Крики людей становились всё громче, раздались предупреждающие выстрелы. Гвардейцы ожесточённо пробивались к входу в здание, заслоняя меня своими телами. Хотелось обернуться в зверя, но я медлил, ища глазами Старха. Где эта сволочь?
Ненависть — бесконечная, огненная окунула меня в кипяток, захватила в капкан мою сущность. Задыхаясь от гнева, вдыхал полной грудью запах крови Гранита. Его кровь, кажется, въелась в поры, взывая к отмщению, я не утолил свой гнев.
Впереди только война — черная сила моего сердца открыла передо мной эту бездну. Кровь, человеческие жертвы, толпы обездоленных людей, паника, голод, разрушенные города — начав войну, отступить будет невозможно.
Я оглянулся назад, понял, что вижу лишь размытое пятно на помосте и колыхающиеся тёмные волны вокруг. Как будто кто-то извне открыл проход в мою звериную часть, острым клинком вспорол преграду, влил в кровь сумасшедшую ненависть.
Вокруг дрожало марево, когда меня втащили в здание, оставив позади крики разъярённой толпы, грохот выстрелов, женские визги. Хотелось поставить на паузу, заморозить весь мир, вдохнуть холодный воздух ясности. Это не тот путь, который я хотел выбрать, но у меня словно уже не было выбора. Темная часть побеждала светлую, нарушила баланс моих миров.
Мне бы передышку, чтобы подумать, отдышаться, очухаться.
Через огромный светлый холл меня приволокли в священный для всех верховенцев зал Меры. Высотомер вырос передо мной как последний рубеж перед выбором. Гвардейцы, не останавливаясь, не снимая сети, под гортанные команды Верга протащили по ступенькам на пьедестал и бросили в прозрачную кабину. Я оказался внутри Мерина, перед которым раньше падал ниц любой верховенец, страха не было.
Высотомер, в основании которого лежал Оракул — камень кругляшей, вынуждал каждого говорить правду, но я жаждал других ответов. В этом камне хранилась мудрость веков. Привалившись к прозрачной стене кабины, я задал вопрос. Кабина поехала вверх, и меня словно молнией прострелило пониманием.
Правда была в том, что украв камень, верховенцы нарушили равновесие. Мой отец — правитель Верховии, послал меня договариваться с кругляшами, чтобы узаконить воровство. Он знал, что идёт против высшей справедливости, но не видел выхода. Он нарушил вечный закон, поэтому власть не удержалась в его руках.
Усиленный рупором голос Верга нарушил монотонный шум подъёмного механизма.
— Поднимай под купол.
Ему отозвался ненавистный голос убийцы.
— Сейчас этот говнюк всех сдаст.
Склонив голову, насколько позволила сеть, я наконец-то увидел эту мразь — Старха Лютого, уверовавшего в свою безнаказанность. Отвратительная лысая голова, венчавшая короткое тело уродца, так выглядел он сверху. Лютый хотел одним махом избавиться от соперника, убив Гранита, и запугать людей. В груди петардой взорвалась ненависть.
— Ты — труп, Старх. Тру-уп!
Мой рёв раздался прежде, чем он открыл свой гнилой рот.
— Заткнись, Добромир. Скоро пойдешь кормить червей, как Веригла.
И всё-таки в его голосе я уловил страх. Он боялся, как шелудивый пёс поджимал хвост и скалил зубы. Старх знал, ему не будет пощады, я уже видел его агонию. Он скоро станет добычей моего дракона, сколько бы не прятался за чужие спины и не отдавал свои ублюдочные приказы.
— Шакал! — заорал в ответ.
Нет, нельзя. Нельзя позволять дурных эмоций. Надо сосредоточиться, сейчас они начнут задавать вопросы, а у меня до сих пор нет плана.
— Открыть купол, — прозвучала команда снизу.
Полукруглый купол здания Высотомера начал открывать свои створки, как огромная ракушка. Высота имела над верховенцами огромную власть, как и прежде. Многие освободились от боли при снижении, но высота — осталась наркотиком для жителей. Высотомер же усиливал эйфорию высоты во сто крат, он же заставлял говорить правду, открывать тайные помыслы и желания.
Навалилось чувство вины, я бросил на площади Асанну, забыв обо всём. Если с ней что-нибудь случится, я себя никогда не прощу. Сомнения, тоска, разъедающая мозг ненависть — сколько я прошел с тех пор, чтобы оказаться здесь. Высотомер вытаскивал из меня всё самое тёмное: страхи, гнев, вину. Когда-то это уже было. В лесу у ведьмы.
