Путь. Автобиография западного йога

ГЛАВА 26 ПАСТЫРСТВО

НАВЕРНОЕ, ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ УЗНАТЬ историю нашей церкви в Голливуде, — заметил мне однажды Мастер, — ведь ты теперь регулярно читаешь там лекции?

— Естественно, сэр, — ответил я, — я жажду узнать о нашей работе все, что только возможно.

— Мы построили церковь во время войны. Тогда не разрешалось строить новые здания, но мы все же нашли способ построить ее на законных основаниях. Мы купили старую церковь и перевезли ее на принадлежавшую нам землю. От здания оставался один каркас, — усмехнулся Мастер. — Вот соседи покатывались со смеху! Но мы отреставрировали ее — оштукатурили стены, починили крышу, покрасили все в великолепные цвета и вставили в окна дорогие витражи. К концу работ здание выглядело совершенно как новое!

Мастер помолчал, вспоминая.

— Обретение этих стекол было истинным благословением Божьим. Я хотел найти витражные стекла, но все в один голос твердили: «Их невозможно достать. Идет война!» Однако я знал, что мы их получим.

Однажды утром Бог показал мне в видении, где скрывались наши стекла, прямо-таки ожидая нас в дряхлой лавке старьевщика. Я отправился туда. «Простите, — сказал хозяин, — у нас здесь нет витражных стекол». Но мне было известно лучше.

«Давайте посмотрим», — умолял я.

«Я же говорю вам, — сказал он, теряя терпение, — у нас нет никаких стекол!» Он с ворчанием удалился.

Я подошел к стоявшему рядом продавцу и спросил, не знает ли он о каких-нибудь витражных стеклах, хранящихся здесь.

«Босс сказал нет, — ответил он, всем телом выражая бесконечное нежелание двигаться. — Значит, нет».

«Вот пять долларов, — сказал я ему. — Я отдам их вам, если вы проведете меня туда, куда я хочу».

На это он согласился. Мы вместе прошли на задний двор. У дальней стены лежала, собирая пыль, большая куча старых дверей и всякого хлама, но никакого признака каких-либо витражных стекол.

«Видите? — сказал продавец, поднимая голову с чувством собственной правоты. — Босс сказал нет. Значит, нет!»

«Вы только отодвиньте эти вещи в сторону, — попросил я. — Давайте посмотрим, что лежит за ними».

«Босс сказал…» — затянул он в третий раз, затем вспомнил о пяти долларах. Должно быть, усердие не относилось к сильным чертам его натуры, но в конце концов, кряхтя и охая, он вытащил все во двор. И тут показались наши витражные стекла, прислоненные к самой стене!

Они находились в таком же состоянии, как куча хлама. Стекла были на месте, но все свободно болтались и были покрыты грязью. Хозяин позволил мне купить большое их количество практически за бесценок. Мы их тщательно починили. Мисс Дарлинг (ныне — Дурга Мата) сохранила нам тысячи долларов, сама вставив их в рамы и покрыв сусальным золотом. А теперь — ты сам видишь, насколько они прекрасны! Мне говорили, что они представляют ценность.

— И не подумаешь, что у церкви такое невзрачное прошлое! — с улыбкой заметил я. Теперь она сияла, как очаровательная драгоценность, безупречная в своих белых, голубых и золотых цветах. Церковь располагалась довольно далеко от дороги, обращенная фасадом к уютному саду. Она, без сомнения, стала украшением окрестностей.

— Церковный ковер также был послан нам Богом, — продолжал Мастер.

Этот ковер успокаивающего синего цвета покрывал весь пол церкви. Я долго восхищался им. Мастер вновь перешел к объяснениям:

— Мне хотелось иметь прекрасный ковер, потому что если даже театры могут быть спроектированы прекрасно, чтобы напомнить людям о красоте этого мира, то обители Бога должны быть устроены еще более прекрасно, напоминая о том, что Он есть Источник всего прекрасного. Моим желанием было приобрести ярко-синий ковер, вроде того, что был в нашем храме в Инсинитасе. Я разослал людей повсюду на поиски, но никто не смог найти ничего похожего.

