Путин. Его жизнь и время

Это была не единственная связь между 11 сентября и чеченской войной. Позже выяснилось, что некоторые из угонщиков изначально планировали воевать в Чечне, но вместо этого были переброшены в Афганистан.

Путин постарался снять с Буша личную вину за то, что Америка не восприняла его предупреждения всерьез. По его словам, наибольшая вина лежит на администрации Клинтона. Я предупреждал их о проблеме бен Ладена, - сказал Путин. Они просто беспомощно пожали плечами и сказали: «А что мы можем сделать?". ... Вот такая Америка досталась Бушу в наследство». Помимо того, что это обвинение было крайне недипломатичным, оно не соответствовало действительности, но, как и все, что Путин делал после 11 сентября, оно было призвано создать ощущение соучастия с Бушем, показать, что, что бы ни происходило в прошлом, Россия и Америка теперь находятся в этом вместе. Он провел параллель со Второй мировой войной, когда они плечом к плечу сражались, против держав оси. Теракты 11 сентября, по его словам, открыли "широкие возможности для совместных действий, для ... создания единого фронта", союза против терроризма, подобного героическим дням борьбы с фашизмом. Это был призыв к избавлению от установок времен "холодной войны". Россия и Америка еще раз продемонстрируют, чего можно достичь, если цивилизованные страны объединятся.

Россия предоставила союзникам Америки по антиталибскому Северному альянсу разведывательную информацию, а также оружие на десятки миллионов долларов. Однако Путин считает, что Соединенные Штаты на свой страх и риск игнорируют уроки предыдущих войн в Афганистане. «Ошибка СССР, - сказал он, - заключалась в том, что он установил просоветское правительство... Афганистан - это не та страна, которую можно приватизировать». Америка не должна повторять эту ошибку. Проамериканское правительство не сможет обеспечить мир. Для этого необходимо правительство с широкой международной поддержкой, опирающееся на все социальные и этнические группы страны. Это был здравый совет от страны, которая заплатила за свои знания 15 000 погибших за девять лет войны. Но, как это часто бывает, Вашингтон знал лучше.

Первая язва на этом цветущем партнерстве появилась в декабре 2001 г., когда Буш объявил, что США уведомляют о выходе из Договора по ПРО в одностороннем порядке за шесть месяцев. После 11 сентября 2001 г. Путин понял, что американцы уже все решили, и перестал предупреждать, что отказ от Договора чреват разрушением всей структуры контроля над стратегическими вооружениями. Но он все еще надеялся на компромисс. По его словам, Россия была готова обсуждать возможные поправки, чтобы привести договор в соответствие с тем, что хотели сделать американцы. Но ничего конкретного нам не дали... Нам просто настойчиво предлагали выйти из договора вместе. По сей день я не могу этого понять, тем более что наша позиция была достаточно гибкой.

Позднее Кондолиза Райс писала, что "реальным вопросом" для русских было не содержание договора, а его символическая ценность как доказательство того, что Россия унаследовала статус сверхдержавы СССР и может иметь дело с Америкой как с равной. Трудно сказать, верила ли она в это или это была просто рекламная акция. В любом случае, это было неверно. Соединенные Штаты так и не представили убедительных причин для отмены Договора по ПРО. Буш утверждал, что система ПРО нужна Америке для защиты от "террористов, которые могут приобрести оружие массового поражения, доставляемое баллистическими ракетами". Русские считают это смехотворным. 'Ни у террористов, ни у государств-изгоев нет стратегических баллистических ракет, - воскликнул Путин, - и вряд ли они когда-нибудь их получат'. Правда, как быстро поняли россияне, заключалась в том, что Пентагон все еще надеялся разработать систему противоракетной обороны, которая, подобно "Звездным войнам", защитит Америку от второго удара России и сделает ядерную войну победоносной. Соединенные Штаты утверждали, что у них нет таких намерений. Это было откровенно нечестно. Если, как сказал Клинтон Блэру, Америка знала, что система ПРО нарушит ядерный баланс с Китаем, то из этого следовало, что дальнейшее ее развитие нарушит баланс с Россией. В любом случае, как постоянно подчеркивал Путин, намерения не имеют значения. Главное - возможности, которые даст эта система.

Путин считал, что США зря тратят деньги. Даже если бы новая система противоракетной обороны работала, что было далеко не очевидно, она не принесла бы никакой пользы. У России более чем достаточно ракет, чтобы преодолеть американскую оборону, и в ответ она будет разрабатывать еще больше.

Но он уже не в первый раз задается вопросом, кто же на самом деле принимает решения в Вашингтоне. Неужели неоконсервативные "ястребы", получившие известность при Буше, направляют политику в те стороны, которые в противном случае, если бы он был предоставлен самому себе, он бы не выбрал? Если это так, - заметил он, - то это не команда, а разношерстная банда. Я бы не хотел быть окруженным такими людьми.

На других направлениях отношения продолжали развиваться, хотя и в меньшей степени, чем кажется на первый взгляд.

Под громкие фанфары был подписан Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП), который Буш и Путин подписали в Москве в мае 2002 г. и в соответствии с которым обе стороны обязались сократить свои стратегические арсеналы до 1700-2200 ядерных боеголовок к концу 2012 года. На этот раз дьявол оказался не в деталях, которых было очень мало. Слабость соглашения заключалась в том, что по настоянию Америки его положения были сформулированы расплывчато, чтобы обеспечить максимальную гибкость при минимальных ограничениях. Сокращение вооружений произвело фурор в прессе, но это было не больше того, что обе страны планировали все это время.

То же самое можно сказать и об отношениях России с НАТО.

Через четыре недели после терактов 11 сентября Путин встретился в Брюсселе с генеральным секретарем НАТО Джорджем Робертсоном и предложил создать рабочий орган для изучения возможностей более тесного сотрудничества двух сторон. По его словам, «Россию и НАТО объединяет гораздо больше, чем разъединяет". Хотя Россия по-прежнему выступает против расширения НАТО, "мы могли бы изменить свою позицию, если бы не чувствовали себя оттесненными на второй план».

На следующий день Тони Блэр посетил Москву. Вечером в усадьбе Путина в Ново-Огарево он предложил механизм решения проблем России. По некоторым вопросам, в частности, по борьбе с терроризмом и нераспространению ядерного оружия, Россия и 19 членов НАТО вместо двусторонних встреч в формате "19 плюс один", как это было до сих пор, должны образовать единую "Группу 20", которая будет иметь право согласовывать совместную политику. Путин воспринял эту идею с радостью. 'Мы готовы идти настолько далеко, насколько готов идти Североатлантический блок', - заявил он. «Если изменится формат наших отношений, вопрос о расширении НАТО перестанет быть актуальным». Либо они могут перечислить области, такие как оборонная политика, из которых Россия будет исключена, что будет "более серьезным и радикальным подходом" - Россия будет полноправным участником во всех остальных, либо они могут перечислить вопросы, по которым Россия будет принимать участие. Неудивительно, что НАТО выбрало более скромный вариант, и именно на его основе весной 2002 года в Риме был создан Совет Россия-НАТО.

Звучало это замечательно. «У каждой страны будет один голос, - ликовал Путин, - и все вопросы будут решаться без принятия каких-либо предварительных решений внутри блока». Через несколько дней Джордж Буш, посетивший Москву для подписания соглашения SORT, заявил: «На протяжении десятилетий Россия и НАТО были противниками. Эти времена прошли». Если Эстония захочет вступить в НАТО, Путин сказал: "Пусть вступает, если считает, что так ей будет лучше. Я не вижу в этом никакой трагедии... Выбор любого государства надо уважать". То же самое касается и Украины.

Насколько каждый из них в это верил - вопрос другой.

Отчасти это был театральный ход: Путин хотел показать своим внутренним критикам - коммунистам, националистам из ЛДПР Жириновского и другим, придерживающимся еще более крайних взглядов, а также всем тем военным и сотрудникам спецслужб, которые по-прежнему с глубоким подозрением относятся к Западу, - что партнерство приносит ощутимые дивиденды.

В НАТО, как прекрасно знал Путин, не все страны имели равный вес. Самым страшным секретом альянса было то, что "четверка" - непризнанная, неформальная группа, состоящая из США, Великобритании, Франции и Германии, - "готовила" решения НАТО, которые затем должны были одобрить остальные страны. Когда Кондолиза Райс спросила Сергея Иванова, тогдашнего секретаря Совета Безопасности, как далеко Россия хочет зайти в интеграции с НАТО, он закатил глаза и сказал ей: «Конди, забудь об этом. Мы не собираемся вступать в альянс, где наш голос такой же, как у Латвии. Не стоит больше спрашивать меня об этом».

Для России более тесные отношения с НАТО имели смысл только при наличии хотя бы элемента совместного принятия решений. Но Соединенные Штаты не могли согласиться с этим.

Отношение Америки не изменилось с тех времен, когда отец Буша говорил о холодной войне: "Мы победили, а они нет!", а Клинтон заключил, что Ельцину придется просто "съесть свой шпинат". Это было правдой: Россия действительно проиграла холодную войну. Но, как с горечью заметил Путин, Запад, похоже, твердо намерен не дать россиянам забыть об этом. Россия изменилась радикально, а Запад - практически никак", - сказал он в 2003 году в интервью. «Мышление и поведение, как в грязи, там очень сильны».

Западные партнеры Путина не соглашались с этим. Они утверждали, что все укоренившиеся взгляды находятся в России. Ричард Дирлав, в то время глава MI6, утверждал: "Мы пытались, но они не брали мяч в руки... Мы предлагали продвинуться по тому или иному вопросу, но так ничего и не получили от них в ответ".

Бюрократии с обеих сторон было за что отвечать. Пентагон под руководством Дональда Рамсфелда испытывал аллергию ко всему, что могло бы ограничить свободу Америки действовать по своему усмотрению. Российский Генштаб был одержим идеей, что НАТО планирует разместить войска вдоль российских границ. Сам Путин признал, что «многие вещи, которые кажутся прекрасными на переговорах, на практике оказываются вязкими». Но даже если бы вина была общей, Запад часто создавал впечатление, что он намеренно тянет время. Фрэнсис Ричардс, возглавлявший в то время GCHQ - британский аналог Агентства национальной безопасности США, вспоминал: «Мы были весьма благодарны Путину за поддержку после 11 сентября, но не очень-то ее демонстрировали. Я тратил много времени на то, чтобы убедить людей в том, что мы должны не только брать, но и давать... Думаю, русские чувствовали, что [в вопросах НАТО] их обманывают. И так оно и было».

Были и другие разочарования.

Осенью 2001 г. Путин объявил о закрытии российской радиолокационной станции в Лурдесе (Куба), которая отслеживала запуски американских ракет и космических аппаратов, и военно-морской базы в Камрань-Бей (Вьетнам), сославшись на изменение приоритетов в сфере обороны страны. Российские военные расценили это как ненужную, одностороннюю уступку, не имеющую под собой никаких предпосылок. Спецслужбы жаловались, что, предоставляя американским коллегам ценные разведданные об Афганистане, они ничего не получают взамен. Поправка Джексона-Вэника, принятая президентом Фордом в 1975 году с целью оказать давление на Советский Союз, чтобы заставить его разрешить эмиграцию советских евреев путем лишения СССР статуса наиболее благоприятствуемой нации в торговле, осталась в силе спустя десятилетие после снятия всех ограничений на эмиграцию. Конгресс отказался исключить Россию, чтобы продемонстрировать свое недовольство вопросами прав человека и успокоить американское фермерское лобби, которое хотело получить уступки для американского сельскохозяйственного экспорта.

В результате в российской элите росло ощущение, что Путина разыгрывают - американцы говорят все правильно, но когда дело доходит до сути, они ничего не предлагают.

Владимир Лукин, который был первым послом Ельцина в США, протестовал: «Односторонние шаги не могут быть вечными... Решения должны приниматься в обе стороны. Они не должны заканчиваться только улыбками и одобрением». Другие спрашивали, не возвращается ли Россия к эпохе Андрея Козырева, который, будучи министром иностранных дел в 1990-е годы, подвергался осуждению за проамериканскую политику. Не только в армии и на флоте, но и в администрации президента высказывалось недовольство "политикой уступок", которая не принесла России ощутимых выгод.

Путин остался непреклонным. Россия сделала "стратегический выбор", сказал он:

Меня спрашивают, может ли все пойти так же, как при Горбачеве. Он тоже стремился наладить отношения с Западом, но это не очень понравилось населению... Сейчас все по-другому. Россия сегодня сотрудничает с Западом не потому, что хочет понравиться или получить что-то взамен. Мы не стоим с протянутой рукой и никого ни о чем не просим. Я провожу такую политику только потому, что считаю, что она полностью отвечает нашим национальным интересам... Сближение с Западом - это не политика Путина, это политика России.

