Путь. Автобиография западного йога

ГЛАВА 30 БОЖЕСТВЕННОЕ ИСПЫТАНИЕ

В ВИДЕНИИ, КОТОРОЕ у него было в детстве, Парамаханса Йогананда ощутил себя стоящим на рыночной площади города в предгорьях Гималаев. День выдался жарким, а пыльная площадь была полна убогими лавчонками, озабоченными покупателями и клянчащими нищими. Всюду сновали собаки. Обезьяны, крадучись, спускались с крыш, чтобы стащить из лавки что-нибудь съестное. Жалобно кричали ослы. Туда-сюда шныряли люди, нагруженные покупками, нахмуренные от забот и желаний.

Никто не выглядел счастливым.

Но время от времени кто-нибудь из бурлящей толпы останавливался около погруженного в транс мальчика, пристально глядя куда-то вдаль высоко над его головой. Через некоторое время в глазах каждого такого человека появлялось выражение невыразимой тоски. Потом он глубоко вздыхал и бормотал: «О, но это слишком высоко для меня» — и, опустив глаза, снова сливался с мятущейся толпой.

После того, как подобный эпизод повторился несколько раз, Йогананда обернулся, чтобы увидеть, что же позади него столь сильно привлекало внимание людей. И там он увидел возвышавшуюся над городом величественную гору, зеленевшую в безмятежной дали; полный контраст со всем в пыльном гуле и суете гнилого честолюбия. На вершине горы раскинулся большой, невыразимо прекрасный сад. Его лужайки были изумрудны, а цветы — самых разных оттенков. Мальчику страстно хотелось взойти на гору и попасть в тот восхитительный сад.

Но когда он подумал о трудности восхождения, в его уме сами собой возникли те же слова: «Это слишком высоко для меня!» Потом, обдумав эти слова, он с презреньем отверг их. «Может быть, она слишком высока для меня, чтобы покорить ее одним прыжком, — подумал он, — но хотя бы один шаг я могу сделать». Даже если попытка будет неудачной, решил он, это во много раз лучше, чем продолжать жить в этой душной и пыльной витрине человеческой нищеты.

Исполнившись решимости, шаг за шагом он стал подниматься. Наконец он достиг вершины горы и вошел в прекрасный сад.

Для Мастера это видение символизировало обычные трудности каждого человека с высокими идеалами. Все люди, по-моему мнению, должны иногда испытывать раздражение от ограничений, которые накладывает на них тело, постоянно требующее средств к существованию и защищенности. Человек инстинктивно стремится к жизни, свободной от соперничества и забот, от ненависти и жестокости. Увы, очень немногие подозревают, что такое состояние достижимо не во вне человека, а в нем самом, на самой высокой вершине духовного развития. А из тех, которые догадываются об этом, многие отворачиваются со вздохом: «Но это слишком высоко для меня!» Немногие, к сожалению, вступают на этот путь всерьез! «Из тысячи, — говорит Кришна в Бхагавад-гите, — лишь один ищет Меня».

Однако этот путь не столь труден, если следовать по нему шаг за шагом. Как сказал Иисус: «Довольно для каждого дня своей заботы» [Матф. 6: 34.]. И, как часто говорил нам Парамаханса Йогананда: «Святой — это грешник, который никогда не сдавался».

На духовном пути требуются мужество и самоотверженность, абсолютная уверенность в том, что только Бог может удовлетворить необоримое стремление души к истинному счастью. Те, кто вступает на путь, к которому со всей своей страстью и волшебным обаянием призывал Йогананда, ожидая встретить только блаженные видения, следуя по мягкой мшистой тропе, усыпанной цветами роз божественного утешения, падает духом, когда узнает, как часто Бог отдает предпочтение не розам и мху, но шипам. Однако для тех, кто стремится к цели увлеченно и преданно, следуя по этому пути спокойно и уверенно день за днем, никакое испытание не будет непосильным. Препятствия будут казаться благом, потому что дают силы, необходимые для достижения вершин.

