Путь. Автобиография западного йога

ГЛАВА 38 ЕГО ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

КАПЛИ ДОЖДЯ ПАДАЮТ на землю, играют свои бесчисленные отдельные драмы, затем поднимаются к небесам и падают вновь, вращаясь в непрерывном круговороте. Примерно такова история каждой души. Через бесчисленные циклы возвращений мы очищаем наше восприятие окружающего, пока не убедимся в том, что цель, к которой мы стремимся, уже достигнута — она в счастье нашего собственного бытия!

Почему для столь простого открытия требуется так много времени? Почему так трудно понять, что земные радости являются лишь отражением внутренней радости? Увы, в зеркальном доме человек едва ли склонен к самоанализу. Отражения слишком зачаровывают! Если человек задумывается о себе, то лишь для того, чтобы изменить эти отражения. Отражения нашей внутренней радости, которые мы чувствуем во внешних достижениях, просто дразнят нас несбыточными надеждами! Обычно проходит много жизней, пока мы начнем сознавать, что нас очаровывали просто отражения и что мы жили в воображаемом мире.

Обычно, когда душа достигает окончательного освобождения, завершая свой длинный цикл перевоплощений, ее радость от победы столь ошеломительна, что у нее нет желания возвратиться в земную темницу. Даже духовный голод других искателей Бога не способен заманить ее обратно, поскольку такая душа чувствует (конечно, справедливо), что после миллионов лет рабства она имеет право на свою выстраданную награду — бесконечное блаженство. Только некоторые удивительные души, достигшие свободы, отказываются на какое-то время от совершенного счастья, чтобы возвратиться в эту мрачную сферу и вывести из мира заблуждений других смертных. Ярким примером таких редких душ является Парамаханса Йогананда. И даже среди тех немногих он, обещавший вернуться, «если потребуется, триллион раз», должно быть, исключение. Сила сострадания Йогананды просто поражает воображение.

Стремящиеся к Богу иногда спрашивают: «Продолжают ли души, которые родились на земле, перевоплощаться здесь?» Когда я однажды задал этот вопрос Мастеру, он ответил: «Нет, существует бесчисленное множество планет, куда может переселиться душа». Потом он добавил: «Если они всегда будут возвращаться на ту же планету, то они слишком быстро доберутся до истины!» Иными словами, духовное восприятие приходится заслужить. «План» космической драмы не в том, чтобы навязывать мудрость человеку; он сам должен использовать меч проницательности. Зеркальный дом должен утратить свое очарование, потому что человек сам увидел его обман, а не просто потому, что ему наскучили бесконечные повторения отражений. В одном отношении, однако, душа имеет склонность к многократному повторению внешних связей: в ее отношениях с другими душами.

Понять это поможет один пример. В газовых туманностях бесконечного пространства атомы перемещаются, находясь на большом расстоянии друг от друга — в среднем, несколько километров, — слишком далеко, чтобы гравитационные поля могли их удержать. Но если случается так, что два атома оказываются рядом, то, имея совместное поле, им легче привлечь к себе третий атом. Три атома еще легче привлекут четвертый. Таким образом, случайно образовавшийся шар материи может продолжать расти, пока его гравитационное поле не распространится на многие миллионы километров. В какой-то момент развития этого процесса произойдет мощное схлопывание, когда внутрь втянутся газовые туманности на больших расстояниях. Сила гравитации этой громадной массы материи становится столь мощной, что происходят изменения в самой структуре атомов: рождается сияющая звезда.

Подобно этому и душа в своем постепенном росте к божественной мудрости развивает силу «гравитации», при помощи которой привлекает и удерживает проницательность, необходимую для просветления, пока наконец на небосводе живых существ не появится настоящая «звезда».

Таким же образом душа создает гравитационную силу для формирования значительных и длительных связей с другими душами. Постепенно, в ее внешней жизни, вместе с другими, духовно совместимыми с ней душами, создаются большие семейства душ, которые возвращаются на землю или на другие планеты, чтобы выработать планы своего спасения не только каждая внутри себя, но также путем взаимодействия между собой. Для духовного освобождения необходимо одухотворить связи с объективным миром, с другими человеческими существами, так же как с Богом.