Я сам позвонил в компанию, которая продала нам первый ковер. «О, извините, — сказал голос в трубке, — человек, у которого вы купили тот ковер, вышел из дела».

«А кто это говорит?» — справился я.

Это оказался его прежний партнер по бизнесу. Он уже собирался повесить трубку, затем помедлил.

«Я только что вспомнил, — воскликнул он, — что у нас на складе еще остался кусок того же самого паласа, который вы купили. Сколько, вы сказали, вам нужно?»

«Девяносто два метра», — ответил я.

Он пошел и измерил остаток. Там было ровно девяносто три метра!

— Я часто говорил, — заключил Мастер, — что в результате потери храма в Инсинитасе появились еще два храма — вот этот, в Голливуде, и наша церковь в Сан-Диего. Прямо на следующий день один из посетителей сказал мне: «Какая жалость, что вы потеряли храм в Инсинитасе!» Я ответил: «Это было самое лучшее из всего, что когда-либо происходило со мной!» Видишь ли, это заставило меня шире открывать это учение миру. И смотри, даже ковер для нашей новой церкви вышел из того же самого паласа, что и для старой!

В июне 1949 года, по средам, я более или менее регулярно проводил службу в голливудской церкви. Вскоре я начал изредка давать и воскресные службы — как в Голливуде, так и в Сан-Диего.

Каждому новому выступающему приходится решать проблему преодоления чувства нервозности перед аудиторией. Моя проблема усугублялась еще и тем, что я был очень молод, а выглядел еще моложе. Средний возраст моих слушателей составлял примерно сорок лет. Я мог предположить, что их познания в большинстве вопросов значительно превышают мои.

Аби Джордж, ученик из Голливуда, которого мы особенно любили, предложил свое решение проблемы. Помимо глубокой преданности («прекрасная душа», называл его Мастер) он обладал ярким чувством юмора и крайне необычным способом его выражения. «Это очень просто», — объяснил он, сделав честные глаза. «Нет, серьезно, — настаивал он, — со смехом предупреждая мои предварительные возражения, — это на самом деле просто. Просто представь себе, что люди, которые сидят там перед тобой, — это просто грядка кочанов капусты. Вот и все! Просто скажи себе: «Вы все там просто-напросто грядка кочанов капусты!» Что-то вроде этого». Я с сомнением поблагодарил его.

Джеймс Коллер, духовник нашей церкви в Финиксе, предложил иное решение. «Когда я впервые начал читать лекции, то так нервничал, — сказал он, — что Мастер предложил мне принимать горячую ванну, чтобы расслабиться перед выступлением. Однажды вечером я собирался читать вводную лекцию к серии публичных уроков. В объявлении значилась тема: «Что йога может сделать для вас».

Итак, перед этим я принял продолжительную горячую ванну! Чересчур продолжительную! — добавил Джеймс, хихикая, — и слишком горячую. Она истощила всю мою энергию. Я пришел на эту лекцию настолько размякшим, что был похож скорее на горячее распаренное полотенце, чем на человека. Через пять минут выступления оказалось, что я изложил все, что мог придумать по данному вопросу. Вероятно, это была самая короткая лекция из всех, на которых этим людям когда-либо приходилось присутствовать!

Затем Горак приступил к сбору пожертвований. Вы же знаете, у него спастический паралич. После моей пятиминутной лекции о том, что йога может сделать для вас, единственный мой помощник побрел, пошатываясь, от ряда к ряду с блюдом для пожертвований, хватаясь за спинки стульев, чтобы не упасть». Джеймс рассказывал так смешно, что мы держались за животы от хохота. Однако все это не показалось таким смешным его аудитории. Все встали и, не сказав ни слова, вышли. К счастью, этот эпизод имел более отрадное продолжение. Один мужчина, уже покинув комнату, вернулся, тронутый явным добросердечием и искренностью Джеймса. Позже этот человек стал преданным последователем дела Мастера.

