Ранний старт

Эпизод 2. Школьная пора, старт

Сцена 1. Семейный совет

Ага, щ-а-а-з-з-з! Проймёшь ты меня этим как же! Не, моя Падловна в целом ведёт себя ровно и корректно. Но знает, что я её ненавижу. Что тут знать, я ж не скрываю. Это она скрывает, что терпит меня с трудом. Только хрен ты от меня скроешь, наши чувства взаимны, и не моя в том вина.

Семейный совет у нас. Завтра выходной и мы прикидываем, что и как мне купить в школу. Кое-что лишнего на взгляд Падловны я потребовал, вот она и пробует вставить палки в колёса.

— Пап, думаю, сейчас как раз тот случай, когда надо выслушать женщину и сделать наоборот, — растолковываю диспозицию держателю главного семейного пакета акций. У него зарплата раза в три выше мачехиной. Так она ещё девять десятых лично на себя тратит.

Падловна поджимает губы. Но молчит, только прекрасными очами сверкает. Не вижу, я на неё стараюсь вообще не смотреть, но догадываюсь по отблескам на папином лице.

— Не стоит так о маме, сын… — поддаётся молчаливому давлению жены. Папуля, ты куда? Ещё немного и ты совсем под её каблуком спрячешься.

— Мои отношения с… мамой, — мачеха дёргается, ядовитым ехидством последнее слово истекает, как соты мёдом, — тема отдельного разговора. Поговорим об этом? Но тогда вопрос с перьевой ручкой закрыт? Покупаем?

— Дорого, сын, — машет рукой папахен в знак оставления посторонних тем.

Он прав. Перьевые ручки есть в продаже, но ценой на пару порядков выше ширпотребовских шариковых дешёвок. Но в начальной школе надо ставить почерк, а без перьевых ручек это практически невозможно.

— Планируете экономить на моём образовании? На сто процентов уверен, когда Кир пойдёт в школу, наша мамочка, — «мамочка» снова дёргается от очередной порции яда, чуть не проливает чашку, — ни словом не возразит против покупки всего самого дорогого.

Дорого, да. Интересовался этим вопросом. Цена от тысячи до двух. Это бюджетный вариант. Школьный ранец стоит в несколько раз дешевле. Кстати…

— Не хочу глупый школьный ранец. Хочу портфель, — видел в гробу эти китайско-турецкие ранцы с Чебурашками и противными рожами Микки-Маусов. Плюс ко всему, хорошо, если на год хватит.

— Он тоже дороже… — хором заявляют полтора родителя.

— Не дороже денег. Хрень, что вы хотите купить, — вчера вечером прогулялись до ближайшего магазина, — через несколько месяцев развалится. Крепкий портфель несколько лет протерпит. Так что нет никакой выгоды дешёвку покупать.

— Хорошо! — Хлопает рукой папахен. — Купим перьевую. Но если потеряешь или сломаешь, будешь писать шариковой.

Глядь! Не тушкой, так чучелком! Ладно, всё равно в пенал прятать.

— Почему не хочешь ранец?

— Ты давно в автобусах или троллейбусах ездил? Дети с ранцами там всех достают, постоянно всех задевают.

— Ты ж пешком в школу будешь ходить! — удивляется папахен.

— Мало ли что. Вдруг куда-то с классом поедем. И не только в школу буду с ним ходить.

Кое-как убедил. И только потому, что портфель действительно прочнее. Мне он нужен по многим причинам. Надо туда кусок фанеры по габаритам вшить, ещё кое-что. Предмет не только для грузов. Можно использовать, как оружие или защитный девайс.

За перьевую ручку всех предупредил. Вопросы были только у Ерохина. Сам он от греха подальше и Зина решают сначала посмотреть, что купят мне. И только затем.

Комментарии.

Не просто так выкаблучиваюсь. Мне-то что в школе делать? Поясните, дорогие сограждане! Пройдёт какое-то время, и вычерпаю знания предыдущей инкарнации до дна. Сам смогу учить чему угодно и кого угодно. Чем мне себя занимать в школе? Только подстраховкой и помощью своим друзьям. Этакий негласный репетитор. Самому только почерк поставить, пусть будет каллиграфический. Рисовать вот ещё не очень, буду упражняться.

А ещё… ещё сам знаю что. Будет мне, чем в школе заняться.

Сцена 2. 30 августа, учебники

Сговорились идти вместе. Полагаю, Катин папа энтузиазмом не пылал, но пошёл на поводу любимой дочки. От нашей компании не морщится, но вижу, хочется.