Чем сильнее в духовном смысле семья, тем сильнее она привлекает к себе новые души, которые могут блуждать вокруг в поиске себе подобных. Семья развивается вместе с развитием каждого отдельного ее члена. Она тоже вспыхнет «звездой» на небосводе человечества, когда начнет формировать великих осознавших себя душ.

В качестве духовных «звезд» такие великие семейства оказывают заметное влияние на общее духовное возвышение человечества. Как и звезды, они притягивают в свои благотворные ауры «планеты» менее развитых семейств, оживляя их лучами божественной истины. Такие семьи подобны могучим нациям. Им поручено реально руководить человечеством — но не указами и декретами, как это делают правительства, а путем тонкого духовного воздействия.

Семья, созданная Йоганандой, являет собой такую духовную семью. Она составляет часть более широкой духовной «нации», лидерами которой являются также Иисус Христос и Шри Кришна (в этом веке — Бабаджи). Йогананда, как Вильгельм Завоеватель при Гастингсе [Вильгельм I Завоеватель (ок. 1027–1087) — герцог Нормандии. В 1066 высадился в Англии и, разбив при Гастингсе войско англосаксонского короля Гарольда II, стал английским королем. — Прим. ред.], прибыл в Америку, чтобы создать плацдарм, но уже не для мирских завоеваний, а для духовного единения. Множество людей родились (и рождаются) на Западе, чтобы поддерживать миссию Йогананды. Многие включаются в эту деятельность благодаря лучистому магнетическому влиянию созданного им духовного «гравитационного поля». В течение последних полутора лет жизни Мастера вокруг него, как бы сознавая приближение его ухода, собрались давно знавшие его ученики. Из навещавших его теперь некоторые по разным причинам не видели его годы. Другие, не имевшие возможности встретиться с ним прежде, но которым было все же суждено встретить его в этой жизни, прибыли, как бы спеша попасть к нему, пока еще не было слишком поздно.

Вспоминая панорамное видение Мастером в 1920 году всех его, избранных судьбой, учеников в Америке, я спросил его в июне 1950 года: «Вы уже встретились с большей частью учеников, которых лицезрели в своем видении в Ранчи?» «Практически со всеми, — ответил он. — Я ожидаю прибытия еще только нескольких».

В числе близких учеников, посетивших его в последний год жизни, были сеньор Куарон из Мексики, мистер Блэк из Детройта, штат Мичиган, и Камала Сильва из Окленда, Калифорния.

После отъезда мистера Блэка, Мастер сказал мне, видимо, переживая приятные воспоминания: «Ты видел Бога в его глазах?»

О Камале он однажды сказал нам: «Посмотрите на эту женщину. Уже двадцать семь лет она работает с нами. Она теперь очень близка к освобождению. После того как она долгое время работала со мной и жила здесь, в Маунт-Вашингтоне, я сказал, что ей следует выйти замуж.

«О нет, Мастер, — сказала она, — я не хочу замужества». Однако я настаивал и обещал, что у нее будет все хорошо. Это была маленькая карма, которую ей следовало отработать. Я сам выбрал для нее мужа [Ее муж Эдвард Сильва был школьным учителем в Окленде, Калифорния.]. Какая у него удивительная душа — настоящий санньясин, как будто один из вас!»

Сеньор Куарон приезжал в 1950, потом еще раз в 1951 году. Я впервые встретил его после того, как кто-то принес и поставил на ковер у входа в вестибюль огромный баул неопределенной формы. Я заулыбался при виде этой бесформенной сумки, когда где-то надо мной голос произнес: «Это мое». Я взглянул вверх и там увидел человека — точную копию этого баула! Однако в духовной натуре сеньора Куарона не было ничего такого, над чем можно было бы посмеяться (разве что с любовью). Вскоре я обнаружил, что его сердце было столь же велико, как и его тело.

Мастер очень сильно любил его. «Я утратил связь с тобой на несколько перевоплощений, — сказал он ему, — но я больше никогда не потеряю ее». Позднее, время от времени, сеньор Куарон преданно напоминал ему о его обещании. «Больше никогда», — уверял его Мастер.