«Итак, по крайней мере, — закончил Джеймс, обращаясь ко мне, — ты мог бы перед лекциями попробовать распаривать себя в горячей воде». Признаться, его рассказ не прибавил мне уверенности.

Собственное решение проблемы нервозности я нашел в том, чтобы вообразить и принять наихудшую из возможных реакций аудитории: короче говоря, быть готовым показаться дураком. «В любом случае, все это сон Бога, — обычно напоминал я себе перед лекцией, — поэтому какая разница, примут меня люди или отвергнут?»

Безразличие к плодам своих усилий позволило мне решить проблему нервозности, но не помогло в более важных вопросах взаимосвязи со слушателями. Ибо, говоря себе, что все есть сон [Учение индуизма о том, что жизнь есть сон, направлено на развитие непривязанности, а не безответственности. В конце концов, даже во сне лучше вести себя мудро. В космическом сне-иллюзии человек должен с готовностью служить орудием Бога, Божественного Сновидца, прежде чем завоюет право на вечную пробужденность в Нем.], я пришел к тому, что перестал беспокоиться о качестве своих выступлений.

Понадобилось время, чтобы я стал добросовестным лектором, осознав, что люди, к которым я обращался, есть проявления Бога и что я призван служить Ему именно через них, а не просто пытаться справиться с личным волнением. Так я излечился еще и от типичного для общественных докладчиков соблазна удовлетворяться тем, что им удалось сделать свою позицию убедительной для самих себя. Когда я понял, что Бог проявляется в форме слушателей, и осознал, что своими словами служу Ему через них, мне стало важно найти такой способ самовыражения, который позволил бы достичь Его через них.

Сначала я молился перед каждой лекцией: «Господи, дай мне силу сказать то, что Ты хочешь сказать». Позже я научился обращаться к нему еще и с такой просьбой: «Помоги мне ощутить, что конкретно этой аудитории необходимо услышать через меня». Часто, почувствовав, что потребности слушателей отличаются от запланированной мной речи, я выступал с совершенно иной беседой. Со временем я научился минимально готовиться к своим лекциям (или вообще не готовился), обнаружив, что открытый ум позволяет тоньше чувствовать невысказанные потребности слушателей. Результаты такого подхода оправдали себя. Многие люди начали благодарить меня после лекций за ответы на конкретные вопросы или за решение проблем, которые отягощали их. Я всегда делился с ними истинным секретом своего успеха: «Бог есть Деятель». Ибо именно этой мысли прежде всего обучал нас Мастер [ «Не заботьтесь, как или что сказать, ибо в тот час дано будет вам, что сказать; ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Матфей 10: 19,20).].

Когда я только учился выступать, Мастер дал мне совет: «Перед выступлением погрузись в глубокую медитацию. Затем, сохраняя это медитативное спокойствие, подумай о том, что ты намерен сказать. Запиши свои идеи. Включи одну или две смешные истории; хорошо посмеявшись, люди становятся более восприимчивыми. В завершение, включи историю из уроков Общества Самоосознания. После этого выбрось предмет лекции из головы. Когда будешь говорить, мысленно держи перед собой наиболее важные пункты своего конспекта, но превыше всего обращайся к Духу с просьбой протекать через тебя. Таким образом, ты будешь черпать вдохновение из этого внутреннего Источника, а не говорить от имени эго».

Важнее всего для Мастера был вопрос сонастроенности во время выступления, чтобы мы могли поделиться со слушателями не только своими идеями, но и вибрациями. Позже, в один из вторников после обеда, он заметил доктора Льюиса, наслаждавшегося прогулкой в окрестностях Инсинитаса.

— Доктор, — закричал он ему, — разве вы не проводите службу сегодня вечером?

— Да, сэр, — прокричал в ответ доктор Льюис.

— Тогда почему вы там бродите? Вы должны медитировать!

Со временем я научился чувствовать силу, проистекающую из настроенности с Мастером, и наполнять этой силой любую комнату, в которой приходилось выступать. Если что-то из сказанного мною и затрагивало слушателей, то заслуга в гораздо большей степени принадлежала этой силе, чем любым словам, которые я произносил.

