Путь. Автобиография западного йога

ГЛАВА 39 ДУХОВНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

КАК ЧАСТО С ТЕХ ПОР, как смерть замкнула уста Парамахансы Йогананды, для нас, его учеников, исполнялось это бессмертное обещание. Действительно, это вовсе не было смертью; это было махасамадхи («великое самадхи») — совершенное завершение земной жизни йога, сознательное слияние с Бесконечным.

Одно из доказательств победы нашего Гуру над смертью пришло из Мемориального парка Форест-Лоун в Глендейле (Калифорния), где, в ожидании прибытия двух учеников из Индии, открытый гроб с его телом стоял целых двадцать дней. Пятнадцатого мая того года мистер Харри Т. Роув, директор морга в Форест-Лоуне, направил в Общество Самоосознания нотариально заверенное письмо: «Отсутствие каких-либо видимых признаков разложения тела Парамахансы Йогананды является самым исключительным случаем за все время нашей работы… Не заметно никакого физического распада… Такое состояние полной сохранности тела не имеет примеров в анналах нашего морга… Внешний облик Йогананды по состоянию на 27 марта, когда гроб накрыли крышкой, был таким же, как и 7 марта. Он выглядел 27 марта таким же свежим и совершенно нетронутым разложением, каким был в ночь своей смерти».

Гроб был закрыт через двадцать дней, когда пришло сообщение о том, что два ученика из Индии не имеют возможности приехать. Позднее один из них сообщил, что Мастер после своего махасамадхи явился ему в физическом теле и ласково обнял его.

Норманн также рассказал о подобном переживании. «Однажды ночью я лежал в постели, — говорил он мне. — Вдруг дверь распахнулась. Вошел Мастер, и я видел его так живо и ясно, как сейчас тебя. Он в нескольких словах дал мне хороший совет и затем ушел. Дверь, которой он не касался, закрылась за ним».

Дая Мата рассказывает, как Мастер явился ей в физическом виде спустя годы после своего махасамадхи, когда ей предстояло принять ответственное решение в работе: «Я прикоснулась к его стопам. Они были такими же плотными, как мои собственные. Хотя он и не сказал ничего, я его поняла, как если бы он выразил это словами».

Я уже рассказывал историю о явлении Мастера, который предостерег профессора Новицкого в Праге, когда коммунист-провокатор пытался заставить его предать интересы йоги.

Большинство из нас какое-то время были подавлены уходом Мастера. Миссис Ройстен рассказала мне о своей поездке с несколькими монахинями к его склепу в Форест-Лоуне. «Другие стояли, плача, перед склепом, — говорила она. — Но я совершенно не чувствовала, что мы его потеряли. Я молча позвала его. Вдруг я ощутила, что он стоит рядом со мной. Я скорее чувствовала, чем видела его, но слышала его совершенно отчетливо. «Я нахожусь не там!» — воскликнул он. Казалось, его удивляло, что ученики, постигавшие его учения, могли уделять столько внимания просто его телу!»

Раджарши Джанакананда однажды позвонил по телефону одной из учениц, которая была безутешна уже несколько недель после ухода Мастера.

«Я не знал, что вы страдаете, — сказал он ей ласково. — Мастер явился мне прошлой ночью и просил утешить вас. Он просил передать вам, чтобы вы были счастливы; он всегда с вами».

Естественно, ученики колебались, сообщать ли о таких драгоценных переживаниях. Мастер предупреждал, что разговоры о столь глубоких благословениях могут ослабить их действие. То, что несколько учеников поделились переживаниями с другими, следует объяснить их особой щедростью, но меня не удивило бы, если бы я узнал, что Мастер являлся и многим другим.

Сам я до сих пор не был благословлен физическим явлением ко мне Мастера после его махасамадхи, однако с годами я все более явственно ощущал его присутствие. Часто после молитвенного общения с ним я получал ответы на трудные вопросы. Много раз я получал от него советы по моей работе; вдохновение для обучения и консультации других; силу для преодоления трудных испытаний; утешение и понимание в периоды печали; неожиданные исцеления от болезней; а сверх всего — растущую внутреннюю радость в медитациях на Него.