Мы вчетвером. Я, Катя и Димон с отцами, Зина с мамой по причине отсутствия отца. Согласно моим инструкциям, переданным через Зину, тётя Глафира помалкивает. Ерохин-старший сам немного Катиного отца стесняется. Ну, как же! Главврач городской больницы это сильная фигура. Не первого городского ряда, но близко.

Мой папахен тоже не последний дурак, всё понимает.

Мы идём в школу за учебниками. Вряд ли их много, могли бы и сами, но у родителей своё мнение. Да и правильно это, им тоже надо дорожку в школу протоптать.

Мы с Катюшкой немного отстаём. Её новости распирают. Жарко вышёптывает их на ушко. Давлю смех. И узнаю намного больше, чем рассказывает подружка. До таких вещей она не доросла.

Нас всех записали в класс «В». Их всего три: «А», «Б» и «В». Человек по двадцать-двадцать пять. И Катя угодила в «А». Она взахлеб рассказывает, а в моей голове щёлкают шестерёнки. Конечно, это пока гипотеза, но…

Катя устроила дома форменную истерику при пособничестве мамы, вставшей на сторону дочки. И не представляющий, куда деваться от своих женщин, отец всё переиграл. Его влияния легко хватило, чтобы директор школы сделал рокировку. И вот Катя в нашем классе.

Выруливаем на аллейку, что ведёт к школе. Как-то само собой получилось, что взрослые впереди, мы тоже сбились в кучку.

— В одном классе будем учиться, — светиться счастьем Катя. Димон приветствует сей факт. Зина тоже, но незаметно. Не вижу, но уверен, что главврач тяжело вздыхает.

Гипотеза моя вот в чём. Детей сливок общества помещают в класс «А». Туда лучших учителей, для них самое лучшее помещение. Зона особого контроля, короче говоря. Класс «В» для пролетариев и прочих отбросов. «Б» — в середине и, видимо, для среднего класса же. Тех же врачей, начальников и бизнесменов средней степени упитанности, то есть, успешности.

Толстое обстоятельство и напрягает и вселяет надежду, что школьная пора скучной не будет. Для администрации школы, ха-ха-ха, точно!

Взбираемся на крыльцо, входим в холл. Оглядываемся. Нас консультирует вахтёрша.

— Вон туда идите, направо. На своём классе увидите табличку.

«Табличка» звучит слишком пафосно и громко для обычного листа бумаги, на котором обычной ручкой нарисована обычная буква «В». Дверь открывается, оттуда выходит относительно молодая женщина с девочкой, кокетливо стреляет глазами. Симпатичная, — думаем мы с Димоном про девочку. Теми же взглядами провожают женщину наши отцы. Заходим.

У-п-с-с-с! Расстраиваюсь и радуюсь одновременно. Учительница очень красивая и очень молоденькая.

— Здравствуйте, заходите, пожалуйста, — ой, какой голосок, чуть не стонет моя взрослая сущность. — Меня зовут Лилия Николаевна, я буду учить ваших детей.

Зеленоглазая красавица-блондинка в простом, но таком миленьком платьице, принимается за работу. Что-то пишет в ведомости, даёт всем расписаться и откладывает каждому довольно тощенькую стопку. Ну, правильно! Какие там учебники в первом классе?

Мы сидим за столами. Я с Димоном, Зина с Катей. Взрослые стоят, для них мебель слишком мелкая. Мужчины пожирают глазами нашу первую учительницу. Дёргаю отца за рукав, тот наклоняется.

— Пап, спроси, сколько времени она работает, — шепчу еле слышно.

— Лилия Николаевна, извините, а какой у вас стаж работы? — Находит нужные и взрослые слова папахен. Не безнадёжен он у меня. Так что даже Николай Дмитрич (Катин папа) смотрит с уважением. Не догадался спросить, хотя должен был.

Девушка слегка краснеет.

— Первый год. Пединститут закончила в этом году.

Катин папа неуловимо мрачнеет. Остальные воспринимают равнодушно. Моя гипотеза подтверждается. Нас считают отбросами, поэтому и отдают самой неопытной и слабой в профессиональном смысле училке. Скорее всего, и текучка кадров есть. Чуть что, нервы у девушки не выдержат, и уволится она в середине года. Совсем весело будет. Чехарда учителей по любому предмету один из худших факторов при обучении. Успеваемости сильно способствует в обратном смысле. Для учителей начальной школы негатив надо умножать на десять. Их вообще нельзя менять до конца цикла. Вот закончится четвёртый год, дети перейдут в пятый класс, можно уходить. До этого никак.