На это были веские причины. Более половины внешней торговли России приходилось на западные страны. Будущий рост России зависел от ее интеграции в мировую экономику, в которой в начале 2000-х годов по-прежнему доминировали США, Евросоюз и Япония. Соединенные Штаты были ее главным стратегическим собеседником. И, как постоянно подчеркивал Путин в первые годы своего правления, хотя Россия географически находилась и в Азии, и в Европе - государственный герб, двуглавый имперский орел, по его словам, обращен и на Восток, и на Запад, - «по культуре и менталитету она является ... неотъемлемой частью Европы». Политика России была «направлена прежде всего на Европу, на формирование единого европейского пространства ... Мы по праву считаем себя европейцами. Культура России, ее важнейшие традиции сформированы именно европейской цивилизацией».

При этом он признал, что России придется запастись терпением.» Процессы отчуждения имеют свою инерцию, - сказал он в интервью газете Financial Times в декабре 2001 года. Повернуть их вспять довольно сложно».

К тому времени назревала еще одна проблема, которая грозила нанести более серьезный удар по отношениям России с администрацией Буша, чем все предыдущие разногласия. В течение нескольких дней после терактов 11 сентября Дик Чейни начал продвигать версию о том, что один из угонщиков, Мохамед Атта, в начале того года встречался в Праге с офицером иракской разведки. ЦРУ провело расследование и сообщило, что эта версия не подтвердилась. Но Чейни не успокоился. В ноябре Буш попросил Пентагон пересмотреть планы действий на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы свергнуть Саддама Хусейна. В следующем месяце, когда Белый дом начал верить в то, что война в Афганистане близится к успешному завершению, Чейни заявил, что "достаточно хорошо подтверждено", что Атта действительно встречался с иракской разведкой. 'Учитывая растущую связь между террористами и оружием массового поражения, - продолжил он, - президенту в конечном итоге придется принять решение о том, какую политику мы хотим проводить в отношении Ирака.

Ни одно из этих слов не соответствовало действительности. Но это стало важным элементом ложных утверждений администрации Буша о том, что иракское правительство поддерживает "Аль-Каиду". В своем обращении "О положении дел в стране" в январе 2003 г. президент Буш назвал Ирак, Иран и Северную Корею "осью зла" и предупредил, что это будет иметь последствия. По его словам, эти страны «представляют серьезную и растущую опасность... Цена безразличия может быть катастрофической... Я не буду ждать событий... Соединенные Штаты Америки не позволят самым опасным режимам в мире угрожать нам самым разрушительным оружием в мире».

Путин без проблем поддержал ответные действия против Афганистана, режим которого представлял для России не меньшую угрозу, чем для США. Ирак - совсем другое дело.

Дело было не только в том, что, как утверждали советники Буша, Россия имела обширные и давние экономические интересы в Ираке и не хотела ставить под угрозу свои нефтяные контракты. Десятилетия тесных отношений означали, что Москва располагала гораздо более полной информацией об иракском режиме, чем ЦРУ. Путин знал, что у Саддама Хусейна нет ядерного оружия и средств его получения. Он также знал, что иракцы не связаны с "Аль-Каидой". Режим Саддама "не нравился никому, кроме него самого", сказал он. Но предлоги, на которые Буш ссылался для оправдания его свержения, были фальшивыми.

В своих публичных комментариях Путин провел тонкую грань между противодействием военным действиям против Ирака и выражением сочувствия озабоченности Америки. По его словам, речь Буша была "очень эмоциональной". Это понятно - Америкой движет "уязвленная гордость после 11 сентября и необходимость самоутверждения", - но это не повод для составления "черных списков" так называемых государств-изгоев. Москва поддержала меры по принуждению Саддама к допуску инспекторов ООН для проверки наличия у Ирака оружия массового поражения. Однако применение силы должно быть крайним средством и только с одобрения Совета Безопасности ООН.

В течение последующих 12 месяцев Путин повторял эти слова во все более откровенных выражениях. В апреле 2002 г. он предупредил, что любые односторонние действия будут "контрпродуктивными"; в январе 2003 г. - что они будут "противоречивыми"; в феврале - что они будут "большой ошибкой". Если бы Америка действовала самостоятельно, результатом стал бы "возможный распад Ирака с непредсказуемыми последствиями для всех его соседей, радикализация исламского мира и новая волна террористических актов". Он обвинил коллег Буша, но не самого президента, во лжи относительно предполагаемых связей Ирака с "Аль-Каидой". По словам Путина, "те из нас, кто работал в КГБ, были детьми по сравнению с [американскими] политиками". Настало время "меньше эмоциональных заявлений и больше здравого смысла". Ничто в уставе ООН не санкционирует смену режима.

Советский Союз, напомнил Путин, в свое время пытался экспортировать свою версию социализма. Если сейчас другие начнут пытаться экспортировать "капиталистическую демократию, то мир вступит на очень опасный, скользкий путь".

В марте 2003 года США и их союзники - Австралия, Великобритания и, что символично, Польша - "коалиция желающих", как назвал ее Буш, вторглись в Ирак.

"Кто-то пострелял, кто-то пограбил, а теперь кто-то должен за это расплачиваться", - едко прокомментировал Путин.

И США, и Россия избегали прямой критики друг друга. Москва направила свои самые острые колкости на главного европейского союзника Буша - Великобританию. Вашингтон осудил западноевропейские страны, выступившие против вторжения. "Наказать Францию, игнорировать Германию и простить Россию!" - якобы заявила Кондолиза Райс, и Конгресс послушно подчинился, объявив, что отныне картофель фри будет называться "картофель свободы".

Чувство насмешки у Путина было развито несколько лучше. В конце апреля на пресс-конференции в Москве, где рядом с ним стоял премьер-министр Тони Блэр, он с сарказмом спросил: "Это оружие [массового поражения] до сих пор не найдено. Так где же Саддам? ... Неужели он прячется где-то в бункере, сидит на ящиках, набитых им, и готовится взорвать все вокруг?" Это был неловкий момент. Блэр мог только удвоить то, что начинало казаться сплошной ложью. «Одно можно сказать с уверенностью, - вызывающе сказал он. У Саддама действительно было оружие массового поражения... Это установленный факт. Я уверен, что доказательства найдутся». В действительности же, по мере накопления доказательств, они свидетельствовали совсем о другом - о том, что и Блэр, и Буш оправдывали вторжение, отбирая вишневые разведданные и игнорируя все, что могло поставить под сомнение уже выбранный ими курс.

Отношения между США и Россией сохранились. Путин сказал после этого, что то, что их объединяло, "оказалось сильнее, чем различия". Но был и важный побочный ущерб.

В нескольких случаях незадолго до вторжения Буш заверял Путина, что не хочет войны. Проблема заключалась не столько в том, что это было неправдой. У самого Путина отношения с правдой зачастую были нестабильными. Бывший посол США Джим Коллинз выразился наиболее благожелательно, сказав, что Путин лжет, "только если его ставят в положение, когда он чувствует, что не может сказать вам правду", имея в виду, что Путин, как и большинство людей, является прагматичным, а не навязчивым лжецом. Путина беспокоило то, что Буш, похоже, намеренно ввел его в заблуждение, когда в этом не было никакой необходимости. Он не позволил этому изменить их отношения, но это вызвало вопросы о намерениях Буша.

Была и другая проблема. Когда Путин предупреждал, что совместная борьба с терроризмом - ключевой элемент отношений между Россией и США, где они считают себя не просто партнерами, а союзниками, - оказывается под угрозой из-за американской односторонности, он думал не только об Ираке. В Москве всегда таилось подозрение, что Запад имеет скрытые мотивы в конфликте в Чечне. Даже когда Путин заявлял, что США - друг, а НАТО - не противник, он время от времени делал замечания, которые создавали совсем другое впечатление. 'Мечта наших геополитических врагов, - сказал он в ноябре 2000 года на совещании российских генералов, - чтобы Россия увязла в кровавом межнациональном конфликте. Так считали многие силовики, и об этом постоянно шептали Путину на ухо такие люди, как Сечин и Патрушев. Если Запад искренне стремится к совместной борьбе с терроризмом, спрашивал он, то почему он не поддерживает Россию в Чечне, "на фронте, где мы воюем одни"? Почему Америка и Великобритания предоставили политическое убежище министрам в повстанческом правительстве Масхадова? Почему спецслужбы Запада поддерживали негласные контакты с лидерами чеченского джихада как внутри Чечни, так и в Дубае, якобы для того, чтобы быть в курсе событий? Почему даже после взрывов смертников и захвата заложников в театре на Дубровке на Западе все еще находились люди, которые призывали к переговорам с террористами? Россия не разговаривает с террористами, она их уничтожает", - заявил Путин.

Эти подозрения и порожденное ими разочарование выплеснулись наружу после убийства детей в Беслане. Выступая по телевидению в ночь после штурма школы, Путин возложил вину не только на собственные неудачи России, но и на агрессивные силы Запада, которые пытаются использовать их в своих целях:

Некоторые люди хотели бы вырвать у нас сочный кусок. Им помогают другие. Помогают, мотивируя это тем, что Россия, как одна из крупнейших ядерных держав мира, все еще представляет для кого-то определенную угрозу. Значит, эту угрозу надо устранить. Терроризм, естественно, является лишь инструментом для достижения этих целей.

Для тех, кто внимательно слушал, что говорил Путин, это не было полной неожиданностью. Для большинства же это стало шоком. Западные дипломаты и журналисты вдруг обратили на это внимание.

Через несколько дней на встрече с западными учеными Путина попросили объяснить, что он имел в виду. По его словам, это «повторение менталитета времен холодной войны". Он не обвинял западные правительства или их лидеров в поддержке терроризма. Я не говорил, что это политика. Но... есть люди, которые хотят, чтобы мы были сосредоточены на внутренних проблемах, и они дергают за ниточки здесь, чтобы мы не поднимали голову на международном уровне». В последующие недели он неоднократно возвращался к этой мысли. «Слишком многие люди на Западе до сих пор... смотрят на Россию так же, как раньше смотрели на Советский Союз, - как на дикого, страшного, необузданного зверя... [Это] как лев, попавший в ловушку, а шакалы бегают вокруг и лают, может быть, от страха, а может быть, от радости... Они должны избавиться от мысли, что международных террористов можно использовать против их предполагаемых геополитических противников».

На Западе мало кто понимал, откуда все это взялось.

Многие полагали, что Путин эмоционально реагирует на кровавую бойню в Беслане, подобно тому, как он сам интерпретировал вторжение в Ирак как эмоциональную реакцию на 11 сентября, и что этот момент пройдет.

Это было неверное прочтение.

Оглядываясь на четыре года своего первого президентского срока, с 2000 по 2004 год, Путин с некоторым основанием считает, что после террористических актов он пошел на хитрость, чтобы помочь США. Россия сделала все, о чем просил Буш, и даже больше: поделилась разведданными, предоставила американцам право пролета над территорией США и призвала союзников предоставить свои базы. Но что она получила взамен? Соглашение SORT и Совет Россия-НАТО вряд ли были большими уступками США. Как и членство России в Группе восьми ведущих индустриальных стран, которое было предоставлено в 2002 году. Россия и так участвовала в заседаниях "восьмерки". Изменилось лишь то, что она стала членом G8 по праву. Это не очень существенная разница. Тем временем Америка настаивала на расторжении Договора по ПРО, а не на его модификации, как предлагали россияне; несмотря на возражения России, продолжала реализацию планов по созданию национальной программы противоракетной обороны; расширение НАТО шло полным ходом и вскоре должно было достичь границ России; обеспокоенность России по поводу вторжения Америки в Ирак, которую разделяли многие союзники Америки, была с треском отвергнута.

Что бы ни говорил Путин о том, что сближение с Западом отвечает "национальным интересам России", трудно утверждать, что любое из этих событий пошло на пользу России.

Американские официальные лица смотрели на это по-другому. Они сосредоточились на отставании России в вопросах прав человека и демократии. Выстраивание Путиным "вертикали власти" привело к тому, что к 2004 году Россия стала более авторитарной страной, чем четыре года назад. Но мало кто из россиян считал, что это не касается Америки. Даже либералы, осуждающие путинский режим, укоряли его за излишнюю критику со стороны иностранных государств. Путин говорил от имени широких слоев российского общества, когда, комментируя американскую критику российских выборов, сказал: «Мы тоже не очень рады всему, что происходит в США. Вы считаете, что избирательная система США идеальна?» Если Америка пытается диктовать другим, как им себя вести, обращаясь с ними, по его словам, как с новобранцами в казармах однополярного мира, то "как бы эту диктатуру ни упаковывали в красивую обертку из псевдодемократических фраз", никто не захочет ее принять.

Внешне отношения оставались корректными. Но были и тревожные подводные течения. Путин продолжал называть Буша "очень порядочным и последовательным человеком", но не забывал о его попытках диссимулировать цели Америки в Ираке. По его мнению, администрация Буша, несмотря на все свои красивые слова, стремится сохранить Россию и готова пойти практически на все, чтобы добиться этого. Так ли это на самом деле и в какой степени - почти неважно. Важно было восприятие, а восприятие целей друг друга у лидеров начинало расходиться. А на исходе года возник новый конфликт, гораздо более близкий к России, который усилил бы сомнения Путина в намерениях Америки и добавил бы еще одно измерение к матрице пересечения целей, которая толкала их друг к другу.

