Путин. Его жизнь и время

Собчак был настолько уверен в своей победе, что покинул Ленинград и в сопровождении Путина провел неделю, агитируя за Ельцина в Ставропольском крае на юге России, где он работал юристом в 1960-х годах. Когда были подведены итоги выборов, Собчак набрал 66% голосов, в Москве мэром был избран Гавриил Попов с 65%, а Ельцин стал президентом с 58%.

Ленинградским избирателям предстояло решить и второй, гораздо более спорный вопрос: возвращать ли городу его дореволюционное название - Санкт-Петербург. Собчак, как и Горбачев, изначально выступал против этой идеи, мотивируя это тем, что Ленинград так тесно связан с героизмом и трагедией войны. Многие ветераны и члены их семей, в том числе и Путин, считали, что изменение названия города обесчестит 750 тыс. погибших мужчин, женщин и детей, а также тех, кто остался в живых. Проходили демонстрации и контрдемонстрации. Писатель в изгнании Александр Солженицын предложил в качестве альтернативы не очень удачный вариант - Святой Петроград. В итоге за Петербург проголосовали почти 55%, против - 42%. К тому времени Собчак изменил свое мнение и при объявлении результатов голосования стал требовать признания своего решения.

Как это было свойственно Собчаку, сразу после окончания голосования его потянуло в зарубежные поездки. Надеясь на несколько недель оставить политику в прошлом, Собчак отправился во Францию и Германию, чтобы выступить с речью в Национальном собрании Франции, провести встречи с мэром Парижа Жаком Шираком и официальными лицами в Гамбурге.

Это оказалось ошибкой.

Собчак рассчитывал, что Ленсовет изберет президиум, который будет выполнять функции совещательного органа, а полный состав Совета будет собираться только раз в год для утверждения бюджета города. По его словам, он не собирался "делиться с кем-либо своей властью". Однако в его отсутствие депутаты убедили Верховный Совет РФ ввести новые существенные ограничения его полномочий. Собчак мог организовывать городскую администрацию по своему усмотрению, но не мог контролировать Ленсовет. Это был компромисс, который никого не удовлетворил.

Горбачев тоже испытывал смешанные чувства. Победа Ельцина на выборах в июне укрепила позиции его главного оппонента. С другой стороны, теперь, казалось, был ясен путь к новому Союзному договору, который сохранил бы сущность Советского Союза, хотя и в уменьшенном виде. Проект договора был одобрен 23 июля, и Горбачев и лидеры девяти союзных республик договорились провести церемонию подписания в Кремле 20 августа.

На этом пути не обошлось без заминок. Новый премьер-министр Горбачева Валентин Павлов, назначенный в январе, обратился в Верховный Совет с просьбой одобрить передачу правительству широкого круга президентских полномочий, мотивируя это тем, что Горбачев перегружен работой. Три "силовика", так называемые "силовые министры" - маршал Дмитрий Язов, отвечавший за оборону, Борис Пуго, отвечавший за внутренние дела, и Владимир Крючков, председатель КГБ, - выступили с мрачными предупреждениями о том, что США пытаются подорвать советское государство и что Горбачев не воспринимает эту угрозу достаточно серьезно. Предложение Павлова было с треском провалено через несколько дней, но не раньше, чем новый мэр Москвы Гавриил Попов сообщил американскому послу Джеку Мэтлоку о готовящемся перевороте. Организаторами, по словам Попова, были Павлов, Крючков, Язов и председатель Верховного Совета Анатолий Лукьянов. По поручению президента Джорджа Буша, который должен был посетить Москву в следующем месяце, Мэтлок добился срочной встречи с Горбачевым, чтобы передать ему обеспокоенность Вашингтона. Советский лидер разразился смехом, вспоминает Мэтлок. По его словам, он оценил предупреждение Буша. Но скажите ему, чтобы он не волновался. У меня все под контролем". Возможно, в парламенте найдется несколько горячих голов, сплетничающих о перевороте, но это "на 100% маловероятно".

Через шесть недель визит Буша прошел без проблем. Даже Попов начал сомневаться в том, что слухи о перевороте были ложными. Вскоре после этого Горбачев уехал на две недели в отпуск на свою виллу в Форосе (Крым), уверенный, что все в порядке.

Ранним утром в понедельник, 19 августа, Собчака разбудил телефонный звонок. Он прилетел в Москву накануне вечером, после того как провел выходные в Литве, где подписал экономическое соглашение между Ленинградом и Вильнюсом. Звонивший журналист сообщил, что только что узнал о том, что руководство Казахстана, который находится в трех часах езды от Москвы, получило сообщение о введении чрезвычайного положения. Горбачев освобождается от должности по состоянию здоровья, и все полномочия переходят к "Государственному комитету по чрезвычайному положению".

Подтверждение не заставило себя ждать. По радио зазвучала музыка из "Лебединого озера" - верный признак того, что что-то не так, - и в 6 часов утра диктор зачитал постановление Госкомитета. Его подписали Геннадий Янаев, которого Горбачев назначил вице-президентом после отставки Шеварднадзе, премьер-министр Валентин Павлов и член Политбюро, отвечавший за оборонную промышленность, Олег Бакланов. Остались Борис Пуго и еще три человека, которых Попов назвал - Язов, Крючков и Лукьянов. Последние двое, как выяснилось позже, и были инициаторами путча.

Собчак вызвал своего телохранителя и водителя и отправился на дачу Ельцина в Архангельское, расположенное в 12 километрах к западу от Москвы, где обнаружил весь российский кабинет министров в полном составе, охраняемый полудюжиной людей с автоматами. Увидев их, Собчак сглотнул. Если бы путчисты были лучше организованы, подумал он, они могли бы одним махом расправиться со всей оппозицией. Но они и не пытались этого сделать. Колонна танков, прогрызавшая асфальт на МКАДе, не попыталась остановить и президентский кортеж Ельцина, который утром того же дня подъехал к Дому Советов - резиденции российского правительства, прозванной за свой белый мраморный фасад "Белым домом".

Телефонная связь с виллой Горбачева в Форосе была прервана, и для получения информации о происходящем ему пришлось слушать Всемирную службу Би-би-си по старомодному коротковолновому радиоприемнику. Но международные линии связи работали более или менее нормально, так же как и междугородная связь. Линии связи с Белым домом и другими правительственными зданиями также продолжали функционировать. Собчак считал впоследствии, что участники переворота предполагали, что население беспрекословно примет отстранение Горбачева от власти и не встретит более чем символической оппозиции.

В то время как Ельцин занялся организацией сопротивления в Москве, знаменито взобравшись на танк перед Белым домом и осудив путч как "правый, реакционный, антиконституционный переворот", Собчак первым же рейсом вылетел в Ленинград, куда прибыл уже в середине дня.

Командующему Ленинградским военным округом генералу Самсонову в 4 часа утра позвонил маршал Язов и приказал перевести город на военное положение. Приказав своим подчиненным в Пскове, расположенном в 200 км к югу, направить в Ленинград 1200 солдат в качестве подкрепления , он привлек к работе начальника областного КГБ Анатолия Куркова, председателя Ленинградского горкома КПСС Бориса Гидаспова, вице-адмирала Виктора Храмцова, представлявшего Ленсовет, и генералов, командовавших внутренними войсками МВД и пограничниками области, для создания Ленинградского отделения Комитета по чрезвычайному положению. Для убедительности Самсонов добавил имена заместителя Собчака вице-адмирала Щербакова и председателя Ленсовета Юрия Ярова, с которыми ему не удалось связаться, полагая, что они не будут возражать.

В 10 часов утра Самсонов зачитал по Ленинградскому телевидению заявление, в котором предупредил, что "разгул преступности и политические спекуляции, связанные с предлагаемым Союзным договором, ставят под угрозу само существование советского государства" и что Госкомитет принимает меры для обеспечения безопасности населения.

Это был сезон отпусков, и многие чиновники были в отъезде. Александр Беляев, преемник Собчака на посту председателя Ленсовета, услышал эту новость по автомобильному радио по дороге на дачу. Он сразу же поехал в Мариинский дворец, чтобы созвать всех депутатов, которых смог найти, на экстренное заседание. Когда оно открылось, вице-адмирал Храмцов потребовал слова для выступления от имени Комитета. Ему не удалось далеко продвинуться. Согласно стенографическому отчету:

ВИТАЛИЙ СКОЙБЕДА [демократ]: Я считаю, что пора прекратить выступление незаконного представителя незаконного комитета. (Аплодисменты.)

С ПОЛА: Да, конечно!

СКОЙБЕДА: Я объявляю, что вы должны быть немедленно задержаны на основании ваших особых склонностей!

Шум в зале. Начинается драка. Храмцова бьют по лицу. Скойбеду оттаскивают...

Беляев: Товарищи, я прошу вас, успокойтесь! ...

ХРАМЦОВ [с набухающим синяком]: Я просто хотел вас проинформировать... чтобы вы понимали ситуацию!

Такой была атмосфера после возвращения Собчака. Демократы кипели, коммунисты не могли сдержать восторга.

К тому времени Щербаков и Яров вернулись и формально отмежевались от Комитета. Отсутствовал только Путин. Он уехал с семьей на предыдущей неделе, чтобы провести праздники в гостевом доме на Куршской косе - узкой полосе песчаных дюн, омываемой с двух сторон морем, которая тянется на 60 миль от Калининграда до литовского побережья. По дороге их "Волга" сломалась, и им пришлось вернуться в Ленинград, чтобы одолжить у знакомых другую машину. Сообщение о том, что Горбачев свергнут, прозвучало в эфире на следующее утро после их приезда.

Позднее Путин признавался: «Когда начался путч, у меня были очень сложные чувства. Очень сложные!» С одной стороны, как и многие россияне, он был глубоко потрясен мыслью о том, что Советский Союз может распасться, а Госкомитет, казалось, был полон решимости помешать этому. С другой стороны, он понимал, что попытка повернуть время вспять ничего не решит и в любом случае невозможна. После обеда он поехал в Вильнюс, все еще не зная, что ему делать. Только когда Янаев в окружении других членов Госкомитета дал краткую телеконференцию, и камера показала, как неудержимо трясутся его руки, он понял, что путч обречен. Вечером того же дня он смог связаться с Собчаком по телефону и на следующее утро улетел обратно через Москву.

Впоследствии утверждалось, что Путин организовал телохранителей для поездки в аэропорт, чтобы защитить Собчака от возможного ареста по возвращении мэра накануне. Это был очередной миф. Первые 36 часов, когда принимались ключевые решения, Путин находился, как он сам говорил, "на задворках", совершенно не в курсе событий. Для сопровождения мэра в город действительно был направлен отряд спецназа, но его отправил начальник милиции Аркадий Крамарев, который с самого начала был против путча. Собчак позвонил ему и попросил охранять Ленинградский телеканал силами МВД, и Крамарев решил сам проследить за тем, чтобы мэр благополучно вернулся. Путин в этом не участвовал.

Когда Собчак вернулся, он сразу же направился в штаб военного округа, чтобы встретиться с Самсоновым, который в это время совещался с другими членами Чрезвычайного комитета. "Я начал речь, прежде чем они успели открыть рот, - писал он впоследствии. Я их отчитывал... Потом я обратился к Самсонову: «Что же вы связались с этой шайкой, с этой нелегальной шайкой?». Спустя десятилетия его рассказ покажется театральным. Но это действительно был момент высшего драматизма. Крамарев рассказывал потом, что «[Собчак] говорил с генералом таким тоном, каким никто не говорил с ним в течение многих и многих лет. Самсонов не знал, что делать».

Вечером Собчак докладывал в Ленсовет:

Я напомнил им о решении Нюрнбергского трибунала, который судил фашистских преступников. Он осудил не только тех, кто издавал [преступные] законы, но и тех, кто их исполнял. Поэтому те, кто говорит о правомерности выполнения приказов узурпировавших власть, сами несут уголовную ответственность. Они не могут сейчас пытаться повторить то, что было в другую эпоху, когда Хрущев был отстранен от власти.

В итоге Самсонов согласился не вводить войска в город. Псковские отряды, уже находившиеся в пути, были остановлены в Гатчине, в 30 верстах к югу. Не только Собчак был ответственен за изменение мнения генерала. На него повлиял и вице-адмирал Щербаков, как сослуживец. Память о событиях под Тбилиси, произошедших двумя годами ранее, также заставила его задуматься. Тогда, напомнил Собчак, отказ Самсонова присоединиться к решению своего начальника послать солдат против безоружной толпы снял с него ответственность за последовавшее кровопролитие.

После этого Собчак отправился в Мариинский дворец, где взобрался на подоконник одного из окон первого этажа высотой 12 футов и зачитал собравшимся указ Ельцина, в котором путчисты объявлялись государственными преступниками и предупреждалось, что любой чиновник, выполнивший их приказ, будет подвергнут всей строгости закона.