Не сдамся!
Лифт Высотомера достиг крайней высокой точки. Я стоял в прозрачной капсуле над куполом здания, окруженный со всех сторон моей любимой стихией. Только стенки кабины отделяли меня от неё. Небо — это не пустота. Пустота бывает в сердце — вот это страшнее всего. В моём сердце никогда не было пустоты.
Голос Старха выкинул в реальность.
— Почему не активируется печать?
Нужно выиграть время. Пусть знают, что меня стоит беречь.
— Она связана со мной.
— Ты хочешь сказать, она завязана на твоей ауре?
— Да, отец привязал её ко мне. Я должен был заключить соглашение с кругляшами и скрепить его печатью.
— Где сейчас твой отец?
— Не знаю.
— Ты дверник?
— Нет.
— Ты знаешь дверника?
— Да.
— Кто это?
Высотомер загудел, меня собирались спускать вниз, и я, наконец, понял, что нужно сделать. Мне был дан знак не единожды. Именно я должен восстановить равновесие, для этого дана вторая ипостась, мощь дракона. И самое главное я сумел сохранить в теле зверя человеческий разум.
Разорвались сети, словно тонкие паутины, разлетелись осколки кабины, крылья разбили её мгновенно. Когти вцепились в пол, сорвав его со всей дурной силы. Я добрался до Оракула.
Мой!
Бешеный ор, поднявшийся снизу, подстегнул мою ярость. Я не думал, как подниму камень и подниму ли его, я знал, что должен это сделать. Выпустив свои плети из тела, обвил Оракул. Рывок, ещё рывок. Жилы натянулись канатами.
Поднимайся, поднимайся!
Я вырвал его с места, взмахнул крыльями. Вес камня был огромен. С первой попытки не удалось подняться. Слуха коснулись выстрелы. Гвардейцы пустили в ход огнестрелы. Я взбеленился, глаза застил белый туман бешенства. Гадкие людишки, хотите тягаться с драконом? Наклонил голову вниз, пустил вниз огненную струю на метавшихся гвардейцев.
Ярость придала сил, тело налилось огнём, издав бешеный рёв, я поднялся над куполом вместе со своей ношей, взял этот вес. Высоко не смогу, придётся лететь над строениями Энобуса. Главное покинуть пределы города. Медленно взмахивая крыльями, двинулся в сторону ближайших гор. Крики людей подстёгивали меня убраться быстрей из города. Думаю, огромный чёрно-золотистый дракон, тащивший в лапах Оракул, вверг верховенцев в мистический трепет.
Пророчества о приближающей катастрофе сейчас исполнялись на глазах многотысячной толпы. Где-то там были Асанна, Эрвин, Соня. Наверное, тоже видели меня. Они единственные из всех не испытывали священного ужаса, но их голос никто бы не услышал. Мир переворачивался чёрной изнанкой. Ничего больше не будет по-прежнему. Равновесие нарушено. То, что подспудно бродило, явилось, никто не успел подготовиться. Так всегда и бывает.
Никогда не хочется верить в худшее, но оно вдруг приходит. Как нарыв, который назревает, сидит под кожей, и лопается, когда этого не ждёшь.
Краем глаза я заметил, как со стороны атриума верхотуров начали подниматься драконы. Это придало мне ускорения. Через несколько минут я перелетел через старую крепостную стену. Подо мной уже стелился лес. Верхотуры догоняли, их голоса всё ближе. Глаза застилала алая пелена, мышцы дрожали от напряжения. Мимо просвистели арбалетные болты. Первое предупреждение. Нет, они не посмеют даже ранить меня.
Если выпущу камень или рухну на землю, Оракул разобьётся и потеряет свою силу. Они бояться этого. Со стороны им кажется, если тащу Оракул в лапах, значит обладаю огромной мощью. Устрашающе клацнул зубами, выпустил дым из ноздрей. Наверное, для них я мистический зверь, вызванный магией кругляшей, обладающей неимоверной силой.
По крикам определил, трусят. Их головы первыми полетят с плеч, если они не сохранят Оракул. У меня ещё немного времени. Видимо, скоро рухну на землю, ломая кроны деревьев. Грудь жгло огнём, мышцы на пределе, в глазах тьма, словно я лечу в чёрном тоннеле без воздуха, но крылья держат. Я сжал зубы, не позволяя себе пораженческих мыслей. Сдамся не раньше смерти!
