Путь. Автобиография западного йога

ГЛАВА 16 ПИЛИГРИМ ВСТРЕЧАЕТ СВОЕГО ПРОВОДНИКА

Я ПРИБЫЛ в Лос-Анджелес утром 11 сентября 1948 года, в субботу, изнуренный продолжительным путешествием. Там, впервые за четыре дня, я смог побриться и принять ванну. Затем на автобусе я проехал сотню миль на юг, к небольшому прибрежному городу Инсинитас, где, как я читал, располагалась обитель Йогананды. Читая о Мастере, я сначала не обратил внимания на то, что он — основатель всемирной организации. Возможно, я подсознательно «исключил» эту информацию из-за давнишней боязни религиозных организаций. В моем сознании эта маленькая прибрежная обитель была единственным его делом.

Я прибыл в Инсинитас к концу дня и был слишком измотан, чтобы сразу направиться к жилищу Йогананады. Поэтому я остановился в гостинице, повалился на кровать и проспал почти целые сутки. На следующее утро я отправился в обитель Общества Самоосознания. Почти милю я шел мимо живописных садов с ледяником и бугенвилями. Многих цветов я прежде нигде не встречал. По яркости оттенков они сильно отличались от скромных цветов на Востоке. Позднее я заметил, что этот контраст был характерен для многих аспектов жизни на западном и восточном побережье.

Я приближался к приюту, затаив дыхание. Йогананда, вспоминал я его книгу, тоже посетил однажды святого без письменного уведомления о визите. Он еще не достиг деревни святого, когда тот вышел его приветствовать. «Может быть, Йогананда тоже знает о моем прибытии, — спросил я себя, — выйдет ли он встретить меня?»

Но этого не произошло. Я вошел через красивые ворота. По обеим сторонам въездной аллеи располагался большой, хорошо ухоженный сад: слева — деревья, справа — широкая лужайка. В конце подъездной аллеи стояло красиво оштукатуренное белое здание с красной черепичной крышей. Я представил себе учеников, спокойно выполняющих простую домашнюю работу, их лица, светящиеся внутренним спокойствием. (Знают ли они, что я приехал?) Я позвонил. Через несколько минут появилась пожилая женщина почтенного вида.

— Что вам угодно? — спросила она вежливо.

— Парамаханса Йогананда у себя?

Мое произношение этого незнакомого имени, видимо, оставляло желать лучшего. На мне был светлый морской костюм, который не мог свидетельствовать о том, что я был обычным посетителем. Я ошибочно полагал, что белый морской костюм так же уместен в Южной Калифорнии, как и в Майами или Гаване. Моя необычная внешность вместе с явным незнанием правильного произношения имени Йогананды могла произвести впечатление, что я какой-либо специалист по техническому обслуживанию.

— А, вы пришли, чтобы проверить воду?

— Нет! — сглотнул я и повторил: — Парамаханса Йогананда у себя?

— Кто? А, да, понимаю. Нет, боюсь, что он уехал до понедельника. Могу ли я вам чем-либо помочь?

— Наверное, да… Нет. Я хочу видеть его.

— Он сегодня читает проповедь в церкви Голливуда.

— У вас есть там церковь?

Я всегда считал, что Голливуд состоит только из киностудий. Мое удивление поразило хозяйку как непристойное. В конце концов, почему у них не может быть церкви в таком большом городе, как Голливуд? Скоро мне стало совершенно ясно, что я производил не лучшее впечатление.

Может быть, действительно казалось несколько странным мое вторжение сюда, желание говорить с главой организации; и хуже всего то, что я даже не подозревал о наличии у него организации. Моя хозяйка несколько насторожилась.

— Я хочу включиться в его работу, — объяснил я, — я хочу жить здесь.

— Вы читали его лекции? — спросила она несколько холодно, как мне показалось.

— Лекции? — повторил я тупо. Я не знал, что существуют лекции, которые надо изучать. Мое положение становилось все более безнадежным.

— Имеется целый курс лекций. Боюсь, что вы не сможете принять участие в его работе, — сказала она твердо, — пока не пройдете весь курс.

— Сколько времени на это потребуется? — Мое сердце замерло.

— Около четырех лет.