В Москве средства массовой информации находились под контролем Комитета по чрезвычайному положению и подвергались жесткой военной цензуре. Но в Ленинграде Собчак, Щербаков и Беляев вместе с Юрием Яровым смогли убедить руководителя местного телеканала Бориса Петрова не только разрешить им передачу, но и обеспечить ее трансляцию через спутник, что позволило смотреть ее по всей России. Как язвительно заметил Крамарев, возможно, убедить Петрова в необходимости сотрудничества помогло то, что вокруг телеканала находилось 60 бойцов ОМОНа в полном боевом снаряжении. В часовом эфире Щербаков, выступая в роли флагмана, призывал бойцов Ленинградского гарнизона не позволить втянуть себя в братоубийственную войну. Собчак, надев профессорскую фуражку, назвал путчистов на сайте "бывшими" чиновниками, как будто они уже были судимы. Крючков был в ярости и лично позвонил и потребовал прекратить передачу. Сотрудники сообщили ему, что, к сожалению, по техническим причинам это невозможно.

Ближе к вечеру Щербаков пошел сообщить Самсонову, что на следующее утро на площади перед Зимним дворцом, где также располагался штаб военного округа, состоится массовый митинг. Самсонов, еще не остывший после стычки с Собчаком, предупредил, что у него есть приказ открыть огонь в случае незаконного собрания и что он его выполнит. Щербаков заметил, что если он так поступит, то это приведет к кровопролитию, гораздо худшему, чем то, что произошло в Тбилиси. В конце концов, был достигнут рискованный компромисс: тротуар перед штабом войск будет считаться запретной зоной, и каждый, кто посмеет встать на него, будет расстрелян. В противном случае войска будут держать огонь.

Соглашение состоялось. На следующий день, во вторник 20 августа, десятки тысяч людей собрались, чтобы послушать выступления Собчака, "пассионария" левых Марины Салье, председателей городского и областного Советов Александра Беляева и Юрия Ярова, Юрия Болдырева и других членов Съезда народных депутатов СССР, представителей интеллигенции и церковных деятелей - все они заявили о своем несогласии с узурпацией власти Чрезвычайным комитетом. Один американский бизнесмен, летевший из Москвы в Хельсинки на небольшом самолете, который пролетал над Ленинградом, вспоминал, как, глядя вниз, увидел, что вся площадь черна от людей, и поразился такому количеству "митингующих за свободу, за лучший способ управления".

Следующие 12 часов были критическими.

Путин вернулся днем. Юлий Рыбаков, бывший диссидент, ставший одним из ведущих демократов, вспоминал, что видел его вечером с пистолетом и десятком вооруженных охранников рядом с офисом Собчака:

Многие из депутатов также были вооружены - охотничьими ружьями, дробовиками или всем тем, что они могли найти, и люди на улице в толпе также имели оружие... В это время мы ожидали штурма. Депутаты заседали практически непрерывно. В перерыве между заседаниями нам позвонили из Белого дома в Москве и сообщили, что на улице стоят танки и штурм неминуем. Последнее, что мы услышали от него, было: "Прощайте!" ... и затем линия оборвалась.

Около полуночи прибыл глава КГБ Анатолий Курков. Курков был назначен членом Чрезвычайного комитета Самсонова, но он был против путча и считал, что Госкомитет действовал незаконно. Беляев видел его стоящим у кабинета Собчака и ведущим долгий разговор с Путиным. Впоследствии стало известно, что он пришел заверить Собчака, что, по крайней мере, в Ленинграде КГБ не будет выступать на стороне путчистов.

Затем стали поступать сообщения о том, что на штурм здания выехала армейская группа спецназа, аналог американской Delta Force или британской SAS. Две независимые радиостанции - "Радио Балтика" и "Открытый город", которым удалось остаться в эфире, передали обращение Беляева к населению города с призывом прийти на защиту Ленсовета. На улице толпы людей начали возводить импровизированные баррикады. На подмогу милиции, охранявшей здание, прибыли триста афганцев - суровых ветеранов войны в Афганистане, многие из которых были связаны с организованной преступностью. Крамарев направил группу ОМОНа для охраны офисов Собчака и Беляева на случай прорыва внешней обороны.

Собчак и Щербаков договорились разделиться и вновь собрать Ленсовет на Васильевском острове, если Мариинский дворец будет занят. Собчак вместе с Путиным отправился на Кировский машиностроительный завод, расположенный на юге города, где они провели остаток ночи в бункере.

В 3.30 утра в среду, 21 августа, Беляев вышел на балкон дворца и сообщил собравшимся, что получил сообщение из Москвы о том, что войскам, направленным на штурм Белого дома, приказано отступить. На Кронштадтской военно-морской базе командующий Балтийским флотом заявил о своем несогласии с переворотом. Председатель КГБ РФ приказал региональным управлениям КГБ оказать сопротивление.

Хотя неопределенность сохранялась до позднего вечера, путч был практически завершен.

Не обошлось и без кровопролития. В Москве в ночь на вторник трое молодых людей были застрелены и раздавлены под колесами наступающего танка. Но это были единственные жертвы. В Ленинграде никто не погиб.

В среду вечером Горбачев был освобожден из-под домашнего ареста в Форосе и вылетел обратно в Москву. Его политическая карьера была закончена. Пытаясь задобрить сторонников жесткой линии и либералов, консерваторов и демократов, он дискредитировал себя в глазах обеих сторон.

Союзный договор был мертв. После путча Ельцин не видел в нем необходимости. Важны были права республик: чем меньше власти у федерального центра, тем лучше. В долгой борьбе с Ельциным за главенство Горбачев проиграл. 'Царь должен вести себя как царь', - с горечью размышлял он впоследствии. А этого я делать не умею.

Умерла и Коммунистическая партия Советского Союза. После того как Ельцин приостановил ее деятельность в России, Горбачев ушел с поста генерального секретаря, призвал к роспуску партии и постановил передать всю ее собственность под контроль городских советов и республиканских парламентов.

КГБ выстоял, но на какое-то время был сильно ослаблен. В четверг вечером бронзовая статуя основателя ВЧК Феликса Дзержинского высотой 20 футов, стоявшая перед Лубянкой, была свергнута с постамента и увезена на грузовике-платформе. Председатель КГБ Владимир Крючков и еще шесть членов Чрезвычайного комитета были арестованы. Восьмой член комитета, министр внутренних дел Борис Пуго, покончил жизнь самоубийством.

Собчак вышел из кризиса с укрепившейся репутацией. Его выступление по телевидению с разоблачением заговорщиков в первый день путча вернуло ему национальную известность. Теоретик перестройки Александр Яковлев считал его теперь самым важным советским политиком после Горбачева и Ельцина. Родрик Брейтвейт, посол Великобритании, рассматривал его как возможного преемника Горбачева, если Союз сохранится.

Путин, как всегда, оставался на заднем плане. В эти судьбоносные дни, которые вскоре должны были привести к бесславному концу семидесятилетней советской истории, его роль была незначительной. Собчак в пространном рассказе о путче, занявшем две полные полосы газеты "Московские новости", ни разу не упомянула имя Путина.

Но год не прошел для него впустую. Дочь Собчака Ксения и дети Путиных играли вместе, семьи сблизились. Летом они вместе ездили отдыхать в финский город Турку, побратим Ленинграда, и вместе с мэром города Юхани Леппя рыбачили на архипелаге. Путин, может быть, еще неофит, но он завоевал доверие Собчака.

Августовский политический кризис на короткое время отвлек внимание от экономического кризиса, захлестнувшего Россию, и на столь же короткое время заставил мэрию и Ленсовет похоронить свои разногласия, столкнувшись с общим врагом в лице Комитета по чрезвычайному положению. Как только путч закончился, они с грохотом вернулись обратно.

На первом месте стоял экономический кризис. За 18 месяцев, прошедших после возвращения Путина из Дрездена, падение советского производства ускорилось. Рационирование большинства основных продуктов питания было введено, предположительно на временной основе, предыдущей зимой и не было отменено. В сентябре 1991 г. Собчак и Беляев обратились к Жаку Делору, председателю Европейской комиссии, с письмом, выражающим "крайнюю обеспокоенность" по поводу поставок продовольствия. По их словам, советская система распределения была нарушена, а поскольку в августе страны Балтии объявили о своей полной независимости, Таллинский процесс застопорился. Санкт-Петербургу, как вновь стал называться город - переименование вступило в силу 6 сентября, - срочно требовалось 20 тыс. тонн сливочного масла и 50 тыс. тонн мяса в качестве гуманитарной помощи.

Собчаку было неприятно обращаться с такой просьбой, и это чувство разделяла большая часть населения города: согласно опросу, почти половина считала, что просить помощи у иностранцев унизительно. Но выбор у него был невелик. В ноябре он созвал немногочисленный дипломатический корпус города на встречу, которую британский генеральный консул Барбара Хэй назвала "встречей умоляющих". В том месяце даже хлеб и картофель, основные продукты питания в российском рационе, были в дефиците, а у немногих открытых пекарен стояли длинные очереди. Ситуация с продовольствием достигла предела", - докладывал французский консул. На 10 ноября в городе было менее чем на три дня запасов мяса из расчета 1,5 кг (3,3 фунта) в месяц на одного жителя. Рацион из десяти яиц на человека в месяц был сокращен до восьми. Старики мрачно бормотали о повторении блокадной зимы 1941 года. Бизнесмены предупреждали об "опасной зоне возможных социальных взрывов, где может произойти все, что угодно".

Собчак посетил Великобританию, Францию, Германию и Испанию, чтобы убедить город в необходимости помощи. Вместе с ним ездил и Путин. Летом того же года Собчак назначил его председателем городского комитета по внешним связям, который отвечал за визиты иностранных высокопоставленных лиц, отношения с дипломатическим корпусом и совместные предприятия с иностранными компаниями. В конце концов, в город действительно начала поступать зарубежная продовольственная помощь. Но она не была ни в тех объемах , ни того качества, на которые рассчитывали русские, и, чтобы нанести соль на рану, доноры пошли на неловкие меры, чтобы превознести свои зачастую скудные пожертвования. Французы настояли на том, чтобы на медикаментах, отправляемых ими в Санкт-Петербург, был французский флаг и надпись "Французская гуманитарная помощь" на русском языке. Это сделает французскую акцию особенно заметной для населения", - писали в МИДе. Когда американцы прислали продовольствие, в основном военные пайки с баз США в Германии, его привезла колонна советских военных грузовиков, которая проехала через центр города во главе с генеральным консулом США Джеком Госнеллом в машине под американским флагом. Когда Великобритания прислала корм для скота, британский министр потребовал присутствовать при его разгрузке.

Зрелище было не из приятных. Западные страны говорят гораздо больше, чем делают на деле, - хмуро заметил Собчак. Появились необоснованные сообщения о том, что Великобритания пытается переправить в Россию некондиционное мясо, зараженное вирусом BSE, известным как коровье бешенство, а Германия отправляет продукты питания с истекшим сроком годности. Комментарии петербургских газет были единодушно негативными.

Ситуация усугубилась, когда Ельцин и его министр финансов Егор Гайдар решили, что в новом году, за некоторыми исключениями, такими как хлеб и мазут, контроль над ценами будет отменен в рамках так называемой "шоковой терапии". Это была попытка сделать за несколько недель то, что Горбачеву не удавалось сделать годами, - преобразовать советскую плановую экономику в систему свободного рынка. Это начинание американский посол Джек Мэтлок охарактеризовал как "попытку переоборудовать подводную лодку в самолет, сохранив при этом работоспособность всего экипажа".

Как только стало известно о принятом решении, поставки практически всех товаров полностью прекратились. Какая ферма или фабрика в здравом уме будет отправлять товар в магазины, если, подождав еще несколько недель, она сможет продать его в десять раз дороже?

В этой мрачной ситуации Собчак в декабре 1991 г. обратился к Путину с просьбой организовать сложную бартерную сделку, в рамках которой сырье, включая нефть, лес и драгоценные металлы, экспортировалось бы в Западную Европу, а на вырученные деньги закупалось бы продовольствие для населения.

Бартерная торговля помогала колесам советской экономики вращаться на протяжении десятилетий. Теоретически центральное планирование заботилось обо всем. На практике же в цепочке поставок всегда были дыры. На всех крупных государственных предприятиях для обмена излишков продукции на сырье, которое не успели выделить плановики, работали наладчики - "толкачи". Не зная других методов, чиновники мэрии Санкт-Петербурга в начале того же года начали пытаться использовать этот же подход в работе с потенциальными зарубежными партнерами. Первые попытки были предприняты Георгием Хижа, президентом Ассоциации промышленных предприятий Санкт-Петербурга, представлявшей военно-промышленный комплекс города. Так называемый "красный директор", назначенный советским государством, Хижа был умен, компетентен, носил хорошо сшитые костюмы, и его можно было принять за генерального директора западной компании. Но он совершенно не знал, как ведется бизнес за пределами России. Одно из его предложений заключалось в том, чтобы Ассоциация отправляла в Гавр сырую нефть или, наоборот, древесину или медь в обмен на оборудование для производства колбас и картофельных чипсов. Другой план предусматривал предоставление французским автопроизводителям - Renault и Citroën - бесплатных площадок для дилерских центров в центре города в обмен на подержанные автомобили. Еще один план предполагал уговорить иностранную компанию построить кирпичный завод, оплатив аренду одного из городских отелей. Неудивительно, что ни одна из этих схем не была реализована.