Верхотуров надо мной, как воробьёв над куском хлеба. Неожиданно почувствовал смятение в их рядах. Панические крики, свист болтов, рык драконов. Скосив глаза, увидел, как в стороне с воплем на землю полетел верхотур. Кого-то сшибли. Наверх не взглянуть, там шёл ожесточённый бой.
Мысль, что следом за верхотуром пойду я, последняя до мгновения, когда мне на спину приземлилось скользкое тело. В следующее мгновение иссякли силы, я рухнул вниз. Полёт оказался недолгим, я не почувствовал ничего. Окутало пеленой, и всё закончилось. Напряг слух. Через собственное хриплое дыхание ничего не слышно. Где я? Это драконий рай?
Приоткрыл кожистые веки. Моё тело неподвижно распласталось на Оракуле в окружении деревьев, каменные мышцы жгло огнём. Продышался. Запахи хвойного леса успокаивали прерывистое, хриплое дыхание. Ещё несколько мгновений и я, наконец, смог услышать. Тихо шуршала трава, слегка шумела крона деревьев, мягкое дыхание тёплого ветра остужало мою разгорячённую шкуру. Где-то рядом учуял запах горелых деревяшек.
Вывернув шею, увидел ветхую хибару. Что-то знакомое. Всё еще пребывая в мороке от перенесённого полёта, я не мог мыслить связно.
Крылья обвисли тёмной парусиной, веки открылись шире. Со спины скатилось лёгкое тело. Перед моей мордой стояла обнажённая девушка с окровавленной спиной. Она оглянулась через плечо. Соня? Ранена? Ей нужна помощь?
Слегка смежил веки, чувствуя неимоверную усталость. Ещё несколько минут, я приду в себя, помогу ей.
Соня скрылась в хижине, и я вспомнил. Это жильё ведьмы, откуда началось моё путешествие. Жажда не мучила. Но и радоваться не получалось. Что теперь будет? Без Высотомера людей станут пытками, выбивая силой имена бунтовщиков. Там будет мало правды, начнутся поклёпы и предательства, смерть соберёт огромную жатву. История Верховии знала тёмные времена.
Из хижины донёсся голос Сони.
— Мара, вставай!
И следом скрипучий злобный голос ведьмы.
— Кривой дракон! Напугала бабушку.
Их перепалка пролилась бальзамом на душу. Всё в порядке. Эти двое давно и близко знакомы. Не зря Оракул очутился на поляне, а Соня сиганула к ведьме в хижину.
— Что ты опять…
И дальше неразборчивое бабкино бормотание.
— Ложись, кому говорят.
— Мара чтоб тебя. Больно!
Меня словно подняло над камнем и приложило об него. Что там происходит?
— Не дёргайся. Терпи, дурында. Опять куда-то влезла.
Облегчённо выдохнул. Ведьма лечит Соню, вот та и пищит.
Через несколько секунд я обрёл человеческую форму, спрыгнул с Оракула, сквозь зубы зашипел от боли, мышцы до сих пор жгло огнём. До двери хижины я добрался, на каждом шагу сжимая кулаки от боли. Вошёл внутрь, сморщившись от едких запахов травы и тряпок.
В глубине хижины на лежанке старухи лицом вниз раскинулось обнажённое тело Сони.
— Соня, нам надо возвращаться.
Ведьма оглянулась.
— Ах, ты изверг!
— Мара, прекрати, — застонала Соня. — Добромир Оракул…принёс.
— Что? — ведьма еле устояла на ногах. — Где он?
— На поляне.
Схватив клюшку, ведьма проковыляла мимо меня в дверь.
— Слепой дракон, — донёсся со спины ее голос. — Глазам не верю…
— Добромир, прикрой меня чем-нибудь.
Соня уткнулась носом в подушку. Ей было неудобно лежать передо мной, хоть и обмазанной какой-то коричневой мазью, но всё-таки голышом. Её вид вызвал только сочувствие, не всколыхнулось ни единой сексуальной мысли, хотя раньше я мечтал о Соне день и ночь.
Я нашёл какой-то вполне добротный плед и аккуратно накрыл её спину и ноги. Соня повернула голову ко мне, перестав стыдиться. Я подтянул трёхногую табуретку, уселся около лежанки.
— Странно. После оборота я всегда без клочка ткани, а на тебе одежда точно по фигуре. Где взял?
Асанна тоже спрашивала об этом.