В первые месяцы 1950 года я получил возможность кое-что узнать о духовных препятствиях. Мои испытания начались с нескольких недель невероятного вдохновения. Я был ободрен непродолжительным, относительно легким путешествием и бежал вперед со страстной надеждой навстречу неожиданному потрясению у подножия скалы.

Некоторое время после Рождественских каникул мои медитации были полны блаженства. Я помню, что однажды сказал Джиму Гаупту: «Если даже за оставшиеся годы моей жизни я не достигну в духовном плане чего-либо большего, чем сегодня, я все равно буду удовлетворен». Опасные слова! Бог не разрешает своим последователям слишком долго наслаждаться самонадеянностью.

Примерно через месяц нарастающей внутренней радости в моем уме начали возникать коварные иллюзии. Сначала пришла гордость, чувство, будто радость отделила меня от других; не в том смысле, что я считал себя лучше них, но в столь же ошибочном смысле отчуждения от внешних интересов, даже невинных. Это состояние сознания, которое приходило под личиной мудрости, порождалось духовной неопытностью. Верующий должен научиться видеть Бога вокруг так же хорошо, как и внутри себя — особенно в добрых делах и в красивых вещах. Мир, в котором мы живем, есть мир Бога. Отвергать этот мир означает, в сущности, отвергать Его. За таким шагом следует гордыня, а с нею — искушение приписать собственным заслугам вдохновение, которое получает человек.

Даже когда я поздравлял себя с растущей внутренней свободой, я все больше и больше ощущал беспокойство по поводу своего духовного состояния. Я понимал, что со мной происходило нечто серьезное и что я не отзывался, как следовало, на благословения, которые получал. Но где я ошибался? Моя проницательность еще не достигла такого уровня, чтобы ответить на этот вопрос.

Потребовалось время, чтобы я понял, что слишком страстно держался за свое блаженство, как будто оно возникало только благодаря моим усилиям. Я летал на своих собственных крыльях, забывая о том, что для высокого полета верующий должен позволить поднять себя свежему ветру милости Господа.

Гордость порождала растущую напряженность в моих духовных усилиях. И тогда, понимая, что мне нужно стать более скромным, внутренне более восприимчивым, я начал пытаться слишком назойливо, почти вызывающе предлагать себя воле Бога. Я ухватился за Его руководство так же, как раньше держался за радость.

«Господь, чего Ты хочешь от меня? — молился я. — Я готов сделать для Тебя все!» Я старался представить те требования, которые Он мог предъявить мне; потом видел себя выполняющим эти требования до последней буквы. В моей непомерной озабоченности воображаемые Его требования постепенно умножались до такого масштаба, что само их количество казалось невероятным. «Не сиди здесь. Не ходи туда. Не ешь это. Не говори то». Я чувствовал себя жертвой того, что римские католики называют «скрупулезностью». Я больше не мог находить радость в самопожертвовании. Едва ли подозревая, что эта драма разыгрывалась в моем собственном уме, я стал смотреть на Бога почти как на тирана: Его требования казались чрезмерными! Мне даже не приходило в голову, что Он никогда и не выдвигал ни одного из них!

«Уолтер так запутался!» — озабоченно сказал Мастер миссис Браун как-то утром. В тот день еще несколько раз, качая головой, с удивлением, он повторял: «Уолтер так запутался!» Потом, как бы успокаивая себя, добавил: «Но он справится с этим».

Примерно в это время Мастер уехал в Твенти-Найн-Палмз, чтобы уединиться и завершить свой комментарий к Бхагавад-гите. Он пригласил с собой меня. «Я спрашивал Божественную Мать, кого мне следует взять с собой, — говорил он мне, — и передо мной появилось твое лицо, Уолтер». Я надеялся, что недели, проведенные в обществе Мастера, помогут остановить нарастающую во мне суматоху.

Было удивительно интересно слушать, как он работает над рукописями. Вдохновение приходило к нему с исключительной легкостью. Ему достаточно было заглянуть в Духовное Око и почти непрерывно диктовать секретарше Дороти Тейлор, которая едва успевала за ним, печатая на машинке. Из его уст легко изливался нескончаемый поток глубоких и проникновенных мыслей.