Четыре года! Возражения были бесполезны! Когда я мысленно возвращаюсь к этой встрече, я думаю, что она, вероятно, пыталась несколько умерить мою абсурдную самонадеянность и уверенность в том, что стоило мне только появиться и меня встретят радостными криками: «Вот вы и приехали!» На самом деле требования к поступлению не были столь строгими в этом смысле. Однако такой метод обычно справедливо используется, чтобы удостовериться в душевной искренности претендента. Но тогда мне это не показалось справедливым. Позже я узнал, что хозяйкой была Сестра Гьянамата, наиболее продвинутая из учениц Парамахансы Йогананды. Сама она была замужем, и поэтому ей пришлось ждать годы, прежде чем быть принятой в это сообщество. Поэтому перспектива ожидания не казалась ей слишком большим испытанием.

— Что ж, — размышлял я, воодушевляясь, — это еще не вердикт Йогананды. — Подавляя разочарование, я спросил, как добраться до церкви Голливуда. Сестра Гьянамата дала мне адрес и номер телефона. Вскоре я уже был на пути в Лос-Анджелес.

Пока я ехал, приступы негодования (по поводу ее недоверия) чередовались с отчаянными молитвами о моем приеме. Впервые в жизни я столь отчаянно жаждал чего-то. Они не смогут, они просто не должны мне отказать!

В какой-то момент, думая о хозяйке, я почувствовал, что мой мозг готов расплавиться, как воск, от негодования, но вдруг вспомнил ее глаза. Они были очень спокойными и даже, как я с изумлением понял, мудрыми. Конечно, в ней было нечто большее, чем я увидел. «Прости меня, — молился я, — за то, что я осуждал ее. Во всяком случае, мне не следовало думать о ней недоброжелательно. Она просто выполняла свой долг. Но теперь я понял, что она — великая душа. Прости меня!»

Казалось, во мне поднялось и покинуло меня какое-то облако. Сердцем я понял, что принят.

В Лос-Анджелесе я сдал чемодан в камеру хранения автобусной станции и сразу же направился к бульвару Сансет 4860, где находилась церковь. Было около трех часов пополудни. Утренняя служба уже давно закончилась, и, за исключением нескольких человек, в здании никого не было. Из-за длинного стола в конце комнаты меня приветствовала леди.

— Чем могу вам помочь?

Я объяснил цель своего визита.

— О, боюсь, что вы не сможете увидеть его сегодня. Он очень занят.

Мое отчаяние возрастало с каждой минутой. «Когда я смогу видеть его?» Она полистала небольшую книгу на своем столе. «Время его встреч и визитов расписано на два с половиной месяца вперед».

На два с половиной месяца! Сначала мне говорили, что не смогут меня принять ранее, чем через четыре года. Теперь, что я не смогу даже увидеть его целых…

— Но я ведь приехал из Нью-Йорка, лишь бы увидеть его!

— Вот как? — Она улыбнулась сочувственно. — Как вы узнали о нем?

— Несколько дней назад я прочитал его автобиографию.

— Так недавно! И вы так вот сразу и приехали? — сказала она несколько более сухо. — Обычно нам предварительно пишут. Вы писали нам?

Я уныло признался, что даже и не думал об этом.

— Ну что же, жаль, но вы не сможете встретиться с ним ранее, чем через два с половиной месяца. А пока, — продолжала она, слегка оживляясь, — вы можете изучать его лекции и посещать здешние службы в церкви.

С тяжелым сердцем я медленно обходил помещение церкви, изучая обстановку, архитектуру, окна с витражами. Это была красивая церковь, достаточно просторная, чтобы разместить на своих скамьях более ста человек, и притягательно тихая. «Чудесное место для спокойной медитации», — думал я. Однако состояние моего ума было совсем не созерцательным. Я пребывал в смятении.

«Вы должны принять меня! — молил я. — Вы должны! От этого зависит вся моя жизнь!»

Двое или трое сидящих в церкви были монахами из главного управления Общества Самоосознания в Маунт-Вашингтоне (район Хайленд-Парка в Лос-Анджелесе). Я заговорил с одним из них. Его звали Норманн, он был высок ростом, хорошо сложен, с добрым и кротким взглядом. Он коротко рассказал об их жизни в Маунт-Вашингтоне и об их ученичестве у Парамахансы Йогананды. «Мы называем его Мастером», — сказал он мне. Из «Автобиографии Йога» я уже знал, что так сам Йогананда обращался к своему гуру. Это обращение означало почтение, а не раболепство.

