И знаешь, что Некрасов сделал?

— Нет, — односложно ответил шофёр, — не знаю я.

— Побежал, бросил меня и не оглядываясь побежал в сторону наших. А я один остался против трёх ублюдков. Он испугался и поддал газку, а я испугался и остался стоять. Так получилось, что он меня предал, а его отход прикрывал. Мы оба испугались, но трусом оказался один. Шурик, доходит что-то или ещё понятнее объяснить?

— И как ты выжил? — вмешался я. Ситуация накалялась, это чувствовалось по чересчур спокойному голосу солдата, холодному как северный ветер, и по напряженной спине Александра, которого мне даже стало жаль немного.

— Как видишь — так и выжил. Всех троих уложил, так что не восстали. Так боялся умереть, что с тремя справился. Все мы немного трусы, да, Шурик.

— Я монтировку искал, — буркнул тот, не отрывая взгляда от дороги.

Солдат выругался да так грязно, что и вспоминать противно. Я не ханжа, но иногда и бумага краснеет от таких слов, а мозги плавятся. Поэтому прочь из моей головы. Выругался солдат, да и тему сменил.

— Откуда столько мертвяков, салаги, не в курсе? Не перестает меня этот вопрос интересовать. Как зараза в тылу распространяются, хотя перекрыто всё. И ещё хрен убьёшь. Этого вроде упокоили, а вдруг кто до его бошки доберётся раньше, чем она сдохнет? Он ведь за тобой придёт, Игорёха. Раз уже с тебя начал, то и будет идти, пока не дойдёт. Прикинь, ты уже расслабился, в отгул пошёл и дома в кроватке спишь, а он в дверь среди ночи входит. Туловище грязное, в золе и тлеет до сих пор, одежда вся сгорела — клочьями кожа висит. А башка полуслепая, лысая, чесноком воняет и дымится, но глазницы до сих пор в твою сторону смотрят. Как у этого дебила.

Он вдруг так врезал по голове пленного, что тот затылком в стекло врезался с гулким стуком.

— Полегче, машина казённая! — не выдержал шофер.

— Закройся, трус! Нечистый платит. Они за всё заплатят, поверь мне.

Тут уже я не выдержал и вежливо попросил солдата не вести себя так… не нервничать, в общем. Думал, сейчас и на меня набросится, но он только бормотал что-то и тяжело дышал за спиной.

— Как же я всё это ненавижу. Знали бы вы, пацаны. Я бы всех нечистых развешал на крестах вдоль дорог, как это делала Римская Империя.

— Прямо всех? — переспросил я осторожно.

— Абсолютно. Начиная с самых мелких тварей и заканчивая пожилыми. Чтобы ни капли крови нечистой не осталось, чтобы возродиться не смогли и вернуться не захотели через сотню лет за моими внуками и правнуками, если они у меня будут, конечно. С такими вояками как этот Шурикообразный мы ещё будем десятку лет корячиться в окопах. Стоп. А ты что, имеешь что-то против?

Я буквально чувствовал его взгляд на затылке и ответил как можно нейтральнее:

— Нет.

— Ну смотри у меня. А то быстро у меня с дружком трусом в отдел контры загремите на допрос.

Не дождавшись ответа, он опять врезал упырю и замолчал уже надолго. Пока не начался дождь.