Мне довелось провести несколько дней с Мастером и слушать, как он диктует. Потом он предложил мне пойти в приют для монахов, просмотреть старые журналы Общества Самоосознания, вырезать его комментарии к Гите и «отредактировать» их.

Редактировать? Я знал, что такое же поручение он уже давал другому, старшему ученику.

— Насколько тщательно я должен редактировать, сэр?

— Просто редактировать, — ответил он неопределенно, задумчиво глядя в окно. Затем добавил: — Работай как молния. Нельзя расточать ни минуты времени. Однако, — здесь он взглянул на меня строго, — не изменяй ни слова.

Редактировать, как молния, и не изменять ни слова? К моему душевному замешательству теперь добавилась новая проблема: я не имел ни малейшего понятия о том, что должен был делать.

Мастер рекомендовал мне оставаться в уединении и посвятить себя редакторской деятельности, работая при этом «со всей возможной скоростью». Поскольку я пришел в пустыню с большими надеждами проводить каждый день с ним, меня сильно опечалило, что я оказался в абсолютном одиночестве. Непривыкший к полному уединению, я чувствовал себя совершенно покинутым. Меня начали одолевать приступы подавленного настроения. Временами я впадал в мрачное отчаяние, падал на кровать и беспомощно вперивался в потолок. Каждый вечер я говорил себе: «Это просто не может не прекратиться на следующий день!» Однако такое состояние продолжалось день за днем, три долгих месяца. Каждый день состояние казалось хуже вчерашнего.

Казалось, во мне боролись две противостоящие силы. Я мужественно старался поддержать хорошую сторону, ежедневно медитируя по нескольку часов, однако медитация лишь усиливала чувство безнадежности. Днем я старался всецело погрузиться в работу. Но, к своему отчаянию, я не знал, как мне следовало работать, и это затрудняло такое погружение. Работа по «редактированию» казалась мне Сизифовым трудом.

Однажды, обращаясь к аудитории, Мастер сказал: «Я привык думать, что Сатана — всего лишь выдумка людей, но теперь я знаю и подтверждаю свидетельство тех, кто жил до меня, что Сатана — реальность. Он — всемирная сознательная сила, единственная цель которой — привязать всех людей к колесу заблуждений». Теперь я чувствовал, что Бог и Сатана сражались во мне, и от их попыток одолеть друг друга доставалось всегда мне! Нельзя сказать, что у меня появилось желание вернуться к мирской жизни. Такое стремление, по милости Бога, никогда не посещало мое сердце с той поры, как я впервые ступил на духовный путь. Но, стремясь к миру в себе, я чувствовал необъяснимый ужас перед глубоким погружением в медитацию, где только и можно было обрести настоящий покой.

18 февраля, суббота, 1950 г.

29 (Палмз)[В переводе с английского Твенти-Найн-Палмз —

«Двадцать девять пальм». — Прим. ред.]

Дорогой Уолтер!

Посылаю все журналы.

1. Вырежь сначала все статьи о Бхагавад-гите — собери и наклей только на одной стороне; не испорть текст (любой) на обратной стороне статей о Гите.

2. Продолжай редактировать карандашом статьи Омара Хайяма: собери их в книгу, приклеивая только задней кромкой, как в книге.

3. Есть ли у тебя клей, бумага, нож? Если нет, то пришли список и Джейн принесет их тебе.

4. Потом тебе следует вырезать все статьи о Библии, сделать из них книгу о втором Пришествии Христа.

5. Сохрани все журналы — что от них останется после вырезки статей Омара Хайяма и о Библии.

6. Передай статью для радио и напиши Бернарду, чтобы, пока ты занимаешься редактированием, он продолжал писать их.

7. Вставай пораньше, немного медитируй, делай упражнения и бегай или быстро ходи; потом начинай работать с 8 часов утра до 6 часов вечера. Каждые два часа занимайся 5 минут бегом и медитируй 15 минут перед ленчем — (вместе с ленчем это должно занимать 1 час).