В ранние годы выступлений Мастера на Западе его публичные лекции посещали тысячи. Но построенные им церкви были маленькими, милыми в своей простоте. Он чувствовал, что небольшие размеры более способствуют поклонению; они позволяют ощутить внутреннее духовное начало, близость к Богу. Мастер рассказывал нам об одном посещении большого, широко известного собора на американском Среднем Западе. «Я восхищался им, — сказал он, — и вдруг услышал Божий глас, говорящий: «Может быть, тебе больше хочется обрести все это, но без Меня? Или, — тут возникло видение, в котором я увидел себя, сидящего на земле под деревом в окружении горстки учеников, — это, со Мной?»

“Господи, — взмолился я, — только там, где пребудешь Ты, хочу я быть!"»

Мастер часто отмечал, что акцент на больших, дорогих храмах и толпах поклонников требует слишком большой концентрации на деньгах и слишком малой — на смиренном, внутреннем общении с Богом. «Церковная система нуждается в пересмотре, — говорил он нам. — Внешнюю помпезность необходимо заменить простотой, а гигантские соборы — маленькими храмами, где искренние верующие собираются для медитации. Высокообразованный священник большого, современного прихода может красноречиво проповедовать, но если он никогда не медитирует и не имеет внутреннего осознания Божественного присутствия, что толку в его красноречии? Его степень доктора богословия в данном случае не обозначает ничего, кроме как «доктор заблуждения»!

Если я иду в известный ресторан, но не могу получить там никакой еды, какую пользу может принести мне это место? Я ухожу таким же голодным, как и пришел. Поэтому для чего нужны знаменитые церкви, если они духовно мертвы? Какой смысл в улье без меда?»

Затем он сказал нам: «Вы стоите на пороге великих изменений. Вы увидите, как все церковное движение подвергнется революционным преобразованиям. Церкви станут местами, куда истинные души будут приходить для общения с Богом».

Иногда он необыкновенно весело переиначивал историю из романа Чарльза И. Вуда «Небесный трактат». В его версии рассказ звучал приблизительно так: «Когда Билли Санди, известный евангелист, умер и попал на небеса, Святой Петр не позволил ему войти в Жемчужные Врата, но потребовал ответа: «Что ты сделал на земле, чтобы заслужить право на вход сюда?» «Да что вы, — запротестовал Билли Санди, — а как насчет всех тех тысяч, которые я посылал сюда со своих религиозных бдений?» “Может, ты их и посылал, — возразил Святой Петр, — но они ни разу не приходили!"»

«В Милуоки, — рассказывал нам Мастер, — меня привели в церковь, где хор пел специально для меня. По окончании один из певцов спросил меня: «Как вам понравилось наше пение?»

«Оно было хорошим», — сказал я.

«Вы хотите сказать, что оно вам не понравилось?»

«Я этого не сказал, — ответил я. — Но прошу вас, не требуйте от меня большего». Он продолжал настаивать, и в конце концов я объяснил: “Что касается техники, вы были совершенны. Но вы не думали о Едином, для которого была написана священная музыка. Вы думали о том, чтобы угодить мне. В следующий раз, когда будете петь религиозную музыку, думайте о Боге; не пойте с целью произвести впечатление на других"».

Службы самого Мастера блистали вдохновением. Они ни в коей мере не рождали того сиротского чувства, которое возникает во многих церквах: что Бог живет далеко-далеко на невообразимых небесах или что Иисус Христос не оставил никакого доказательства своего продолжающегося существования, кроме печатных слов Библии. В присутствии Мастера божественные истины приходили трепетно-живыми, вибрируя в унисон с непосредственностью его собственного осознания Бога.

«Вы — хороший продавец!» — воскликнул однажды американский бизнесмен после его лекции. «Это потому, — ответил Мастер, — что я продал себя тем истинам, которым обучаю!»

Некоторые из самых волнующих моих воспоминаний о Мастере связаны с его публичными выступлениями. Пусть им не хватало милой душевности бесед с учениками в Маунт-Вашингтоне, но они провозглашали дух миссии, которой было предназначено принести миру духовное возрождение.