Задача Путина была более амбициозной и потенциально более реалистичной. Вместо прямого бартера предполагалось использовать посредников. В обычное время это было бы невозможно. Внешняя торговля была прерогативой советского правительства в Москве. Но сейчас были не лучшие времена. Советский Союз разваливался. Из него уже вышли страны Балтии, Армения, Грузия и Молдавия. 1 декабря украинцы проголосовали за независимость, что фактически стало предсмертным звоном для Союзного государства. Неделю спустя Ельцин и лидеры Белоруссии и Украины встретились в охотничьем домике в Беловежском лесу, недалеко от белорусско-польской границы, чтобы подписать соглашение о создании Содружества Независимых Государств - добровольного объединения, которое со временем объединит большинство, хотя и не все, бывшие советские республики. Это было равносильно заявлению о том, что СССР прекратил свое существование. Для Ельцина это была находка: если Советского Союза больше нет, то у его соперника больше нет страны, которой он мог бы руководить, и его карьера подошла бы к концу. 25 декабря Горбачев смирился с реальностью и объявил о своей отставке с поста Президента СССР. Серпастый и молоткастый флаг над Кремлем был спущен в последний раз, а на его месте поднят российский триколор.

В этих условиях обычные правила уже не действовали. Министерство внешнеэкономических связей предложило Путину действовать самостоятельно, что он и сделал.

Проблема заключалась в том, что обещанный импорт продовольствия был осуществлен в очень незначительном объеме.

Лицензионные соглашения между Комитетом по внешним связям (КВС) и посредническими импортно-экспортными компаниями, подписанные Путиным или его заместителем Александром Аникиным, составили в общей сложности 122 млн. долларов США. Вопрос, который был поднят, когда продукты не поступили, и который постоянно поднимается с тех пор, - что случилось с деньгами?

Стоит остановиться на этих обвинениях подробнее, поскольку впоследствии и в России, и на Западе было распространено мнение, что этот эпизод едва не привел к досрочному завершению карьеры Путина.

Договоры предусматривали экспорт 1 тыс. т алюминия и такого же количества меди, 20 тыс. т цемента, 120 тыс. т хлопка, 150 тыс. т мазута, 30 тыс. т металлолома, 750 тыс. куб. м древесины и 14 т драгоценных металлов в обмен на сахар, мясо, растительное масло, картофель, свежие фрукты, какао, сухое молоко, детское питание и корм для скота. Все контракты были составлены с ошибками и нарушали многочисленные постановления правительства. Посредникам разрешалось получать исключительно щедрые комиссионные в размере от 25 до 50% от прибыли, полученной от экспортных продаж. В восьми из тринадцати договоров не были предусмотрены штрафные санкции, если посредники отказывались от своих обязательств использовать деньги на импорт продовольствия. Выбранные компании не имели опыта работы, по крайней мере, некоторые из них имели привилегированные связи с самим Путиным или другими чиновниками мэрии. Во многих случаях они платили в России по заниженным ценам за товары, которые могли бы продать на Западе в десятки и даже сотни раз дороже. Одна из фирм, "Джикоп", частично принадлежащая брату Ильхама Рагимова, бывшего однокурсника Путина по университету, заключила контракт на покупку переходного металла ниобия по цене в семь раз ниже мировой, иттрия - в 20 раз, а скандия - почти в 2000 раз.

Для оппонентов Собчака вся эта схема была вонючей.

Создавалось впечатление, что Путин отдал выгодные контракты своим друзьям , которые цинично нарушили свои обещания привезти продовольствие в голодный город, а затем прикарманили деньги. Предполагалось, что он и Аникин должны были получить щедрые "откаты".

Однако внешность может быть обманчива.

Правда, договоры были составлены настолько небрежно, что школьник мог бы сделать это лучше, и Аникин в итоге был уволен за их утверждение. Но никто в Петербурге никогда раньше не составлял внешнеторговых договоров. Для городской администрации это была неизвестная территория, о чем свидетельствовали предыдущие неудачи даже такого толкового бизнесмена, как Георгий Хижа, в организации успешных бартерных сделок. Еще больше осложняло дело отсутствие установленной правовой базы. В ту зиму, когда распался Советский Союз и из его обломков возникло новое государство - Россия, никто не знал, какие законы действуют. Российские законы, когда они существовали, и советские, когда они еще действовали, часто противоречили друг другу. Чиновники придумывали их на ходу.

Более того, путинский ФРЦ не был участником экспортных соглашений. Он выдавал лицензии на основе квот, которые предварительно утверждались в Москве министром внешнеэкономических связей Петром Авеном, министром финансов Егором Гайдаром и первым заместителем министра экономики Андреем Нечаевым. Крупные государственные компании опасались напрямую участвовать в сделках, правовая основа которых была неясна, поэтому Путин обратился к друзьям или друзьям друзей, чтобы те организовали компании-посредники, которые могли обеспечить выполнение контрактов. Так было принято в России того времени: неформальные связи часто были единственным способом добиться чего-либо, особенно когда, как в данном случае, официальных каналов еще не существовало.

В большинстве стран, если бы компания регистрировала драгоценные металлы для экспорта по цене, составляющей лишь малую часть их мировой рыночной стоимости, это вызвало бы множество тревожных сигналов. Но Россия в 1992 году была не похожа на другие страны. Еще с советских времен редкие металлы распределялись централизованно, а не продавались. Поскольку не было внутреннего рынка, не было и фиксированной внутренней цены. Андрей Илларионов, ставший впоследствии экономическим советником Путина, утверждал, что советским экономистам было чуждо само понятие цены: государственный план строился на "материальных балансах", в которых цена не играла никакой роли.

В любом случае, предприятия, как и частные лица, в ту зиму настолько остро нуждались в деньгах, что готовы были продать за все, что только можно. В условиях, когда от 50 до 80% населения жило за чертой бедности, а на заводах перестали платить зарплату, любая сделка была лучше, чем ничего. Русские бабушки, вечные бабушки, на которых держатся семьи, стояли у станций метро, пытаясь продать букетик фиалок или несколько бедных овощей. Старики торговали семейными реликвиями и всем, что могло принести деньги. Молодой западный банкир был приглашен на встречу с человеком из военно-промышленного комплекса, который достал лист бумаги с химическими формулами и сказал: «Я уверен, что вы знаете, что это такое". Оказалось, что он пытался продать обогащенный уран. Все продавалось, - вспоминал банкир. При желании можно было купить истребители МиГ».

В этих условиях продажа скандия российским металлургическим заводом за одну двухтысячную часть от мировой рыночной цены не была чем-то необычным, особенно если директорам завода была обещана доля прибыли после продажи металла. Доказательств тому нет - по непонятной причине никто так и не попытался выяснить личности поставщиков, и сегодня, спустя 30 лет, след простыл, - но подобные "откаты" были обычной практикой того времени и вполне объясняют причину столь низкой цены.

Однако реальная проблема заключалась в другом. Соглашения, одобренные Путиным, не были ни настоящими бартерными сделками, ни обычными коммерческими операциями. После того как компании продали экспортируемые товары за валюту, даже если в контрактах были прописаны штрафные санкции за невывоз продовольствия, по российскому законодательству их невозможно было исполнить. Вполне предсказуемым результатом, как позже признал Путин, стало то, что некоторые из них нарушили свои обязательства. Один из них этого не сделал: Так, российско-германское совместное предприятие Tamigo отправило обратно две партии растительного масла. Другие же поступили так, как обычно поступали российские компании в то время, если им посчастливилось получить экспортные лицензии: они воспользовались огромным разрывом между стоимостью сырья в России и ценой его продажи за рубежом и спрятали прибыль на счетах в западных банках.

В этой истории был еще один поворот. Как только первая партия цемента и леса ушла, таможня заблокировала дальнейший экспорт, сославшись на то, что документы не действительны. Руководитель Санкт-Петербургского бюро Министерства внешнеэкономических связей Анатолий Пахомов был взбешен тем, что Москва действует за его спиной и выдает лицензии напрямую в мэрию.

По недомыслию, он заявил таможенникам, что разрешения министра недостаточно. В марте Авен уволил его и официально передал комитету Путина право лицензировать внешнюю торговлю города. Но таможня уперлась, настаивая на праве взимать экспортные пошлины. Все это вылилось в масштабную бюрократическую борьбу за территорию. Ни один из редкоземельных металлов не покинул Россию. О Джикопе больше не слышали.

На этом дело должно было закончиться. Но к тому времени о лицензионных соглашениях узнала давний противник Собчака - Марина Салье. 14 января Путин был вызван для объяснений в комиссию по продовольственному снабжению Ленсовета - или Петросовета, как его теперь переименовали, - которую она возглавляла. Он не привык выступать с официальными докладами, и заседание прошло не очень удачно. Борис Вишневский, на которого произвело благоприятное впечатление поведение Путина, когда девять месяцев назад Собчак направил его на переговоры с депутатами, сказал, что в этот раз он вел себя высокомерно, грубо и непринужденно. На просьбу предоставить дополнительную информацию Путин отказался, сославшись на то, что коммерческие соглашения являются конфиденциальной информацией.

Салье и ее сторонники, еще не переварившие неудачу с импичментом Собчака в 1990 г., почувствовали возможность.

Для проведения расследования была создана рабочая группа горсовета. Ее отчет, подготовленный 23 марта, рекомендовал Собчаку освободить Путина и Аникина от занимаемых должностей за "некомпетентность, граничащую с недобросовестностью", обвинил их в "грубом и неоднократном нарушении закона", осудил так называемые "криминальные условия" джикопского контракта и призвал провести повторное расследование, чтобы выяснить, занимались ли члены путинского комитета коррупционными действиями. На пресс-конференции в тот же день Салье пошел дальше, обвинив Путина и Аникина в "личной заинтересованности" в соглашениях "нефть в обмен на продовольствие" и попытке незаконно извлечь из них прибыль. Беляев распорядился направить доклад в городскую прокуратуру и Юрию Болдыреву, которого Ельцин недавно назначил начальником Главного контрольного управления Администрации Президента, занимавшегося, в частности, расследованием финансовых злоупотреблений. Когда Собчак отверг выводы группы, депутаты обратились к Ельцину с просьбой снять и его с должности.

Салье и ее коллеги сделали все возможное, но так и не смогли найти "дымящийся пистолет". Альфред Кох, работавший тогда в мэрии, а впоследствии ставший одним из заместителей премьер-министра Ельцина, объяснил, почему:

Салье была очень хорошей женщиной, но она абсолютно ничего не понимала в экономике. Поэтому она писала всякую чушь. Она написала в своем отчете, что Путин и Собчак отправили нефть и прочее за границу и обещали, что на эти деньги будет закуплено продовольствие... Но... кому принадлежала нефть и редкие металлы? Кому они принадлежали? Они принадлежали разным компаниям, которые хотели экспортировать. Но они не могли экспортировать без специального разрешения. Тогда они пошли к Собчаку и Путину и сказали: "Дайте нам разрешение. Когда мы продадим товар, мы привезем продукты". Они продали товар, получили деньги, а продукты не привезли... Никто ни у кого ничего не украл! Это был их товар, они его продали, и деньги, которые они получили, были их.

Болдырев был в плохих отношениях с Собчаком и взял самоотвод от участия в расследовании. Тем не менее, он пришел к тому же выводу, что и Кох. Это было "совершенно обычное дело", - вспоминал он. Были "существенные нарушения", но не более серьезные, чем в других регионах России. «Подобные вещи были очень типичны для того времени - экспорт стратегических материалов в обмен на продовольствие, которое потом не поставлялось».

Об этом свидетельствуют современные данные. Почти аналогичный случай произошел весной 1992 года в Екатеринбурге, бывшей вотчине Ельцина. Губернатору области Эдуарду Росселю были выданы лицензии на экспорт сырья на 110 млн. долл. с освобождением от таможенных пошлин при условии, что вырученные средства будут направлены на импорт "продуктов питания, медикаментов и товаров первой необходимости". Как и в Санкт-Петербурге, в число экспортируемых товаров вошли редкие металлы, в том числе галлий и цирконий. Как и в Санкт-Петербурге, практические действия были поручены сомнительным местным компаниям и совместным предприятиям. Как и в Санкт-Петербурге, Таможенное управление взбунтовалось и заблокировало часть экспорта. С той лишь разницей, что посреднические компании в Екатеринбурге оказались умнее своих питерских коллег и использовали небольшую часть прибыли для закупки дешевого низкокачественного зерна на Украине и в Белоруссии, чтобы создать видимость выполнения хотя бы части своих обязательств.

Даже если это было, по словам Болдырева, "рядовое дело", Собчак был достаточно обеспокоен, чтобы спросить, нельзя ли привезти в Москву Путина и еще нескольких сотрудников городской администрации, чтобы они изложили свою точку зрения. Были случаи отставки губернаторов губерний и по меньшим основаниям. Важен был не сам проступок, а то, что Ельцин или кто-то другой из влиятельных лиц хотел получить повод избавиться от губернатора, который показался ему неприятным. Взаимоотношения между Ельциным и Собчаком никогда не были особенно хорошими. С тех пор как Собчак стал национальным лидером во время путча, Ельцин рассматривал его как потенциального соперника. Но Собчак был верен, и этого было достаточно. Путин дал письменные показания, как и Собчак, и некоторые другие. Болдырев рекомендовал не возлагать на него никаких дополнительных обязанностей до окончания расследования. Но даже эта небольшая пощечина была отменена Петром Авеном.

К этому времени ситуация с продовольствием в Санкт-Петербурге стабилизировалась. Собчак и Путин договорились с консорциумом банков в Барселоне о кредите в 500 млн. долларов, 80% которого было связано с закупкой испанских продуктов питания, а также о прекращении нормирования.

