Пускай глаза мои дрожащие свой взор
прочь отведут, когда на них он глянет,
Пусть бедный поясок развяжется, пусть платье
от вздоха тяжкого порвётся на груди,
Я всё равно теперь ни слова не скажу
лжецу, что был души моей усладой.
Вот лишь за сердце за своё боюсь —
не разорвётся ли от этого молчанья?
Наша любовь лишь бровями когда-то сердилась,
и самым большим наказанием было молчанье,
Улыбка мольбу о помилованье означала,
прощанье же ниспосылалось одним только взглядом.
Смотри же, как ныне разладилась наша любовь:
сейчас ты в отчаянье передо мной на колени
Упал, умоляя простить, но сердце, злосчастное сердце
упрямится — гордость не может свою побороть.
Обманщик, негодяй! Уже ты заключил
меня в объятия горячие... Но вдруг
Услышал, как вблизи чеканный поясок
бренчит на бёдрах у моей подружки.
И сразу круг твоих объятий ослабел...
Кому ж теперь пожалуюсь на это?
Да станет ли меня подружка слушать,
от яда слов твоих медовых опьянев?
«Пусть сердце рвётся хоть на сто частей,
пусть от любви проклятой вся иссохну,
Дел больше никаких иметь я не желаю,
с таким изменником, с таким лжецом!»
Так резким голосом она твердила гневно,
но, всё ещё бранясь, растерянно глядела
Глазами — чуткими газельими глазами,
как удаляется любовник молодой.
Прерви своё молчанье, дорогая,
слух жаждет пить нектар твоих речей,
И взор свой подними, чтоб снова мир
наполнился сияньем синих лилий.
Прости меня, свой гнев смени на милость,
твой верный раб ни в чём не провинился,
О да, не стоит он твоей любви,
но он и гнева твоего не стоит!
Подруга милая, ты своего дружка
на подозрительной поймала оговорке —
Чужое имя женское назвал он,
так пусть не думает отделаться хитрец
Учтивым оправданьем, извиненьем,
о нет, свою вину искупит этот плут
Лишь длительным тюремным заключеньем
в цепях, в ярме — в объятиях твоих.
Размолвка внезапная вспыхнула ночью, — и долго,
но тщетно строптивицу муж молодой увещал,
И лишь под конец этой грустной, томительной ночи
остыл её гнев, возвратилась сердечная страсть.
Тогда притворилась она, что в беспамятство впала,
прикинулась спящей, лежащей покорно и томно,
Чтоб гордость свою соблюсти, но при этом
и сладких любовных объятий себя и его не лишать.
Всю ночь не спят, повздорив, молодые,
давно пришла пора любовных игр,
Но слишком горд и слишком молод каждый,
чтоб речь о перемирии начать,
И каждый ждёт — хоть слова извиненья!
Конечно, вновь их примирит любовь,
Но эта ночь уже не повторится —
прошла впустую сказочная ночь!