Работай — по 9 часов в день с глубокой концентрацией, медитируй глубоко по два часа вечером после ужина в 6:30. Спи семь часов. Обязательно быстро ходить или бегать 5 минут каждые два часа. Это снимет напряжение. После обеда, вечером — прогулка по дороге (но не по густому кустарнику) один час с 6 до 7. Затем прием пищи и медитация в течение двух часов. Это расписание можно несколько изменять. Вечером прогуливаться не обязательно. Если хочешь, можешь начинать работу в 7:30 утра. Тебе следует утром в течение получаса гулять — после непродолжительной медитации и завтрака (полчаса).

Q. Есть ли у тебя нормальная лампа с сильным светом для работы в вечернее время? Может, для нее нужен фитиль? Напиши, что требуется для лампы. Пиши Джейн.

Q. Закончил ли ты склейку статей об Омаре Хайяме?

Q. Сколько ты уже отредактировал? Необходимо редактировать тщательно и быстро, иначе ничего не будет сделано. Времени мало.

С благословением

П. Йогананда

Р.S. Всю работу выполняй с мыслью о Боге.

П. Й.

Твенти-Найн-Палмз, 1950

Дорогой Уолтер,

1. Пожалуйста, напиши Вирджинии Райт, что тебе нужно для питания:

а) молоко

b) хлеб

с) масло

d) овощи и фрукты я посылаю

e) посылаю пять долларов на все.

2. Сообщи пожалуйста, какой объем работы ты выполняешь ежедневно. Пожалуйста, работай побыстрее. Еще многое предстоит сделать. С помощью кухонного ножа и ножниц сделай вырезки из:

а) Омара Хайяма

b) затем — Бхагавад-гиты.

Мне они скоро потребуются — пожалуйста, работай день и ночь. Надо работать быстро.

3. Передай Вирджинии мисс Райт текст лекции для передачи по радио.

4. Напиши Бернарду, что ему следует подготовить текст лекции для выступления по радио, так как ты теперь занят редактированием.

Глубоко медитируй вечером и каждые два часа и бегай 5—10 минут по территории обители. Продолжай делать упражнения, чтобы твое тело соответствовало образу и подобию Бога.

Не мешкай и не проявляй небрежность. Поспешай с благоразумием.

Щедрые благословения через Меня,

П. Йогананда

P.S. Есть ли у тебя газ? Если нет, скажи об этом мисс Райт. Поливай растения рано утром, если они сухие.

Испытываемое мною тогда психологическое брожение может показаться читателю достаточным объяснением моего чувства беспомощности: мол, нечего для оправдания ссылаться на силы, с которыми я якобы столкнулся и не мог им противодействовать. Опирающийся на чувственные доказательства рациональный ум, не учитывая надчувственных причин, считает их сверхъестественными, нереальными. Пресловутой слабостью иррациональных умов является склонность в затруднительных случаях придерживаться сверхъестественных объяснений, чтобы снять с себя ответственность. И все же каждое состояние ума отражает более широкие реальности сознания. Наша веселость, например, демонстрирует уже существующий потенциал веселости человеческой расы, а само сознание — потенциал сознания Вселенной. Живые существа проявляют сознание так же, как электрическая лампочка проявляет энергию. Сознание является космическим явлением, человек лишь настраивается на некоторые его аспекты и выражает их. Его мысли никогда не бывают одинокими, обращенными в пустоту космоса. Как птицы, несомые сильным ветром, они подхватываются и подвергаются влиянию того потока сознания, в который вливаются. В зависимости от того, на какие стороны космической реальности человек настраивается, он увлекается вниз или вверх по шкале духовной эволюции: посредством того, что называют дьявольской силой, — вниз к материи; или же вверх, к бесконечности — силой любви Бога.

И в этом, и в ином мире есть существа, которые вполне сознательно действуют как представители этих божественных или сатанинских сил. Существ первой группы мы называем ангелами, а второй — демонами.

Примерно за год до описываемого периода у меня было неприятное переживание, связанное со встречей с представителями второй группы. Этот эпизод звучит почти как страница из средневекового романа.

