Путь к сердцу Дракона

Глава 1. Ловушка разума

Жёлто-фиолетовое марево растворялось в рваных облаках. Когда-то Соня часто любовалась закатами, сидя в леваде. Соня исчезла из моей жизни, оставив только воспоминания. Бросил прощальный взгляд вслед убежавшему светилу. Обычный вечер в череде таких же одиноких. После того, как власть в Верховии сменилась, я стал отшельником, и последний год почти безвылазно сидел в своей усадьбе Овечечка. Когда рядом нет людей, можно не скрывать под маской вежливости апатию и безысходность, можно позволить быть самим собой.

Члены команды Светозар, в которой я до сих пор числюсь капитаном, поначалу обижались, прилетали, звали на тренировки, но постепенно наше общение свелось к минимуму. Гонки на драконах — одно из самых захватывающих зрелищ Верховии. Наша команда одна из сильнейших, я — действующий чемпион, но, похоже, скоро останусь без титула. В гонках я вышел в высшую лигу, в личной жизни — аутсайдер. Мой нынешний режим выживания — короткие разговоры с матерью, игнорирование вопросов о настроении и планах, отстранённость ото всех, медленный дрейф по течению в «никуда».

За горами собрались тучи — скоро хлынет и здесь. Торопиться некуда, от левады до дома рукой подать. Поздним вечером в одиноких стенах меня снова накроет пустота. Бессилие, обида, гнев — прошлые стадии моего существования. А пустота — почти спокойствие. Раньше меня подгоняла внутренняя паника, что я теряю Соню. Диалоги с ней, прокручиваемые в голове в тысячный раз понемногу затухли. Соня никогда не будет со мной.

Одно положительное свойство у одиночества всё-таки имелось. Молчание и созерцание научили меня видеть необычное в обычном, которое я никогда не замечал раньше. Кто в здравом уме стал бы рассматривать лужу и дождинки, оставляющие на ней свой мгновенно исчезающий след. Редкий дождь — небольшие расходящиеся круги, сильный — солдатики, бодро выпрыгивающие из воды или пузыри на поверхности лужи. Я выпал из ритма вечно спешащего человека, и заметил, что созерцание меня успокаивает. Без мыслей хорошо было смотреть на сухой лист, подгоняемый ветром, на паутину между высоких стеблей, с утра проявленную росой, на чешуйки дракона, слепленных в единственно верном узоре.

Реальный мир, проживаемый здесь и сейчас, ослаблял внутренних демонов. Проникая вглубь явлений, растворяясь в предметах, я избавлялся от пут безнадёжности. В момент наблюдения мне становилось легче, тягучие прилипчивые беспросветные мысли незаметно покидали голову, даря ощущение свободы. Пусть и кратковременной.

Я понял, у меня два пути: злиться на судьбу, жалеть себя или довольствоваться малой, едва заметной радостью. Уняв со временем отчаяние, я понемногу стал склоняться ко второму варианту, удерживая настроение выше нуля чуть дольше обычного.

Что нынче за погода? Постоянный дождь и немного солнца, словно в насмешку, чтобы не забыть, как оно выглядит. Сегодня вот порадовал закат. Порадовал ли? Я плотнее закутался в куртку всего десять градусов тепла.

После пожара прежнего особняка я спланировал шале — одноэтажный дом. Рабочие выстроили стены из кирпича, завели под крышу. К работам по отделке внутри я охладел ещё на начальной стадии. Однако надо было где-то жить, поэтому пришлось заняться ремонтом. Его я доделал спустя рукава. В итоге получилась минималистская берлога холостяка, только необходимые вещи и никаких изысков.

Мать и отец с недавних пор живут в столице, в Энобусе. Совет старейшин на вершину пищевой цепочки — самую высокую должность Верховии выбрал моего отца — Бажена Светозарова. Соня и Эрвин поселились в Межгорье. Тренируются, готовятся к очередным гонкам. Я не готовлюсь, пропускаю одну за другой. У меня нет желания видеть Соню с Эрвином на гонках, приближаться к ним, чтобы перемолвиться парой слов, стараясь не сойти с ума. Представлять, что она с ним — больно, думать о будущем ещё больнее. Воспоминания о прошлом скручивают подобно судороге.

Мне стыдно вспоминать о том, как полгода назад я прилетел в Межгорье, купил для храбрости бутылку можжевеловки и пошёл с Ларри Идепиусом, которого упросил показать дорогу, к лесному домику, где в то время обитали Эрвин с Соней.

Ларри балагурил, отвлекал меня, а я, поднимаясь в гору по тропинке, пил горькую прямо из бутылки. Когда мы вышли к дому, я встал на поляне и заорал как последняя пьянь.