Для России отношения с ближним зарубежьем - странами Балтии и СНГ - были основой ее внешней политики. Правда, так казалось не всегда. Большую часть времени Москва была зациклена на отношениях с США и Евросоюзом. Но Ближнее зарубежье имело фундаментальное значение не только потому, что эти страны были соседями России, но и потому, что на протяжении столетий большинство из них входило в состав Российской империи, а затем и Советского Союза. Как и Горбачев, Путин рассматривал распад СССР как трагедию, которую невозможно исправить. За несколько недель до своего избрания президентом в марте 2000 года он сказал: «У того, кто не сожалеет о разрушении Советского Союза, нет сердца, у того, кто хочет видеть его воссоздание в прежнем виде, нет мозгов».

Но именно в силу накопленной истории, когда, по признанию самого Путина, Советский Союз "держался на колючей проволоке", отношения Кремля с ближним зарубежьем были до умопомрачения сложными и трудноуправляемыми. Как братья и сестры в неблагополучной семье, внезапно освободившиеся от жестокого родителя, они были обречены продолжать жить рядом друг с другом в условиях унаследованных от прошлого обид и несправедливости, соперничества и ненависти.

По тем или иным вопросам практически все чувствовали себя несправедливо обойденными.

Путин ворчал, что Россия взяла на себя весь внешний долг Советского Союза, в том числе и его партнеров по СНГ, и спустя более чем десять лет до сих пор расплачивается по нему. Поставки газа, нефти и электроэнергии соседям России по льготным ценам, которые раздражали его еще со времен работы заместителем мэра Санкт-Петербурга, стали еще одним больным местом, грозящим испортить отношения с Белоруссией, Украиной и Грузией.

Президент Беларуси Александр Лукашенко, грузный, боевой, популист, бывший руководитель колхоза, чье авторитарное правление оттолкнуло от него большинство соседей, обладал способностью проникать под кожу Путина, на что хозяин Кремля не находил адекватного ответа. Ключевым моментом в отношениях было то, что Россия нуждалась в Беларуси как в буфере на своем западном фланге. Когда Путин потребовал от Минска погасить 200 млн. долл. газовых долгов, белорусский лидер ответил, что вклад его страны в обеспечение безопасности России составляет 900 млн. долл. в год. 'Поэтому нет смысла пилить нас за 200 млн. долларов газа... Кто кому должен?' Они спорили о том, кто виноват в отсутствии прогресса в создании союза России и Белоруссии, каждый обвинял другого в том, что тот не может определиться. Лукашенко, сказал Путин в раздражении, похоже, не понимал, что надо "отделять мясо от мух", то есть вникать в суть вопроса и не отравлять его мелочами. Но роль Беларуси как пророссийского славянского государства на границе с Восточной Европой была слишком важна для Путина, чтобы подвергать ее риску, поэтому ему оставалось только терпеть придирки Лукашенко.

Украина, наиболее значимая из всех соседей России, как в силу своих размеров - в 2000 году ее население составляло около 50 млн. человек, - так и в силу общей истории, в первый срок Путина создавала меньше проблем. Киев задолжал Москве за газ два миллиарда долларов - в десять раз больше, чем Белоруссия. Но с Леонидом Кучмой, бывшим коммунистическим аппаратчиком, ставшим в 1994 году вторым президентом Украины, Путину было легче иметь дело, чем с Лукашенко. В октябре 2000 г. он согласился отсрочить выплату долгов Украины на десять лет по выгодной процентной ставке, после чего был достигнут прогресс по двум другим ключевым вопросам - продлению срока аренды российской военно-морской базы в Севастополе и делимитации сухопутной и морской границ.

Грузия - это совсем другая история.

После периода крайнего национализма в начале 1990-х годов, когда страна погрузилась в гражданскую войну, а две грузинские провинции - Абхазия и Южная Осетия - провозгласили фактическую независимость, в 1995 г., когда президентом стал бывший министр иностранных дел Горбачева Эдуард Шеварднадзе, ранее занимавший пост первого секретаря компартии Грузии, в стране наступила определенная стабильность. Однако его режим оказался репрессивным, глубоко коррумпированным и неспособным или не желающим предотвратить создание чеченскими повстанцами убежищ вблизи их общей границы или остановить арабских джихадистов, проникающих в Чечню через грузинскую территорию. В ответ осенью 2000 г. Путин отменил безвизовый режим для грузин, приезжающих в Россию. Когда в конце года президент Клинтон в телефонном разговоре предостерег его от давления на грузин, указав, что они пользуются значительной двухпартийной поддержкой в Вашингтоне, Путин был возмущен, читая нотации президенту США, как школьный учитель, отчитывающий особо тугого ученика. Я хотел бы, чтобы вы попробовали прислушаться к тому, что я вам сейчас говорю", - начал он, побудив секретаря Белого дома записать на полях: "Голос Путина становится все более эмоциональным и настойчивым, когда он обсуждает Грузию". Суть его ответа заключалась в том, что грузины - неблагодарные. По его словам, более 600 тыс. грузин нелегально работают в России. Их денежные переводы помогают поддерживать грузинскую экономику на плаву, а Россия, несмотря на собственные трудности, продолжает поставлять стране газ и электроэнергию по ценам значительно ниже рыночных. Грузия существует за наш счет, - посетовал Путин. Она задолжала России десятки миллионов долларов, которые придется вернуть.

Отношения с Грузией колебались между плохими и ужасными. Время от времени Путин признавал, что проблемы России с Грузией, как и те, что лежат в основе ее отношений со всеми другими бывшими советскими республиками, проистекают из долгой истории имперского господства России. Не вся вина лежит на Грузии, - сказал он. Грузия опасается имперских амбиций России. Однако чаще всего он обрушивался на грузин за сочувствие чеченцам, сравнивая их с талибами в Афганистане, которые защищали "Аль-Каиду".

Именно в Грузии в ноябре 2003 г. произошла первая из так называемых "цветных революций". Этим термином обозначают народные восстания в бывших советских республиках, часто вызванные спорными выборами, в результате которых в большинстве случаев без насилия свергались устоявшиеся правительства. В Грузии на парламентских выборах 2 ноября экзит-поллы показывали, что главная оппозиционная партия, возглавляемая бывшим министром юстиции Шеварднадзе Михаилом Саакашвили, уверенно лидирует. Но когда результаты выборов были объявлены, победителем была признана правящая партия. Последовали массовые уличные протесты, и когда через три недели Шеварднадзе попытался открыть новую сессию парламента, Саакашвили ворвался в зал заседаний во главе сотен сторонников оппозиции с красными розами в руках. Этот инцидент дал название так называемой "революции роз". На следующий день Шеварднадзе подал в отставку после того, как грузинские военные отказались поддержать его, а Россия дала понять, что не будет вмешиваться.

Михаил Саакашвили, который в возрасте 36 лет был избран президентом в январе 2004 г., учился в Колумбийском университете и университете Джорджа Вашингтона в США и был настроен резко прозападно. Для Путина это не было проблемой. Шеварднадзе тоже склонялся в сторону Вашингтона. Администрация Буша рассматривала Грузию как плацдарм США на Кавказе, противостоящий российскому влиянию в регионе. При Шеварднадзе Америка оказывала Грузии экономическую помощь, проводила программу военной подготовки, поддерживала строительство нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, который должен был снизить зависимость страны от российских поставок энергоносителей. Грузия, в свою очередь, направила войска для участия в боевых действиях коалиции в Ираке. Путин понимал, что Саакашвили будет продолжать эту политику, но надеялся, что его избрание позволит начать новые отношения, которые при Шеварднадзе зашли в тупик.

Какое-то время казалось, что это происходит. После февральских переговоров в Москве Саакашвили заявил, что "впервые за десять лет в грузино-российских отношениях наметилась позитивная тенденция". Обе страны договорились о совместном патрулировании и проведении спецопераций по предотвращению проникновения через границу с Чечней, что, по словам Путина, может позволить возобновить безвизовый режим. Что касается важнейшего вопроса о сепаратизме, то он вновь заявил о поддержке Россией территориальной целостности Грузии. По его словам, Тбилиси должен сам урегулировать свои разногласия с отделившимися от Грузии провинциями Абхазия и Южная Осетия, а также с Аджарией на Черноморском побережье - самым процветающим регионом страны, который также стал в значительной степени автономным. Россия не будет вмешиваться, добавил он, но надеется, что это будет сделано "таким образом, чтобы не пострадали интересы [негрузинского] населения на этих территориях".

На практике все оказалось несколько сложнее. Россия разместила в Абхазии 3 тыс. миротворцев, а правительство Южной Осетии в значительной степени зависело от российской поддержки. Но, по крайней мере, принципиальное заявление Путина было тем, что грузины хотели услышать. В другом деликатном вопросе, касающемся присутствия в Грузии двух российских военных баз, которые находятся там с советских времен, Путин также взял на себя обязательство проявить гибкость в обмен на гарантию того, что, как выразился Саакашвили, никакая "третья сторона", то есть США, не займет место России.

Это было слишком хорошо, чтобы продолжаться.

В мае Саакашвили восстановил контроль над Аджарией, самой густонаселенной из отделившихся провинций. Это было сделано мирно, грузины пообещали уважать аджарскую автономию, и Путин смирился. Но затем грузинский президент обратил свое внимание на Абхазию и Южную Осетию, объявив на военном параде в Тбилиси, что намерен положить конец так называемому "распаду Грузии" и восстановить единое государство, подразумевая, что в случае провала переговоров он оставляет за собой право применить силу. Это заставило Путина предупредить, что любые попытки сделать это будут "непродуктивными, ... долгими и изнурительными".

Отношения с Грузией были особенно чувствительными в первые годы правления Путина из-за ее близости к Чечне. Но практически везде на постсоветском пространстве возникали проблемы того или иного рода.

Даже среднеазиатские республики, которые, как надеялись Путин и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, присоединятся к Беларуси, России и Украине в рамках создаваемого Евразийского экономического сообщества, с опаской относятся к имперским замашкам Москвы. Президент Таджикистана Эмомали Рахмон был "трудным, сложным человеком", - посетовал Путин. Как и узбекский лидер Ислам Каримов, который симпатизировал движению "Талибан", хотел заключить оружейные сделки с Израилем и избегал любых совместных действий со своими соседями по Центральной Азии. Но хуже всех был Сапармурат Ниязов, президент Туркменистана с манией величия, который присвоил себе титул Туркменбаши, "Отец туркмен", и назначил себя пожизненным президентом. Ниязов переименовал дни недели и месяцы в честь членов своей семьи, а на главной площади столицы Ашхабада воздвиг триумфальную арку высотой почти со статую Свободы, над которой возвышалась 40-футовая позолоченная статуя самого себя, вращающаяся так, что она всегда была обращена к солнцу.

Воспоминания Путина о его первом визите в Туркменистан, состоявшемся через несколько месяцев после его избрания, были крайне неприятными. Ниязов обращался с ним как с новичком, указывая, когда ему садиться, а когда вставать. Путин "позеленел от ярости", - сообщила корреспондент "Коммерсанта" Елена Трегубова. Однажды, когда мускулистый туркменский лидер попытался поцеловать его в губы по-советски, его дзюдоистская подготовка взяла верх, и он с силой оттолкнул его. Но Туркмения представляла для России жизненно важный интерес, и с Ниязовым надо было мириться, каким бы неприятным он ни был. Туркменистан с населением менее 5 млн. человек обладал крупнейшими в мире запасами газа и нефти и занимал стратегический коридор, протянувшийся на запад от Афганистана вдоль северной границы Ирана.

Ниязов запретил российские газеты и телевидение, запретил преподавание русского языка в школах и вузах, отменил двойное гражданство, запретил русским владеть собственностью и обязал их получать выездные визы, если они хотят покинуть страну. Путин не произнес ни слова протеста. В то время как 120 тыс. российских эмигрантов подвергались жесточайшей дискриминации со стороны туркменского правительства, российское посольство в Ашхабаде получило строгий приказ не вмешиваться. Это было цинично, безжалостно и прагматично. Мы поднимаем бурю, когда в Латвии или Эстонии хоть как-то обижают русского, - заметила газета "Время новостей", - а в Туркмении все в десять раз хуже, и мы молчим.

Проблем этничности и национализма на постсоветском пространстве было предостаточно. Некоторые из них были настолько неразрешимы, что превратились в "замороженные конфликты", как, например, конфликты в Абхазии и Южной Осетии, которые, несмотря на заявления Путина о нейтралитете, давали Кремлю рычаги давления на страну, целостность которой была нарушена. Другие, как, например, конфликт между Арменией и Азербайджаном из-за Нагорного Карабаха, позволили России сыграть роль честного брокера, получив влияние на обе стороны. Другие, как, например, российский сепаратистский анклав Приднестровье, не принесли Кремлю прямой выгоды, но оказались неразрешимыми.

Однако самый серьезный вызов пришел с совершенно неожиданной стороны.