Близ Инсинитаса поселилась мадам Галли-Керси, знаменитая оперная певица. «Как далеко она продвинулась в духовном отношении?» — спросил я однажды Мастера, который иногда обсуждал со мной духовное состояние учеников. «Она парит в Боге!» — ответил он радостно.

Артур Комите, сопровождавший Мастера в его лекционном туре по этой стране в 1924 году и впервые осматривавший с ним Маунт-Вашингтон в 1925 году, также посещал Мастера в этот период. Мастер отзывался о нем с теплотой и давал ему высокую оценку.

Примерно в то же время Джесси Андерсен, ученик почтенного возраста из Сан-Хосе, Калифорния, подарил Мастеру портрет Шри Юктешвара, вышитый цветными нитями. Удалившись от дел и существуя на незначительный доход, мистер Андерсен смог купить необходимые материалы, собирая с земли под придорожными посадками грецкие орехи и продавая их.

Мастер был глубоко тронут этим подарком. Он повесил портрет в прихожей, над лестницей, у входа в свою квартиру. Часто, проходя мимо этой картины, он молча останавливался и складывал ладони в торжественном приветствии своему великому гуру. Такое отношение к Шри Юктешвару было тем более трогательным, что сам Йогананда уже давно перерос статус ученика.

Существует поговорка: «Ни один человек не представляется великим в глазах собственного слуги». В случае святых эта поговорка не подходит, поскольку именно близкие ученики, лучше других знающие их, относятся к ним с наибольшим уважением. По характеру Шри Юктешвар был строг; следовать за ним было непросто. Многие кандидаты в ученики, наблюдая лишь внешние черты его личности, покидали его при первом ударе хлыста его дисциплины. Однако Мастер разглядел за этой маской духовную суть.

— Однажды, — рассказывал он нам, — группа учеников, будучи сытой по горло строгостью его воспитания, решила покинуть его. «Послушай, — говорили они мне, — мы пойдем за тобой. Он слишком суров для нас».

— Идите, если хотите, — сказал я строго. — А я останусь со своим гуру!

Я заметил, что те ученики, которые знали Мастера лучше, неизменно относились к нему с высочайшим уважением.

Одной из таких учениц была Сестра Гьянамата. Значительно старше его, эта достойная вдова профессора университета, редко хвалившая кого-либо, проявляла к Мастеру уважение столь неизменное, смиренное и глубокое, что мирской человек, впервые посетивший ашрам, мог принять ее за простую новообращенную.

В присутствии Мастера, как мне говорили, она всегда стояла.

«Я, Сестра и еще несколько человек находились в главной комнате обители в Инсинитасе, — рассказывал Юджин Бенуа, собрат по ученичеству, — когда вошел Мастер. Сестра, несмотря на то что была уже пожилой женщиной, немедленно встала вместе с нами. Мастер не взглянул на нее и не сказал ни слова. Подойдя к окну, он обратил свой взор на океан. Сестра тоже не смотрела на него. Но через некоторое время я заметил, что оба они спокойно улыбались — это была внутренняя улыбка. Спустя несколько минут Мастер покинул комнату, так и не нарушив молчания. Но у меня было такое чувство, что они с Сестрой вели между собой безмолвный разговор».

«Мне достаточно было лишь задуматься о Сестре, — говорил нам Мастер, — как на другой день от нее приходило письмо». Многие ее письма к Мастеру (и другим ученикам — о ее общении с Мастером) опубликованы в книге «Только Бог» [God Alone, Self-Realisation Fellowship (Общество Самоосознания), 1984.].

«Дорогие дети, — писала она одной из молодых монахинь, — вчера вы спросили меня, каково последнее слово в ученичестве? Каким должен быть отличительный знак совершенного ученика?

Вы знаете, что я всегда спокойна в присутствии Мастера. Это не поза, предназначенная для снискания его одобрения; не то чтобы я считаю такое поведение правильным. Просто у меня есть внутреннее чувство покоя. Я стараюсь быть внимательным слушателем, поэтому его слова западают в мой ум и сердце, чтобы я размышляла над ними, иногда на годы. Поэтому я часто получаю ответ на свой мысленный вопрос в его словах».