Спустя годы, когда Путин занял видное положение в Москве, "продуктовый скандал", как его стали называть, получил новое дыхание. Утверждалось, что он был едва ли не уволен, что речь шла не о 100 миллионах, а о миллиарде долларов США, и завуалированно высказывались предположения, что значительная часть денег оказалась в карманах Путина и Собчака.

Все это было неправдой.

Безусловно, некоторые бизнесмены, участвовавшие в этом, получили большие прибыли, а некоторые чиновники мэрии - выгоду. Но поскольку Таможенное управление заблокировало все поставки, кроме первой, сумма, о которой шла речь, была гораздо меньше первоначально заявленной. Даже петербургская пресса уделила этой истории мало места. Либеральная газета "Смена" сосредоточилась не на обвинениях Салье, а на борьбе между мэрией, таможней и вскоре уволенным Анатолием Пахомовым. Московская деловая газета "Коммерсант" обвинила радикальных депутатов в том, что они подняли ложную тревогу. Даже Марина Салье признала, что в то время "наш доклад никого не заинтересовал". Болдырев предпринял ряд шагов, направив группу проверяющих для изучения документов городской администрации, но никаких доказательств злоупотреблений найдено не было. В июле прокуратура Санкт-Петербурга постановила, что отвечать не за что, так как нет состава преступления. На этом дело и закончилось.

Попытка августовского путча 1991 г. заставила западные правительства и финансовые институты осознать, что достижения перестройки могут быть в мгновение ока свёрнуты, если к власти придёт правительство иного типа.

Никто из них не хотел вливать деньги в Горбачева и тем более в Ельцина. Разговоры о "плане Маршалла" для России так и остались разговорами. В ретроспективе их нежелание было вполне объяснимо, хотя, возможно, и недальновидно. Считалось, что Россия - это "черная дыра". Давать деньги правительству, не имеющему инфраструктуры для их конструктивного использования, было бы равносильно тому, чтобы выбросить их на ветер. В преддверии выборов в Америке администрация Джорджа Буша остерегалась всего, что могло бы заставить ее выглядеть мягкой по отношению к бывшему противнику в холодной войне. Не имея американской инициативы, западноевропейцы сидели сложа руки. Но никто из них не хотел видеть у власти жестко настроенное коммунистическое правительство, а, как показала попытка переворота, при наличии соответствующих условий это не исключено.

Ответ, по их мнению, заключается в том, чтобы постараться как можно быстрее сделать переход к рыночной экономике необратимым.

Определенный прогресс в этом направлении уже был. За первые восемь месяцев 1991 г. в Ленинграде было зарегистрировано больше совместных предприятий с иностранными компаниями, чем за предыдущие четыре года. Летом того года лидеры "Большой семерки" - Группы семи промышленно развитых стран - обсуждали пути продвижения рыночных реформ. Было решено, что Всемирный банк и Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) разделят между собой крупные советские областные центры с целью создания "оплота против коммунизма". Всемирному банку были переданы Нижний Новгород и Волгоград, ЕБРР - Ленинград и Киев.

После путча эта программа была переведена на усиленный режим работы.

Менее чем через 48 часов после возвращения Горбачева в Москву из Фороса в Ленинград прибыл председатель ЕБРР Жак Аттали, который подписал с Собчаком соглашение о запуске пилотной схемы приватизации недвижимости. Число иностранных бизнесменов, приезжающих в город, росло в геометрической прогрессии. В 1992 г. путинским Комитетом по внешним связям было зарегистрировано более 3000 совместных предприятий , что в десять раз больше, чем в 1991 г.Россия стала новой границей для признанных западных компаний, желающих закрепиться на, как они надеялись, огромном потенциальном рынке; для молодых начинающих компаний, которые открыли бизнес в Чехословакии, Венгрии или Польше и теперь искали новые вызовы на востоке; для "ковровых мешков" и мошенников, которые приехали с целью быстрого обогащения. Санкт-Петербург, традиционные ворота России на Запад, расположенный менее чем в двух часах езды от финской границы, имел свою долю всех этих трех факторов.

Для большинства из них первым пунктом назначения стал ЦКБ Путина. Собчак наделил его широкими полномочиями, и с самого начала Путин видел свою роль широкомасштабной. Помимо внешней торговли и инвестиций, он отвечал за развитие гостиничного бизнеса и туризма, гуманитарную помощь, взаимодействие с иностранными консульствами в городе. Позднее в его ведение были переданы главный аэропорт города Пулково, Санкт-Петербургский нефтяной порт, зарубежные телепередачи, ретранслируемые в Санкт-Петербурге, а также иностранные финансовые институты.

В декабре 1991 г. французский банк Crédit Lyonnais открыл в Петербурге первый в России филиал иностранного банка, а вскоре после этого франко-германское партнерство между Banque Nationale de Paris и Dresdner Bank. Через полгода при участии ФРЦ была создана первая в городе и вторая в России валютная биржа. Банковское дело, наряду с созданием зоны свободного предпринимательства, было одним из фетишей Собчака. Он мечтал превратить Санкт-Петербург в финансовую столицу России.

Даже если некоторые из обязательств Путина были скорее условными, чем реальными, это был внушительный список обязанностей. Он много ездил, в основном по Европе, а также в дальние страны, включая Турцию, США и Канаду. Когда Собчак принимал иностранных гостей, Путин был незаметен, сидел в сторонке. В сентябре 1991 г. приезжал госсекретарь США Джеймс Бейкер, а через месяц - бывший премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер. Приезжал экс-президент Никсон. Генри Киссинджер и Собчак стали сопредседателями ежегодных заседаний комиссии, созданной вашингтонским Центром стратегических и международных исследований для содействия развитию региона. Приехал принц Чарльз, за ним на королевской яхте Britannia приплыла королева Елизавета, совершив первый визит в Россию британского монарха после убийства царя в 1918 году. Приезжали также президент Клинтон, вице-президент Гор ( ), канцлер Германии Коль и целый ряд других деятелей. В 1994 году ЕБРР провел в Санкт-Петербурге свою ежегодную конференцию, в которой приняли участие 5 тыс. человек. В каждом случае Путин и его сотрудники отвечали за организацию их программ и безопасность.

Это была только официальная часть его работы. Неофициально его основной задачей было взаимодействие со спецслужбами. Собчак также использовал его в качестве связного для выполнения других, совершенно не связанных с ним заданий.

После путча и решения Ельцина о запрете КПРФ Путин был назначен ответственным за распоряжение имуществом обкома партии, включавшим административные здания, типографию Лениздата, ферму, дачи, летние лагеря и детские сады, гостиницы, больницы, гараж с более чем сотней служебных автомобилей, а также партийные архивы и, по некоторым данным, "черную кассу" секретных партийных средств.

В октябре 1991 года, еще до начала работы ФРЦ, ему было дано дополнительное задание: контролировать игорный бизнес в Санкт-Петербурге, включая казино и игровые автоматы, "одноруких бандитов", которых в городе становилось все больше.

В конце того же месяца начался переезд городской администрации в освободившееся двумя месяцами ранее здание Смольного. Там Путину наконец-то выделили кабинет и собственную приемную.

Это было достаточно скромное помещение - "рабочий кабинет", как выразился один из посетителей - на первом этаже, в знак уважения к Собчаку, который занимал большие апартаменты, ранее принадлежавшие первому секретарю ЦК КПРФ, этажом выше. В приемной стоял стол для помощника Путина, диван, пара стульев и витрина с пыльными безделушками. Внутреннее убранство было таким же скудным: кроме книжной полки с советской энциклопедией, единственным украшением была тарелка дрезденского фарфора с изображением трамвая, портрет Ельцина - вместо портрета Петра I, украшавшего приемную Мариинского театра, - и горшок с растением в углу.

Барбара Хэй, консул Великобритании, посетившая Путина вскоре после его переезда, записала в своем дневнике, что это «сумасшедший дом. Люди выстраиваются в очередь, чтобы увидеть его. Кажется, что никто не может принять решение, не сославшись на него или Собчака. Нет никакой организации. Его помощник, женщина, [пользовалась] двумя телефонами одновременно и умудрялась при этом показывать подруге журнал [западной моды]».

Вскоре к секретарю Марине Ентальцевой присоединился личный секретарь Игорь Сечин, работавший в 1980-х годах переводчиком в советской армии в Анголе и Мозамбике под эгидой ГРУ - службы военной разведки. Сечин, коренастый, мускулистый мужчина лет тридцати с темными, коротко стриженными волосами, которого можно было принять за вышибалу ночного клуба, служил Путину с преданностью лимпета. Как и его начальник, он был выходцем из рабочего класса и вырос в бедном пригороде Ленинграда. В Смольном он взял на себя роль привратника и попытался навести видимость порядка. Но в первые месяцы даже Сечину не удалось привить реальное чувство дисциплины. Большая слабость Путина - это его кабинет", - вздыхает Сергей Покровский, один из членов комитета. Царит дезорганизация, повсюду летают бумаги.

В каком-то смысле это было в характере. Бывшая учительница Путина, Вера Гуревич, жаловалась, что в студенческие годы у него на парте всегда был беспорядок, пока вдруг его не стало, и она узнала, что он ушел на службу в КГБ.

Но здесь действовало и нечто другое. Российские начальники обычно управляют с помощью ударов. Это было не по-путински. Марина Ентальцева вспоминала, что в первый день, когда он пришел в офис, она как раз красила губы. Она предполагала, что ее уволят на месте. Но он сделал вид, что ничего не заметил. Это было не по-русски, или, по крайней мере, нетипично. Она не знала, как к этому относиться.

Многие российские коллеги Путина, в том числе и те, кто не любил Собчака и его администрацию, считали его впечатляющим оператором. Покровский, впоследствии с отвращением уволившийся из мэрии, говорил, что у него "острый ум, он быстро все решает и профессионально разбирается в делах". Александр Беляев, откровенно заявив: "Я не люблю Путина", признал, что "он понимает, как сотрудничать с людьми, как использовать их в своих интересах". Даже Валерий Павлов, который во время их совместной работы считал его "замкнутым и скрытным, ничего не выдающим", отметил, что он быстро поставил под свой контроль целые районы администрации. Иностранцам понять его было гораздо сложнее.

Самой распространенной реакцией было вообще не замечать его присутствия. Западные послы, приезжавшие из Москвы, говорили потом: «Я его совершенно не помню. Вообще ничего. Я, наверное, пожимал ему руку - но абсолютно ничего не помню». Яакко Калела, занимавший пост советника по национальной безопасности при нескольких президентах Финляндии , вспоминал, что всякий раз, когда Путин приезжал с Собчаком в Хельсинки, "он как-то исчезал в обоях".

Барбара Хэй, которая много общалась с ним в 1991 и 1992 годах, когда пыталась найти помещение для британского консульства в Санкт-Петербурге, записала в своем дневнике, что он попеременно то "любезничал", то выглядел "усталым и больным":

[Он был невзрачный, невысокий, с тонкими, всклокоченными волосами, с пастозным лицом... Но я сказал себе, что тогда никто не выглядел хорошо, учитывая питание, климат, воспитание и так далее... Он был небольшого роста, тихий, не выпячивал себя... Никаких разговоров. Ничем себя не выдавал. Не очень изящный... Вполне деловой и к делу. Не общительный: он был сосредоточен исключительно на деловой стороне своей работы... Он носил один из тех блестящих костюмов, которые носили тогда российские чиновники - "блестящие костюмы и остроконечные носки"... И [в тех редких случаях, когда он посещал дипломатические приемы], он не циркулировал: он не работал в зале. Казалось, он никогда не хотел быть там: это была работа. Даже не обязанность, а рутина. Это была рутина, потому что он считал светские беседы и общение пустой тратой времени, а он этого не любил. Он не терпел дураков. Он мог быть нетерпеливым и не возражал, если это проявлялось.

Чарльз Райан, 25-летний американец, работавший заместителем Бориса Федорова в ЕБРР, вспоминает, как однажды утром в 1992 г. он пришел в офис Путина с просьбой об отмене налоговых льгот для компании Gillette, которая хотела реконструировать старый завод оборонной промышленности и превратить его в совместное предприятие по производству бритвенных лезвий:

Он выглядел уставшим, у него было не очень хорошее настроение, и он сказал: "Я видел вашу презентацию. Я все понял. Нам не нужно повторять ее". Я был довольно раздражен, потому что я много работал над этим, [поэтому] я сказал: "Действительно! Скажите мне, что вы поняли? Тогда он очень разозлился и сказал: "Я вам скажу, что я получил. Мы недавно у власти. Мы хотим остаться у власти. Остаться у власти - значит обеспечить людей практической выгодой от нашего пребывания у власти, что в основном означает рабочие места. А рабочие места требуют капитала. У нас его сейчас нет, а у иностранцев есть. Значит, нужны иностранцы. А иностранцы требуют налоговых льгот. Поэтому налоговые льготы означают, что мы остаемся у власти".

Хорошо", - согласился Райан, в достаточной степени успокоившись: "Думаю, вы поняли". Подход Путина, подумал он впоследствии, был абсолютно прагматичным. Проект Gillette был реализован и стал одним из самых успешных совместных предприятий в городе.