Я был новичком на духовном пути и наивно стремился собрать о нем любую информацию, которую только мог получить. Однажды Бун, ссылаясь на Мастера, сказал мне, что случаи одержимости, описанные в Библии, имели место в действительности. Он поведал мне странную историю о том, как некая демоническая сила пыталась овладеть им. Скорее заинтригованный, нежели напуганный, я решил, что было бы интересно самому убедиться в истинности сообщения Буна.

Вскоре мне приснился сон. Я будто был на вечеринке, и неожиданно мне в голову пришла совершенно четкая мысль: «Пришло время встретиться мне с бестелесным духом». Я оставил своих друзей и пошел через пустую, хорошо освещенную комнату к открытой двери в ее конце. Я все еще могу ясно видеть своим мысленным взором голые доски пола, стены и яркую лампу, свисающую с потолка. Следующая комната была темная; я знал, что встречу здесь развоплощенное существо. На мгновение я испугался и протянул руку, чтобы включить свет. «Не будь трусом, — укорял я себя, — как ты узнаешь, что это такое, если даже не можешь встретить его лицом к лицу?» Я остался стоять в темноте посереди комнаты и выкрикнул: «Приходи!»

Здесь начинается «средневековая» часть этой истории. На другой день Джин Гаупт рассказал мне, что примерно в то же время ночью он был разбужен громким, неистовым стуком в дверь.

— Кто это? — спросил он.

Низкий грубый голос громко спросил: «Кто в комнате?»

— Д-джин.

— Кто?

— Джин Гаупт. — К этому моменту он был страшно испуган.

— Ты мне не нужен. Мне нужен Дон Уолтер!

Кто-то или что-то со страшным шумом покинуло главное здание.

Должно быть, вскоре после этого началось и мое собственное странное приключение.

«Приходи!» — крикнул я. Как только я произнес это слово, пол подо мной начал колыхаться, словно волны озера. Через мгновение я почувствовал, что какая-то сила извлекла меня из тела и вытянула через окно в какой-то туман. Вокруг меня звучал странный аспект Аум — что-то вовсе не приятное. Это было далеко не возвышенное духовное переживание, однако в ту ночь интуиция не была моей сильной стороной.

«Как интересно!» — думал я, дав событиям развиваться, чтобы увидеть, куда они могут завести.

Вскоре на меня налетела какая-то мощная сила, как бы с твердой решимостью лишить меня сознания. Я, как мог, сопротивлялся, но воля противника была слишком сильна; я не был уверен, что одержу победу, и решил обезопасить себя.

«Мастер!» — крикнул я громко и настойчиво.

В этот момент испытание кончилось. Звук прекратился. Я снова был в своем теле и сидел на кровати, полностью проснувшись.

В тот день, позднее, я спросил Мастера, было ли это реальным переживанием.

— Да, это так. Такие явления порой случаются на пути. — И добавил: — Не бойся их.

Как можно бояться, когда мой Гуру продемонстрировал столь вездесущую защиту?!

Однако самым худшим в моем тяжелом испытании в Твенти-Найн-Палмз было то, что я не мог даже воззвать к Мастеру с обычной верой в него. Меня охватили неистовые сомнения. Не то чтобы я сомневался в великодушии Мастера, в его духовном величии или в моей преданности ему. Но мною вдруг коварно овладела мысль: «У него недостает мудрости». От этой мысли я никак не мог избавиться. Если бы Мастер сказал мне: «В Лос-Анджелесе солнечно», — во мне усмехнулся бы змей сомнения: «Спорю, что сейчас идет дождь!» Безусловно, эти сомнения не доставляли мне удовольствия. Я сделал бы все, чтобы освободиться от них, так страшно они угнетали меня.

Они начались с комментариев, которые я должен был редактировать. Я нашел их в плохом состоянии. В то время я не знал, что в первые годы своей миссии Мастер обычно писал статью, затем передавал ее редакторам и печатникам и никогда больше не возвращался к ней. Даже я, не владевший санскритом, видел несоответствия в написании имен на санскрите, что свидетельствовало о слабом знании языка. Я не сознавал, что редакторы были недостаточно квалифицированными, чтобы исправить типографские ошибки, и добавили немало собственных.

