Радости любви. Древнеиндийская лирика в переводах Сергея Северцева

Эти звёзды, что кружат в небесном зените,

можно счесть за пригоршни ярких ракушек,

На доску их поспешно бросают руки

игроков, распалённых растущей злостью,

А луна, чей брильянтовый блеск померк

в ожиданье рассвета, теперь похожа

На округлый, тонкий кусочек мела,

игроками положенный возле доски.

Чем быстрее стареет луна, тем гуще

небеса застилает мгла, будто дым

Поднялся над солнечными камнями,

из которых вот-вот забрызжет огонь.

Хоть ещё не взошёл Повелитель Лучей,

но уже, приближаясь, к себе он влечёт

Заточённых в сомкнувшихся лотосах пчёл,

как магнит влечёт крупинки железа.

Звёзды теперь бесцветней,

чем перья созревшего лука,

Солнце коснулось востока

лишь несколькими остриями.

Луна же уносит свой диск,

ставший бледней паутины,

И, в полумгле тускнея,

целует Западный Холм.

Вчера на закате лотос

сотни своих лепестков

Один за другим загибал —

вёл счёт лучам уходящим.

Теперь же он вновь лепестки

один за другим отгибает —

Ему сосчитать любопытно:

а все ли вернулись лучи?

Лотосов лепестки тугие

на створки раковины похожи:

Вечером вволю напьются тьмы

и плотно смыкаются до рассвета.

Когда ж раскрываются на заре,

они эту тьму исторгают роем

В цветке ночевавших, взлетающих пчёл,

похожих на горстки чёрных жемчужин.

Столько звёзд осталось, что сосчитать нетрудно,

да к тому же они, как цветы тагары, бледны.

Огонёчки ламп, готовых уже уснуть,

золотистыми стали, как острия куркумы.

В этот час предрассветный похожей стала луна

на холодную, тусклую ртуть, зато на востоке

Потеплел небосвод — по цвету сравниться может

с дорогим, отлично выдержанным вином.

Две-три звезды ещё чуть мерцают,

подобно старым жемчужинам.

Чакоры дремлют, — они разомлели,

упившись лунным сияньем.

Луна, бледна, как пустые соты,

на Западный Холм опустилась,

Восточный же край всё задорней, ярче

блестит, как глаза котёнка.

Мрак всё слабеет, но наши глаза

ещё не привыкли отчётливо видеть;

Жёны оделись уже, но покинуть

своих повелителей не спешат;

По обе стороны речки слышно

уток любовное бормотанье,

Но всё ещё медлят они взлететь

и устремиться навстречу друг другу.

Солнце с горящим от гнева лицом

чёрную тьму разметало, прогнало,

Лотосам, ночью замкнутым, велело

снова раскрыться и выпустить пчёл,

А пчёлам, чёрным, как ночь, приказало

проснуться, взлететь, за труды приняться…

«Увы, мы погибли! Мы тоже чёрные!» —

в страхе вороны вопят на заре.

Увидев, что Месяц, её супруг,

по воле судьбы покидает небо,

Криками птичьими плачет Ночь,

тьму распустив — свои пряди густые,

И, звёзды роняя — жемчужины слёз,

она, как вдова на костёр погребальный,

Несёт своё тело в жертву огню —

к заре, разгорающейся на востоке.

Луна, как серебряный шар,

потонула в Западном море,

Алмазные звёзды теперь

на капли воды похожи,

Пламя светильников бледно,

как амарант пожелтелый,

Зато на востоке небо

красней, чем глаза чакоры.

Слон лучистого дня пробудился,

звёзды гаснущие разметав,

Горделивый, с небесного ложа

лишь теперь он изволил встать,

А из уха его громадного,

шнур истёртых лучей порвав,

Покатился запятнанный месяц,

будто раковина-серьга.

Вот солнечный шар огневой

всё море тьмы выпивает,

Как некогда мудрый Агастья

до дна осушил океан.

И словно из глуби морской

спруты, киты, крокодилы,

Всплывают холмы и хребты,

являя себя нашим взорам.

Паломники ночь провели на улице, —

их от мучительной стужи спасали

Широкие стёганые одеяла,

грубые, сшитые из лоскутов.

Но вот рассвело, — и чисто, созвучно

они поют, горожан пробуждая,

Песню о тайных, счастливых встречах

прекрасного Мадхавы с юной Радхой.