Если Путин выглядел вечно уставшим, то это было так. В большинстве случаев он уезжал с дачи рано утром и возвращался только к полуночи. Объем работы был непосильным. Как сказал другой молодой американский чиновник, "он был человеком, который заставлял поезда ходить вовремя для Собчака". В летние выходные Путины приглашали 15-20 гостей, бизнесменов и городских чиновников, на шашлыки, к раздражению их строгого старого соседа-коммуниста Василия Головко, который раздражался из-за больших иностранных машин, припаркованных под его окнами, водители которых, "мускулистые, упитанные молодые парни, играющие музыку или читающие газеты, не обращали ни малейшего внимания, когда я пытался их приструнить". Но даже на даче Путину было трудно расслабиться. Всегда находилось какое-то неотложное дело, которое нужно было обсудить. Людмила вспомнила, как однажды они пошли по грибы, и пока все искали в подлеске, ее муж стоял рядом и перебирал бумаги.

По словам Стуре Стьернлофа, шведского консула, он был «тихим и уклончивым... корректным и дружелюбным в холодной, отстраненной манере. Но он никогда не вступал в диалог. Он слушал, но избегал высказывать свою позицию... Будучи гостем на обеде или ужине, он большей частью сидел молча с непостижимой улыбкой на губах». Стьернлёф не испытывал к нему особой симпатии и находил его неприятным в общении. Путин, вспоминал он, всегда говорил так тихо, что собеседнику приходилось прилагать усилия, чтобы расслышать его слова. В каком-то смысле это было одним из аспектов его навязчивого самоконтроля. Он почти никогда не повышал голос, как бы ни был зол. Но, как и его хронические опоздания, это был способ поставить собеседника в психологически невыгодное положение.

Это не были приемы, которым Путин научился в КГБ. Заставлять просителей ждать - старая российская бюрократическая тактика, позволяющая утвердить свое превосходство. Путин заставлял людей ждать, если только не было настоятельной необходимости быть пунктуальным, потому что мог. Опоздание не приносило никакой пользы и требовало усилий, которые он мог бы потратить в другом месте.

Стьернлоф считает, что симпатии Путина лежат на стороне Германии, "в той мере, в какой их можно выявить". Но при этом он добавил: "Мне кажется, он слишком расчетлив, чтобы быть чьим-то другом... Он - оператор и манипулятор, который холодно и трезво оценивает свои возможности, предвидит свои и чужие действия задолго до того, как сделает первый шахматный ход. Он не спонтанен и менее всего глуп. Я воспринимаю его как хитрого и, если нужно, жесткого оператора".

Джек Госнелл, американский коллега Стьернлофа, также недолюбливал Путина. Он был «холодной рыбой. Прусский. Без чувства юмора». Американский посол Том Пикеринг был с ним согласен. 'Он был абсолютно закрыт', - вспоминал Пикеринг. Все, что он собирался сказать, было основано на значительном элементе недоверия.

Франц Зедельмайер, молодой немецкий бизнесмен из Мюнхена, оставил после первой встречи столь же неблагоприятное впечатление. Путин был "похож на всех типичных немецких бюрократов, которых я когда-либо встречал", - писал он, - "смесь подразумеваемой власти с самодовольным высокомерием".

Но Седельмайер, экспансивный, общительный человек, на десять лет младше Путина, приехавший в Россию продавать антитеррористическое оборудование и программы обучения для милиции, был тем редким иностранцем, которому удалось пробиться за непреклонный фасад, и в течение нескольких последующих лет между ним и Путиным сложились необычайно теплые отношения. Путина восхищало новейшее оборудование, которое привозил Седельмайер. Он заезжал к Седельмайеру на виллу на Каменном острове, где располагались особняки городской элиты, они пили баварское пиво и ели немецкие сосиски, что навевало воспоминания о Дрездене. В конце концов, они серьезно рассорились, но в начале 1990-х годов Седельмайер стал ближе к Путину, чем любой другой западный человек, хотя даже он обнаружил, что существуют определенные границы:

Он был любопытен и, конечно, наблюдателен... И он всегда контролировал и себя, и ситуацию... Он по-разному проецировал себя на разных людей. Он был хамелеоном. Он возвращал им зеркальное отражение того, что, по его мнению, они хотели бы увидеть. Он ... умел выуживать информацию из людей, но был сдержан, когда говорил о других... Он не был человеком, который открывался. [Он держал] свою личную жизнь в тайне... Он постоянно держал стену между людьми, которых он знал, и своей семьей. [Он никогда не говорил о своих родителях, не говорил о своей жене... Я не могу вспомнить ни одного случая, когда у меня было бы ощущение, что он рассказывает мне что-то откровенное о своем личном прошлом.

Если ему приходилось идти на прием, он искал знакомое лицо, обычно либо самого Зедельмайера, либо немецкого консула Эберхарда фон Путкамера, аристократа, женившегося на дочери финского генерала, чья родословная восходила к Померании XII века. Если ни того, ни другого не было, он оставался минимальное время, предусмотренное этикетом, и затем уходил.

Фон Путткамер также обнаружил, что Путин предпочитает говорить о практических вещах, никогда не затрагивая ничего личного. Была "дверь, которую он никогда не открывал", - вспоминает он. Он не тот человек, который может показать свою внутреннюю сущность".

По словам Седельмайера, Путину лучше всего работалось в небольших группах: "один на один, или один на два-три". Он был индивидуалистом, а не командным игроком. Когда ему приходилось выступать с речью или принимать большую делегацию, он был склонен волноваться и путать имена людей. Александр Беляев вспоминал первое выступление Путина перед Ленсоветом, когда он представлял доклад от имени Собчака. «Это было ужасно. Он с трудом мог вымолвить слово. Это был полный провал». Даже его друг Сергей Ролдугин был потрясен тем, как он тараторил, и недоумевал, почему он не выражает свои мысли лучше.

Ответ был прост. Наряду с обилием прилагательных, которыми иностранцы пытались описать его характер: "тихий и неказистый; деловой и прагматичный; холодный, отстраненный, сдержанный и уклончивый; расчетливый, а не спонтанный; хитрый и жесткий", Путин был застенчив. Большинство его близких российских друзей этого не замечали. Но за пределами своего узкого круга общение с людьми не было для него естественным. По словам Людмилы, "ему приходилось много работать, чтобы казаться непринужденным в общении с людьми".

Однако это была лишь одна сторона Путина.

Как в школьные годы он всегда старался не выделяться, но в то же время небольшими знаками заявлял о своем отличии - носил часы на правом запястье, играл в сорвиголову, выбрал отличную от одноклассников школу, - так и теперь у городского чиновника, "растворившегося в обоях", появилось еще одно лицо, странно выделяющееся на фоне остальных. Там, где его коллеги носили стандартные серые костюмы, Путин носил зеленый костюм и двухцветные туфли белого и коричневого цветов. По выходным он надевал пиджак малинового цвета, символизирующий так называемых "новых русских" - молодых бизнесменов, внезапно разбогатевших, часто сомнительным путем, и щеголявших своим новым богатством в дизайнерской одежде и дорогих иномарках. Иногда пиджак причудливо сочетался с синими спортивными костюмами Adidas.

Если в Петербурге Путин работал без перерыва, то в отпуске он полностью отключался. Когда однажды летом шведский дипломат выследил его на пляже на Черноморском побережье, он был возмущен тем, что кто-то посмел побеспокоить его во время отпуска.

Его личная жизнь, которую он ревностно оберегал, была не столь обычной, как кажется. Если с двумя маленькими дочерьми, учившимися в немецкой школе Piterschule в Санкт-Петербурге, он обращался с любовью и настаивал на дополнительных занятиях балетом и скрипкой, то отношения с Людмилой были непостоянными. Как и у Собчак, которая была известна своей неверностью, взгляд Путина все же был склонен к блужданию. В 1992 году Элизабет Гигу, элегантный и стильный министр по делам Европы Франции, во главе делегации прибыла в Санкт-Петербург на открытие Европейского университета, созданного по совместному проекту Собчак и Жака Ширака. Путин устроил приветственный банкет. Это был официальный прием, на который французская сторона оделась с шиком, и он не мог оторвать глаз от декольте Гигу, настолько, что она сочла необходимым попросить своего соседа, писателя Марека Хальтера, вступить с ним в разговор, чтобы отвлечь его внимание.

В другой раз, во время визита в Гамбург, он повел Людмилу и еще одну пару в стриптиз-клуб на Рипербане, в районе красных фонарей. Когда артисты - "огромный черный мужчина под два метра ростом и черная женщина, совсем маленькая девочка", как их охарактеризовал Путин, - начали свое выступление, подруга Людмилы потеряла сознание. Не успели ее привести в чувство, как она увидела, что оба артиста, уже обнаженные, спускаются со сцены, и тут же снова потеряла сознание. В.В.Путин потом утверждал, правда, несколько неправдоподобно, что его послали изучать квартал красных фонарей, чтобы понять, как бороться с подобными заведениями в Петербурге. Но ему явно понравился этот опыт, так как во время последующего визита в Гамбург он настоял на том, чтобы взять с собой в тот же клуб российского режиссера Игоря Шадхана, и разразился хохотом, увидев шокированное выражение лица пожилого человека.

Он также часто ездил в Финляндию, говоря Людмиле, которая, видимо, ему верила, что это единственное место, где он может поговорить и быть уверенным, что его никто не подслушивает. Однажды он отправился с футбольной командой мэрии на игру с финской командой, капитаном которой был мэр Турку Юхани Леппя, и вернулся домой со сломанной ключицей после столкновения в воздухе с архиепископом города Иоанном Викстремом, который забил победный гол в ворота хозяев. В общей сложности он посетил Турку около десятка раз и однажды, чтобы отметить свое 40-летие, отправился с Леппя и группой финских друзей в Лапландию.

Леппя, который по-прежнему близок к Путину, делает вид, что не распространяется об этих визитах.» У меня столько историй, которые я не могу рассказать, - говорит он с озорной улыбкой, а потом, как бы между прочим, добавляет: - Ему нравятся высокие девушки. Они должны быть стройными... Он очень нормальный человек».

Было бы неверно читать в этом слишком много. Как сказала Людмила, «каким бы он был мужчиной, если бы его не привлекали красивые женщины?» Тем не менее, образ Путина довольно сильно отличается от образа безликого, пуританского, изможденного бюрократа, который "заставляет поезда ходить по расписанию" и к которому иностранцы стоят в очереди, когда им нужно что-то сделать.

С момента своего прихода в мэрию Путин был намерен поставить всю внешнюю политику города под свой личный контроль.

В своем первом опубликованном интервью в августе 1991 г. он подчеркнул, что ответственность за "интересы города на международной арене" должна быть централизованной. Отсутствие четкого разграничения полномочий между Администрацией города и Петросоветом создавало ситуацию, когда западные компании не знали, с кем им разговаривать, а в некоторых случаях просто отказывались. "Анархия в этой сфере недопустима", - сказал он. Комитет по внешним связям должен быть единственным собеседником.

Следующие три года Путин потратит на то, чтобы добиться этого.

То, что он пользовался доверием Собчака, давало ему преимущество. Как отмечала Барбара Хей, иностранцы вскоре стали воспринимать Путина как единственного человека, кроме самого мэра, способного принимать решения. Это было не совсем так, но Собчак это мнение поощрял. Когда Борис Федоров приехал открывать офис ЕБРР в Санкт-Петербурге, Собчак сказал ему, что ключевыми членами его команды являются Путин и Анатолий Чубайс, которого он назначил своим главным экономическим советником. В ноябре 1991 года Чубайс уехал в Москву, чтобы стать главой Госкомимущества. Он никогда не проявлял особого интереса к международным отношениям. Бывали моменты напряженности, когда в приватизационных проектах участвовали иностранные инвесторы, но Путин не видел в нем конкурента. Этого нельзя сказать ни о Георгии Хиже, которого Собчак назначил главой Комитета экономического развития города, ни о Сергее Беляеве, который стал руководителем Комитета по имуществу Санкт-Петербурга. Чубайс предпочел бы видеть на питерском посту своего человека и с новой властной базы в Москве назначил заместителями Беляева двух молодых коллег - Альфреда Коха и еще одного экономиста Михаила Маневича. Но больше всего назначение Хижи и Беляева беспокоило Путина. Если он видел, что кто-то другой вторгается на его территорию, он начинал очень ревновать", - вспоминал Кох. Чарльз Райан, молодой помощник Федорова в ЕБРР, испытал это на собственном опыте:

Это была очень сложная ситуация. С одной стороны, нашим официальным собеседником был Путин, а он был очень тонкокожим, очень обидчивым, что именно он, и никто другой, является для нас главным... А с другой стороны, мы должны были разговаривать с Комитетом по имуществу, потому что они занимались приватизацией... В общем, мы пошли на встречу с Беляевым, потому что у нас был конкретный вопрос по одному из наших пилотных проектов. И вот мы сидим, обедаем с Сергеем в отеле "Гранд Европа", и тут заходит Путин и видит нас. На его лице видна ярость. Это было: "Вы, ребята, меня не уважаете"...

После нескольких неловких недель Райану удалось сгладить ситуацию. Со временем Беляев тоже уехал в Москву, где Чубайс кооптировал его в число своих заместителей, а его преемником был назначен Михаил Маневич, броская фигура с мгновенно узнаваемым, рокочущим голосом, ставший хорошим другом Путина.

Хижа представляла собой гораздо более серьезную проблему.