Летом 2004 г. у Леонида Кучмы, украинского лидера, заканчивался второй срок полномочий, и он не мог выдвинуть свою кандидатуру. Выбранный им преемник, премьер-министр Виктор Янукович, представлял преимущественно русскоязычный, промышленно развитый восточный регион Украины. Янукович, как и Путин, был выходцем из семьи рабочего класса. В детстве он потерял обоих родителей, а в подростковом возрасте дважды сидел в тюрьме за нападения и грабежи. После этого он сделал карьеру менеджера по транспорту, а в политику пришел только в 40 лет и совершил еще более стремительное, чем Путин, восхождение, став главой правительства всего через шесть лет. Главный соперник Януковича - Виктор Ющенко, также занимавший пост премьер-министра, пользовался поддержкой украиноязычных районов в центре и на западе страны. В отличие от Януковича, он был выходцем из интеллигентной семьи и сделал блестящую карьеру банкира. Ющенко придерживался либеральной программы и выступал за сближение с Западом, включая вступление в НАТО и Европейский Союз.

На первых этапах избирательной кампании Ющенко стабильно лидировал. Но в начале сентября, после посещения ужина, устроенного заместителем главы Службы безопасности Украины (СБУ) Владимиром Сацюком, он заболел. Позднее было установлено, что он отравился растворенным в супе соединением диоксина, в результате чего был сильно изуродован. Кто виноват, так и не было доказано, но Сацюк, соратник Януковича, впоследствии бежал в Россию, которая предоставила ему гражданство, предотвратив его экстрадицию. Учитывая очень высокую степень чистоты использованного диоксина, он мог быть получен только из российской лаборатории.

Это вовсе не означает, что за операцией стояла родственная СБУ ФСБ или что она была одобрена Кремлем. Кучма и Янукович вполне могли организовать ее сами. Даже в самом лагере Ющенко было достаточно интриг и соперничества, чтобы найти мотив для его устранения или хотя бы выведения из строя.

Какой бы ни была правда об отравлении Ющенко, Путин не оставил сомнений в том, что он твердо стоит за Януковича. В октябре он пригласил его в Москву на празднование своего дня рождения - важный символический жест в русскоязычном мире, а накануне первого тура выборов совершил трехдневный визит в Киев, якобы для того, чтобы отметить 60-летие освобождения города от немцев в 1944 г. (дата была перенесена на десять дней вперед, чтобы соответствовать календарю выборов), но на самом деле для поддержки его кампании. Российским бизнесменам было "рекомендовано" внести средства в избирательный фонд Януковича - по одним данным, они собрали 200 миллионов долларов США-ти Путин похвалил правительство Януковича за то, что он назвал "позитивным, устойчивым развитием украинской экономики". Украинские избиратели, сказал он, должны решить, продолжать ли этот многообещающий курс или совершить прыжок в неизвестность.

В качестве подслащения Путин пообещал сохранить безпаспортный режим для украинцев, посещающих Россию, и изучить возможность двойного гражданства, что было одним из предвыборных обещаний Януковича. От имени Януковича агитировали и другие россияне, в том числе мэр Москвы Юрий Лужков, российские рок-звезды и певец Иосиф Кобзон, а кремлевский политтехнолог Глеб Павловский переехал в Киев, чтобы консультировать его избирательный штаб.

Результаты первого тура оказались разочарованием для Москвы. Несмотря на почти монопольное положение на телевидении, Янукович, набравший 39,32% голосов, оказался немного позади Ющенко, у которого было 39,87%. Обе стороны кричали о фальсификациях, обвиняя друг друга во всех грязных уловках, а избирательная комиссия задержала оглашение официальных результатов более чем на неделю, видимо, чтобы не дать Ющенко воспользоваться своим преимуществом. С каждым днем, - писал самый влиятельный в стране беспартийный еженедельник "Зеркало недели", - Украина все больше напоминает перевернутый мир Оруэлла, где черное - белое, а белое - черное, ложь выдается за чистую правду, а правда запятнана грязью.

12 ноября, за девять дней до второго тура, Путин снова вмешался в ситуацию, совершив незапланированный визит в Крым, где его показали желающим Януковичу удачи.

Украинские опросчики подсчитали, что поддержка Путина добавит два-три процента к голосам Януковича, и когда начали поступать результаты, оказалось, что они были правы. После подсчета более 90% голосов избирательная комиссия сообщила, что его преимущество составляет 3%. Путин, находившийся в Латинской Америке на саммите АТЭС, был в восторге и еще до окончания подсчета голосов позвонил с поздравлениями.

К этому времени правительственный сценарий начал разваливаться.

Поздно вечером выяснилось, что украинские телеканалы сфальсифицировали данные экзит-поллов, показав победу Януковича, в то время как на самом деле впереди был Ющенко. В 2 часа ночи Ющенко заявил, что данные избирательной комиссии фальсифицированы. На следующий день он заявил собравшейся на Майдане Независимости толпе из нескольких сотен тысяч человек, что результатам выборов нельзя верить и они должны быть отменены.

В течение последующей недели доказательства мошенничества накапливались.

Наблюдатели ОБСЕ сообщили, что на востоке Украины в некоторых проянуковичевских районах явка превысила 100%. Сотрудники украинских спецслужб, симпатизирующие Ющенко, передали прослушку, на которой сторонники премьер-министра обсуждали, как фальсифицировать результаты выборов. Утверждалось, что в районах, поддерживающих Ющенко, сторонники Януковича положили в кабины для голосования специальные ручки, чернила которых поблекли и исчезли, оставив бюллетени пустыми.

На Майдане с каждым днем росли толпы демонстрантов в оранжевых шарфах и с оранжевыми флагами - цветом коалиции Ющенко. Когда протесты перекинулись на другие города, Верховный суд Украины 3 декабря объявил, что результаты второго тура аннулируются по причине повсеместных фальсификаций. Новое голосование будет проведено в последнее воскресенье года.

Путин был в ярости.

Он обвинил ОБСЕ, которая первой забила тревогу по поводу нарушений на выборах, в том, что она позволила "кому-то" использовать себя в качестве "политического инструмента для достижения тактических целей". Кто этот "кто-то", он не сказал, но это и не требовалось. В том году на Украину приехала целая вереница высокопоставленных американцев, в том числе Джордж Буш, Генри Киссинджер и Джон Маккейн, чтобы продемонстрировать заинтересованность Вашингтона в исходе выборов. Буш направил в Киев в качестве личного эмиссара председателя сенатского комитета по международным отношениям Ричарда Лугара. Бывший советник президента Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский говорил о важности вырвать Украину из объятий России.

Оранжевая революция, как ее стали называть, превратилась в испытание силы по доверенности - политической, а не военной, но, тем не менее, испытание силы - между Россией и США.

Больше всего Путина раздражало то, что это была битва, которую он проигрывал. Публично он настаивал на том, что Россия будет работать с тем, кого украинцы выберут своим президентом, и что любые разногласия между Москвой и Вашингтоном - это "несущественные, мимолетные... вещи тактического характера". Однако другие, менее осторожные комментарии свидетельствовали о гораздо более жесткой реакции. Вскоре после решения Верховного суда Украины об отмене результатов второго тура выборов Путин в беседе с небольшой группой российских журналистов заявил, что Соединенные Штаты ведут себя в Европе так же, как колониальные державы в Африке:

Я бы не хотел, чтобы Европа была разделена ... на граждан первого и второго сорта, ... где граждане первого сорта могут жить по стабильным и демократическим законам, а гражданам второго сорта благонамеренные люди в касках указывают, какого политического курса им придерживаться. А если неблагодарные аборигены будут возражать, то их накажут, сбросив бомбы на головы, как это произошло в Белграде.

Это было нечестно. Путин вмешался в украинские выборы гораздо более откровенно, чем американцы. Янукович, как признали даже некоторые российские комментаторы, был слабым кандидатом, неспособным заручиться широкой поддержкой за пределами своих вотчин в Донецке и Луганске.

Но Путин считал иначе. По его мнению, Америка пыталась подмять под себя самого важного из постсоветских соседей России. Это был "удар в спину", - сказал он. Они крадут Украину у меня из-под носа.

Когда были объявлены результаты повторного второго тура, Ющенко набрал 52% голосов, а Янукович - 44,2%. Путин проглотил свой гнев, и отношения между Россией и Украиной вернулись к прежней схеме внешнего радушия, за которым скрывались настороженность и недоверие.

Тем не менее, этот эпизод оставил глубокие раны.

Исторические разногласия между западной и центральной Украиной, входившей ранее в состав Речи Посполитой, а затем Австрийской империи и смотревшей на Европу, и восточной Украиной, входившей ранее в состав Российской империи и ориентированной на Москву, поначалу маскировались общим энтузиазмом в отношении украинской независимости.

Больше нет. Самые мрачные прогнозы сбываются, - писала "Комсомольская правда". Украина снова раскололась на две части. Какое-то время эти две половины продолжали сосуществовать, но десять лет спустя глубинные противоречия привели к вспышке гораздо большего насилия, что имело пагубные последствия для всех заинтересованных сторон.

Путин сильно пострадал от киевских событий не только потому, что Россия потерпела геополитическое поражение, но и потому, что, отказавшись от привычной осторожности, он лично поддержал проигравшего кандидата. Это практически не повлияло на его популярность на родине. Но Путин нелегко прощает собственные ошибки, и в поисках объяснения он убедился, что основная вина за поражение Януковича лежит на неоконсерваторах из администрации Буша, одержимых идеей расширения влияния Америки вплоть до российских границ.

Он ошибался. Большинство украинцев проголосовали за Ющенко не из-за американской поддержки, а потому что были сыты по горло коррупцией тандема Кучма-Янукович и хотели перемен. Но он был прав в том, что в начале второго срока американского президента усилилось влияние неоконсерваторов.

20 января 2005 г., через три недели после официального провозглашения Ющенко победителем в Киеве, Буш в своей инаугурационной речи в начале второго срока объявил, что отныне "политика Соединенных Штатов будет заключаться в поиске и поддержке роста демократических движений в каждой стране и культуре". Свобода Америки, по его словам, тесно связана со свободой в других странах. «Мы будем настойчиво разъяснять выбор, стоящий перед каждым правителем и каждой нацией: моральный выбор между угнетением... и свободой... [и] мы будем поощрять реформы в других правительствах... Сегодня Америка обращается к народам мира: ... Когда вы будете отстаивать свою свободу, мы будем стоять с вами».

Для многих американцев это была воодушевляющая речь, хотя и отмеченная определенным туннельным видением. Заявить, что "со дня основания нашей страны мы провозгласили, что каждый мужчина и каждая женщина на этой земле имеют права... Никто не может быть хозяином, и никто не заслуживает быть рабом", не упомянув при этом о давней истории рабства в Америке или о систематическом расизме, укоренившемся в американском обществе, - это значит проявить исключительную слепоту к недостаткам Америки. Однако призыв Буша к Соединенным Штатам возглавить борьбу с тиранией, где бы она ни была, нашел отклик в народе, выросшем на идее американской исключительности как силы добра во всем мире.

Для большинства россиян, в том числе и для Путина, эта речь показалась высокомерием и лицемерием.

Спесь потому, что в новой, идеологической итерации доктрина Буша, как ее называли, стремилась формализовать право США вмешиваться в дела других стран и "разъяснять выбор" их правителям, заставляя их следовать политическим советам, которые давала Америка . Образ сияющего города на холме, привлекающего других своим примером, у Рональда Рейгана превратился в "людей в касках", указывающих туземцам, как себя вести. Попытка Буша заявить, что Америка не будет "навязывать свой стиль правления нежелающим", не имела большого веса в Москве.

Лицемерие, потому что Соединенные Штаты имеют большой опыт сотрудничества с тиранами - от Виделы в Аргентине до Пиночета в Чили, Сомосы в Никарагуа и Стросснера в Парагвае - до тех пор, пока они поддерживают американские интересы. При Джордже Буше он продолжит поддерживать недемократические режимы на Ближнем Востоке, в частности, в Саудовской Аравии и странах Персидского залива, распространение ваххабитского фундаментализма в которых стало одним из источников исламского терроризма.

Советский Союз, разумеется, поступал точно так же. На протяжении десятилетий Москва навязывала свою волю сателлитам в Восточной Европе и поддерживала исключительно мерзкие диктатуры стран третьего мира. Но для Путина это не было проблемой.

Это был классический случай, когда две могущественные страны говорили друг с другом, не желая смотреть в зеркало. Так было на протяжении всей холодной войны. Антагонизмы, проявившиеся зимой 2004 года, были энантиоморфом проблем 1960-70-х годов. Россия уже не пыталась экспортировать свою идеологию и систему ценностей. Вместо нее это делала Америка.

Выступление Буша с обращением "О положении дел в стране", а также "революция роз" в Грузии, "оранжевая революция" на Украине и, несколько месяцев спустя, "тюльпановая революция" в Киргизии, где в марте 2005 года было свергнуто правительство, убедили Путина в том, что подлинное партнерство с США, не говоря уже о союзе, будет непростым делом.