— Я люблю тебя, Соня! Люблю! Всю душу мне вывернула! Люблю тебя!

Соня вышла на крыльцо, подошла ко мне. Эрвина в тот день не было дома. Хотя бы перед ним не оконфузился.

— Добромир, езжай домой, — сказала она, — я с Эрвином, ты же знаешь.

Да, я знал это с самого начала. Она не может быть со мной. Её сердце выбрало его — моего брата. Я — третий лишний.

Ларри тогда увёл меня к себе, и у него дома я напился до потери сознания. Можно было бы оказаться в объятиях другой, или десятка других. Мне это не поможет, я знаю, поэтому даже не пытаюсь.

Когда-то я встречался с Иоланой Радич — первой красавицей Светозара. Для прошлого «идеального» меня она была идеальной парой. Мы отлично подходили друг к другу: оба родом из влиятельных семей, к тому же гонщики из одной команды. Её отец — верхотур Светозара Андрон Радич был доволен выбором дочки и поговаривал о свадьбе. Мне льстила привязанность Иоланы, я отвечал взаимностью, но как оказалось позже, я и близко не знал, что такое любить. Со стороны мы смотрелись великолепно. Первая красавица Светозара с действующим чемпионом Верховии. Но только со стороны. Когда рядом с Иоланой появилась Соня, я ощутил непомерную фальшь нашей идеальной пары. За духовную слепоту и глухоту, за безграничный эгоизм я был наказан любовью к той, которая никогда не будет моей.

Заснуть не получилось, в доме было невыносимо душно. Прихватив походный коврик, переместился на крышу своего дома. Тучи плотно укрыли ночной небосвод, но дождя всё ещё нет. Он может и не начаться вовсе, а может хлынуть в любой момент. Когда-то наши отношения с Иоланой казались прочными и долговечными, но они разрушились, словно по щелчку невидимой судьбы. Из охотника я трансформировался в жертву, желание выпутаться из крепких объятий Иоланы вспыхнуло как пламя на сухих дровах. Злость на себя, празднующего труса, поднялась во мне душной волной, и я в один миг разорвал отношения с Иоланой.

Я часто задавал себе вопрос, когда я влюбился? Если честно, я не почувствовал это как мгновенную вспышку или озарение. Всё происходило постепенно, медленно, словно в моё тело проник дурман, и незаметно пробрался в голову и в сердце. Дурман нес информацию — она, та самая — и проникал всё глубже и глубже.

У меня море времени, я никуда не спешу. Зацикленность на событиях прошлого пугает, но я вновь и вновь погружаюсь в темный лабиринт памяти. Бесконечное плутание в закоулках сознания заставляет меня раз за разом проигрывать и переигрывать версии произошедшего.

Моя память словно высечена в камне. Чем чаще я вспоминаю прошлое, тем беспросветнее становится будущее. Состояние моего сознания всё сильнее влияет на мою жизнь, которая течет мимо меня. Воспоминания укрепляют память о прошедшем, ставят фильтр на явления и вещи вокруг. Чем болезненнее воспоминание, тем сильнее его власть надо мной. Память о прошлом отнимает у меня настоящее, погружает в зыбучий песок разочарования и бессилия. И я ведь всё понимаю. Так нельзя.

Но как перекроить собственный разум?

— Добромир, ты меня пугаешь.

Мы сидели за столом, который мама собственноручно сервировала в столовой моего скромного дома. Скатерть, салфетки, посуда из тонкого фарфора, вилки и ножи с вензелями, соусник, утятница с зажаренной до хрустящей корочки уткой. Мама прилетела в одиночестве за рулем собственного мобиля. Она хорошо подготовилась, и сейчас кормила меня салатом, уткой и запечёнными дольками картофеля с травами.

— Ты похудел, осунулся, не появляешься в Светозаре. Команда, который месяц тренируется без тебя. Ты готовишься к гонке?

— С Громом летаю, на гонку не поеду.

— Почему?

— Не хочу.

Мама всплеснула руками.

— Тебе осталось выиграть три гонки, и твоё имя войдет в золотой фонд чемпионов. Ты же всегда мечтал об этом.

Я отрезал кусочек утки, макнул его в соус, положил в рот. Утка была мягкая, нежная, именно такая, как я люблю.

— Моё имя в золотом фонде не сделает меня счастливым.

— У тебя сейчас нет желания тренироваться, но гонки — твоя стихия. Победа — вот, что тебя встряхнёт.

— Угу.

Мама растерянно промокнула губы салфеткой.