Благословения и защита, исходившие от Мастера, стали реальностью для многих, не встречавшихся с ним физически. Мне приходит в голову недавний случай: у меня училась женщина из Северной Калифорнии, которая впоследствии приняла Мастера как своего гуру. К несчастью, муж, как это иногда происходит, стал ревновать ее к новым интересам. Однажды вечером, когда они куда-то ехали на машине, он начал ее зло бранить.

«Это была ужасная поездка, — жаловалась она мне позднее. — После того как Джим какое-то время кричал на меня, он стал поносить Мастера. Я чувствовала, что это просто недопустимо. «Мастер — молила я, — заставь его замолчать!»

Неожиданно наступила полная тишина! До конца той поездки, и фактически весь тот вечер, Джим вел себя в отношении меня с необычайным почтением, но не произнес ни слова!»

В течение ряда недель после ухода Мастера самой главной нашей мыслью было: «Как теперь мы можем наилучшим образом порадовать его?» Я уверен, что никто из нас не сомневался в том, что он все о нас знал и, как прежде, мог оказывать нам духовную помощь. Основное место в наших умах занимали его общие заповеди нам: глубоко и регулярно медитировать, любить и уважать друг друга, согласованно сотрудничать в распространении его учения. Для тех же, кому он давал другие, дополнительные, более личные наставления, становилось более важным, чем когда-либо, медитировать над ними и применять их.

В последующие годы я продолжал записывать для себя и для других все его высказывания, которые мог вспомнить. Вновь оживляя в уме каждую сцену, я извлекал из событий полезные для духовного развития уроки. Наступил момент, когда редко на какой вопрос о его учении или жизни и истине общего плана я не смог бы дать тут же ответ, исходя из того, что он говорил или делал. Чем больше я размышлял о его жизни и учениях, тем более меня удивляло, как совершенно все это отвечало нуждам нашего века. Только Сам Космический Драматург, казалось мне, мог придумать такую роль. В своих учениях Йогананда коснулся всех важных аспектов современной жизни: от брака, дружбы и человеческих взаимоотношений до тайн осознания и успеха, обучения, практического бизнеса, художественного творчества, политики, экономики, формальной религии, науки, здоровья и гигиены, питания — всей гаммы, и показал, как одухотворить каждый аспект и превратить его в ступеньку к космическому осознанию. Его учение не было односторонним, направленным лишь к тому, чтобы побудить людей к медитации и молитве. Сам он часто говорил, что религиозное учение должно помогать человеку на всех уровнях: физическом, ментальном и духовном. Никогда не жертвуя собственным видением высочайшей Истины, он обращал свой взор туда, где люди занимались личным совершенствованием, чтобы помочь им продвигаться от их теперешнего состояния к божественной высшей цели жизни.

Я пришел к Мастеру с глубоким желанием не только найти Бога самому, но и помочь другим разрешить их духовные сомнения и обрести вдохновение искать Его. Человека влечет служить другим в тех областях, в которых он в прежних воплощениях ошибался, страдал и извлек уроки из своих страданий. Иными словами, те, кто хочет помочь другим обрести хорошее здоровье, сами в прошлом страдали от слабого здоровья и поняли, как важно жить в соответствии с физическими законами. Те, кто старается помочь другим на интеллектуальном уровне, в прошлом страдали на ментальном плане. Те, кто чувствует потребность работать во имя предотвращения преступлений, очень возможно, в прошлом грешили против законов общества. Мастер говорил мне, что самой большой моей ошибкой в прошлом было сомнение. Этим и объясняется мое постоянное стремление помочь другим преодолеть сомнение и обрести веру.

Именно на осуществление этого глубокого стремления Мастер направлял все мое дальнейшее обучение. «Отныне — долой плохое настроение, — сказал он, — иначе как ты сможешь помочь людям?» Даже когда я уклонялся от публичного преподавания, он настаивал на том, что это было моим призванием. «Ты лучше постарайся полюбить это, — говорил он. — Тебе придется заниматься именно этим».

И наоборот, об организационной деятельности он говорил со мной мало (за исключением тех случаев, когда дело касалось монахов) и был готов рассмотреть вопрос о переводе меня с этой работы, когда у меня возникли временные трудности со здоровьем и я просил поручить это дело кому-нибудь другому. Но он никогда не проявлял подобной готовности в ответ на мои периодические просьбы освободить меня от функции проповедника. Только однажды, когда я высказал опасение по поводу заблуждений, связанных с общественной жизнью, он утешил меня, сказав торжественно: «Ты никогда не падешь из-за своего эго».