Какими увлекательными были для меня рассказы Норманна о Маунт-Вашингтоне! Я просто должен стать частью этого удивительного образа жизни. Я принадлежал ему. Это был мой дом.

Норманн указал на двух молодых людей, спокойно сидевших позади нас, ближе к входу.

— Они тоже хотят войти в общину, — заметил он.

— Сколько они уже ждут?

— О, немного! Несколько месяцев.

Опечаленный, я еще некоторое время бродил по церкви. Наконец меня осенило! Может, я просто еще не готов и поэтому для меня закрыты двери. Я решил, что если это так, то мне следует немедленно поселиться на холмах близ Голливуда, регулярно посещать церковные службы, изучать лекции и — вздохнул я — ждать. Когда я буду готов, Мастер узнает об этом и призовет меня.

Приняв такое решение и без малейшего расстройства в сердце я направился к выходу.

Несомненно, мне был нужен этот урок смирения. Вероятно, прежде у меня все шло слишком гладко. Может быть, я был слишком самоуверен. Во всяком случае, как только я пришел к мысли, что действительно мог быть духовно неподготовленным, — ситуация резко изменилась. У выхода меня догнала секретарь (как я узнал позднее, ее звали Мэри Хэкменд).

— Поскольку вы приехали издалека, — сказала она, — я сейчас спрошу Мастера, не сможет ли он принять вас сегодня. — Через несколько минут она вернулась.

— Мастер примет вас следующим.

Меня проводили в небольшую гостиную. Мастер стоя беседовал с учеником в белом одеянии. Перед тем как удалиться, молодой человек встал на колени, чтобы коснуться ног Мастера. Как я знал из книги Йогананды, это был традиционный для индийцев знак почтительности; такой знак уважения воздавался родителям, старшим, а также гуру. Через минуту я остался наедине с Мастером.

Какие большие, сияющие глаза приветствовали меня! Какая сострадательная улыбка! Мне никогда прежде не доводилось видеть такого божественного обаяния в лице человека. Мастер сел на стул и указал мне на диван возле себя.

— Чем могу служить вам? — В третий раз за этот день я слышал такие добрые слова. Но на этот раз они были преисполнены особым значением.

— Я хочу быть вашим учеником! — Ответ исходил из моего сердца. Никогда не думал, что скажу такие слова другому человеку.

Мастер ласково улыбнулся. Затем последовала продолжительная беседа, прерываемая длинными паузами, во время которых глаза его были полузакрыты, но я уверен, что они «читали» меня.

Вновь и вновь я страстно молил в душе: «Вы должны принять меня! Я уверен, вы знаете мои мысли. Я не могу их высказать, я только заплачу! Но вы должны принять меня! Вы должны!»

В ходе разговора он сказал мне: «Я согласился встретиться с вами только потому, что Божественная Мать сказала мне сделать это. Я хочу, чтоб вы знали. Дело не в том, что вы приехали издалека. Две недели назад одна леди прилетела сюда из Швеции после прочтения моей книги, но я не принял ее. Я делаю только то, что говорит мне Бог». Он повторил: «Божественная Мать сказала мне, чтобы я встретился с вами».

Как я уже знал из его книги, он часто обращался к Богу, который, по его словам, объединяет мужское и женское начала, как к «Божественной Матери».

Затем последовал разговор о моем прошлом. Казалось, он был удовлетворен моими ответами и правдивостью. «Я уже знал все это», — заметил он в разговоре, свидетельствуя, что он всего лишь проверял, насколько искренни были мои ответы. Вновь последовала продолжительная пауза, а я тем временем горячо молился о том, чтобы меня приняли.

— Теперь я принимаю меньше людей, — сказал он.

Я сглотнул. Предназначалось ли это замечание для того, чтобы подготовить меня к разочарованию?

Я сказал ему, что я просто не вижу для себя ничего привлекательного в браке или в мирской жизни. «Я верю, что это прекрасно для многих людей, но для меня это не подходит».

Он покачал головой: «Это для всех не так хорошо, как считают люди. Единственный ответ для каждого — только Бог!» Потом он поведал мне несколько историй о разочарованиях такой жизнью, свидетелем которых он был. И снова пауза.