Я особенно помню, в какой восторг привела меня его речь на приеме в саду Беверли-Хилс 31 июля 1949 года. Я никогда не представлял себе, что сила человеческой речи может быть столь величественной; это было самое впечатляющее выступление, которое мне приходилось слышать.

«Этот день, — гремел он, подчеркивая каждое слово, — знаменует рождение новой эры. Произнесенные мною слова записываются в небесных сферах, в Духе Божьем, и они поднимут Запад… Общество Самоосознания пришло, чтобы объединить все религии… Мы должны идти вперед — не только те, кто здесь присутствует, но и тысячи молодых людей должны отправиться на север, юг, восток и запад и покрыть землю небольшими поселениями, чтобы показать, что простота жизни в соединении с возвышенным мышлением приведут к величайшему счастью!» [FSelf-Realization Magazine, ноябрь-декабрь 1949 г., стр. 36.] Я был тронут до глубины души. Меня бы не удивило, если бы небеса вдруг отверзлись и сонмы ангелов с пылающими очами устремились вниз, чтобы исполнить его приказания. Я горячо поклялся в тот день сделать все от меня зависящее, чтобы воплотить его слова в реальность.

В те годы, когда я жил с Мастером, он часто говорил о своей заветной мечте: создании «поселений всемирного братства», сообществ духовного сотрудничества. Не просто монастырей, но мест, где люди на любом этапе развития могли бы посвятить себя жизни для Бога.

«Окружение сильнее, чем сила воли», — говорил он нам. Он видел в «поселениях всемирного братства» окружение, которое будет способствовать развитию духовных качеств: смирения, доверия, преданности, уважения к другим, дружеского сотрудничества. Мирским людям, мечтающим о лучшем образе жизни, маленькие общины дают надежду продемонстрировать всему обществу, что человечество в состоянии достичь высот, которые в наш век духовной недоразвитости презрительно отвергаются. Такие общины стали бы местом, где главным было бы сотрудничество, а не социальные или политические «права» и современные социальные и деловые нормы беспощадной конкуренции.

«Собирайтесь вместе, те из вас, кто разделяет высокие идеалы, — говорил Йогананда своим слушателям. — Привлеките все возможные ресурсы. Купите землю в сельской местности. Простая жизнь принесет вам внутреннюю свободу. Гармония с природой принесет вам счастье, неизвестное большинству городских жителей. В обществе других искателей истины вам будет легче медитировать и думать о Боге.

Какая необходимость в тех предметах роскоши, которыми люди себя окружают? Большую часть своих вещей они оплачивают в рассрочку. Долги являются для них источником бесконечного беспокойства. Даже люди, предметы роскоши которых оплачены, не свободны: привязанность превращает их в рабов. Они считают себя свободными от своих вещей и не видят, как вещи овладевают ими!»

Он добавил: «Придет день, когда идея таких поселений разнесется по всему миру с быстротой молнии!»

В генеральном плане этой работы Парамаханса Йогананда предполагал, что отдельные ученики сначала пройдут уроки Общества Самоосознания и будут заниматься крийя-йогой у себя дома; затем, со временем, сформируют духовные центры, где смогли бы раз-два в неделю собираться для группового обучения и медитации. В тех районах, где интерес настолько велик, что это становится оправданным, ему хотелось видеть церкви Общества Самоосознания с частично или полностью занятыми священниками. А там, где количество искренне преданных учеников заявляло о такой необходимости, он мечтал о покупке ими земли, о том, что они будут жить вместе, в служении Богу, постоянно разделяя совместную духовную жизнь.

Как я уже упоминал в семнадцатой главе, в Инсинитасе Мастер хотел заложить образец «поселения всемирного братства». В течение нескольких лет эта мечта являлась ядром работы — настолько глубоко он ощущал ее важность. И даже он, несмотря на присущую ему силу управления ментальными процессами, однажды был захвачен ураганом восторженного энтузиазма по поводу этого проекта. Как-то воскресным утром он рассказывал прихожанам: «Прошлой ночью я был настолько увлечен размышлениями о поселениях мирового братства, что ум ускользнул от меня. Но, — добавил он, — я исполнил несколько песнопений, и он возвратился».