— В Драконьей пустоши, — я прикрыл веки, глубоко вздохнул. Воспоминание о смерти моего дракона вызвало жжение в глазах. — Это подарок Грома. Он передал его, когда умирал. Так получилось.
— Мне жаль. Твой Гром был необыкновенным драконом.
Я прижал пальцы к уголкам глаз. Боль утраты, что я испытал в Пустоши, я не забуду до конца своих дней. Соня протянула руку, притронулась к моей жилетке.
— Похоже на чешую. Удивительно.
Мужчины не плачут, но бывают исключения. Я отдышался, стёр пелену с глаз.
— Расскажи, что произошло на площади. Ася была с вами?
— Нет, мы потерялись в толпе. А потом шок, ты с Оракулом в небе. Я до сих пор не могу понять, как ты один справился. Я видела, когда камень вытащили из пещеры, в воздух его подняли четыре дракона.
— Пришлось напрячься, — я улыбнулся уголками губ.
— Да, уж. Зрелище не для слабонервных. Все как будто сошли с ума. Народ по улицам побежал вслед за тобой, мы с Эрвином тоже. Увидели верхотуров. Я поняла, что должна обернуться, но везде были люди. Узкие улочки, дети, женщины. Опасно было обращаться среди людей. Пока добежали до пустыря, ты скрылся из виду. Потом пришлось догонять их шайку. Еле пробилась к тебе.
Скомканная, нечёткая речь Сони, тяжёлое дыхание, красное лицо меня насторожили. Я прикоснулся ладонью к её лбу.
— Горишь вся. Что с тобой?
— Это яд. Верхотуры ударили отравленными болтами. Сейчас Мара подлечит, и вернёмся.
Соня смежила веки, я оглядел избушку. По стенам пучки трав, на колоде в углу топорик, ступка с пестиком, вполне приличный комод и полки, на которых закопчённые чугунки вперемешку с новыми тарелками, чашками и кастрюлями — средневековье вперемешку с современностью. Теперь я догадался, кому обязана ведьма таким странным набором вещей. Добротная одежда ведьмы, живущей в глуши и в прошлый раз бросилась в глаза.
— Пить, — Соня застонала, заметалась по лежанке, резко перевернулась с живота на спину. Спутанные волосы закрыли лицо, голова моталась в разные стороны. Соня была без сознания.
Где же ведьма? Стараясь не кряхтеть как старый день от крепатуры мышц, согнувшись под притолокой, я вышел из хижины. Оракул застыл черным изваянием на краю поляны, ведьмы нигде не было.
Что делать?
Оглянулся, увидел бадью с ручкой из лозы около стены. Воды в ней было на донышке. Где-то недалеко я чувствовал источник. Подхватив бадью и деревянный ковш, я двинулся, ведомый чутьём зверя.
Инстинкт безошибочно привёл меня к яме, в которой бил родник. Тонкий ручеёк проложил из углубления канавку вниз по склону. Когда я горел от яда, вода из ключа показалась мне отвратительной. Сейчас же, зачерпнув полную бадью прозрачной воды, набрал водицы в ковш и с наслаждением выпил. Умылся, стараясь не замутить родник, подхватил бадью с ковшом и направился к домику ведьмы.
Регенерация у Сони должна быть намного выше человеческой, я надеялся вместе с ней возвратиться в Энобус. Там осталась Асанна, за Эрвина я так не волновался, он сможет за себя постоять.
Ведьмы на поляне опять не оказалось, в избушке её тоже не было. Приподняв голову Сони, попытался напоить ледяной водой, она отталкивала мои руки, вода текла по подбородку, мочила лежанку. Кое-как я влил в неё половину глиняной кружки.
Соня стонала, металась, звала Эрвина. Я смочил какую-то тряпку, отжал её, пристроил Соне на лоб.
Внутренности скручивало узлом от бессилия. Мне нельзя задерживаться здесь, в то время, как в Энобусе начались беспорядки.
Голова генерировала страшные картины, которые я тогда не заметил, — давку, крики, детский плач, выстрелы, кровь на брусчатке. Гвардейцы начали палить в людей.
Казнь Гранита дорого обойдётся Старху. Он продемонстрировал, что ждать от его правления, погубив одного из лучших драконов Верховии.
Гранит почти не дышал, когда я напал на палачей, ему уже не долететь до Драконьей пустоши, после смерти с него сдерут шкуру, вырвут ногти и зубы, а останки отправят в печь. Своей звериной сутью я чувствовал запредельный ужас Гранита, его гнев и беспомощность. Драконы перед смертью летели в Пустошь, в своё сакральное место. Наездники свято блюли право своих драконов покинуть их.
