Радости любви. Древнеиндийская лирика в переводах Сергея Северцева

Полный лотосов пруд в розоватых бутонах опять,

ночи стали короче, а дивный сапфир небосвода

Словно сбросил с себя одеянья, надетые в стужу,

и теперь всё смелее блистает во всей красоте.

Дни весны настают, и протяжные зовы кукушек,

и душистые ветры, пьянящие запахом манго,

Будто в сговор вступили сейчас, чтобы ранить больней

души женщин, с возлюбленными разлучённых.

Ветерок, аромат доносящий

от сандаловых рощ Малабара,

Сладкозвучные зовы кукушек

из душистой листвы весенней

Да укромная сень беседок,

оплетённых свежими лозами, —

Вот что волны новых желаний

пробуждают в сердцах мужчин.

На сладких чашечках цветущей джамбу

сидят недвижно пчёлы, захмелев.

Решив, что это ягоды поспели,

клюют их попугаи — и бросают.

Но и пчела, взгляни, неверно судит

о попугае, как листва, зелёном:

Как на цветок, летит, не сомневаясь,

в раскрытый ярко-красный клюв.

Кукушки, пьяны от нектара, трясут побеги

цветущих манго, — и так их пыльца обильна,

Что, с веток нападав, буграми лежит вдоль речки,

и через сыпучие эти бугры с трудом

Перебираются лани лесные, пугаясь

охотничьих стрел, — и всё же взгляни: перебравшись,

Они отдохнуть в безопасности могут, — следы их

исчезли уже под летящею с веток пыльцой.

Пчёлы громко жужжат, но лишь в гуще жасмина,

а деревья, хоть с виду красивей стали,

Всё ещё не цветут, даже пышного манго

до сих пор бутоны не распустились.

Но уже распустились в сердцах красавиц

их томившее долго узлы обиды.

Это — силы весны! Разве сами смогли бы

развязаться упрямые эти узлы?

Цветущая ветка ашоки подобна

висящему всем напоказ посланью,

Что красною краской любовь начертала, —

цветы — будто яркие строчки, и в них

Вызов звучит: «Каждый путник, посмевший

весною подругу свою покинуть,

Усталый, разлукой измученный, может

пройти подо мной, если хватит сил!»

Крикнул южный ветер: «Снова идёт весна!

К нам из дальних стран спешит на призыв кукушек!»

И сейчас же в награду за эту счастливую весть

начинает подарка требовать южный ветер.

Вот он, быстро браслеты надев из звенящих пчёл,

сам подарок себе выбирает: ловко срывает

Свежий, лёгкий плащ смеющегося жасмина

с плеч красавиц древесных — лесных богинь.

Беспечно летающие кукушки,

дружно жужжащие тучи пчёл,

Сад, где уже на густых кимшуках

цветы, будто жаркие угли, горят, —

Вот приглашения в этот вечер

на радостный праздник — Праздник огней,

Устроенный яркоцветущей чампакой

во славу Васанты — владыки весны.

В украшеньях из полураскрытых бутонов

так и пляшущих от порывов ветра,

Разрисованы сложным узором листьев

и пыльцой нарумянены великолепно,

Оглашаемы дружной песней кукушек,

сочиненной на плавный мотив любовный,

Вышли радостный праздник встречать деревья —

дивный день возрожденья Бога любви.

Врываясь в окна, всем мужьям влюблённым,

что милых жён ласкают в душных спальнях,

Друг Камадэвы, гость из Малабара,

весенний ветер шлёт такую весть:

«В лесах окрестных уж не первый день

дарю я радость пчёлам и кукушкам,

Теперь и вас, и ваших ненаглядных

я поскорее к нам примкнуть зову!»

В лесу кукушки чаруют нам сердце

руладами горлышек своих звонких,

Окрепших, ставших ещё звучнее

от съеденных свежих бутонов манго.

А что притворяется их глазами,

если уж правду сказать, это — искры,

Что взвиты огненным взором Шивы

над углями им сожжённого Камы.

Всё красивей деревья в свежей листве розоватой,

южный ветер душистый зовёт их, учит плясать,

Возбуждают объятья его, пробуждают радость,

выгоняют на улицы жителей наших сёл,

И повсюду, повсюду, обычаи старые вспомнив,

буйным праздником люди встречают приход весны,

И окрашен их разум сейчас в ярко-красный цвет

возбуждёнными мыслями об озорствах да забавах.

Новой Лакшми поручено важное дело —

изукрасить бутонами крону ашоки;

в благородном убранстве красуется манго,

нарядясь по случаю торжества.

Вот и южный ветер — давний приятель

восхитительно пляшущих веток сандала —

С Малабара, искусник, летит, чтоб вступленье

спеть во славу победы Бога любви.

Вкруг бедер — гирлянды яркого амаранта,

за ушками — молодые бутоны манго,

Груди прикрыты соцветьями алой ашоки,

цветочки мадхавы вплетены в причёски,

Как пудрой душистой, осыпаны грудь и плечи

жёлтой пыльцою ба́кулы, — вот весенний

Наряд наших девушек юных, и пусть их облик

в юношах крепких радость воспламеняет.

На яркие чаши цветов мучакунды

гляжу — ничего не могу понять:

Пчёлы ли звонкие, стрелы ли тонкие,

жгучий ли яд, пахучий ли мёд?

И кажутся яркие эти цветы

живыми колчанами Камадэвы:

Тычинки их длинные — словно стрелы,

а пчёлы на кончиках — жалящий яд.

Жужжанье пчёл всё звонче, всё слышней,

то меткий Кама шлёт живые стрелы —

Ашоки красно-жгучие цветы,

чьи острия покрыты сладким ядом.

О путники, в разгар весны покинуть

любимых жён посмевшие, — для вас

Сеть манговой листвы в бутонах-огоньках

мрачнее, чем глаза посланца смерти.