В Маунт-Вашингтоне после его махасамадхи все было в основном сосредоточено на организации его работы. «После того, как я покину вас, — говорил он ученикам, — все вы должны очень упорно работать над организацией этой работы. Иначе вы не сможете руководить тысячами тех людей, которые будут приходить к вам». В течение нескольких лет я поддерживал эту тенденцию: и потому, что это было традицией, и потому, что, независимо от кармического долга в этой жизни, я открыл в себе склонность к организационной работе. Моим глубочайшим стремлением всегда было помогать людям. Однако я все еще считал себя недостаточно подготовленным к тому, чтобы мой труд писателя и лектора можно было оценивать как серьезное служение другим, и сказал себе, что если сегодня смогу помочь координировать нашу работу, то те, кто позднее присоединятся к ней, смогут найдут более совершенное духовное служение. Вот и случилось, что, находясь с юности в оппозиции к институционализму, я стал служить ему как ярый сторонник развития Общества Самоосознания в качестве инструмента духовного служения.

Вскоре после махасамадхи Мастера я провел две недели в уединении в Твенти-Найн-Палмз. Там я всей душой молил Мастера, чтобы он руководил моим служением ему. Должен ли я, спрашивал я его, сразу же сосредоточить свои усилия на писательстве и чтении лекций? «Пока нет», — последовал ответ (насколько я понял его). Но что же должен я делать? Я чувствовал в себе слишком большое желание служить ему, чтобы спокойно сидеть в стороне, готовя себя к писательству и чтению лекций как к вероятной работе.

А потом случилось так, что его ответ пришел косвенными путями. Вместе со мной в уединении находился Эндрю Зельц, брат-монах. К концу нашего пребывания там мы стали обсуждать, как упростить делопроизводство в офисе Маунт-Вашингтона, чтобы, в частности, лучше служить членам нашего Общества. В офисе мы с ним работали с письмами, поэтому нас заботило сокращение сроков их прохождения. Вскоре идеи по улучшению работы уже переполняли наши головы. В самом нашем вдохновении я как бы узнавал ответ Мастера на свои двухнедельные молитвы о водительстве. Вскоре мы с Энди приступили к составлению планов реорганизации всего офиса.

После возвращения в Маунт-Вашингтон мы предложили ряд разработанных изменений. Неудивительно, что некоторые старожилы высказывали свои возражения, однако Раджарши Джанакананда, наш новый президент, одобрил нововведения. Скоро мы с Эндрю по уши погрузились в реорганизацию. На выполнение этой задачи по моим расчетам требовалось около двух недель, а в действительности ушло полтора года! К концу этого долгого периода я был полностью поглощен идеей реорганизации. Я завершил свою работу по устройству монахов, затем перешел к организации центров Общества Самоосознания, центрального правления, церквей и консолидации учеников-мирян.

Моя основная деятельность проистекала из работ по устройству монахов. Мастер часто говорил мне, что ему хотелось, чтобы после его кончины монахи и монахини жили отдельными общинами. Когда я размышлял о деталях такого разделения, меня особенно заботило то, каким образом можно было в предстоящие годы обеспечить равное распределение ответственности за работу. Медитируя над этой проблемой, я пытался настроиться на «план» этой работы, который, как нам говорил Мастер, находится «в эфире». Я принял правильное, как мне казалось, решение: поручить вопросы членства в Обществе монахиням, которые возглавляли главный офис в Маунт-Вашингтоне, а деятельность центра и церкви поручить монахам, которых Мастер готовил главным образом для священства. Я предложил также, чтобы эти центры не были «вотчинами» отдельных лидеров, и назначил двух проповедников (вместо одного) на воскресных службах, назвав их «лидерами служения» (вместо «лидеров центра»). В процесс самой службы я предложил включить историю из «Автобиографии Йога» и план проповеди, который первый лидер служения может использовать в качестве основы для своей проповеди, с рекомендуемым (но не обязательным) чтением отрывков из книг Мастера. Эти предложения были нацелены на то, чтобы наши центры действительно представляли работу Мастера. Однако принимая во внимание, что члены Общества предпочитали неформальные встречи, я рекомендовал нововведение: неформальные группы медитации. Эти группы получат право по своему выбору принимать большую или меньшую часть программы центра. Мы должны быть заинтересованы в том, чтобы служить, вдохновлять, но не руководить ими.