Гранит — дракон Вериглы был в расцвете сил, болельщики восхищались этой парой, боготворили их. Смерть Гранита была чудовищной, жестокой и варварской. Только извращённый мозг мог погубить невиновного дракона на глазах его наездника и толпы людей.
У меня закипала кровь при воспоминании о том, что случилось на площади. Я сидел рядом с Соней, хрустел костяшками пальцев, в попытке успокоится. Ожидание убивало. Хотелось обратиться и лететь в Энобус, пусть бы это и заняло несколько дней.
Соня перевернулась на бок лицом ко мне.
— Добромир, — она вся горела, но пришла в сознание. — Где Мара?
— Куда-то ушла. Тебе больно?
— Бывало и хуже. Отнеси меня к Оракулу.
Подсунув руки под колени и спину, я поднял её. Сонин вес был невелик, но мышцы скрутило болью, они ещё не отошли от пережитой нагрузки. С Соней на руках я вышел на поляну, подошёл к Оракулу.
— Положи на него, — тихо попросила она.
Я бережно уместил Соню на плоскую площадку камня. А если опять потеряет сознание и упадёт?
— Ложись рядом, он лечит, — прошептала Соня.
Предложение смутило меня. На камне было не так много места, лежать, прикасаясь к Соне, я не мог себе позволить.
Слишком близко, слишком интимно.
— Лучше как-нибудь внизу.
Сел на землю, привалился спиной к Оракулу. Прикрыл веки, камень излучал приятное тепло, мышцы спины приятно расслабились, но тревога за Соню не отпускала.
— Поговори со мной. Боюсь, опять потеряешь сознание.
Соня заворочалась, слегка застонала от перемены положения.
— Ты окончательно бросил гонки?
— Скорее да, чем нет.
— Почему?
— Утратил смысл. Тем более, сейчас. Думаю, и ты участвуешь в них только ради…команды. — Хотел сказать ради Эрвина, но вовремя заткнулся, — к тому же Гром погиб. Думаю, его пытали плетьми.
— Меня тоже. Я знаю, что это такое.
Мы помолчали. Воспоминание об истязании Гранита потрясло нас обоих.
— Наверное, сейчас нельзя уходить.
— Спасибо, что спасла. Я думал, мне конец. Вовремя подоспела.
Соня опять со стоном перевернулась.
— Тебе хуже?
— Наоборот легче. Просто замоталась в плед. Кажется, засыпаю.
Сознание куда-то уплывало, я закрыл глаза, которые до сих пор старался держать открытыми. Камень действовал на меня не хуже сон-травы.
Очнулся от незнакомых голосов. Открыл глаза, передо мной стояла группа кругляшей во главе с Хроном. Видимо, они стояли здесь уже какое-то время. Сидеть в присутствии гостей было неловко. Чуть помедлив, я поднялся, встал напротив кругляшей в полный рост.
Хрон неожиданно склонил голову, прижав руку к сердцу. Остальные последовали его примеру.
— Мы готовы заключить с вами мир, — сказал он слегка охрипшим голосом.
Понятно, почему это случилось сейчас, но, увы, у меня не осталось никаких полномочий.
— Законная власть свергнута. Я не могу быть её представителем.
— Нам не нужны бумаги и печати. Наше слово является гарантом соглашения. Этого достаточно.
Я тоже склонил голову в поклоне.
— Благодарю за доверие.
Что тут обсуждать, когда я не парламентёр, а преследуемый властями бунтовщик. Моя персона на политическом поле ниже ноля. Хотя торжественность момента не стоит портить такими признаниями.
— Хрон, — с камня послышался слабый голос Сони.
— Шаане, — мгновенный шёпот пронёсся по поляне.
Соня оторвала свою взлохмаченную голову от камня. Я не поверил своим глазам, кругляши встали на колени, преклонив головы. Из леса, опираясь на палку, появилась ведьма. Наконец-то.
Она недовольно оглядела соплеменников, прошла между ними к Оракулу, встала рядом со мной.
— Клятву на крови дадите посланнику? — спросила ведьма, подмигнув мне.
Кругляши подняли головы. Хрон откашлялся.
— Со всем уважением, у нас нет такой клятвы, Мара. Только слово кругляшей.
— Хех, дурачины. Идите уже отсель. Брысь!
Ведьма оглянулась на Соню, заворочавшуюся на камне.
— Одёжу тебе принесла, горемыка.