Еще одним мерилом его интереса может служить факт, что первое издание «Автобиографии Йога» заканчивалось ярким изложением надежд об основании такого поселения. «Братство, — писал он в этом издании, цитируя свою дискуссию в Инсинитасе с доктором Льюисом, — это идеал, который легче понять на примере, чем в описании! Маленькая гармоничная группа может послужить вдохновляющим началом для других идеальных сообществ по всей земле». Закончил он такими словами: «Глубокой ночью мы с дорогим другом — первым крийя-йогом в Америке — обсуждали необходимость создания всемирных поселений на духовной основе».

Увы, он столкнулся с препятствием, со времен Будды стоящим на пути любых духовных преобразований: человеческой натурой. Семейная жизнь всегда была чем-то вроде закрытого акционерного общества. Экономическая депрессия 1930-х годов привела к усилению этой тенденции в целом поколении американцев, подогрев их желание найти безопасность в этом мире. «Четверо нас, обойдемся без вас» — так описывал Йогананда их позицию. Америка еще не была готова к «поселениям всемирного братства».

Другая сложность заключалась в том, что ядро его соратников составляли ученики-монахи. Именно они задавали тон во всех поселениях. Семейные люди не могли соответствовать их духу самопожертвования и служения. Семьи были вытеснены из общинных садов, если можно так выразиться, более буйной растительностью отречения. Но Йогананда был слишком близок к завершению своей миссии, чтобы осуществить мечту о «поселениях всемирного братства» в каком-либо другом месте.

«Инсинитаса больше нет!» — сетовал он к концу жизни. Это не означало, что был потерян ашрам. Он имел в виду, что его планам об основании на этих священных землях поселения всемирного братства не суждено осуществиться — по крайней мере при его жизни. Он перестал принимать семьи в ашрамы, каждый из которых был превращен в монастырь. Ибо в учениках, принявших обет отречения, он находил тот дух беззаветной преданности, в котором его миссия нуждалась для окончательного успеха.

Тем не менее идея «поселений всемирного братства» по-прежнему не утратила для него значения. Она была записана, как он сказал в той речи в Беверли-Хилс, «в небесных сферах, в Духе Божьем». Камала Сильва в своей автобиографии «Безупречное зеркало» [Стр. 183. Эту прекрасную книгу можно приобрести, написав Камале по адресу: Post Office Box 11017, Piedmont Station, Oakland, California 94611.] сообщала, что за пять месяцев до ухода из тела он по-прежнему восторженно рассказывал ей об этой мечте. Мастер знал, что рано или поздно она должна осуществиться.

Но даже в отношении такой основополагающей части своей миссии, как «поселения всемирного братства», Мастер не проявлял абсолютно никакого беспокойства. Он никогда не смотрел на мир так, как большинство людей. Все представлялось ему игрой Бога — бесконечной игрой света и тени в божественном кинофильме.

Мне вспоминается вечер, когда он записал несколько песнопений для широкого распространения. В середине записи мне пришлось уехать, чтобы провести урок в голливудской церкви. Вернувшись, я нашел Мастера стоящим на газоне и слушающим одно из песнопений, которое повторно проигрывалось для него: «Какие вспышки молний сияют на лице Твоем, о Мать! При виде Тебя трепет охватывает меня вновь и вновь!» Еще и еще раз он прослушивал запись. Вскоре Мастер начал почти танцевать, покачиваясь в экстазе и взмахивая распростертыми в стороны руками в ритме музыки. Он блаженно погрузился в красоту Божественной Матери, воспринимая ее как дивный Свет, бесконечно распространяющийся во все стороны. Я был глубоко тронут.

Позже, покидая нашу маленькую группу, он тихо произнес: «Я вижу вас всех как бы сплетенными из света. Все — эти деревья, кусты, трава, на которой вы стоите, — все состоит из света. Вы не представляете себе, как все прекрасно!»