Расширение НАТО, с точки зрения Кремля, было достаточно провокационным. Но это началось еще при Ельцине, и Путин мало что мог с этим поделать. Ирак был раздражающим фактором, но реакция Путина, по словам одного американского чиновника, была "скорее печальной, чем гневной". Цветные революции представляли собой угрозу иного порядка. Они рисковали поставить под угрозу позиции Москвы на ее собственной территории, на постсоветском пространстве. Путину не требовалось большого воображения, чтобы заподозрить, что за дружескими заверениями Буша американское правительство или, по крайней мере, влиятельный элемент в нем ведут двойную игру. До этого момента обе стороны старались преуменьшить свои разногласия: Буш - потому что предполагал, что в конечном итоге Москва согласится с выбором Вашингтона, Путин - потому что по-прежнему был убежден, что хорошие отношения с США - один из ключей к будущему России. Но теперь в Кремле, если еще не в Белом доме, стало ясно, что впереди гораздо более трудные времена.

Постепенное ухудшение отношений России с Вашингтоном сопровождалось изменениями в ее отношениях с основными западноевропейскими державами - Великобританией, Францией и Германией.

Британец Тони Блэр изначально был наиболее близок к Путину, обеспечивая ценный канал связи с Белым домом в первый год его президентства.

После этого Герхард Шредер, сменивший Гельмута Коля на посту канцлера Германии, унаследовал эту мантию. Между ним и Путиным сложились тесные политические отношения, они стали хорошими личными друзьями. Этому способствовала его привязанность к Германии и свободное владение языком. Оба они были выходцами из скромных семей. Шредер бросил школу в четырнадцать лет, учился в вечерней школе и в итоге, как и Путин, получил диплом юриста. В январе 2001 года они с женой приехали в Ново-Огарево на православный праздник Рождества. Позже Путин помог им удочерить трехлетнюю девочку из детского дома в Санкт-Петербурге.

Отношения с Францией поначалу были более отдаленными из-за критики российской политики в Чечне со стороны французов и своеобразной сложности французской политики в период, когда правый президент Жак Ширак делил власть с левым премьер-министром Лионелем Жоспеном. Путин уже привык к европейскому обстрелу Чечни. Вначале, по его признанию, Россия отвечала на критику "грустным взглядом на своих партнеров или мычала что-то бессвязное, как будто у нее коровье бешенство". Теперь он воспринимает их спокойно. Гораздо сложнее ему было понять отношения между Шираком и Жоспеном. Юбер Ведрин, министр иностранных дел Франции, вспоминал, как во время визита в Париж Путин спросил его, за кем остается последнее слово: за президентом, который определяет внешнюю политику, или за премьер-министром, который возглавляет правительство? Единственное, что интересовало Путина, сказал Ведрин, это где находится власть - сложный вопрос, на который не всегда есть простой ответ.

Через 18 месяцев, в июне 2002 г., после переизбрания Ширака, его партия вернула себе контроль над парламентом, и разделение власти закончилось. К тому времени отношения Франции с Россией находились на другом уровне. Ширак, Шредер и Путин выступили против вторжения в Ирак и начали проводить трехсторонние встречи на высшем уровне для согласования своих позиций. Блэр, вставший на сторону Буша, был исключен.

Этот "раскол", как британские чиновники называли европейский раскол по Ираку, имел затяжные последствия. После конфликта было "трудно собрать все воедино", - вспоминал советник Блэра по внешней политике Найджел Шейнвальд. Спустя годы это станет одной из трещин в фасаде европейского единства, кульминацией которого станет Brexit.

Путин затаил обиду на Блэра, который, по его мнению, как и Буш, лгал ему о подготовке к вторжению в Ирак. По большей части он скрывал это, но иногда проблески раздражения прорывались наружу. Одним из таких случаев была его насмешка над Блэром по поводу несуществующего оружия массового поражения Саддама. Другой случай произошел, когда летом 2003 г. он посетил Великобританию с государственным визитом и ворчал по поводу помпезности и церемоний и необходимости носить фраки - "Не могу сказать, что мне это нравится, это очень неудобно", - сказал он. Это была намеренная грубость - косвенный укол в сторону угасающего величия страны, которая, по его мнению, начала раздражать его даже больше, чем ее американские кузены, - и это заметно контрастировало с его первым визитом тремя годами ранее, когда он встретился с королевой за чаем в Виндзорском замке и был приятно удивлен ее интересом к России.

К этому времени в дело вмешались другие проблемы. Борис Березовский и министр иностранных дел Чечни Ахмед Закаев обратились в Великобританию с просьбой о предоставлении политического убежища. В сентябре Министерство внутренних дел удовлетворило просьбу Березовского. Прошение Закаева было удовлетворено двумя месяцами позже. Россия добивалась их экстрадиции - Березовского для привлечения к суду за растрату и мошенничество, за что он впоследствии был заочно приговорен к двум срокам лишения свободы, а Закаева - за предполагаемые террористические преступления. В случае с Березовским процедура экстрадиции была прекращена в связи с предоставлением ему статуса беженца. В случае с Закаевым судья постановил, что обвинения были политически мотивированными, а также, что существует риск применения к нему пыток в случае возвращения в Москву.

Британия настаивала на том, что правительство не имеет контроля над судами. Тони Брентон, прибывший в Москву в качестве британского посла год спустя, обнаружил, что при любом разговоре с российскими чиновниками первым делом они поднимали вопрос об экстрадиции двух мужчин. «Я говорил им, - говорит Брентон, - я не могу этого сделать. Тони Блэр не может этого сделать. Вы должны убедить британского судью отправить их обратно».

Это было экономно по отношению к правде.

Причина, по которой они не могли быть выданы, заключалась в том, что британское правительство через Министерство внутренних дел предоставило им убежище. Блэр мог бы заявить, что у него не было выбора, поскольку в случае возвращения в Россию оба человека рисковали подвергнуться преследованию за свои политические взгляды, но это более сложный аргумент, чем просто сказать, что ответственность за это лежит на судах.

Путин на это не купился. С точки зрения Москвы, Закаев был представителем чеченского джихадистского движения, члены которого совершали террористические акты, а Березовский, даже если он сделал не больше, чем другие российские олигархи, использовал сомнительные, если не преступные методы для создания своей бизнес-империи. Предоставив им убежище - в случае с Закаевым вскоре после бойни в Беслане, - британское правительство дало понять, что не доверяет российскому правосудию в том, что оно поступит с ними справедливо. В этом плане британцы были правы. То, что в советское время называлось "телефонным правосудием", стало частью репертуара Путина, как и его советских предшественников. Теперь у него появилось новое название - "басманное правосудие", по имени суда Басманного района Москвы, расположенного к северо-востоку от Лубянки, в который Кремль передавал политически важные дела. Но работало оно точно так же. Судьи выносили заранее определенные властями приговоры.

Разочарование Путина в Блэре было взаимным. В британском правительстве, по словам Шейнвальда, «росло осознание степени угнетения в России, характера и методов Путина. [Блэр почувствовал, что его подвел появившийся Путин, более откровенно жестокий и автократичный, чем тот, на которого он рассчитывал».

В последующие несколько лет эта точка зрения получила широкое распространение в Европе. Герхард Шредер, утверждавший, что неправильно "предъявлять к России чрезмерные требования в отношении темпов внутренних политических реформ", был заменен Ангелой Меркель, выросшей в Восточной Германии и питавшей гораздо меньше иллюзий в отношении России. В Италии энергичного Сильвио Берлускони, с которым у Путина сложились теплые отношения и который отправлял своих дочерей отдыхать с детьми премьер-министра на семейную виллу на Сардинии, сменил церемонно настроенный Романо Проди. Во Франции на смену Жаку Шираку пришел Николя Саркози, импульсивный правый, который был неизвестен в Москве.

Несмотря на произошедшие изменения, отношения России с Европейским союзом продолжали развиваться. Были созданы области сотрудничества, известные как "общие пространства", охватывающие экономические отношения, безопасность и правовые вопросы, внешнюю безопасность, науку, образование и культуру, возобновились разговоры - правда, только разговоры - о смягчении визовых требований. Однако политический климат в Европе был заметно прохладнее, чем в первые годы пребывания Путина у власти.

Для Москвы Британия стала ориентиром, местом, где можно было прощупать намерения и реакцию Америки на российские инициативы, не ставя под угрозу основные отношения с Соединенными Штатами.

Холодок, наступивший после вторжения в Ирак, ощущался повсеместно. Когда в 2004 г. Ричард Дирлав посетил Москву для переговоров с Патрушевым, своим коллегой по ФСБ, он обнаружил, что «ставни опускаются». Контакты Блэра с Путиным стали реже. Шейнвальд говорил о "медленном сгорании". Российские комментаторы писали, что отношения ухудшаются.

Посол Брентон попытался придать этому хорошее выражение. «Они делали то, что нам не нравилось, - сказал он, - но в сущности это были проблемы страны, которая все еще нащупывала свои позиции после краха коммунизма... Ожидалось, что мы пройдем через это, и Россия станет нормальным членом международного сообщества».

Оглядываясь назад, можно сказать, что это наивно. Но в то время это мнение было широко распространено на Западе. Внешне отношения были корректными. Когда Блэр посетил Москву в июне 2005 года, Путин принял его в Ново-Огарево, а не в Кремле, что было воспринято как позитивный жест, и, судя по всему, он с удовольствием показал Блэру территорию. В июле, во время саммита G8 в Глениглсе, когда исламистские террористы убили более 50 человек в результате взрывов в Лондоне, британцы нашли Путина "великодушным и благосклонным и всем тем, что вы ожидаете от лидера". Три месяца спустя, когда он снова посетил Великобританию для участия в саммите Россия-ЕС, российские журналисты с благодарностью отметили, что Блэр пригласил Путина к себе домой, где они беседовали "в комнате, загроможденной детскими игрушками".

Но наряду с этими поверхностными любезностями Путин испытывал глубокое нетерпение по поводу лицемерия Великобритании.

Богатые россияне с сомнительным прошлым получили вид на жительство и вложили свои состояния в Великобританию. Противники Путина получали убежище. Блэр, похоже, не хотел понимать, что он не может быть одновременно и с Россией, и против нее. Разочарование российского лидера проявилось в очередной раз, когда его привели в COBRA - защищенную комнату для брифингов под зданием кабинета министров, где проводятся кризисные совещания, - чтобы заслушать брифинг о британской тактике борьбы с терроризмом в связи с терактами в Лондоне. Он слушал некоторое время, а затем тихо сказал: «Знаете, как мы поступаем с исламскими террористами? Мы их убиваем».

Даже в Министерстве иностранных дел, где невозмутимый оптимизм выполнял роль дипломатического эквивалента жесткой верхней губы, росло понимание того, что не все в порядке. На официальных переговорах на Даунинг-стрит, когда зашла речь о Березовском и Закаеве, министр иностранных дел Джек Стро прямо сказал Путину: «Я хотел бы избавиться от этих людей. Они наносят ущерб нашим отношениям».

Дальше все пошло по накатанной.

Разговор зашел об иностранной, в частности британской, поддержке российских НПО - тема, не дававшая покоя Путину с момента "революции роз" в Грузии, в которой заметную роль сыграли финансируемые американцами НПО. Не все НПО ориентированы на то, чтобы отстаивать реальные интересы людей, - ворчал Путин весной 2004 года. Для некоторых из них приоритетом является получение финансирования от влиятельных зарубежных фондов, [и] они не могут укусить руку, которая их кормит.

В следующем году в одном из московских скверов ФСБ обнаружила необычную "мертвую букву". Замаскированный под небольшой камень возле кустов, он содержал устройство, способное принимать и сохранять электронные сообщения со специально оборудованных мобильных телефонов, имевшихся у российских информаторов. Их контролеры, четыре сотрудника МИ-6, находившиеся под дипломатическим прикрытием в посольстве Великобритании, получали сообщения в электронном виде на карманный компьютер, когда проходили мимо.

В течение нескольких месяцев эта история держалась в секрете. Затем, словно вытащив кролика из шляпы, в январе 2006 года она была обнародована с большой помпой в специальной программе на государственном телеканале "Россия 1".

Шпионаж, однако, был не единственным обвинением. Россияне утверждали, что дипломаты также предоставляли незаконное финансирование российским правозащитным организациям, и британское правительство решительно отвергло это обвинение. Обвинение было призвано оправдать законопроект, вводящий новые ограничения на деятельность НПО, который был принят Госдумой неделей ранее. Время было выбрано такое, что некоторые россияне заподозрили, что вся история была сфабрикована и никакого камня не существовало, ни поддельного, ни какого-либо другого. Это было не так. Руководитель аппарата Блэра Джонатан Пауэлл позже признал, что камень, сделанный из серого пластика, был вполне реальным, и что МИ-6 попалась со спущенными штанами.

Путин назвал этот эпизод мелкими разборками между спецслужбами, озорно добавив, что дипломаты не будут высланы, поскольку в случае их замены их преемники могут оказаться более умелыми. Что вызывает сожаление, так это тайное финансирование неправительственных организаций. Эти деньги имеют неприятный запах", - заявил он. Мы не хотим, чтобы [наши НПО] управлялись кукловодами из-за рубежа... Государства не могут использовать НПО в качестве инструмента внешней политики на чужой территории.