В своих комментариях Мастер иногда писал: «Это означает то-то и то-то», а потом, как бы поправляя себя: «Но с другой стороны, это также значит…» — и далее предлагал интерпретацию, которая опять, по моему мнению, имела слабую связь с предыдущей. «Разве он не понимает? — поражался я. — Как может один и тот же эпизод иметь оба значения?»

Лишь постепенно, спустя годы, я научился ценить утонченность такого мышления. Я узнал, что такой вид комментариев к Священному Писанию был обычным в Индии. Я вижу теперь, что, по сравнению с нашим, это более искусный с философской точки зрения метод, поскольку мы ограничиваем каждую истину одним определением, как будто определение и истина — одно и то же. Реальность имеет множество измерений. Чем более фундаментальна истина, там яснее видна ее связь со всем колесом опыта.

Моя дилемма сомнения иллюстрирует типичную проблему каждого верующего. Прежде чем он сможет обрести божественную свободу, он должен освободиться от всякой препятствующей этому наклонности, которые вынес из прошлого. Простого мысленного утверждения победы недостаточно: он должен смело встретить свои заблуждения и одолеть их в суровой борьбе. Каждому ищущему, если он хочет продвинуться на этом пути, предстоит преодолеть собственные, созданные им самим комбинации заблуждений.

«Ты сомневаешься теперь, — сказал мне однажды Мастер, — потому что сомневался в прошлом». (Испытывая чувство стыда, я как-то посоветовался с ним о своем затруднительном положении. Но он уже знал, что было у меня на уме.)

Со временем я понял, что одной из причин, побудивших Мастера поручить мне обучение других, было то, что, взрастив сомнения в прошлых жизнях и в какой-то мере преодолев их в этой, мне было необходимо подкрепить мою растущую веру внешним ее выражением, помогая другим преодолеть их сомнения. Помогая другим обрести веру, я оплатил бы свой собственный кармический долг прежних сомнений в Боге.

После того как я прожил в монашеском приюте около месяца, Мастер для работы над некоторыми проектами в своем ретрите вызвал из Маунт-Вашингтона Генри. Генри совершал туда ежедневные поездки из нашего приюта. Через некоторое время приехал Джерри Торгерсон и стал жить с нами. Джерри тоже работал у Мастера. Позднее, на уик-энд приезжали другие. Они также работали в пристанище Мастера. Мои душевные страдания усиливались, когда я видел эти толпы, отправляющиеся, чтобы быть рядом с Мастером, тогда как сам продолжал безнадежно работать над непостижимой задачей редактирования. Однако Мастер настаивал, чтобы я продолжал заниматься этим делом.

«Сколько ты уже отредактировал? — спрашивал он в записке, которую однажды передал мне Генри. — Следует редактировать тщательно, но быстро, иначе ничего не будет сделано. Времени мало».

Присутствие Генри было для меня настоящим счастьем. За недели, проведенные вместе с ним, мы стали близкими друзьями; наша взаимонастроенность достигла такого уровня, что порой достаточно было одному из нас подумать о чем-то, как другой уже высказывал эту мысль. Какая редкая удача найти хотя бы одного такого друга за всю жизнь!

Потом оказалось, что другие монахи тоже проводили мало времени с Мастером, поскольку выполняли работу вне помещения, а он большей частью оставался дома, беззаветно погруженный в дело завершения своих комментариев. Он не был безразличен к моему состоянию, разными путями старался поддержать меня. Однако он никогда не покушался на нашу свободную волю до такой степени, чтобы вести за нас наши важные битвы. Это лишило бы нас возможности развивать собственные силы.

Так проходили недели. В апреле посетили Маунт-Вашингтон мои родители. Папа был переведен из Египта в Бордо, во Францию, где он со временем обнаружил важное месторождение нефти под Парентисом. Мастер разрешил мне поехать и встретиться с ними. «Но ты должен вернуться через четыре дня, — писал он мне, — после того как повидаешься с родителями, которых тебе послал твой истинный Родитель, Бог». Потом, в связи со своими комментариями, он добавил: «Осталось всего три главы. Скоро мы снова будем вместе».