— Почему у тебя всё так скромно обустроено? Деньги есть, время тоже. Занимайся. Я подскажу, где можно заказать качественную мебель, как обставить комнаты. Можно витражи на окна, и стены повеселей.

— Ты счастлива в браке?

Мама скомкала салфетку.

— Будем считать, что да, — ответил я вместо неё.

— Ты прекрасно знаешь, какие у меня отношения с отцом! Прекрасные!

Ощущение, что я соскальзываю в пропасть, накрыло с головой, я не мог держать в себе свою боль.

— Мне кажется, уже внутриутробно ты запустила программу моей жизни.

Мать вспыхнула.

— Давай не будем поднимать эту тему.

— Тебя не выбрал тот, кого выбрала ты.

Мама задохнулась от моих слов, приложила руку к груди. Когда-то же я должен был вскрыть этот нарыв. Вечное замалчивание тайны моего рождения убивало.

— Может и выбрал бы, — медленно сказала она, — но Ильза Раструб сказала мне, восемнадцатилетней девчонке, что я девушка на одну ночь. Ильза растоптала меня, я почувствовала себя ничтожеством, пылью под ногами у… него, который случайно развлёкся со мной, а на следующий день забыл моё имя. Ильза же представилась невестой Мечислава. Она уведомила, что с пониманием относится к таким «сумасшедшим фанаткам», как я, которые падают в постель чемпиону. Я думала, что сгорю от стыда от слов Ильзы. Раструб низвела меня до роли постельной игрушки. Мне хотелось провалиться сквозь землю, и я, даже не попытавшись поговорить с Мечиславом, бежала от него с единственным желанием забыть свой позор, как страшный сон. В тот момент я ещё не знала, что…беременна.

Сильная, мудрая Селина вытирала слёзы скомканной салфеткой.

— Мама, я не упрекаю тебя. Спасибо, что подарила мне жизнь. Я люблю тебя и Бажена. Он мой настоящий отец. Но ирония в том, что меня тоже не выбрали, и никогда не выберут.

Мы помолчали. Мать взяла себя в руки. Дела прошедших дней, думаю, давно перестали волновать её. Она переживала за меня.

— Сынок, жизнь продолжается.

— Да. Я привыкаю жить в одиночестве.

— Приглядись к Асанне. Она — хорошая девушка. — Мама всегда считала, что счастье заключается в обретении партнёра и куче совместных детей. Правда, у неё появился только один ребёнок — я, но это ничего не меняло в координатах её ценностей. — Мне кажется, у Асанны к тебе есть чувства.

— А у меня? Без любви я сделаю её несчастной.

Любую девушку сделаю несчастной. Историю безответной любви я должен закончить сам. Сколько бы я ни гонялся за призрачной мечтой, ничего не вышло. Я снова и снова думал о Соне и о наших не случившихся отношениях. Мне требовалось каким-то образом пережить любовные страдания, переболеть, выработать иммунитет.

— Всегда будут хорошие и плохие времена. Ты должен бережно обходиться со временем своей жизни. Ты полюбишь, я уверена

— Конечно, полюблю.

Зачем расстраивать маму, в глазах которой горит не убиваемая тревога под названием «катастрофа». Лучше успокоить её. Мне не трудно, ведь это просто слова.

Движение моей души в направлении Сони всегда было однозначным. С тех пор, как увидел её, в моей жизни появился указующий вектор, и я больше ни разу не свернул с него. Любовь к Соне заблокировала все другие чувства и желания. Мысли о ней, кажется, занимали всё моё время. Жизнь перестала приносить удовольствие. Всё казалось бессмысленным. Даже гонки — моё призвание, моя страсть и безусловная любовь — стали не нужны.

Иолана погибла, потому что я разбил ей сердце. Не потому, что сердце на самом деле разбилось, а потому что любовь превратилась в яд и отравила душу. Иолана хотела избавиться от душевного страдания и в своей боли дошла до края. Наверное, её душа уже не могла терпеть эту муку, и тело в один момент сказало: «Я больше не могу». Иолана не нашла лекарство от боли, она думала, что месть залечит раны, но поплатилась жизнью.

Гибель Иоланы не стала для меня проклятьем, она стала уроком. Страданием нужно переболеть, излечиться от него.

Легко сказать…

Мне требовалось что-то, что снимет блокировку с моего сердца. Пусть произойдёт что-то на грани жизни и смерти. Другое средство не вытянет меня из затяжного падения. Иначе, я никогда не стану прежним.

Меня слишком измучили видения, где я бесконечно падаю вниз. Я должен справиться с болью, найти мир в своём сердце.