Она рассказывала, как ответ на вопрос ее сестер по ученичеству пришел к ней и на этот раз словами Мастера. Ученица, которой он дал красную розу, чтобы она несла ее во время определенной церемонии, возразила: «Но я не хочу красную розу. Я хочу розовую». Мастер ответил: «Возьми то, что я дал тебе».

«Вот вам мой ответ, — заключила Сестра. — Живой или по меньшей мере открытый ум. Руки и ноги, жаждущие дела, — это ведет к совершенству, — все это, доведенное до совершенства, и будет последним словом, отличительным знаком самого безупречного ученичества».

Однажды кто-то сказал ей, что в видении она предстала пред ним в ином, прошлом воплощении. Позднее Сестра писала Мастеру, заключив свое письмо следующими словами: «Кем бы я ни была в прошлом, в этом, самом важном из всех, своем воплощении — я есть Гьянамата, творение ваших рук. Пожалуйста, молитесь за меня, чтобы я оставалась твердой и непоколебимой до конца. С уважением, благодарностью, преданностью и любовью — нет, этого мало. О, этого мало!»

Ах, какая невыразимая благодать! Слезы навернулись на мои глаза, когда я печатал эти слова. Вспоминаю теперь Мастера, который, отдавая ей дань уважения на похоронах, воскликнул с глубокой любовью в голосе: «Дорогая Сестра!»

Сестра Гьянамата скончалась 17 ноября 1951 года, в возрасте восьмидесяти двух лет. «Я просматривал ее жизнь, — говорил Мастер, — и не нашел ни единого греха, даже в мыслях».

Последние двадцать лет Сестра преодолевала физические страдания. Она героически несла бремя слабого здоровья, как бесценный дар от Бога и Гуру. Говоря с нами о ней незадолго до ее похорон, Мастер сказал: «Однажды, когда я вошел в комнату Сестры, чтобы навестить ее, я уже от двери слышал биение ее сердца, тяжелое дыхание и страшные перебои. Оно едва работало. Увидев меня, она сказала: «Я не прошу вас исцелить меня. Все, что я прошу, — ваше благословение». Как сильна была ее вера! Она спасала ее от немедленной смерти. Тогда я договорился с Богом о ее жизни; я знал, что она не уйдет, пока я не помолюсь за ее освобождение.

— В другой раз, — продолжал Мастер, — она сидела на веранде в Инсинитасе с миссис Малей, когда обе услышали совершенно ясно голос: «Скажи Парамахансаджи, что я беру тебя к себе». Позднее она рассказала мне об этом. Я ответил: «Если в следующий раз он заговорит с тобой, скажи ему, что это неправда. У меня с Богом договоренность о твоей жизни. И Он сдержит слово».

Спустя несколько дней она снова сидела с миссис Малей на веранде, и вновь они услышали тот же голос: «Я скоро возьму тебя к себе». Сестра ответила: «Парамахансаджи сказал, что это неправда». Голос замолчал.

Через некоторое время к ней с обычным визитом пришел ее доктор, которого я никогда не встречал. Когда он уходил, я вышел к нему навстречу.

— Скажите, доктор, — сказал я, — как вы находите здоровье Сестры?

— О, с ней все в порядке, — ответил он.

— Скажите, — продолжал я, — может, у вас есть некоторое сомнение относительно ее состояния?

— Да, есть некоторые неясности, — признался он.

— Не думаете ли вы, — предположил я, — что это может быть связано с неправильным питанием? Что вы скажете насчет того, чтобы поместить ее под наблюдение?

— Ради Бога, может быть, вы и правы! — воскликнул он. Ее поместили в больницу, где установили, что она была так истощена, что может продержаться всего лишь двадцать четыре часа. Ее губы были воспалены, она не принимала никакой пищи и пила только чай. Ее начали кормить, и она поправилась. Видимо, как раз об этом говорил голос, раздававшийся на веранде».

Жизнь Сестры вновь была спасена. Наконец, через двадцать лет, Мастер дал ей освобождение. «Какая радость! — восклицала она с последним дыханием. — Какая безмеpная радость!»