Он спросил меня, понравилась ли мне его книга.

— О, она великолепна!

— Это потому, что она пронизана моими вибрациями, — заметил он просто.

Вибрациями? Я никогда прежде не слышал о книгах, обладающих «вибрациями», однако несомненно, эта книга обладала почти осязаемой силой передачи не только идей, но и новых состояний сознания.

Совсем не к месту меня вдруг посетила абсурдная мысль о том, что, может быть, он охотнее принял бы меня, если бы почувствовал, что я могу быть полезным для его работы? Но что я умел? Только писать. Это, конечно, лучше, чем ничего. Может быть, ему нужны люди, умеющие писать? Чтобы продемонстрировать свои возможности, я сказал: «Сэр, в вашей книге я нашел несколько инфинитивов с отделенной частицей “to"». Двадцатидвухлетний, литературно наивный, но уже многообещающий редактор! Я так никогда и не искупил этот ложный шаг! Мастер принял это с несколько удивленной, затем с шутливой улыбкой. Ему был совершенно ясен мотив моего высказывания!

Новая пауза.

Новая мольба.

— Ладно, — сказал он наконец. — У вас хорошая карма. Вы можете присоединиться к нам.

— О, я могу и подождать, — выпалил я в надежде, что он принимает меня не только из-за того, что я пока не нашел другого места для приюта.

— Нет, — улыбнулся он. — У вас хорошая карма, иначе бы я не принял вас. — Пристально глядя на меня с любовью, он сказал: — Я дарю вам свою безусловную любовь.

Бессмертное обещание! Я еще не мог оценить глубину значения этих удивительных слов.

— А вы дарите мне свою безусловную любовь?

— Да!

— И вы также дарите мне ваше безусловное послушание?

Как ни велико было мое желание быть принятым, я хотел быть совершенно искренним.

— Предположим, — сказал я, — что когда-нибудь мне покажется, что вы ошибаетесь?

— Я никогда не стану требовать от вас ничего, — ответил он торжественно, — если Бог не скажет мне сделать это. Когда я встретил своего Мастера, Шри Юктешвара, он сказал мне: «Позволь мне дисциплинировать тебя». «Зачем, сэр?» — спросил я. «Потому, — ответил он, — что в начале духовного пути человека его воля управляется прихотями и капризами. Со мной было то же самое, пока я не встретил моего гуру, Лахири Махашаю. Лишь после того, как я сонастроил свою волю с его волей, ведомой мудростью, я обрел истинную свободу». Таким же образом, если вы гармонизируете свою волю с моей, вы тоже обретете свободу. Если действовать только под влиянием прихотей и капризов, то вместо свободы обретешь рабство. Только исполняя волю Бога, вы можете обрести истинную свободу.

— Понимаю, — ответил я задумчиво. Потом от всего сердца сказал: — Я дарю вам свое безусловное послушание!

Мой гуру продолжал:

— Когда я встретил своего мастера, он даровал мне безусловную любовь, как я подарил вам свою. Затем он попросил любить его так же безусловно. Но я ответил: «Сэр, что, если я когда-нибудь подумаю, что вы ниже Христоподобного мастера? Смогу ли я после этого продолжать любить вас по-прежнему?» Мастер посмотрел на меня сурово: «Мне не нужна твоя любовь, — сказал он, — она смердит!»

— Понимаю, сэр, — заверил я его. Он поразил меня в самое уязвимое место: мысленное сомнение.

С глубоким чувством я сказал ему:

— Я дарю вам мою безусловную любовь!

Потом он дал мне различные наставления.

— Теперь подойди и встань передо мной на колени.

Я сделал это. Он попросил меня повторить, с именем Господа, Иисуса Христа и других гуру нашей линии, обеты ученичества и самоотречения. Затем он приложил указательный палец правой руки к моей груди, у сердца. По меньшей мере две минуты его рука вибрировала. Невероятно, но с этого момента мое сознание трансформировалось каким-то всеобъемлющим образом.

Я вышел из комнаты в изумлении. Норманн, узнав о моем приеме, ласково обнял меня. Было, мягко говоря, необычно, чтобы ученик был так быстро принят. Спустя несколько мгновений Мастер вышел из-за раздвинутой занавески на возвышение для проповедей и, умиротворенно улыбаясь нам, сказал:

— С нами теперь новый брат.