Как ни рад был отец встрече со мной, он не одобрял моего нового образа жизни. Он вздрогнул, увидев мою бороду, сожалел по поводу оставленной мною многообещающей карьеры писателя и совершенно отказался поддержать мои духовные убеждения. Однажды он сказал: «Если бы тебе пришлось выслушать мнения некоторых докторов относительно вашего учения об энергизации тела силой воли, ты принял бы их суждение?» Конечно, он не имел в виду консультацию с многочисленными врачами, которые уже стали членами нашего движения. Вероятно, ему даже в голову не приходила мысль, что такие существуют.

«Папа, — возразил я, — ведь доктора не всеведущи!» В воскресенье я был с папой и мамой на утренней службе в церкви Голливуда. За день до этого я спросил Преподобного Бернарда, который должен был читать проповедь: «Ты думаешь, что сможешь провести действительно научную беседу, чтобы произвести впечатление на моего отца?» «Конечно», — ответил он с уверенностью. Однако совпадение взглядов на науку Бернарда и папы было незначительным. В тот день папа вышел из церкви, убежденный в том, что Бернард совершенно лишился рассудка; это же суждение, вероятно, распространялось на всех нас.

Можно было предположить, что визит родителей, совпавший с периодом моих суровых испытаний веры, мог бы усугубить их. Однако в действительности их прибытие помогло мне преодолеть эти испытания. Несмотря на философские расхождения, мы с родителями глубоко любили друг друга, и существование этих невидимых уз помогло мне понять, что любовь является значительно лучшим лекарством от сомнений, чем рассудок, который склонен быстро осуждать, но медлить с анализом.

В конце концов мои родители остались довольны, убедившись, что я счастлив в новом призвании. Вспомнив мои невзгоды во время обучения в колледже и позднее, мама спустя несколько недель написала Мастеру, благодаря его за все доброе, что он сделал для меня.

Во время моего краткого пребывания в Маунт-Вашингтоне я убедился, что и другие монахи ранее пережили период духовных испытаний. После моего возвращения в Твенти-Найн-Палмз я сказал Мастеру: «Сэр, Джин несколько обескуражен. Кто-то сказал ему, что, по утверждению Шри Рамакришны, благословение — это лишь игра Бога. Теперь он считает, что человек может годами медитировать и ничего не достигнуть, а Бог может проявить себя даже в пьянице, если Он имеет о нем хоть какое-то представление».

«Рамакришна никогда бы не сказал так! — Мастер выглядел почти потрясенным. — Вот что происходит, когда люди, не понимая, пытаются толковать высказывания святых. У Бога нет прихотей и капризов! Конечно, это может показаться игрой людям, которые не понимают причинных воздействий прежней кармы. Но почему Бог стал бы нарушать собственный закон? Он отвечает в соответствии с законом. Передай Гаупту, что я считаю это его заблуждением».

— Передам, сэр, — я помедлил. — Мастер, а вы не поговорите с ним? Последнее время он что-то тяжело переживает.

— Хорошо, — спокойно ответил Мастер, — Сатана испытывает эту организацию. Гаупт не один такой.

Так вот в чем причина беспокойства!

— Да, — печально продолжал Мастер, — падет еще несколько голов.

— Как долго это будет продолжаться, Мастер?

— Еще некоторое время. — После небольшой паузы он продолжал: — Все это началось, когда тот мальчик, Жан, покинул Инсинитас. Потом ушел Смит. Покатятся еще несколько голов.

Жан, девятилетний мальчик, который увидел Христа, несколько месяцев спустя покинул нас вместе с матерью. Преподобный Смит был священником нашей церкви в Лонг-Бич.