«Я видел, как она погружалась в неусыпное состояние Духа, за пределами творения», — рассказывал Мастер позднее. Наградой Сестре за годы полного повиновения Гуру стало полное освобождение.

«Она пришла к Богу через мудрость, — сказал Мастер. — Мой путь проходил через радость».

После возвращения в Маунт-Вашингтон Мастер провел с нами некоторое время, говоря о Сестре. Он вновь упомянул о том, что она достигла полного освобождения. Мне на ум пришло воспоминание о том, что он говорил мне в Твенти-Найн-Палмз: прежде чем душа получит окончательное освобождение, она должна освободить других. Уловив мою мысль, Мастер сказал: «У нее были ученики».

«Все годы, когда я знала ее, — говорила мне Дая Мата в последние часы жизни Сестры, — я никогда не слышала, чтобы она сказала о ком-либо что-то недоброе». Какой прекрасный дар! Я подумал, что это высказывание очень хорошо характеризовало саму Дая Мату; недаром она вычленила именно это качество для похвалы. Доброта была отличительной особенностью ее собственной личности.

Все мы чувствовали, что с уходом Сестры быстро приближалось время, когда Мастер покинет этот мир. На это намекал и сам Мастер. Однажды он заметил доктору Льюису: «Мы вместе прожили хорошую жизнь. Кажется, что мы встретились только вчера. Через какое-то время мы разлучимся, но вскоре будем вместе опять».

«Свою следующую жизнь на земле, — говорил нам Мастер, — я проведу в Гималаях». Посвятив большую часть своей жизни служению обществу, он намеревался в новом воплощении провести многие годы в полном уединении. «В моей будущей жизни, — говорил он нам, — я соберу вокруг себя тех, кто близок мне сегодня». Большинству своих ближайших учениц он говорил: «В следующем воплощении вы будете мужчинами». Насколько я знаю, только миссис Браун он сказал, что она снова станет женщиной. Он говорил нам, что до его следующего воплощения пройдет двести лет.

В последние месяцы жизни он находил величайшую земную радость в общении с теми учениками, которые оправдали его ожидания. Он часто хвалил Святого Линна, Сестру Гьянамату, Дая Мату, миссис Браун и других. О Мерне Браун (Мриналини Мате) он сказал: «У нее удивительная карма! Вы увидите, что она совершит для нашего дела». Он говорил нам, что в нескольких прошлых жизнях она была святой. О Коринне Форши (Мукти Мате) он сказал мне однажды с воодушевлением: «Она удивительная душа!» О Вирджинии Райт (Ананда Мате) он никогда не говорил при мне, но из того, как он относился к ней, было ясно, что он был ею очень доволен. Другой ученицей, которая, как мне известно, особенно радовала его, была Джейн Браш (Сахаджа Мата). За многие годы работы с ней в редакторском отделе я всегда видел ее только жизнерадостной, уравновешенной и доброй.

Мастер был также очень доволен духом Генри (Брат Анандамой), который переживал одну неприятность за другой. Сначала он сломал ребро; потом он совершил какой-то опрометчивый поступок, который сделал его жизнь печальной; затем он сломал другое ребро. Мелкие беды преследовали его. Однажды, когда он вновь пострадал, Мастер сказал ему: «Всегда новые неприятности, не так ли? Но это хорошо! Тебе предстоит очень много сделать — отсюда и неприятности. Бог хочет, чтобы ты стал сильным. Мы выпускаем не просто докторов богословия. Наши священнослужители обретают свою духовность в огне испытаний».

Оливеру Роджерсу (Брат Дэвананда) он однажды заметил: «Ты в свободном плавании!»

Мистер Роджерс рассказал нам о забавном случае в его недавней работе для Мастера. Как я уже говорил, Мастер большое значение придавал позитивному мышлению. Именно его собственной позитивностью частично объяснялась исключительная плодотворность его деятельности. Четко представляя себе, что хотел выполнить, он добивался успеха в делах, которые мало кому были по плечу. Однако иногда его мысленные проекции казались ему столь ясными, что их последующая реализация могла представиться ему в виде простой подписи под уже готовой картиной.