Николай Дмитрич не удерживается от хмыканья. Благо почти никто не замечает.

Так или иначе, учебники нам выдают скудненькой стопкой… что у нас там? Ежу понятно, Азбука, Математика, Окружающий мир и… чего-чего? Технология? А, с первого по четвёртый класс.

— Да, это учебник на всю начальную школу, — комментирует мой интерес красавица.

Сердечно прощаемся и уходим. В коридорах и холле движение таких же, как и мы. В обоих направлениях.

Катя и Ерохин оживлены и радостны. Учительница им очень понравилась. Мы с Зиной подобны сфинксам. Катин папа очень задумчив, то и дело бросает взгляды на дочку, но говорить не решается.

— Николай Дмитрич, не волнуйтесь. Всё будет хорошо, — не знаю, удалось ли его успокоить, но сделал всё, что мог.

Как и он, предвижу сложности. И это, скорее, хорошо, чем плохо. Знаю, где соломки подстелить. Но какие-то нехорошие предчувствия есть. Ладно, справимся…

Сцена 3. 1 сентября, искусство гармонизации

Не знаю, как выглядит улей при роении пчёл, но, по-моему, так. Такие ассоциации возникают при взгляде на школьный двор со стороны. Теперь мы внутри роя, становится легче, а то смотреть со стороны немного страшновато. Как на муравейник. Пока шли до школы своей тёплой компанией, с трудом сдерживался от смеха. Что характерно, только мне было смешно, даже Ерохин, остолбенев в первый момент, быстро отвлёкся на массу других моментов.

В дурацко-смешливое настроение меня приводит вид Зины. Наряды, всякие там ленточки и прочие рюшечки очень органично и красиво смотрятся на Кате. Катюша идеально упаковывается во все хитромудрые девчачьи штучки и выглядит в них на все сто. Зина с огромным и красивым бантом на голове, в гольфиках, вся такая нарядная… ой, не могу! Держись, Витя, держись, — командую сам себе.

Нет, объективно она девочка хорошенькая, только вот ни капли в ней кокетства и женского самосознания своей неотразимости. Нарядная хорошенькая девочка с красивым бантом в сочетании с хмурым и всегда угрожающим лицом… ой, глять! Опять отворачиваюсь, давя хохот в зародыше. Надо как-то спасать положение и спасаться. Если Зина заметит, что я над ней ухахатываюсь, меня накроет абзацем, тяжёлым и беспощадным.

— Зиночка, иди сюда, — отвожу немного в сторону. Моих родителей нет, отец на работе, от мачехиного сопровождения отказался ультимативно. Тётя Глафира же никогда не возражает против нашего общения в любой форме. Подозреваю, что если изъявлю желание спать с Зиной в одной кровати, она незамедлительно и торопливо нас благословит.

— Слушай внимательно и запоминай, — шепчу ей на ушко кое-что, стоившее мне краткого укола в мозг.

— Расти анкор ту ё асс, сан оф бич.

— Что это? — Зина уже сформировала привычку получать нечто завлекательное именно так, тайком на ушко. Перевожу.

— Наше любимое ругательство. Дословно с английского будет так: «Ржавый якорь в твою жопу, сын собаки!».

Потом растолковываю каждое слово. Привожу вариант «сучья дочь».

— Поняла? В школе нельзя материться, но по-английски никто не поймёт. Понимаешь?

Затем отхожу и любуюсь Зиночкой со стороны. Она так расцветает, что приближается по степени обаяния к Кате. И облик её принимает гармоничный вид. Сияющая радостью девочка в красивом наряде. Я — мастер гармонизации всего вокруг! Заодно начинаю обучать подружку английскому языку. А чо? Иностранцам тоже легче всего русский язык изучать, начиная с мата.

Взволнованная и раскрасневшаяся Лилия Николавна бегает вокруг нас, пытаясь выстроить. Сегодня она в очаровательном жакетике. Народ в целом выравнивается, но с одним придурком с шальными глазами никак справиться не может. Носится туда-сюда, иногда кого-то толкает. Девочки начинают шипеть, в основном, он их задевает. Толкаю в плечо Димона, показываю глазами. Этот тип всегда за любой боевой кипиш. Цепляю придурка и засовываю его между мной и Ерохиным. Димон согласованно блокирует его со своей стороны. Придурок дёргается, но мы держим крепко. Куда тебе, родной? Я после лета шесть раз подтягиваюсь, Ерохин — прирожденный боец с огромным опытом.