К концу миссии великих учителей в их жизни происходит нечто подобное уборке квартиры. Так гарантируется, что, после того как они покинут эту землю, их работа будет продолжаться настолько чисто, насколько это возможно. Иисус Христос говорил своим ученикам: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» — и далее, — «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем». Он не заботился о том, чтобы объяснить, что его слова имели чисто метафорический смысл. Он как бы провоцировал ложное понимание, чтобы выяснить, кто из его учеников действительно сонастроен с ним. Далее, в Библии говорится: «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: воистину трудное учение; кто может его принять?» Об их общем отношении к этим словам далее говорится: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» [Иоан. 6: 54–66. Парамаханса Йогананда объяснял, что Иисус, говоря о своей плоти и крови, имел в виду вездесущий вечный Дух, с которым идентифицируется его сознание. Под «плотью» он подразумевал все вибрационное мироздание, Святого Духа, или Аум, которого верующий должен принять в себя (есть), пока не почувствует, что он внутренне един с Духом. Христова «кровь» — это вездесущее сознание Христа, которое, подобно тому как кровь питает физическое тело, является истинной «жизнью» и пищей всего мироздания. Во время медитации верующий должен перейти от единения с Аум к единению с сознанием Христа, а отсюда — к единению с Богом-Отцом за пределами всего творения. Однажды я спросил Мастера: «Как высоко должен подняться человек, чтобы стать истинным мастером?» Он ответил: «Стать мастером можно, лишь когда достигнешь Сознания Христа».]. Но самые близкие ученики Иисуса были сонастроены с ним на интуитивном уровне. Ничто из того, что он говорил вслух, не могло поколебать высокой веры этого внутреннего знания. Это интуитивное понимание и уверенность свидетельствовали об их способности распространять его весть после того, как он покинет свое тело.

В ходе трудного редактирования статей Мастера оказалось, что, даже без изменения текста, они требовали серьезной коррекции. Большинство ошибок были обычными типографскими опечатками или измышлениями какого-то редактора со странной любовью к прописным буквам. Этот литературный брак был столь обильным, что я не мог подготовить статьи к публикации, не перепечатав предварительно все заново через два интервала, чтобы была возможность правки. Но Мастер видимо не знал, в каком неважном состоянии были статьи. Когда я сказал ему о необходимости перепечатки, он ответил, что на это потребуется слишком много времени.

Когда я представил плоды своих трудов в издательский отдел, усеяв поля знаками корректуры по шесть исправлений на строчку, стало очевидно, что работать с моей копии было невозможно. Старшая ученица, которой Мастер поручил окончательную ответственность за издание, приказала выбросить всю мою работу и вновь перепечатать статьи через два интервала с другого комплекта журналов. Это было то единственно возможное решение, о котором я думал все это время.

Однажды после полудня я случайно слышал, как Мастер бранил мисс Тейлор за то, что она не использовала мою работу. «Даже если бы вы мне обещали миллион долларов, — кричал он, — я бы не согласился пройти через все то, через что ему пришлось пройти, чтобы выполнить этот труд! Даже за миллион долларов!»

В тот же день после полудня, в саду Мастера, я встретился со старшим редактором. «Боже мой! — воскликнула она. — Какую же огромную работу вы проделали!» Повернувшись, чтобы войти в дверь, она машинально, ни к кому не обращаясь, добавила: «И все это напрасно!»

Позднее в тот день Мастер старался утешить меня по поводу ее жестокого замечания.

— Но сэр, — заступился я, — она совершенно права! Она просто не могла бы работать с моей копии.

— Ты заступаешься за нее! — Лицо Мастера выражало крайнее удивление. — Однако ты проделал хорошую работу. Все те прописные буквы! Они сделали бы нас посмешищем.

Я был растроган его заботой, но для меня было более важно, что я теперь больше, чем когда-либо, знал, что принадлежу ему; а все успехи и неудачи на пути ничего не значили, пока я чувствовал его любовь в своем сердце. Возможно, он держал меня в Твенти-Найн-Палмз только для того, чтобы помочь увидеть в себе важные недостатки, а вовсе не из-за его книги. Во всяком случае, я знал, что месяцы душевных переживаний сделали меня более зрелым. Теперь я испытывал по отношению к ним благодарность.

Через несколько дней перед группой монахов Мастер ласково посмотрел на меня и сказал: «Уолтер выдержал испытание. Теперь он на нашем пути».