«Мастер просил меня покрасить комнату, — рассказывал мистер Роджерс. Через день или два, прежде чем я успел купить краску, я застал в этой комнате Мастера, беседовавшего со Святым Линном; оба они были в восторге. Увидев меня, Мастер стал расхваливать меня Святому Линну, завершив свой панегирик замечанием в тоне детского восхищения: «И он покрасил всю эту комнату сам!» Святой Линн взглянул на некрашеные стены, потолок, потом на меня. Мы улыбнулись друг другу, но ничего не сказали».

До своего появления в Маунт-Вашингтон мистер Роджерс был профессиональным маляром. «На небесах, — говорил ему Мастер, — вы будете создавать прекрасные астральные цветы одним лишь желанием».

— Сэр, — сказал я однажды Мастеру, — после того, как вы уйдете из этой жизни, будете ли вы так же близки к нам, как теперь?

— Для тех, кто думает, что я рядом, — ответил он, — я буду рядом.

Его последние месяцы проходили быстро. Слишком быстро, поскольку в наших сердцах мы чувствовали, что конец приближается.

«Я чувствую, что это случится очень скоро», — сказала мне однажды Дая Мата в своем офисе.

— Но, конечно, — возразил я, — Мастер сначала еще раз вернется в Индию. Он намеревался поехать в Индию в том году и говорил мне, как печалились ученики в Индии оттого, что ему не пришлось побывать там последние два года.

— Думаешь? — Пристально поглядев на меня, она больше ничего не сказала. Однако ее предчувствие полностью оправдалось.

Однажды Мастер зашел в антикварный магазин, чтобы купить несколько тростей. Что бы он ни делал, его сознание соответствовало его действиям. И вот, поскольку он в тот момент выполнял роль делового человека, он деловито торговался. Но когда сделка была завершена, он перестал играть роль добросовестного покупателя, старающегося сберечь средства своего монастыря. Оглядев помещение магазина, он заметил признаки оскудения. Из сострадания он заплатил хозяину магазина значительно больше, чем ему удалось выгадать, торгуясь с ним.

«Вы истинный джентльмен, сэр!» — воскликнул этот человек, глубоко растроганный. Чтобы выразить свое уважение, он вручил Мастеру очень красивый старинный зонт.

Когда Мастер возвратился домой, он вздохнул и сказал: «Какой убогий пол в магазине этого человека! Думаю, я куплю ему новый палас».

С каким совершенством он проявлял в своей жизни истину, что для человека с Сознанием Христа все люди братья.

В последнем, вышедшем при жизни Мастера номере журнала «Самоосознание» содержалась статья, озаглавленная «Последнее испытание». Это был последний из серии комментариев Мастера к Новому Завету, которые непрерывно публиковались в течение двадцати лет. В этом выпуске Мастер рассуждал по поводу слов: «Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! В руки Твои предаю дух Мой. И сие сказав, испустил дух» [Лук. 23: 46.]. Конечно, появление этой статьи было более чем простым совпадением. Она была опубликована в мартовском выпуске 1952 года, а седьмого марта того года Мастер ушел.

Интересно также, что эти страницы об уходе Мастера мне случилось писать почти в день ухода Иисуса Христа: накануне была страстная пятница 1976 года.

За несколько дней до его смерти другой ученик задал Мастеру такой же вопрос, какой я задал ему двумя годами раньше: «Все ли ученики в этой жизни уже пришли к вам, сэр?»

— Я ожидаю, что должны прибыть еще двое-трое, — ответил Мастер.

В ту неделю прибыли еще два ученика: Лилэнд Стендинг (теперь — Брат Мокшананда) и мадам Эрба-Тиссо — очень известный и преуспевающий адвокат из Швейцарии, которая вскоре оставила свою профессию, чтобы посвятить себя организации центров по работе Мастера в Европе. Кажется, тогда прибыл и еще один ученик, но я не могу припомнить, кто именно.