Он занял третье место в аппарате мэра после самого Собчака и вице-мэра Вячеслава Щербакова и получил право подписывать финансовые документы от имени мэра, которое не было предоставлено ни одному другому председателю комитета. Вскоре после своего назначения он распорядился провести структурную ревизию городской администрации, в результате которой был сделан, несомненно, правильный вывод о наличии большого количества дублирующих функций, и рекомендовал провести серьезное сокращение штатов, причем в тех департаментах, которые Хижа считал посягающими на его территорию. Затем выяснилось, что он намерен увеличить штат своего комитета на 30% , мотивируя это тем, что все аспекты работы города имеют экономическую составляющую. Щербаков резко возразил, и в марте либеральные газеты "Смена" и "Час пик" обвинили Хижу в том, что он отодвинул на второй план и Собчака, и вице-мэра, чтобы сосредоточить власть в своих руках. Но Собчак видел в нем полезный противовес Щербакову и не желал давать ему пощечину.

Экспансионистские наклонности Хижи раздражали Путина. Он настаивал на присутствии на встречах Собчака с иностранными высокопоставленными лицами, проявлял нежелательный интерес к внешней торговле, в результате чего Путин, как и другие председатели комитетов, чувствовал себя брошенным на произвол судьбы.

Спасение вновь пришло из Москвы, где в мае 1992 г. Ельцин вызвал Хижу в качестве заместителя Егора Гайдара, которого он собирался назначить исполняющим обязанности премьер-министра. Его уход освободил Путину путь к расправлению крыльев. Ранее, в феврале того же года, Собчак назначил его одним из трех заместителей мэра. Но решающий шаг произошел четыре месяца спустя, когда мэр подписал указ, позволяющий Щербакову не только как вице-мэру, но и любому из трех заместителей замещать его на время отсутствия. В этом случае, возможно по совету Путина, Собчак действовал с необычной осторожностью. Постановление было представлено как резервный вариант на случай одновременного отсутствия и его, и вице-мэра. В августе, когда Собчак ушел в отпуск, Щербаков, как обычно, стал исполнять обязанности мэра вместо него. Но в ноябре 1992 года, когда Собчак в очередной раз уезжал за границу, он назначил вместо себя Путина.

Городской совет выразил протест, заявив, что Щербаков, как выборное должностное лицо, может быть назначен исполняющим обязанности мэра, а Путин - нет, и его назначение незаконно, что и было сделано. Собчак отмахнулся от этого. В ответ Щербаков выступил с серией едких газетных статей, в которых обвинил Собчака в том, что тот пытается микроуправлять работой администрации, присваивая себе ее успехи и обвиняя своих подчиненных в неудачах.

Линии сражения были очерчены. Но для Путина это уже был триумф. Менее чем за 30 месяцев он прошел путь от скромного чиновника в кабинете проректора Ленинградского университета до исполняющего обязанности главы всего города. Двумя годами ранее он разделался с помощниками Собчака - Валерием Павловым и Юрием Шутовым. Теперь три других потенциальных соперника - Анатолий Чубайс, Георгий Хижа и Сергей Беляев - были удалены в Москву, а статус четвертого, вице-адмирала Щербакова, постепенно снижался. Это было отчасти везением, отчасти тем, что он оказался в нужное время в нужном месте, а отчасти умелым маневрированием. Путин умел сделать себя незаменимым, незаметно позиционируя себя так, что в случае возникновения вакансии он был очевидным и даже единственным кандидатом на ее место. Эта схема будет часто повторяться в его карьере.

В начале 1993 года в Москве разразилась политическая буря. Ельцин находился в состоянии войны с Верховным Советом Съезда народных депутатов России, который отказался утвердить Гайдара на посту премьер-министра и с лета прошлого года систематически блокировал его усилия по проведению реформ. Все началось с того, что оппозиция попыталась использовать недовольство населения "шоковой терапией", но быстро переросло в жестокую борьбу за власть. Председатель Совета Руслан Хасбулатов, профессор экономики из Чечни, обладавший талантом политического интригана, был полон решимости вернуть Ельцину полномочия, которыми его наделил съезд в эйфории независимости России в 1991 году. Ельцин был так же решительно настроен не отдавать их.

В марте его вице-президент Александр Руцкой, усатый генерал ВВС и орденоносный ветеран афганской войны, переметнулся на сторону Хасбулатова, и Ельцин едва устоял перед попыткой импичмента. Гайдар считал, что страна движется к гражданской войне.

В Санкт-Петербурге разыгрывался тот же сценарий в меньшем масштабе. Появление напрямую избранного мэра ничего не решило. Петросовет по-прежнему враждовал с мэрией. Каждый хотел иметь последнее слово в вопросах приватизации недвижимости и притока иностранного капитала, поскольку речь шла о больших суммах и возможностях обогащения. Путин, возможно, и получил контроль над внешнеполитическими структурами в мэрии, но Петросовет продолжал делать все, что ему заблагорассудится. Его председатель Александр Беляев заявил новому генеральному консулу Франции Ролану Блатману, что если иностранные инвесторы хотят одобрить свои проекты, то недостаточно получить согласие Путина. Они должны убедиться, что их проекты одобрены и Комиссией по международным делам Петросовета. Блатманн возразил, что иностранным бизнесменам и так приходится тратить много времени на хождение по различным комиссиям в мэрии. Если же им придется делать то же самое в городской думе, то они могут вообще отказаться от этой затеи. Беляева это не беспокоило. По его словам, Петросовет призван контролировать работу мэра, и он намерен это делать.

В Москве после лета, проведенного в препирательствах по поводу предложений о новой конституции, Ельцин нехотя принял решение действовать.

21 сентября он объявил о роспуске Верховного Совета и Съезда народных депутатов и назначил новые выборы на декабрь. Это решение, как он признал позже, было незаконным. Но выбора не было. Альтернативой, по его словам, был "распад российского государства, [и] хаос в стране, обладающей огромным арсеналом ядерного оружия".

В тот же вечер Съезд народных депутатов, собравшийся на экстренное заседание в Белом доме, проголосовал за отставку Ельцина и назначение вместо него президентом Руцкого.

В Санкт-Петербурге Собчак, городская администрация, профсоюзы и командование военного округа заявили о своей поддержке Ельцина. В Петросовете произошел раскол: радикально настроенные депутаты заявили о незаконности роспуска, другие - о равной вине Ельцина и Верховного Совета, третьи поддержали Собчака. Щербаков выступил по телевидению и обвинил Собчака и Ельцина в том, что они ведут себя как диктаторы - следующим шагом, по его словам, будет гражданская война. Собчак запретил ему появляться в Смольном, а его кабинет был опечатан и взят под вооруженную охрану.

В течение следующих десяти дней Путин ежедневно проводил брифинги для консульского корпуса в гостевом доме на Каменном острове. Он не мог сказать ничего особенного. Все действия происходили в Москве, и даже там до начала октября мало что происходило. В Петербурге, по словам Блатмана, люди наблюдали за событиями в столице по телевизору, "как будто это была далекая драма, разыгрывающаяся на сцене".

2 октября наступила развязка. Хасбулатов превратил Белый дом в вооруженный редут. Переговоры с Кремлем при посредничестве православного патриархата сорвались. Во второй половине дня на Смоленской площади, перед сталинской башней-"свадебным тортом", в которой размещался МИД России, развернулось ожесточенное сражение. С одной стороны была милиция, с другой - сторонники Руцкого, которые размахивали желто-черными флагами русских националистов и бросали бутылки с зажигательной смесью. В результате один милиционер погиб, 24 получили ранения.

На следующее утро демонстранты вернулись в большем количестве. Милиция, среди которой было много молодежи, вскоре была перебита и бежала, выглядя, по словам одного из наблюдателей, "как стая испуганных пингвинов". Толпа, насчитывавшая уже 10-15 тыс. человек, некоторые из которых несли портреты Сталина, направилась к Белому дому, где Руцкой и Хасбулатов произнесли пламенные речи, подбадривая их. Пока демонстранты скандировали лозунги, призывая к восстановлению Советского Союза, оставшиеся в здании 150 депутатов, охраняемые вооруженным ополчением из казаков, чеченцев, ветеранов Афганистана и ультраправых националистов, начали обсуждать, что делать с "фашистским диктатором Ельциным" после его ареста.

На Тверской улице толпа захватила два армейских грузовика и разгромила двери здания мэрии. Другая группа вооруженных людей захватила телецентр в Останкино на севере города.

Все это стало напоминать повторение 1917 года, когда несколько тысяч большевиков свергли правительство Керенского и установили диктатуру, продержавшуюся 70 лет. В тот вечер Гайдар выступил с эмоциональным призывом к москвичам прийти на площадь у здания мэрии, "чтобы вместе отстоять наше будущее и будущее наших детей, не позволить вновь превратить нашу страну в огромный концлагерь на десятилетия вперед".

Как и во время путча двумя годами ранее, люди откликнулись. К полуночи собралось 20-30 тыс. человек. Сформировались отряды добровольцев, поклявшихся защищать правительство Ельцина.

Однако в итоге именно армия спасла положение. Не без труда Ельцину удалось убедить министра обороны Павла Грачева привлечь к окружению Белого дома пехоту, десантников и бойцов танковой дивизии. Вскоре после семи утра бронетранспортеры прорвали импровизированные баррикады, возведенные людьми Хасбулатова, и спецназовцы, поддерживаемые пулеметным огнем, заняли первый и второй этажи. После того как дальнейшие попытки переговоров не увенчались успехом, к верхним этажам подтянули десяток тяжелых танков Т-72 и выпустили по ним 12 снарядов. Десять снарядов были холостыми, два - боевыми. Когда четыре верхних этажа были охвачены огнем, группы депутатов и их помощников с белыми флагами вышли на улицу и были отпущены. Наконец, в конце дня Руцкой и Хасбулатов сдались и были доставлены в Лефортовскую тюрьму.

Но и тогда еще не все было кончено. Вооруженные экстремисты, выбравшиеся с оружием через подземные ходы, продолжали отстреливать солдат и мирных жителей, казалось бы, наугад. Снайперский огонь продолжался всю ночь. По официальным данным, в результате конфликта погибли 187 человек, до тысячи получили ранения. По неофициальным данным, эта цифра может быть гораздо выше.

В Санкт-Петербурге такого драматизма не было. Город оставался спокойным. Путин сообщил консулам, что в отношении вооруженных экстремистов приняты "профилактические меры", а для охраны телеканала, мэрии и других важных объектов выделены отряды ОМОНа. На вопрос о властях Ленинградской области, поддержавших мятеж Хасбулатова, он пренебрежительно ответил, что они не имеют никакого значения. У них нет ни денег, ни возможности повлиять на ситуацию. Максимум, что они могут сделать, - это устроить демонстрацию в каком-нибудь колхозе".

Шведский консул Стьернлоф, несмотря на это, был впечатлен. «Здесь выступал человек... который знал, как пользоваться властью", - писал он в Министерство иностранных дел в Стокгольм. Он продемонстрировал... безоговорочную поддержку Ельцина и несколько высокомерную уверенность в том, что у участников переворота нет ни единого шанса».

В отличие от 1991 года, роль Собчака на этот раз была ограничена. Тем не менее, он оказался в числе главных бенефициаров. В благодарность за поддержку Ельцин назначил его председателем Общественной палаты Конституционного совещания. В этом качестве он участвовал в разработке новой Конституции, которая была с небольшим перевесом одобрена на плебисците в декабре. В ней были значительно расширены полномочия президента, а парламенту отведена второстепенная роль. Что касается непосредственно Петербурга, то был распущен Петросовет. В четверг, 23 декабря, депутатам было дано время до 16.00, чтобы забрать свои личные вещи и покинуть здание, после чего Мариинский дворец был оцеплен милицией. Его функции были переданы мэрии до проведения новых выборов весной следующего года.

Новое распределение полномочий между мэром и Петросоветом, который отныне стал называться ЗакСобранием, было в значительной степени перевешено в пользу Собчака. В состав ЗакСобрания вошли 50 депутатов против 400, причем только председатель и два его заместителя работали на постоянной основе. Остальные 47 депутатов будут работать на неоплачиваемых должностях по совместительству, что якобы позволит им быть ближе к проблемам сограждан. Если мэр не согласится с решениями Собрания , то для преодоления его вето потребуется большинство в две трети голосов, что на практике недостижимо в условиях раздробленности петербургской политики.

Выборы в новое собрание, состоявшиеся 20 марта 1994 года, прошли неудачно. В половине избирательных округов явка составила менее 25%, что привело к признанию результатов недействительными. Но для Собчака в этом был свой плюс. Поскольку для создания кворума не хватило депутатов, он будет единолично управлять городскими делами без контроля со стороны законодательной власти до новых выборов, которые состоятся не раньше ноября.

За четыре дня до этого Путин был назначен первым заместителем мэра.

Он разделил это звание с двумя другими: Алексей Кудрин, коллега Чубайса, отвечавший за финансы и экономическое развитие, и относительный новичок - Владимир Яковлев, инженер, которого Собчак назначил предыдущей зимой руководителем департамента благоустройства. Но Путин был первым среди равных, исполняя обязанности мэра во время частых поездок Собчака и занимая место сразу после мэра в списках дипломатического протокола. Щербаков наконец смирился с неизбежным и ушел в отставку. Преемник Хижи Дмитрий Сергеев, у которого также испортились отношения с Собчаком, ушел под шумок. Все те, кого Путин считал конкурентами, переехали в другие города. Остальные члены городского правительства были либо союзниками, либо не приверженцами.