Как и в случае с принятием Думой новых жестких ограничений на деятельность СМИ после теракта на Дубровке, Путин смягчил законодательство об НКО, сыграв ставшую уже привычной роль "доброго царя, упрекающего плохих бояр", но новые законы остались достаточно расплывчатыми, чтобы дать властям широкую свободу действий.

Через несколько дней прокуратура объявила о возбуждении уголовного дела в отношении офиса Британского Совета в Санкт-Петербурге по факту "незаконной коммерческой деятельности", под которой, как выяснилось, подразумевается организация занятий по английскому языку. Обвинение было оставлено в подвешенном состоянии, как приглушенная угроза, которая могла быть приведена в действие в любой момент, когда этого потребует политическая ситуация. В июле 2006 г., когда Россия должна была принимать "Большую восьмерку" в Санкт-Петербурге, Тони Блэр заявил, что планирует присутствовать на открытии нового офиса Совета на Невском проспекте. Ему ответили, что это невозможно: пожарная служба отказалась сертифицировать здание. В таком случае, сказал Блэр, он проведет церемонию открытия на тротуаре. Столкнувшись со скандалом накануне саммита, русские отступили. Но расследование "незаконного преподавания языков" продолжалось. Трудности Британского Совета на этом не закончились.

Не было и посла Брентона.

За несколько дней до встречи G8 он выступил на так называемом "альтернативном саммите" в Москве, организованном лидерами нескольких небольших оппозиционных партий и правозащитных групп для обсуждения политических свобод. Кремлевское молодежное движение "Наши", что означает "наши" и призвано подчеркнуть разницу между русским (наши) и нерусским или иностранным (ненаши), немедленно потребовало от него извинений за участие в "фашистском" мероприятии.

Идеолог "Наших" Владислав Сурков, талантливый и неконформный молодой человек, наполовину чеченец, наполовину русский, писал рок-песни и романы, а также разрабатывал макиавеллистские политические стратегии. Его официальная должность - первый заместитель руководителя Администрации Президента РФ. Он создал "Наши" для того, чтобы в случае попытки "оранжевой революции" в России выступить в качестве ударной силы, поддерживающей Путина.

Когда извинений не последовало, члены "Наших", размахивая транспарантами и скандируя требования об отзыве Брентона, пикетировали британское посольство, расположенное в роскошном купеческом доме XIX века на берегу Москвы-реки, напротив Кремля. Казалось, что это было сделано прямо по сценарию маоистских "Красных гвардейцев" 40 годами ранее, хотя и с гораздо меньшей жестокостью - своего рода "Культурная революция в стиле лайт".

Преследование продолжалось с перерывами в течение полутора лет. После того как один из молодых людей, поклявшийся сделать Брентона своим "личным делом", подрался с охранником посольства, министр иностранных дел России Сергей Лавров вызвал лидеров движения и напомнил им об обязательствах России по Венской конвенции. Это мало что изменило. Милиция получила приказ не вмешиваться.

Кампания против Британского совета и преследование британского посла были санкционированы Путиным. Но Британия была суррогатной целью. Кремль гораздо больше беспокоили инициативы США по продвижению демократии и поддержка правозащитных групп через финансируемые Конгрессом организации, такие как Национальный фонд в поддержку демократии.

Путин еще не был готов к прямой конфронтации с Вашингтоном, и, возможно, надеялся, что ему не придется этого делать. Вместо этого он воспользовался китайской пословицей: "Указывая на шелковицу, проклинаешь саранчу". Неудачи Британского совета, как надеялись в Кремле, могут заставить американцев задуматься.

Сам Брентон тоже был лошадью преследования.

Американские чиновники, такие как Дэн Фрид, помощник госсекретаря по делам Европы и Евразии, присутствовавший на том же "альтернативном саммите", не испытали того гнева, который обрушился на их британского коллегу. Когда Александра Вершбоу, американского посла в Москве на протяжении большей части первого срока Путина, вызвали в МИД на разборку после участия в оппозиционной конференции по свободе прессы, он сообщил: «Я здесь, чтобы защищать американские ценности». Он тоже был избавлен от тех преследований, которые пришлось пережить Брентону.

К тому времени произошел еще один инцидент, значение которого не было осознано в то время, но который привел к тому, что Путин стал еще более желчно относиться к роли США в мире.

Летом 2004 г. правительство России объявило, что основной производственный комплекс нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского - "Юганскнефтегаз" - будет продан с аукциона для погашения задолженности по налогам в размере 27,5 млрд. долл. Путин решил, что "Газпром" должен купить ее в рамках программы диверсификации. Консорциум западных банков во главе с Deutsche Bank подготовил кредитный пакет на сумму около 18 млрд долларов США, что соответствует рыночной стоимости компании.

Враг Ходорковского, Игорь Сечин, ныне председатель совета директоров ОАО "НК "Роснефть", решительно выступил против этого соглашения, якобы на том основании, что западным банкам нельзя доверять финансирование стратегического актива, но на самом деле для защиты собственной территории. По мнению Сечина, "Газпром" не имеет права заниматься добычей нефти. Это сфера деятельности "Роснефти".

Тогда Путин принял решение о слиянии "Газпрома" и "Роснефти".

Отчасти это было сделано в угоду Западу, чтобы смягчить негативные последствия ареста Ходорковского и распада ЮКОСа. Это позволило бы создать гигантскую компанию, в пять раз превышающую ExxonMobil, и снять ограничения на иностранное участие, которые ограничивали иностранную собственность в "Газпроме". Это также послужит укреплению контроля Путина над энергетическим сектором в целом.

Эта идея понравилась Сечину еще меньше.

В начале декабря Путин созвал совещание для обсуждения вопроса о поглощении. Сечин уперся ногами, и дискуссия пошла вразнос, пока президент, окончательно потеряв терпение, не сказал ему, что решение принято, и если он не желает его принимать, то может уходить - выговор, который оставил его потрясенным.

Через три дня в Техасе судья окружного суда в Хьюстоне вынес решение о запрете ЮКОСу и его американской дочерней компании участвовать в аукционе по продаже "Юганскнефтегаза" до рассмотрения дела о банкротстве по главе 11.

Консорциум Deutsche Bank приостановил предоставление кредитного пакета, опасаясь санкций со стороны США.

Тем не менее, 19 декабря аукцион состоялся. Единственным участником аукциона стала ранее неизвестная компания "Байкалфинансгруп", которая незадолго до этого была спешно зарегистрирована в здании, где располагались водочный бар и салон сотовой связи в родном городе Путина - Твери. "Юганскнефтегаз" перешел в собственность компании за 9,3 млрд. долларов США, что вдвое меньше его реальной стоимости. Через четыре дня "Роснефть" купила "Байкалфинансгруп", став крупнейшей нефтяной компанией не только в России, но и в мире.

Сечин выиграл гейм, сет и матч.

Он не только получил контроль над "Юганскнефтегазом", жемчужиной портфеля ЮКОСа, но и доказал свою правоту там, где Путин ошибался. На западные банки нельзя было положиться не потому, что они не заслуживали доверия, а потому, что международная финансовая система находилась под американским контролем.

То, что окружной судья в Техасе смог заблокировать финансовую операцию российского государства, проведенную внутри России, наглядно показало, насколько далеко может зайти рука Америки.

Через несколько месяцев дело было прекращено на том основании, что техасский суд не обладал юрисдикцией. Но к тому времени ущерб был уже нанесен. Публично Путин ворчал по поводу "имперских" экстерриториальных решений и спрашивал, "знает ли судья вообще, где находится Россия на карте". В частном порядке он был потрясен. Для него стало очевидным, насколько Соединенные Штаты по-прежнему являются мировым гегемоном.

На следующей встрече с Бушем в Братиславе, столице Словакии, в феврале 2005 г. Путин беззаботно заявил, что "фундаментальные отношения двух стран... вероятно, никогда не были на таком высоком уровне, как сейчас". Это прозвучало очень напряженно.

Барабанный бой обвинений со стороны западных правозащитных организаций, протестующих против зверств в Чечне, репрессии в отношении российских СМИ, арест Михаила Ходорковского, неспособность побороть коррупцию на всех уровнях - от гаишника на углу улицы до министров правительства и членов ближайшего окружения Путина; факты, свидетельствующие о том, что Кремль устанавливает все более авторитарный и произвольный режим, - все это в совокупности заставило западное общественное мнение и западных политиков, многие из которых поначалу были готовы отнестись к Путину с пониманием, удвоить свою критику.

Даже когда Путин расхваливал свои личные отношения с Бушем, российская пресса писала, что отношения с Западом возвращаются к тому, что было во времена холодной войны. Китайские СМИ, обычно осторожно комментирующие дела партнеров Пекина, назвали эти отношения "союзом по расчету". Один немецкий комментатор написал, что за фасадом дружбы "ведется своего рода война по доверенности".

Наиболее ярко это проявилось в ходе кампании по продвижению демократии в США.

В начале второго срока Буш назначил Кондолизу Райс госсекретарем вместо Колина Пауэлла, которого Путин позже назвал "одним из немногих действительно очень приятных партнеров среди американских чиновников, с которыми мы имели дело". Если это прозвучало как укол в адрес Райс, то так оно и было. Железная магнолия", как окрестила ее российская пресса, с оружием в руках взялась за новую должность. Незадолго до визита в Москву, в апреле, она призвала Путина не выдвигать свою кандидатуру на пост президента после окончания его второго срока в 2008 г., а затем дала интервью "Эху Москвы", в котором пожаловалась, что России необходимо больше демократии и что Путин сосредоточил слишком много власти в своих руках.

Демократия, - возразил он, - не является товаром, который можно просто экспортировать из одной страны в другую... Она - продукт внутреннего развития общества. У России нет будущего без демократии, но она должна управляться "методами, наиболее подходящими к ее условиям, а не так, как в некоторых европейских странах или США".

Президент Буш отнесся к этому с некоторым пониманием. По его словам, он никогда не ожидал, что Россия будет похожа на Америку. Вместо этого она должна иметь "демократию российского типа". Неоконы из его окружения, среди которых была и Райс, придерживались иной точки зрения.

Этот вопрос постоянно поднимался и бил по больному месту. Когда британский журналист предложил провести параллель между ситуацией с правами человека в России и в Африке, Путин холодно ответил: «Мы знаем, что в некоторых африканских странах до недавнего времени было принято есть своих политических оппонентов. У нас такой практики нет, поэтому любые сравнения в этой области считаю бестактными». Имелся в виду Жан-Бедель Бокасса, самопровозглашенный император бывшей Центральноафриканской Республики, который, по общему мнению, в 1970-х годах занимался политическим каннибализмом. Эта реплика была воспринята в России с одобрением, но, как и многие другие нелепые высказывания Путина, вызвала шокированное молчание среди присутствующих западных людей.

Были и другие раздражители. Америка планировала открыть военные базы в Болгарии и Румынии. Не удалось достичь компромисса по системе противоракетной обороны США, не удалось продвинуться и в вопросе ядерного разоружения. Времена, когда Путин призывал к сближению с НАТО, остались в далеком прошлом. Теперь он сетует на двойные стандарты альянса. С одной стороны, Запад требует признать независимость Косово, которое юридически является частью Сербии, что ставит под угрозу нерушимость послевоенных границ Европы. С другой стороны, он закрыл глаза на то, что Латвия причислила около полумиллиона русских жителей к "негражданам" и лишила их политических прав.

Именно с учетом проблем российской диаспоры - 25 млн. россиян, которые практически со дня на день оказались эмигрантами в новых независимых постсоветских государствах, - Путин, выступая в апреле перед двумя палатами российского парламента, заявил, что распад Советского Союза стал "величайшей геополитической катастрофой века".

Фраза была неудачной. Она создавала впечатление, что он является непримиримым апологетом советской власти, целью жизни которого является восстановление СССР в прежнем виде. На самом деле он уже неоднократно заявлял, что советский период - это «сложная страница нашей истории, героическая, созидательная и в то же время трагическая, но эта страница уже перевернута. Этот корабль уплыл». Позднее он утверждал, что, называя советский период катастрофой, он имел в виду лишь то, что это была гуманитарная катастрофа.

На самом деле все было гораздо сложнее. Слово "геополитический" было ключевым. Он нечаянно приоткрыл окно в то, во что он действительно верил. Для Путина, как и для большинства россиян его поколения, конец СССР стал событием, потрясшим всю страну. На вопрос, заданный ему много лет спустя, что оказало на него наибольшее влияние и что он больше всего хотел бы отменить, он ответил: "Распад Советского Союза".

В конце 2005 года проявилось еще одно из последствий распада СССР. Украина по-прежнему оплачивала поставки российского газа по заумной бартерной системе. С тех пор как Путин возглавил внешнюю торговлю в Санкт-Петербурге, он выступал за переход к рыночным отношениям, при которых Украина и другие постсоветские страны, пользовавшиеся так называемыми "ценами дружбы", зачастую в три-четыре раза ниже, чем в других странах, стали бы платить по тем же ценам, что и Западная Европа. По его словам, Россия слишком долго была "дойной коровой для всех и каждого", субсидируя поставки нефти и газа в другие страны СНГ на сумму в несколько миллиардов долларов в год.