За месяцы переписки с Лилэндом на нас произвели глубокое впечатление свойства его характера. Наконец Мастер написал ему, предлагая поселиться в Маунт-Вашингтоне. Лилэнд встретился с Мастером вскоре после прибытия туда. «У вас хороший дух, — сказал ему Мастер. — Помните, преданность — величайшее качество».

Мастер продолжал жить в своем одиноком пристанище в Твенти-Найн-Палмз. Он возвратился в Маунт-Вашингтон второго марта, чтобы встретить Его превосходительство Виней Р. Сена, недавно назначенного послом Индии в Соединенных Штатах Америки. В вечер своего возвращения он нежно обнял каждого из нас и благословил всех. Некоторым он говорил слова личной поддержки, других подбадривал, чтобы они сохраняли твердость в своих усилиях, а отдельным ученикам советовал больше медитировать. После этого я ненадолго поднялся к нему.

Много раз за последние три с половиной года Мастер распекал меня, в основном за мою медлительность в достижении полного понимания его, а иногда за то, что я часто не предвидел последствий своих слов. Я знал, что он часто говорил: «Я браню лишь тех, кто слушает, а не тех, кто не слушает», — однако в моем сердце всегда оставалась какая-то боль. Как я ни пытался, я не мог избавиться от нее. Несколько месяцев я так жаждал услышать от него слова одобрения.

Теперь, наедине со мной, он внимательно, с глубокой любовью и пониманием посмотрел в мои глаза и сказал: «Ты очень порадовал меня. Я хочу, чтобы ты знал это». Какая тяжесть свалилась с моего сердца после этих нескольких простых слов!

Во вторник, четвертого марта, Маунт-Вашингтон посетил посол со свитой. Я обслуживал Мастера и его гостей в комнате встреч на втором этаже. Во время этого визита, мистер Ахуджа, Генеральный консул Индии в Сан-Франциско, заметил Мастеру: «Послы приходят и уходят. А вы, Парамахансаджи, истинный Посол Индии в Америке».

В четверг вечером, шестого марта, Мастер возвратился из поездки на автомобиле. Он попросил Клиффорда Фредерика, который вел машину, подвезти его к Маунт-Вашингтону сзади, по Римской аллее. Там, всматриваясь в контуры главного здания, он заметил тихо: «Оно выглядит как замок, не правда ли?»

Монахи только что завершили групповые занятия по энергизирующим упражнениям, когда машина Мастера въехала в ворота. После того как мы собрались вокруг него, он коснулся каждого из нас, благословляя. Потом подробно говорил о некоторых заблуждениях, которые встречают на своем пути стремящиеся к Богу.

— Не тратьте понапрасну времени, — сказал он. — Никто не подарит вам страстного стремления к Богу. Это стремление вам придется развивать самим.

— Не спите слишком много. Сон — бессознательный путь общения с Богом. Медитация — это состояние выше сна, сверхсознание, которое противоположно подсознанию.

— Не тратьте слишком много времени на шутки. Я сам люблю смеяться, но я контролирую свое чувство юмора. Когда я серьезен, никто не может заставить меня засмеяться. Будьте счастливыми и веселыми внутри себя — серьезными, но всегда веселыми. Какой смысл растрачивать свое духовное восприятие в бесполезных словах? Когда вы наполните сосуд вашего сознания молоком умиротворенности, храните его; не делайте в нем дыр шутками и пустыми речами.

— Не тратьте времени на развлечения — постоянно занимаясь чтением и прочим. Если чтение поучительно, оно полезно. Но я говорю людям: «Если вы читаете один час, то пишите два, размышляйте три часа и все время медитируйте». Независимо от того, в какой степени я занят, я никогда не отказываюсь от своих ежедневных свиданий с Богом.

Спустя несколько минут на полуподвальном этаже Мастер заметил ящик с зелеными кокосами, которые были тогда только что доставлены от Брата Аби Джорджа из Флориды. «Еще когда я сидел в автомобиле, Божественная Мать пыталась сказать мне, что прислали эти кокосы, однако я не слушал — я слишком много говорил!» Весело смеясь, Мастер вскрыл кокос и стал пить из него сок. Однако его радость, казалось мне, имела оттенок наигранности. Я посмотрел в его глаза и увидел, что они глубокие, спокойные, совершенно незатронутые тем, что он делал. По прошествии лет представляется, что в них отражалась доброта человека, который знает, что прощается, но не хочет, чтобы мы догадывались об этом.