По всем параметрам Путин теперь был вторым человеком в городе. Только Владимир Яковлев был еще неизвестен. Но он воспринимался как технократ, без политических амбиций.

Глава 6.

Серый кардинал

С момента прихода Путина на работу в Собчак существовал неразрешимый конфликт между его долгом перед КГБ и лояльностью к мэру. Председатель Законодательного собрания Александр Беляев резюмировал: «Он пришел к Собчак как куратор КГБ, а потом в какой-то момент перешел на другую сторону». Но когда и как он перешел на другую сторону и в какой степени он действительно разорвал свои связи со спецслужбами, систематически замалчивается.

Объяснения самого Путина были противоречивы и в ряде моментов откровенно ложны.

В ноябре 1991 г. он рассказал газете "Час пик", что когда в июне того же года Собчак предложил ему возглавить Комитет по внешним связям, его отставка из КГБ была уже "подписана и скреплена печатью". Он уже не числился в действующем резерве и уволился в звании подполковника. Если он и решил обратиться к этой теме публично, что, как заметил интервьюер, было крайне необычно - обычно Путин избегал выступлений на телевидении и не общался с прессой, - то, по его словам, из-за того, что некоторые депутаты Петросовета "пытались шантажировать меня тем, что я работал в КГБ".

Интригует использование слова "шантаж". Действительно, некоторые радикально настроенные депутаты горько упрекали Собчака за назначение бывшего сотрудника КГБ в городскую администрацию. Позднее Путин жаловался, что из-за них он чувствовал себя "как в свином рыле на садовом празднике". Но Собчак привлек на высокие посты еще несколько бывших сотрудников КГБ, и Путин никогда не скрывал своего прошлого. Основания для шантажа могут быть только в том случае, если он лгал о своей роли - например, если он намеренно пристроился к Собчаку по заданию КГБ; если он работал в ненавистном Пятом управлении, занимавшемся борьбой с политическим инакомыслием; или если он был стукачом - осведомителем КГБ.

В интервью Путин настойчиво утверждал, что все это неправда. По его словам, он всегда работал в "элитной" службе внешней разведки КГБ и не имел "никакого отношения к внутриполитическим проблемам", в которых, как он сказал: "Час Пик", КГБ вел себя "чудовищно". В студенческие годы он также никогда не выступал в роли информатора. Что касается "крота", то "как КГБ мог прикрепить меня [к Собчаку], если я уже уволился?" По его словам, после возвращения из Германии он перешел в активный резерв, а не продолжал работать в КГБ, потому что хотел написать диссертацию по праву международной торговли.

Первый ответ был ложью: он несколько лет проработал в Пятом департаменте. Второй ответ мог быть правдой, а мог и не быть: сведения о его пребывании в качестве студента разнились. Третий ответ был обманом: он согласился работать на Собчака в июне 1990 года, за год до своей мнимой отставки, а не после нее. 6 Последнее утверждение, о подготовке диссертации, было тропом, который Путин часто использовал, чтобы скрыть свои истинные намерения. Так он поступил и после отъезда из Дрездена, сказав коллегам, что, возможно, ему придется искать работу таксиста. Диссертация была способом объяснить свое присутствие в университете, чтобы никто не подумал, что он был послан туда для проникновения в демократическое движение.

Можно возразить, что это детали, которые лишь подтверждают, что в начале работы Путина в мэрии среди политической элиты города было много разговоров о его прошлом в КГБ, а также предположений о том, что через него спецслужбы могут манипулировать Собчаком. Как сказал Час Пик: "Если Путина нет, мэр как будто лишается правой руки... Без Путина он не принимает ни одного решения". Это было преувеличением. Но так считали многие демократы.

Однако десять лет спустя точно так же, как он изменил свою историю знакомства с Собчаком, он совершенно иначе рассказал о своем уходе из КГБ. Теперь он уже не утверждал, что уволился в июне 1991 года. Напротив, теперь он говорил, что на момент путча в августе того же года он все еще оставался действующим сотрудником КГБ, поскольку его прежнее письмо - то, которое, как он сказал Частику, было уже "подписано и скреплено печатью", - на самом деле "где-то заглохло". Кто-то, где-то, видимо, просто не мог принять решение". Поэтому 20 августа, в тот же день, когда он прилетел из Калининграда, он написал второе заявление об отставке и, чтобы убедиться, что на этот раз оно будет принято, Собчак лично позвонил председателю КГБ Владимиру Крючкову. Крючков, по словам Путина, обязательно переговорил с Ленинградским областным управлением, и "на следующий день мне сообщили, что моя отставка принята".

Трудно найти в этой надуманной истории хоть одно слово, которое даже при самом смелом воображении могло бы оказаться правдой.

Бюрократия КГБ, каковы бы ни были ее другие недостатки, не теряла заявлений об уходе. Столь же неправдоподобно утверждение, что Собчак позвонил Крючкову в самый критический момент путча, когда судьба заговорщиков висела на волоске, и что Крючков успел дать указание своим подчиненным принять отставку не очень высокопоставленного офицера запаса в провинции. Крючков ненавидел Собчака, и это чувство было взаимным.

Спустя долгое время сам Путин с изяществом признал, что во все это было трудно поверить. Я был несколько удивлен, - сказал он. Зачем Собчак звонила Крючкову?". Тем не менее, он продолжал настаивать на правдивости этой истории, признав лишь, что его отставка была принята не "на следующий день", как он первоначально утверждал, а "в течение ближайших нескольких дней".

Но если Путин в августе 1991 г. знал, что его предполагаемое письмо не дошло, то почему через три месяца, в ноябре, он сообщил "Час Пик", что оно было принято? И почему он не упомянул в том интервью о своей второй попытке отставки, якобы предпринятой в самый разгар путча? История не складывается.

Не менее загадочно и то, что первоначальное заявление Путина об отставке в июне 1991 г., даже если оно не соответствует действительности, трудно опровергнуть. Зачем же ставить его под сомнение?

Заманчиво предположить, что как в свое время он переделал рассказ о том, как стал помощником Собчака, так и теперь, в этом вопросе, он почувствовал необходимость в более драматичной версии, показывающей его моральное превосходство. На это он намекнул корреспонденту "Известий" Олегу Блоцкому, написавшему его полуофициальную биографию. Моральные обязательства [перед Собчаком], - сказал он, - были важнее формальных обязательств [перед КГБ]. Это была моя главная причина ухода... Я сделал выбор в пользу своих моральных обязательств.

Но, помимо расхождения между двумя версиями, есть еще один вопрос . Если Путин действительно уволился из КГБ, то зачем было вообще придумывать эту историю? Почему он просто не сказал, что произошло?

Наиболее правдоподобное объяснение заключается в том, что он никогда официально не уезжал.

Путин сам намекнул на это, сравнив выход из КГБ с выходом из коммунистической партии. Он не выходил из партии. Он просто положил членский билет в ящик и забыл о нем. Предполагаемый уход Путина из КГБ, похоже, произошел аналогичным образом. Как он дал понять, говоря о "моральных обязательствах", его верность перешла к Собчаку, но таким образом, чтобы избежать разрыва с прежней службой. Психологически он действительно покинул КГБ. Формально он оставался его частью.

Эта двусмысленность не осталась незамеченной.

После осады Белого дома в октябре 1993 г. Ельцин, глубоко не доверявший КГБ и его преемникам, вынашивал идею его полного расформирования и создания новой службы безопасности "снизу доверху". Ходили слухи, что в этом случае Путин может быть назначен руководителем обновленного регионального управления в Санкт-Петербурге. Когда Франц Зедельмайер уловил отголоски этого и передал их своим знакомым в Большом доме, он получил глухую стену непонимания. Никто здесь больше не понимает, что такое Путин, - сказали ему. Мы не знаем, на кого он работает, мы не знаем, на чьей он стороне". Седельмайер был заинтригован. Это было захватывающе, - сказал он позже. Путин был совершенно серым в своих намерениях.

У него были веские причины желать скрыть свою руку.

Путин работал с Собчаком, ведущим демократом, который никогда не скрывал своей враждебности к спецслужбам. Одно дело - объявить на публику, что он ушел в отставку: это было частью его прикрытия. Совсем другое дело - сделать это на самом деле. Его роль связующего звена между мэрией и Большим домом стала как никогда важной после назначения на пост первого заместителя мэра в 1994 г. В том же году Собчак издал указ, в котором публично изложил обязанности Путина. Помимо председательства в ЦСР, в их число вошли:

Координация деятельности ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области с отделами административных органов ... юстиции и ... общественных связей [мэрии].

Возглавляет работу Межпровинциальной комиссии по взаимодействию с сопредельными регионами, Комиссии по контролю за соблюдением прав задержанных лиц... и Комиссии по наркомании и наркобизнесу.

Обеспечение взаимодействия территориальных органов Министерства обороны, Министерства внутренних дел, ФСК [правопреемник КГБ] ... прокуратуры, судебных органов [и других органов].

Это были не просто бумажные обязанности. Путин делегировал рутинную работу с милицией Управлению административных органов мэрии, которое сейчас возглавляет другой бывший сотрудник КГБ, Виктор Иванов, маленький, щеголеватый, скромный человек с тонкими усиками, старше его на два года. Но он лично руководил обеспечением безопасности крупных мероприятий, в том числе Игр доброй воли летом 1994 года, на которые приехали спортсмены из 50 стран и которые, как надеялся Собчак, станут прелюдией к проведению в Петербурге Олимпийских игр в 2004 году.

Путин также координировал мероприятия по обеспечению безопасности приезжающих в Санкт-Петербург государственных деятелей, что не всегда удавалось. Когда весной 1996 г. Билл Клинтон приезжал в Санкт-Петербург, весь центр города был освобожден от транспорта на 18 часов его пребывания. Клинтон был взбешен тем, что ему не дали спуститься с кортежа и окунуться в толпу. После этого он устроил истерику, ворча, что это была "одна из худших остановок в моей жизни". Американцы обвинили в этом Путина, который контролировал меры безопасности с российской стороны, хотя, возможно, в этом была и вина передового отряда Клинтон.

На более скрытом уровне Путин представлял Собчака на секретных переговорах с эстонскими сепаратистами, которые, что примечательно, проходили не в мэрии, а в Большом доме. Он также курировал антитеррористические учения и закупку высокотехнологичного американского и немецкого оборудования для антитеррористических подразделений и спецназа.

Найти способ замкнуть круг, примирить лояльность Собчаку с необходимостью держать открытыми каналы связи со спецслужбами было непросто. Людмила помнит, как он мучился, что делать. Сам Путин сказал, что "это разорвало мою жизнь". Это была гипербола, как и его заявление о том, что во время путча «рухнули все идеалы, все цели, которые были у меня, когда я шел работать в КГБ». Эти иллюзии были утрачены гораздо раньше. Тем не менее, выбор был мучительным. Он обсуждал его со своим другом, виолончелистом Сергеем Ролдугиным, который прямо сказал ему: "Ты можешь перестать работать в этой организации, но ее мировоззрение и образ мышления останутся в твоей голове". Но в конечном итоге важно было то, что он нашел прагматичный компромисс. Если при этом он наплел таких сказок, в которые не может поверить ни один мыслящий человек, то это очень плохо.

Годы работы в КГБ были не единственным багажом, который Путин нес с собой из прошлого. Некоторые из его дворовых друзей детства ушли в преступную жизнь. В клубах дзюдо его окружали преступники. Один из его наставников, Сергей Суслин, пятикратный чемпион Европы по дзюдо, принадлежал к банде, которую возглавлял Вячеслав Иваньков, прозванный Япончиком за азиатские черты лица. В 1982 году Суслин был осужден на девять лет за вооруженное ограбление. В следующем году Леонид Усвяцов, тренер, которого Путин очень почитал и который, возможно, помог ему поступить в университет, был приговорен ко второму десятилетнему сроку заключения в исправительно-трудовом лагере за валютные спекуляции. Освобожденный досрочно за примерное поведение, он был застрелен во время бандитских похорон в Санкт-Петербурге в 1994 году.

Некоторые из них, будучи выдающимися спортсменами, были просто бандитами. Другие, как Суслин, были более сложными личностями. Суслин умер от сердечного приступа, когда вел группу детей из малообеспеченных семей на Красную площадь в Москве. Другие, как Усвяцов, были осуждены за преступления, которые после окончания коммунистического режима превратились в законную предпринимательскую деятельность, но после освобождения вернулись в криминальную братию, из которой вышли.

Если границы и были размыты, то только потому, что в Советском Союзе любая форма частного бизнеса была уголовно наказуема.

Все российские бизнесмены, ставшие известными в начале 1990-х годов, включая тех, кто стал миллиардерами, начинали с нелегального бизнеса. Другого пути не было. Даже после того, как Горбачев разрешил создавать кооперативы, то, что было законно, а что нет, зависело от прихоти местного партийного лидера. В одном городе старушкам разрешалось торговать овощами, в другом - нет. В другом - нет.