Отношения Путина с украинским лидером Виктором Ющенко заметно улучшились после его избрания зимой предыдущего года, но в газовом вопросе прогресса не было. Премьер-министр Украины Юлия Тимошенко, бизнесвумен, ставшая харизматичным символом "оранжевой революции", чьи фирменные белокурые косы и эльфийская внешность скрывали безжалостную способность к политическому маневрированию, не желала идти на уступки. В сентябре Ющенко уволил Тимошенко и сам взял под контроль "газовое досье". Но решение так и не было найдено. 80% экспорта "Газпрома" в Западную Европу идет через Украину, и, как признал позже Ющенко, украинцы в течение многих лет незаконно отбирали значительную часть газа для собственных нужд. Даже за ту часть, которая была оплачена, с Украины брали 50 долларов США за тысячу кубометров вместо европейской цены в 200 с лишним долларов.

13 декабря "Газпром" предупредил, что если вопрос не будет решен, то в конце месяца он прекратит поставки. Через две недели, когда соглашение так и не было достигнуто, Путин предложил Украине кредит на покрытие разницы между "дружеской" и рыночной ценой, но подчеркнул, что он должен быть гарантирован международным банком и в конечном итоге возмещен. Ющенко отказался. Наконец, 31 декабря Путин предложил компромисс: Россия продолжит поставки газа в первом квартале 2006 года по нынешней цене при условии, что Украина согласится перейти на рыночные тарифы в дальнейшем. Ющенко снова отказался. Соответственно, 1 января 2006 г. "Газпром" прекратил поставки. Через три дня президент Украины капитулировал, было подписано соглашение, предусматривающее постепенный переход на рыночные цены, и поставки возобновились.

Это не первый случай отключения газа со стороны России. Двумя годами ранее в ходе аналогичного спора "Газпром" прекратил поставки в Белоруссию. Но в этом случае пострадали только Польша и Литва. В этот раз от газоснабжения пострадали Австрия, Франция и Италия, а также большая часть Восточной Европы.

Эффект был двояким. Хотя европейские правительства с некоторым сочувствием отнеслись к позиции Путина - украинцы вели себя плохо, у них не было никаких причин не платить по рыночной ставке - большинство западных СМИ, мало интересующихся техническими аспектами долгосрочных газовых контрактов, восприняли это как грубое российское издевательство. Общественное мнение, уже разочаровавшееся в Путине и его режиме, стало еще более разочарованным. Не менее, если не более важно, что на повестку дня вновь встал вопрос об энергетической безопасности и о том, не становится ли Европа слишком зависимой от российских нефти и газа. Этот вопрос был американским коньком с тех пор, как в 1980-х годах администрация Рейгана пыталась заблокировать строительство российского газопровода в Западную Европу. Но теперь он приобрел дополнительное значение, поскольку, помимо геополитических соображений, Вашингтон искал европейские рынки для экспорта американского сжиженного природного газа.

Посол США в Москве Билл Бернс советует проявлять осторожность. Важно сделать шаг назад при рассмотрении нынешней ситуации", - написал он в феврале в телеграмме Кондолизе Райс. Энергетические отношения России с ее бывшими советскими соседями напоминают ужасный бракоразводный процесс. [Но] переход к холодным жестким контрактам может ознаменовать не начало, а конец грубого использования энергии в качестве политической дубины, [и] в конечном итоге мы все, вероятно, окажемся в лучшем положении.

Ястребы из администрации видели все иначе.

В мае вице-президент США Дик Чейни приехал в столицу Литвы Вильнюс, чтобы выступить на конференции по вопросам демократии, в которой приняли участие главы государств девяти прозападных или ориентированных на Запад стран, расположенных на периферии России, включая Украину и Грузию. После диатрибы в адрес президента Беларуси Александра Лукашенко, которого он обвинил в том, что тот возглавляет "последнюю диктатуру в Европе", Чейни переключил свое внимание на Россию:

Сегодня в России противники реформ стремятся обратить вспять достижения последнего десятилетия... Правительство несправедливо и неправомерно ограничивает права своего народа. Другие действия российского правительства были контрпродуктивными и могут начать сказываться на отношениях с другими странами. Ни один законный интерес не служит тому, что нефть и газ становятся инструментами запугивания или шантажа... Россия должна сделать выбор... Никто из нас не верит, что России суждено стать врагом.

Подразумевалось, что если Россия не изменит своего поведения, то она действительно станет врагом. Один западный дипломат в Москве назвал это выступление "самой резкой речью против России" с тех пор, как Рейган в 1987 году выступал у Бранденбургских ворот и призывал Горбачева снести Берлинскую стену.

Ответ Путина прозвучал через шесть дней в его ежегодном обращении к обеим палатам парламента - российском аналоге американского послания "О положении дел в стране". Он добавил лишнюю фразу, которой не было в подготовленном тексте. Волк знает, кого съесть", - сказал он. Как быстро патетические речи о правах человека и демократии отходят на второй план, когда на первый выходят собственные интересы! Говоря простым языком, Чейни был лицемером, а Америка - хищником, чья стандартная реакция заключалась не в попытках урегулировать разногласия, а в применении силы. Позднее, когда его попросили прокомментировать заявление вице-президента, он сравнил его с "неудачным выстрелом на охоте" - отсылка к инциденту, произошедшему ранее в том же году, когда Чейни случайно выстрелил и ранил своего компаньона во время охоты на перепелов в Техасе. По словам Путина, это "пережиток мышления времен "холодной войны" человека, "который не понимает геополитических изменений, происходящих сегодня в мире".

Газовый спор положил начало глубоким изменениям в отношении России как к своим соседям, так и к Западу.

Давно прошли те времена, когда Путин склонялся к тому, чтобы избежать ненужного противостояния с Соединенными Штатами и их европейскими союзниками. Российская экономика выглядела сильной. Цены на нефть достигли рекордного уровня. Страна расплатилась с внешними долгами, лишив Запад важного источника влияния. Популярность Путина стабильно превышала 70%.

Россия впервые начала демонстрировать свою силу. Правда, делала она это не очень умело. Путин признал, что Россия плохо объяснила свои аргументы - это упущение, которое он попытался исправить, подписав контракт с американской фирмой Ketchum, занимающейся связями с общественностью, для улучшения имиджа Москвы. Но он показал, что готов жестко отстаивать интересы России, даже если это приведет к проблемам с Западом, и это понравилось россиянам.

К лету 2006 г. Путин пришел к выводу, что ему больше нечего терять, создавая проблемы Великобритании. Важнейшим партнером России стал Евросоюз, ведущими членами которого, по его мнению, являются "Германия, Франция, Италия и Испания", причем именно в таком порядке. Великобритания, которую тремя годами ранее он называл ключом к интеграции России в европейскую экономику, больше даже не упоминалась. Правительство Блэра считалось настолько подчиненным Соединенным Штатам, что оно никогда не будет действовать самостоятельно. Что бы ни происходило в отношениях Москвы и Вашингтона, к лучшему или худшему, считал Путин, Великобритания будет покорно следовать за ним.

Следующий его шаг вывел конфликт на новый уровень.

23 ноября 2006 г. Александр Литвиненко, разоблачитель ФСБ, восемь лет назад разозливший Путина публичными обвинениями в преступном поведении своего начальника, мучительно скончался в лондонской больнице, заболев три недели назад, как сначала считалось, пищевым отравлением.

После приезда Литвиненко в Великобританию МИ-6 некоторое время выплачивала ему гонорар за информацию о российском руководстве, но его сочли несерьезным человеком, и отношения были прекращены. Он по-прежнему был близок к Борису Березовскому, который выплачивал ему щедрое вознаграждение за работу в его циклической кампании по свержению путинского режима. Он также сдружился с Ахмедом Закаевым, еще одной "бестией" Кремля в Великобритании, который был соседом в пригороде Северного Лондона Мусвелл Хилл, где Литвиненко жил с женой и сыном. Литвиненко служил в Чечне во время первой чеченской войны, а в Лондоне встал на сторону чеченцев и принял ислам. Он был одной из тех обаятельных, меркантильных личностей, которые часто становятся крестом для окружающих. Алан Коуэлл, лондонский корреспондент New York Times, в своей книге "Терминальный шпион" пишет, что он был «склонен к навязчивым идеям и крестовым походам... Он не разбирался в истине. Он наслаждался кампаниями, делал дикие выводы. Он был фанатиком. Он был взбалмошным. Он видел связи там, где никто не видел». За месяц до смерти он стал натурализованным гражданином Великобритании, чем очень гордился.

Через свою связь с Березовским в октябре 2004 г. Литвиненко возобновил контакт с бывшим коллегой по КГБ Андреем Луговым, который в конце 1990-х гг. был начальником службы безопасности телеканала ОРТ, контролировавшегося Березовским. Луговой утверждал, что в 2001 г. был арестован и находился в заключении 15 месяцев за попытку помочь одному из соратников Березовского бежать из российской тюрьмы. Так ли это было на самом деле, неизвестно. Несомненно, лишь то, что вскоре после этого при содействии ФСБ он восстановил контакты с Березовским, который рассматривал его предполагаемое заключение как доказательство своей добросовестности. Литвиненко, знавший его еще по работе в Москве, также поверил ему, и они стали работать вместе в качестве консультантов, проводя due diligence для британских компаний, рассматривающих возможность инвестиций в Россию. Луговой представлял себя успешным бизнесменом, который время от времени приезжал в Лондон с семьей посмотреть футбольные матчи.

Во время одного из таких визитов, 1 ноября 2006 г., Литвиненко вместе с ним выпивал в отеле Millennium в Мейфере. Вечером ему стало плохо. Симптомы болезни вызвали недоумение у лечивших его британских врачей. Подозрение быстро пало на Россию, и после исключения пищевого отравления были проведены анализы на наличие таллия - радиоактивного тяжелого металла, который использовался КГБ СССР для совершения покушений. Однако тесты на гамма-излучение дали отрицательный результат. Один из лечивших его специалистов сказал, что вполне возможно, что причина так и не будет установлена.Представитель ФСБ в Москве, отвергая версию о причастности России, сказал, что ведомство сожалеет о случившемся и желает ему скорейшего выздоровления. По его словам, виновных, скорее всего, можно найти среди русской эмиграции в Лондоне.

Для Москвы это был бы идеальный исход. Один из самых яростных критиков Путина, считавший себя в безопасности на Западе, пережил загадочную, мучительную и очень публичную смерть. Для российских политических эмигрантов сигнал был бы ясен. Вот что должно было произойти с теми, кого считали предателями. Тот факт, что Москва могла незамеченной ликвидировать противников за тысячи километров, еще больше пугал.

Сам Литвиненко в своем последнем завещании обвинил в этом Путина. На пресс-конференции в Хельсинки российский лидер выразил свои соболезнования, сказав, что "смерть любого человека - это всегда трагедия", а затем с нескрываемой злобой добавил: "Господин Литвиненко, к сожалению, не Лазарь". Официально британская полиция охарактеризовала его болезнь как "необъяснимую".

ФСБ едва не осталась безнаказанной.

Почти случайно за несколько часов до смерти Литвиненко в образце его мочи, отправленном в британский Центр атомного оружия в Портон-Дауне, был обнаружен другой радиоактивный элемент - полоний-210. Это одно из самых смертоносных известных веществ, которое испускает альфа-, а не гамма-излучение, не регистрируемое стандартными детекторами.

После этого все встало на свои места. Британская полиция объявила, что следы полония в высокой концентрации были обнаружены в баре отеля Millennium, где Литвиненко встречался с Луговым и другим россиянином, Дмитрием Ковтуном, в день, когда он заболел. Там он выпил полчашки чая, налитого из заварочного чайника, в котором после этого был обнаружен высокий уровень первичного загрязнения полонием. Последующее расследование выявило радиоактивный след в Великобритании и Германии, везде, где проходил тот или иной подозреваемый, а также на самолетах, пассажирами которых они были. Имелись также свидетельства того, что третий россиянин, личность которого так и не была установлена, прибыл в Великобританию для руководства операцией. После возвращения в Москву у Лугового и Ковтуна, которые, очевидно, не имели представления об опасности материала, с которым они работали, были обнаружены легкие симптомы радиоактивного заражения, что, по мнению россиян, свидетельствовало о том, что они тоже стали жертвами того, что стало причиной смерти Литвиненко. В мае 2007 г. Великобритания потребовала экстрадиции Лугового, на что Россия ответила предсказуемым отказом, что привело к высылке четырех российских дипломатов из Лондона и, в свою очередь, четырех британских дипломатов из Москвы. В конце того же года Луговой был избран в Госдуму, что дало ему иммунитет от судебного преследования.