Поймав мой взгляд, он почти сразу же помрачнел.

«У меня завтра важный день», — сказал он. Направляясь к лифту, он задержался в дверях, потом повторил: «Завтра у меня важный день. Пожелайте мне удачи».

На следующий день, седьмого марта, он спустился вниз, чтобы выйти из дома. Он должен был принять участие в банкете, который давался в тот вечер в отеле «Билтмор» в честь посла Индии. «Представляете, — сказал он, — я снял номер в Билтморе. Это как раз тот отель, где я впервые остановился в этом городе!»

Потом он вновь повторил: «Пожелайте мне удачи».

Мастер попросил меня прийти на банкет с Диком Хеймсом, популярным певцом и актером кино. Дик недавно стал учеником и принял от меня посвящение в крийю.

Годы назад Мастер говорил: «Когда я оставлю эту землю, я хочу продолжать говорить о моей Америке и моей Индии». И в песне об Индии, которую он написал на мотив популярной песни «Моя Калифорния», он перефразировал концовку этой популярной версии словами: «Я знаю, что, умирая, в радости буду вздыхать о моей солнечной, великой, старой Индии!» Однажды на лекции он заявил: «Сердечный приступ — самый легкий путь к смерти. Именно так я предпочитаю умереть». В тот вечер этим предсказаниям суждено было сбыться.

Мастеру предстояло выступить после банкета. Его краткое выступление было столь приятным, почти нежным, что, я думаю, каждый из присутствовавших чувствовал себя облеченным в тончайшую ткань его любви. Он тепло говорил об Индии и Америке, об их вкладе в дело мира и истинного прогресса человечества. Он говорил о будущем сотрудничестве этих государств. Наконец, он прочитал свою чудесную поэму «Моя Индия».

Я записывал его выступление, и на протяжении всей речи мои глаза были обращены к записной книжке. В конце концов прозвучали последние строчки его поэмы:

Где воды Ганга, леса, пещеры Гималаев и люди грезят о Боге,

Я освящен; мое тело коснулось этой земли!

Слово «земли» сопровождалось долгим вздохом. Вдруг со всех сторон зала раздались крики. Я поднял голову.

— Что такое? — спросил я у Дика Хеймса, сидевшего рядом со мной. — Что случилось?

— Мастер в обмороке, — ответил он.

О нет, Мастер! Вы не могли потерять сознание. Вы покинули нас. Вы покинули нас! Забытый драматург вдруг проснулся и безмолвно заговорил во мне. Для вас это слишком совершенный способ уйти от нас — это не может быть ничем иным! Я поспешил к тому месту, где лежал Мастер. Его лицо выражало блаженство. Вирджиния Райт склонилась над ним, отчаянно пытаясь привести его в чувство. Генеральный Консул, мистер Ахуджа, подошел ко мне и обнял за плечи, чтобы успокоить. (Никогда, дорогой друг, я не забуду этого нежного проявления доброты!)

Тело Мастера доставили в Маунт-Вашингтон и бережно положили на кровать. Один за другим, мы в слезах склоняли перед ним колени.

«Мама! — выкрикивал Джозеф. — О, Мама!» Поистине, Мастер был матерью для всех нас — нет, много больше, чем матерью! Мисс Ланкастер с мукой на лице взглянула на меня. «Сколько тысячелетий потребовалось, — изумлялась пожилая ученица, глядя на него с тихим благоговением, — чтобы создать столь совершенное лицо!»

После того как мы вышли из комнаты, одна Дая Мата осталась у тела Мастера. Когда она неотрывно смотрела на него, на его левом веке показалась слеза и медленно скатилась вниз на щеку. С нежностью она поймала ее носовым платком.

В смерти, как и в жизни, он говорил своей любимой ученице, а через нее и всем нам: «Я люблю вас всегда, сквозь бесконечную череду времен, без условий, не желая ничего, кроме вашего вечного счастья в Боге!»