— Выстроились? Хорошо! — Успокоенная ровными рядами училка идёт на своё место.

Пытающегося дёргаться и возмущаться возмутителя спокойствия мы с Ерохиным гармонизируем затрещинами и тычками. Так что сорвать торжественную линейку и подставить нашу красавицу Лилию ему не удаётся.

Но дрессурой приходится заниматься и дальше. И когда идём в класс, — пытается выбежать из строя, но тут же падает от ловкой подножки, — и в классе приходится придерживать его за шиворот. Ерохин, впрочем, доволен своей ролью жандарма, а Зина посматривает с лёгкой завистью. Во взгляде читается запрос: я тоже хочу! Наша Лилия смотрит с осуждением, непонятно по чьему адресу, но пока не вмешивается.

Рассаживаемся. Лилия глядит на нас, именно на нашу четвёрку, с огромным изумлением. Рассадил нас я. Мы заняли ближний к окну ряд, середину. Димона усадил с Катей впереди, сам сел с Зиной. Димона и Зину надо постоянно контролировать и моя диспозиция наилучшая. Весь остальной класс уже все мы будем держать под наблюдением. Строжайшим.

С перьевыми ручками сложный разговор получился только в нашей семье. Главврач Кирсанов, Катин отец, не возразил ни словом. Врачу ли не знать о плохих почерках? Глафира Стрежнева тоже лишь пожала плечами, надо так надо. Ерохин старший поначалу не мог взять в толк, но аргумент Димона, что так делают ВСЕ его друзья, мгновенно убедил папашу. Но Ерохин в смысле аккуратности крайне не надёжен, поэтому его перьевая ручка будет храниться у Кати. На Зину я всё-таки надеюсь больше, полагаю, она-то портфелем драться не будет. У неё зубы есть, ха-ха-ха…

Конечно, класс покупок разный, одинаковый у нас троих, но у Кати чуть ли не Паркер. По секрету всем нам она сказала, что покупка обошлась в три тысячи. Обалдеть! У нас-то тысяча с небольшим хвостиком, а у неё вона как. Принцесса, одно слово.

С изумлением товарищ Лилия смотрит по причине того, что мы единственные в классе сели мальчик с девочкой. Остальной класс расселся чётко по гендерному признаку. Что с них возьмёшь? Дикий народ, дети подземелья.

Последнее замечание выражаю вслух, девочки и Димон хихикают. Лилия тоже улыбается и принимается за дело, устанавливая гетеросексуальное равновесие. Нас не трогает.

У-п-с-с-с! Лилечка совершает ошибку. Наверняка только первую в предстоящей длинной череде в будущем. Она сажает того шебутного придурка на заднем месте в среднем ряду. Как выясняется, того зовут Эдик Вышегородцев. Опрос имён и фамилий не успевает закончится, как Эдичка затевает свару с соседкой. Зина смотрит в его сторону очень пристально, но отмороженный Эдичка о страшной опасности не подозревает. Нет у парня никакой чуйки. Кое-как Лилия успокаивает детишек, но девочку приходится отсаживать. Продолжать соседствовать с придурком она отказывается наотрез. Девушка с характером, другая терпела бы урода до конца. Своего, скорее всего.

Лилия с надеждой смотрит в нашу сторону. В глазах беспомощность. Не, нам этого не надо.

— ЛильНиколавна, вон, как его, Лёню Рогова с ним посадите! — Мальчика, самого высокого в классе и величественного телосложения, запоминаю сразу.

— Может, Зину… — Лилия не хочет расставаться с идеей полового равновесия. И сделать рокировку обиженной девочки с Зиной.

— Зину нельзя. Если вы её с ним посадите, этот зайчик до конца урока не доживёт.

Слегка толкаю в плечо подружку, но Лилия, слава небесам, не слышит, что бурчит Зина. Смысл в том, что я этому придурку даю слишком большой срок жизни. Зато слышит Ерохин. И ржёт.

Против объективной реальности не попрёшь, мальчиков в классе четырнадцать, девочек одиннадцать. Так что пара мальчиков всё равно окажутся в мужском тандеме. И ещё один в гордом одиночестве. Окончательно идею Лилии хоронит мрачный Зинин взгляд, которым она сверлит Эдичку. Беззаботный дурень не замечает. Ох, и дурак! И кого-то он мне напоминает. Кого-то или что-то, никак не разберусь.