Правительство Блэра оказалось в затруднительном положении. С одной стороны, как сказал его начальник штаба Джонатан Пауэлл, «мы не можем ничего не делать, когда они убивают людей на улицах Лондона». С другой стороны, отношения уже были достаточно плохими; британская нефтяная компания BP имела крупные инвестиции в России, и никто не хотел полного разрыва. Поэтому Лондон осторожно говорил о "причастности государства", но не обвинял Кремль напрямую. Правительство противилось призывам провести общественное расследование, а следствие по делу о смерти Литвиненко было приостановлено без вынесения вердикта.

Для Путина это было еще одним признаком слабости Великобритании.

Но Блэр знал то, чего не знал Путин. У ЦРУ был источник в Кремле, имевший постоянный доступ к президенту России. В какой-то момент - когда именно, не сообщается - источник сообщил, что убийство Литвиненко по указанию Путина организовал глава ФСБ Николай Патрушев. В соответствии с соглашением об обмене разведданными между Великобританией и Америкой "Пять глаз", об этом был проинформирован глава MI6 Джон Скарлетт. Сырые разведданные не являются доказательством, и это стало одной из причин того, что спустя несколько лет, когда в Великобритании было проведено официальное расследование, его председатель Роберт Оуэн пришел к выводу, что Путин "скорее всего", а не наверняка, заказал убийство Литвиненко. Но это было prima facie доказательством того, что решение было принято самим Путиным.

Почему он это сделал?

Для Москвы Литвиненко был "бывшим". Время от времени он выступал с нелепыми заявлениями, например, о том, что Путин является педофилом, которые он основывал на инциденте, когда президент поцеловал в животик маленького мальчика, встреченного им среди туристов, посещавших Кремль. На Западе это показалось бы очень странным, но в России, где взрослые часто обнимают чужих детей, это не вызвало особого удивления. В любом случае, эта история не имеет смысла. Как алкоголики пытаются скрыть свою зависимость, так и настоящий педофил меньше всего стал бы ласкать ребенка на публике. В остальное время Литвиненко писал статьи на малоизвестных чеченских сайтах. В Лондоне находились и другие изгнанники, которых Кремль считал гораздо более серьезной угрозой.

Впрочем, возможно, в этом и был смысл. Литвиненко не был громким противником. Его убийство было символическим, и, если бы британская полиция не обнаружила полониевый след, Москва не понесла бы никаких негативных последствий.

Его убийство произошло после принятия Госдумой нового закона, наделяющего спецслужбы расширенными полномочиями по борьбе с "террористами" и "экстремистами" за рубежом. Это был странный закон. Ранее российским спецслужбам никогда не требовались юридические полномочия для убийства изгнанных противников - недавний пример - убийство чеченского лидера Зелимхана Яндарбиева в Катаре сотрудниками ГРУ в 2004 году. Но закон и убийство Литвиненко преследовали одну и ту же цель: они были предупреждением российским эмигрантам о том, что нельзя выходить за рамки дозволенного.

Дело Литвиненко окончательно убедило Блэра в необходимости противостоять Путину.

С тех пор как Россия начала оказывать давление на Британский совет, его помощники убеждали его поговорить с российским лидером, но каждый раз, по словам Найджела Шейнвальда, у них возникало ощущение, что "он тянет время". В июне 2007 года, за три недели до ухода Блэра с поста премьер-министра, он и Путин встретились, каждый только с переводчиком и одним близким помощником, на полях саммита G8 в Хайлигендамме, на побережье Балтийского моря в бывшей Восточной Германии. Блэр не стал напрямую поднимать вопрос о том, кто заказал убийство Литвиненко, чтобы не проболтаться о том, что Путин может узнать о существовании информатора в Кремле. Вместо этого он выплеснул длинный список претензий, накопившихся после войны в Ираке, и прямо сказал Путину, что на Западе начинают опасаться того, в каком направлении движется Россия. Путин дал сдачи, - вспоминает Джонатан Пауэлл, докладчик с британской стороны. Атмосфера была ледниковой.

Приход Гордона Брауна на пост преемника Блэра нисколько не повлиял на ухудшение отношений. Огромные инвестиции BP в российский нефтегазовый бизнес продолжали сталкиваться с проблемами, или, как предпочитал выражаться исполнительный директор Тони Хейворд, с "ухабами на дороге", а через полгода все региональные отделения Британского совета под Москвой было приказано закрыть на том основании, что для их деятельности в России "нет законных оснований".

В то время убийство Литвиненко рассматривалось, по сути, как двусторонний вопрос между Россией и Великобританией. Это было ошибкой. Оно имело гораздо более широкое значение. Путин редко действует, не продумав возможные последствия. Он знал, что существует вероятность - вероятно, большая вероятность, учитывая склонность всех секретных служб к ошибкам, - что убийство Литвиненко будет отслежено до России. Если он и решил действовать, то не только потому, что к лету 2006 г. в значительной степени отказался от Британии, но, что более важно, потому, что начал испытывать серьезные сомнения относительно будущих отношений России с Америкой. С тех пор как Путин стал президентом шесть лет назад, его целью было установление тесных отношений с Западом. Теперь он начал сомневаться, возможно ли это вообще.

В октябре 2006 года, через несколько месяцев после размолвки с Чейни по поводу Украины, Путин принял в Москве Кондолизу Райс. На этот раз речь шла о Грузии. По ее словам, это был вопрос, по которому он оказался совершенно непримиримым.

Если Саакашвили применит силу в Южной Осетии, а мы убеждены, что он готовится это сделать, - сказал ей Путин, - то больше всего пострадает грузинский народ... Если Грузия устроит кровопролитие в Осетии, у меня не будет другого выхода, как признать Южную Осетию и Абхазию и ответить на это силой".

Путин уже несколько месяцев утверждает, что между Косово и двумя отделившимися грузинскими регионами нет никакой разницы и что если США признают независимость одного из них, то Россия не будет стесняться признать независимость других. Но это был первый случай, когда он пригрозил военным ответом в случае вмешательства Саакашвили.

Райс ответила, что если Россия так поступит, то отношения с США пострадают. Это вызвало новую тираду. Грузия - это марионетка США, сказал ей Путин. Сначала Вашингтон действовал через Шеварднадзе, теперь через Саакашвили. Настало время, когда Соединенные Штаты дергают за ниточки. Я понимаю, что в случае наших действий в Южной Осетии возникнут проблемы в российско-американских отношениях, - мелодраматично добавил он, - но какой мне смысл в крепких российско-американских отношениях, если я потеряю Россию? Райс заверила его, что США "делают все возможное, чтобы сдержать грузинское руководство" - замечание важное, поскольку оно свидетельствует о том, что в Госдепартаменте, по крайней мере, понимают, что Саакашвили может оказаться вольным стрелком, - но призвала Россию "использовать и свою голову".

То ли под давлением США, то ли потому, что вскоре после этого Путин подтвердил вывод последних российских войск со старых советских баз в Грузии, то ли по каким-то другим причинам, напряженность вокруг Южной Осетии временно ослабла. Но были и более глубокие обиды. Посол Бернс перечислил их. Среди них - "ощущение, что мы не проявили такой же заботы об интересах [Путина], как он о наших после 11 сентября, содействуя базированию в Центральной Азии; что мы не понимаем, как тяжело ему было восстанавливать порядок в России (такой, какой он есть) после ельцинского хаоса; и что мы в корне не согласны с возвращением России в ранг великой державы и стремимся сдерживать ее". Это "не очень красивая картина", - считает Бернс. Отношения между США и Россией "дрейфуют в очень бурных водах", в которых будет трудно ориентироваться, по крайней мере, в течение ближайших 18 месяцев, а возможно, и гораздо дольше.

Насколько грубо, станет ясно через два с половиной месяца, когда Путин выступит на Мюнхенской конференции по безопасности - ежегодной частной встрече мировых лидеров, политических деятелей, дипломатов и военных экспертов для обсуждения вопросов глобальной безопасности с особым упором на трансатлантические и европейские оборонные проблемы.

В начале своего выступления он обманчиво легкомысленно предупредил, что будет избегать "излишней вежливости [и] приятных, но пустых дипломатических формул, и говорить то, что я действительно думаю", добавив, что надеется, что председатель не оборвет его, если он обидится. А затем он выпалил:

Сегодня мы являемся свидетелями практически ничем не сдерживаемого, гипертрофированного применения силы - военной силы - в международных делах, силы, ввергающей мир в пучину следующих один за другим конфликтов. В результате мы не имеем достаточных сил для комплексного решения ни одного из них. Их политическое урегулирование также становится невозможным. Мы наблюдаем все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права... Более того, отдельные законы, фактически вся правовая система одной страны - США - перешагнули национальные границы этой страны во всех сферах - экономике, политике, гуманитарных вопросах - и стали навязываться другим государствам. И кому это нравится? Кому это нравится?

По его словам, предпринимаются попытки навязать однополярную систему, в которой будет "один центр власти, один центр силы, один центр принятия решений, ... мир, в котором есть один хозяин, один суверен". Это неприемлемо и недемократично. В России, по словам Путина, "постоянно читают лекции о демократии. Но почему-то те, кто нас учит, сами не хотят учиться". Однополярность губительна "не только для тех, кто находится внутри системы, но и для суверенной [державы], потому что она разрушает себя изнутри". В мире, где совокупная экономика Китая, Индии и других поднимающихся держав вскоре превысит американскую, неизбежно, рано или поздно, хотят того Соединенные Штаты или нет, должна была сформироваться многополярная система.

После холодной войны, продолжал Путин, идеологические стереотипы и пережитки блокового мышления остались "как боевые патроны". США и их союзники превратили ОБСЕ, созданную как многостороннюю организацию, в "вульгарный инструмент для продвижения своих внешнеполитических интересов". Договор об обычных вооруженных силах в Европе находится в "плачевном состоянии" в результате споров о присутствии российских войск в Грузии и Приднестровье и решения США о строительстве передовых баз в Болгарии и Румынии. Система противоракетной обороны США не только спровоцирует новую гонку вооружений, которая никому в Европе не нужна, но и, если она будет доведена до уровня, позволяющего нейтрализовать стратегические системы России, ядерный баланс, поддерживавший мир на протяжении предыдущего полувека, будет полностью разрушен.

Россия готова вести переговоры с Америкой о разоружении, сказал Путин, но он надеется, что США не станут прятать "пару сотен дополнительных боеголовок... под одеялом, так сказать... на черный день". Если новый министр обороны США, добавил он, обращаясь к присутствовавшему в зале Роберту Гейтсу, пообещает не делать этого, он предложит всем встать и поаплодировать. Г-н Гейтс с каменным лицом ничего не ответил.

Послание Путина было менее запоминающимся, чем речь Черчилля, произнесенная им в Фултоне 61 годом ранее, но тема была та же:

Камни и бетонные блоки Берлинской стены уже давно разошлись на сувениры... Теперь нам пытаются навязать новые стены и новые разделительные линии. На этот раз стены виртуальные, но тем не менее они разделяют... Неужели снова пройдут десятилетия... прежде чем они будут демонтированы?

Как и гневная тирада Бориса Ельцина в Будапеште 12 годами ранее, предупредившего, что расширение НАТО приведет к "холодному миру", речь Путина застала американских чиновников врасплох. Большая часть аудитории была ошеломлена", - пишет Financial Times. Сенатор Джон Маккейн, который ежегодно посещает конференцию, назвал это "самым агрессивным высказыванием российского лидера с момента окончания холодной войны". Белый дом заявил, что он "удивлен и разочарован".

Билл Бернс в Москве сказал Кондолизе Райс, что это был "чистый Путин - привлекательный момент, когда он заходит в каморку, полную специалистов по политике безопасности, выпячивает подбородок и дает им возможность получить по обоим стволам".

По сути, Путин сказал мало того, что не говорил раньше. Единственным новым элементом стал акцент, который он сделал на построении многополярного мира. Даже это не было чем-то новым. Это было одним из основных принципов российской внешней политики с конца 1990-х годов, когда Евгений Примаков был премьер-министром. Но до мюнхенской речи американские официальные лица были склонны считать это пустым позерством.

Изменился лишь тон. То, что Путин любил называть "ложным дном" российско-американских отношений - притворство, что все хорошо и что Россия и Америка являются надежными стратегическими партнерами, имеющими лишь несколько незначительных тактических проблем, - было отброшено. Проще говоря, писал посол Бернс, послание гласило: «Мы вернулись, и вам лучше привыкнуть к этому!»

Эта речь стала кульминацией разочарования и обиды, копившихся более десяти лет, а также растущей уверенности Путина в том, что Америка не прислушивается к проблемам России и не прислушается, пока не получит спасительный шок. Никакое отдельное событие не послужило толчком к этому. Скорее, как сказал Путин группе российских журналистов несколько дней спустя, он «пришел к выводу, что неважно, что мы делаем - говорим или молчим, - всегда найдется предлог для нападения на Россию. В этой ситуации лучше быть откровенным».

Администрация Буша только что проиграла демократам на промежуточных выборах в Сенат и Палату представителей. В Ираке царила неразбериха. Европа была отвлечена сменой лидеров. Мюнхенская конференция, неофициальная неправительственная встреча - аналог Всемирного экономического форума в Давосе - стала для России подходящим местом и временем, чтобы донести свою позицию.