Классический путь к богатству заключался в покупке джинсов или пластинок рок-н-ролла у иностранцев, обучающихся в советских вузах, у туристов или дипломатов стран третьего мира, и продаже их на черном рынке. Накопив таким образом капитал , более смелые из начинающих предпринимателей переходили к покупке и продаже компьютеров и электронного оборудования, также приобретенных первоначально у иностранцев или в результате закулисных сделок с советскими заводами. Другие, имевшие более надежные связи, получали стартовый капитал от комсомола или заключали внебиржевые соглашения с государственными предприятиями. В конце концов кооперативам, а затем и частным лицам было разрешено открывать банковские счета и напрямую вести внешнюю торговлю. На разнице между ценами на отечественные и зарубежные товары и разнице валютных курсов можно было делать огромные состояния.

С ростом уличной торговли и мелкого бизнеса росли и рэкетиры. Даже для довольно скромных фирм плата рэкетиров начиналась от 300-400 долларов США в месяц и увеличивалась до 25-30% от чистой прибыли. Если бизнесмен не соглашался, ему вежливо объясняли, что можно сделать с ним с помощью сварочной горелки. Если он продолжал сопротивляться, его отводили в лес и предлагали вырыть себе могилу, после чего даже самый упрямый предприниматель обычно понимал, что спорить дальше бессмысленно.

Практически все российские предприятия в Санкт-Петербурге в той или иной форме оплачивали услуги охраны - либо напрямую организованным преступным группировкам, либо частным охранным предприятиям, связанным с организованной преступностью. Старое советское подполье, зародившееся в трудовых лагерях, со строгим кодексом поведения, которым управляли так называемые "воры в законе", не желавшие иметь никаких дел с властями, было вытеснено новыми, более жестокими группировками - чеченской мафией, бандами Малышева, Казанского и Тамбовского, 60% членов которых были выходцами из клубов бокса и дзюдо.

Бандиты использовали не только автоматы Калашникова и пулеметы, но и гранатометы, противотанковые мины и бомбы с дистанционным управлением. В 1995 году уровень убийств на душу населения в Санкт-Петербурге превысил аналогичный показатель в Нью-Йорке. В целом по России он был в два-четыре раза выше, чем в США. По оценкам милиции, 30-40% убийств в Санкт-Петербурге – дело рук киллеров, часто снайперов, ветеранов афганской войны, лучшие из которых могли застрелить человека через лобовое стекло движущегося автомобиля на расстоянии 100 метров.

Интенсивность бандитских разборок в Санкт-Петербурге, достигшая пика в 1994 и 1995 годах, была наиболее ярким проявлением разрушения правопорядка, сопровождавшего переход к рыночной экономике, но было немало и других признаков того, что общество потеряло опору. Мелкая преступность и уличные грабежи стали повседневной опасностью. Почти 80% взрослого населения считают, что ходить по улицам опасно, а 90% заявили, что борьба с преступностью должна быть первоочередной задачей администрации. За три года, проведенных Путиными на даче в Зеленогорске, их дважды обворовывали. Проституция и наркомания приобрели эпические масштабы. В одной из средних школ каждая шестая девочка из выпускных классов заявила, что после окончания школы хочет работать проституткой. Половина остальных считали, что это вполне законный выбор, но их отпугивал риск заражения СПИДом или противодействие родителей. При пятимиллионном населении Петербурга, по официальным данным, в нем насчитывался миллион алкоголиков и 300 тыс. наркоманов - несомненно, преувеличение, но, возможно, не очень большое.

Преступность была не только повсеместной, но и граница между криминальным миром и легальным бизнесом была проницаемой. Дмитрий Потапенко, который начинал 18-летним фарцовщиком, торгующим джинсами на черном рынке, а затем стал заместителем генерального директора EN+ Group, принадлежащей мультимиллиардеру Олегу Дерипаске, говорит, что почти каждый из его поколения мог пойти по тому или иному пути:

У меня есть друзья, близкие друзья, которые ушли в криминал... Я видел, как убивали близких мне людей. Бизнес в то время всегда был абсолютно на грани - на границе между бизнесом и бандитизмом. Это был выбор... Я не знаю - и никогда не узнаю, - правильный ли я сделал выбор. Я не знаю, что было бы, если бы я выбрал другой путь.

Это был выбор не только бизнесменов, но и чиновников. Соблазны были огромны. Честный милиционер скоро может стать редкостью", - ворчала газета "Санкт-Петербургские ведомости". "Кто управляет страной?" - спрашивала общенациональная газета "Известия". «Правительство? Или кланы организованных преступников?» Коррумпированный милиционер среднего звена мог зарабатывать 20 тыс. долларов США в месяц в то время, когда рабочий на заводе был рад сотне долларов. Государственные бюрократы открыли для себя ранее немыслимые источники обогащения. Приватизация и продажа муниципальной недвижимости открывали все более выгодные возможности.

Политический редактор журнала "Час пик" Михаил Золотоносов писал, что Россия переживает то же самое, что и США за столетие до этого:

Любая бюрократическая система имеет свои специфические свойства. Одно из них - продажа решений за деньги. Каждый человек продает то, что у него есть. Бюрократы продают решения. Иными словами, они берут взятки. Это не связано с какими-то их моральными недостатками. Это объективное свойство любой системы власти, в которой отсутствует мораль.

Для понимания Петербурга, по его словам, достаточно прочитать эссе Линкольна Стеффенса "Дни Твида в Сент-Луисе", описывающее муниципальную коррупцию в начале XX века в штате Миссури.

Администрация Собчака была столь же безразлична. Мы находимся на стадии первичного накопления капитала", - заявил глава Фонда имущества города Валерий Краснянский. Источниками капитала всегда были торговля, грабежи и взятки.

В исследовании 43 стран, проведенном Всемирным экономическим форумом в Давосе, Россия заняла первое место по уровню взяточничества в государственном секторе, бюрократических препон и финансовых и политических рисков ведения бизнеса. В Петербурге взяточничество перестало восприниматься как нечто криминальное. Оно стало "частью жизни - фактом, который воспринимается как должное". На карикатуре в "Санкт-Петербургских ведомостях" изображен босс компании, который с благодарной улыбкой сообщает помощнику: «Итоги полугодия весьма обнадеживающие, господин. Мы получили на 30 процентов больше взяток, чем должны были выплатить». Взятки давались "во всех мыслимых формах: в рублях, долларах, квартирах, автомобилях, заграничных отпусках и прочем". Не менее разнообразен и спектр услуг, оказываемых взяточниками, - от долгосрочной аренды недвижимости до лицензий на экспорт сырья и благоприятного приговора в суде.

Именно в такой атмосфере работал Путин. Криминальный мир и мир легального бизнеса - или бизнеса, который надеялся стать легальным, - были симбиотичны, не просто связаны, а неразрывно переплетены.

В 1992 г. Анатолий Смирнов, один из сокурсников Путина по юридическому факультету, также бывший сотрудник КГБ, а ныне работавший в мэрии, получил задание создать городской Фонд безопасности, предполагаемая цель которого - борьба с коррупцией. Финансирование фонда должно было осуществляться за счет средств местных предприятий и совместных фирм. Среди тех, кого Путин пригласил войти в совет директоров, был Франц Зедельмайер, молодой немецкий торговец оружием, с которым он успел подружиться. По словам Зедельмайера, когда Смирнов передал ему список учредителей, он был "потрясен... Это был не фонд безопасности - это была операция по проникновению Cosa Nostra". Большинство фамилий в списке были гангстерами или руководителями компаний, контролируемых организованными преступными группировками.

По его словам, когда он высказал свои опасения Путину, заместитель мэра «ничего не сказал. Но он посмотрел на меня знающим взглядом. Конечно, посмотрел... Эти вещи были вокруг него все время».

Ни один из заместителей Собчака не мог бы выполнять свою работу без каналов связи с организованной преступностью. Путин был особенно тесно вовлечен в этот процесс, поскольку отвечал за безопасность в городе. По словам Дмитрия Запольского, который в то время был депутатом Законодательного собрания, политика мэрии заключалась в том, чтобы сохранить баланс между ведущими группировками и не допустить доминирования ни одной из них. С этой целью Путин добился оправдания Владимира Малышева, главаря второй по величине банды Санкт-Петербурга, судимого за организацию преступного сообщества. По замыслу, Малышев должен был стать сдерживающим фактором для конкурирующей тамбовской группировки, возглавляемой Владимиром Кумариным, прозванным Ночным губернатором за то, что он управлял городом с наступлением темноты. Судья выполнил просьбу, освободив Малышева на том оригинальном и технически неоспоримом основании, что по российскому законодательству того времени организация преступного сообщества не являлась преступлением.

В итоге это ничего не изменило: тамбовская банда осталась неоспоримой, а поскольку управлять Петербургом без договоренности хотя бы с одной из основных преступных группировок было невозможно, то вскоре мэрия установила привилегированные отношения с Кумариным. Тамбовские считались меньшим злом, чем Казанские, особо жестокая банда из Поволжья. Группировка Малышева находилась в упадке, а чеченцы были сами себе законом.

Если у иностранного бизнесмена возникали трудности с российскими преступниками, консульства обращались за помощью к Путину.

Джон Эванс, генеральный консул США, сменивший на этом посту Джека Госнелла, вспоминал, как в 1995 г. он просил вмешаться в ситуацию, когда российский партнер по совместному предприятию с американской компанией Subway, производящей сэндвичи, вытеснил американского менеджера, присвоил себе прибыль и переименовал франшизу в "Минутку".

Путин сказал ему, что сначала проверит условия контракта, что навело Эванса на мысль о том, что он попытается разрешить конфликт в судебном порядке. На самом деле он поступил совсем иначе. Российский партнер Subway Вадим Бордюг, как утверждалось в то время, был связан с тамбовской бандой, которая обеспечивала надежную защиту многих предприятий города. Начальник отдела совместных предприятий ФРЦ Альберт Степанов, имевший хорошие контакты с тамбовской группировкой, был направлен на встречу с ним и попытался разобраться в сложившейся ситуации. Бордюг отказался отступать. Когда стало ясно, что мэрия не имеет возможности или не хочет тратить политический капитал, чтобы заставить его сделать это, спор был передан в арбитраж в Стокгольме. В 1997 году шведский суд присудил Subway 1,2 млн. долларов США в качестве компенсации ущерба и убытков. Бордюг отказался платить. Через пять лет, после длительной судебной тяжбы, в ходе которой "Минутка" еще пять раз меняла свое название, Комитету по управлению городским имуществом удалось добиться расторжения договора аренды ресторана. Наконец, в апреле 2003 г. Верховный суд РФ вынес решение в пользу Subway, и "Бордюг" был выселен.

Он так и не вернул деньги и не возместил ущерб, присужденный арбитражным судом. Но Subway была удовлетворена. Они вернули себе свою собственность - первоклассный участок на Невском проспекте, а их франшиза была распространена на всю Россию.

Подобные случаи в России 1990-х годов стоили две копейки. Необычным в данном случае было лишь то, что Subway в итоге одержала верх.

Махинации работали в обе стороны. В 1994 году мэрия перечислила 4,5 млн. долл. в качестве аванса финской строительной компании "Хака". Через два дня после получения денег компания объявила о своем банкротстве. 'Неужели они не знали? воскликнул Путин. В другом случае швейцарско-израильский предприниматель Барух Раппапорт, чье имя было связано с различными махинациями - от "иранско-контрасского дела" до сделок с оружием для Медельинского картеля, - выманил у мэрии миллионы долларов, отказавшись от контракта на оборудование контейнерного порта в Санкт-Петербурге. Позже выяснилось, что Раппапорт совершил аналогичные аферы в Одессе и Владивостоке.

Подход Путина к делу "Метро", заключавшийся в попытке найти решение проблемы путем неформального компромисса, а не через суд, был обычной практикой в России. В данном случае он не сработал, поскольку Бордюг правильно рассчитал, что мэрия не рискнет вступать в конфронтацию с тамбовской бандой по такому незначительному поводу. В других случаях, когда обе стороны могли найти свой интерес, городская администрация и организованная преступность сотрудничали более плодотворно. Классическим примером является распределение бензина по автозаправочным станциям Санкт-Петербурга, которое контролировалось нефтяной компанией "Сургутнефтегаз", расположенной в Западной Сибири, чей НПЗ в Киришах, в 70 км к востоку от Санкт-Петербурга, являлся основным поставщиком на северо-западе России. Кумарин быстро понял, что на автозаправочных станциях можно делать деньги. Евгений Вышенков, который был членом "Братства", как называли питерский преступный мир, а затем переквалифицировался в журналиста-расследователя, рассказал, что произошло дальше:

Был очень простой разговор. Кумарин сказал [директорам "Сургутнефтегаза"]: "У меня есть предложение. Давайте мы будем владеть этим имуществом совместно - это будет полезно, это будет хорошо". Возможны два варианта ответа: "да" или "нет". Если нет, то через месяц-два тебя убьют". Он приходил не просто как бандит, он приносил свои деньги, свои связи, свои услуги, чтобы сделать бизнес. Но для такого крупного дела без государства было не обойтись. Поэтому приходилось договариваться и с бюрократами.

Недавно "Сургутнефтегаз" прекратил поставки топлива в Санкт-Петербург под предлогом неоплаты счетов, чтобы обосновать повышение цен на бензин, что привело к многокилометровым очередям на АЗС и массовому недовольству населения. Поэтому Собчак была предрасположена положительно отнестись к любому предложению, которое заставило бы нефтяную компанию пойти на уступки.