Эти предложения получили одобрение Раджарши Джанакананды и Совета. Работа по их реализации была поручена мне.

Моим естественным следующим шагом было объединить вокруг церквей учеников-мирян. К этому времени в Обществе Самоосознания меня стали считать «законченным организатором». Это звучало иронично, если принять во внимание мое глубокое отвращение к институционализму. Я утешал себя тем, что это отвращение, которое, думаю, разделяло со мной большинство учеников, противодействовало организационным излишествам. Мои собственные мотивы оставались неизменными: я не считал эту деятельность самодовлеющей; я просто видел в ней средство для духовного возвышения людей, изголодавшихся по внутренней радости. Как я уже говорил, жизнь диктовала необходимость единообразия в некоторых аспектах нашей работы, однако я не видел в нем особого достоинства. Нам было просто необходимо добиться, чтобы наши центры правильно представляли нашу деятельность. Здесь мы шли по лезвию ножа. Слишком многочисленные правила отвлекали бы внимание людей на внешние стороны жизни; при этом они упускали бы из виду главное в трудах Мастера: заботу о личном, внутреннем духовном развитии. «Не вводи слишком много правил, — говорил мне Мастер, — иначе ты убьешь дух учения». Важно было сбалансировать разумную потребность в правилах, которые сами по себе были важны, со спонтанностью и радостью, которые в равной степени были необходимы нашим центрам. Альтернативой было бы внимание ко внешнему и сопутствующие ему негативные явления: сплетни, подозрения и жажда личной власти.

Я говорю об этом потому, что почти каждый человек попадает в тиски между необходимым для организации единообразием и собственными потребностями во внутреннем развитии. Люди, стоящие на одном из полюсов проблемы, поступили бы правильно, признав обоснованность противоположной точки зрения, поскольку лишь при таком условии можно сохранить равновесие между консервативностью и хаосом.

Я был вынужден признать, что, хотя для работников любой организации и важно считаться с директивами организации, было бы ошибкой обеспечивать такое уважение, отбивая охоту у представителей конкретной организации к лидерству. Несколько лет я пытался поставить заслон тому, что считал личным стремлением к «местничеству», пока не признал, что в каждом благополучном центре всегда был кто-то, чью индивидуальность этот центр представлял; кто ярко проявлялся, кто обычно действовал в качестве лидера. Подавлять такое личное влияние во имя уменьшения «личностности», как это делали коммунисты в их монолитной системе, означало не считаться с реальностью. Например, я знал, что, когда наш центр в Окленде, Калифорния, возглавляла Камала, он был, возможно, самым духовно влиятельным из наших центров. Он был пронизан духом преданности, смирения и любви. Однако в 1956 году слабое здоровье вынудило Камалу отойти от всех дел. Она пригласила меня, чтобы я реорганизовал центр в соответствии с нашими новыми идеями. Я принял это предложение с великим энтузиазмом, расценивая эту работу как свое испытание. Однако несмотря на все мои усилия, я вскоре вынужден был признать, что прежний дух центра исчез. Постепенно я пришел к заключению, что лидерство жизненно необходимо для любой работы группы. Как любому человеческому качеству, лидерству свойственны ловушки. Например, лидер может утверждать свою независимость, не повинуясь правилам группы, которой он служит. Но на этот риск приходится идти и ему, и группе. Дерево должно рассеять множество семян, чтобы дать жизнь всего нескольким молодым деревцам. Как сказал Иисус, «Много званных, но мало избранных». Йогананда никогда не заслонял своих учеников от испытаний, необходимых для их духовного роста. Хотя многие руководители центров не оправдали его ожиданий, он продолжал распознавать и поощрять лидерство как редкое человеческое качество: готовность нести ответственность, без которой ни в чем нельзя достичь успеха. Там, где человек может добиться благоприятного результата, можно установить более действенный позитивный контроль над ним, если поощрять его делать все от него зависящее, а не пытаться не допустить неудачных действий.

Мастер, незадолго до махасамадхи, раскрыл перед нами последний секрет духовной организации. Дая Мата спросила его печально: «Мастер, когда вы покинете нас, сможет ли что-либо заменить вас?»

— Когда я уйду, — ответил он, ласково улыбаясь, — только любовь сможет заменить меня.