С грехом пополам знакомство и перепись населения заканчивается. Лилия приступает к тронной речи, которую через минуту прерывает…

Ту-ду-дум-м-м! Эдичка с какого-то хрена срывается с места и со старта переходит в карьер. Несётся по проходу, набирая скорость. Быстрым движением, — намеренно выбрал место у прохода, — делаю Эдичке подножку. Лилия не замечает моего манёвра. А я уже на ногах.

— Да что ж ты падаешь-то на ровном месте, — увещевающий голос резко контрастирует с грубым подъёмом отморозка за шиворот и не менее грубым оттаскиванием на место.

— Ты чего за ним не смотришь, Лёня? Твой косяк, — бросаю хнычущего Эдичку на стул. При возврате на исходную, чувствую спиной надменный и слегка презрительный взгляд Рогова.

Есть, чем заняться нашей красавице училке. Собирает наши дневники по отдельности и красивым поставленным почерком подписывает их. Расписание на первую неделю тоже надо внести, мы-то не умеем. Так красиво и я не напишу. Кстати говоря, шариковой ручкой пишет. Ну, ей-то можно.

Наконец-то нас отпускают. Лилия не оставляет нас без внимания, выводит из школы. Это правильно, а то чую, может пролиться чья-то кровь. По итогу надо заметить, что малость ошибся в возможном источнике кровопотерь, но в целом и стратегически оказался прав.

Несколько разочарованно наблюдаю, как шебутной Эдичка подбегает к неплохой иномарке и садится одним прыжком. Разочарованно наблюдаю и с облегчением. Как занозу из чувствительного места вытащили.

— Слышь, ты! — Чья-то мощная длань хватает меня за шиворот. Это ты зря, кто б ты ни был. Раскрутить такой захват в свою пользу дело нескольких мгновений, навыки корейской морской пехоты мне в помощь и прочие азиатские штучки.

Круговое движение левой рукой с переплетением вражьей руки и усиливающимся давлением. Сдёргивать руку не тороплюсь, мне надо повернуться и оценить обстановку. Оп-паньки! Это Лёня Рогов решил разобраться, кто есть ху. Ню-ню!

Монументальный мальчик пытается противостоять нажиму и ещё не знает, что обречён. Пусть спасибо скажет, что не на гибель, а всего лишь поражение в стычке. Очень неудачно для себя стоит прямо под ударом. Уже намечена к его подбородку траектория, уже летит по ней кулак. Неуловимо для глаз выходит на финишную прямую, продолжение которой идёт от подбородка через голову и верхнюю часть затылка, поражая в самую середину центр равновесия.

Уже готовые наброситься на врага хлопают ресницами мои друзья, разочарованные слишком стремительной развязкой. Монументальный мальчик шлёпается на задницу, и только потому не хлопается затылком об асфальт, что я его придерживаю. Глупых деток надо беречь. Выжидаю, пока Рогов соберёт глаза в кучу.

— Рогов, запомни раз и навсегда. Никогда не трогай руками меня и моих друзей. Ты хорошо понял, ушлёпок? — Начальственно похлопываю его по щеке и выпрямляюсь.

Уходим. Напоследок Зина и Димон не удерживаются и вознаграждают дерзнувшего двумя чувствительными затрещинами. Ну, так, просто на прощание. Одноклассники, те, что не успели разойтись, смотрят на нас с благоговением и почтением. И как откровение свыше воспринимают мой краткий спич.

— Я летом в селе четвероклассников пачками хреначил, а тут всего лишь первоклассник, да один…

Иду домой морально опустошённый. Уж больно хлопотливым выдался денёк. Но продуктивным, никак не отнять. В один день, одноурочный, между прочим, мы установили в классе своё доминирование.

Вечером.

— Правда, ты Катюше красивую вешалку подарил? — Бурчит Зина, когда мы набегались с Обормотом. Катя смотрит на меня слегка виновато. Проболталась.

Хлопаю себя по лбу.

— Бляха! Совсем забыл! Спасибо, что напомнила! Держи! — Отдаю ей рогатку. Девочка немедленно начинает сиять, Ерохин завистливо цокает языком.

— А ты как же?

— Не журись, у меня ещё есть. — Начинаю обучать Зину правилам обращения с девайсом и технике безопасности. Мне не нужно, чтобы она стёкла била. Потом объясняю:

— Я б тебе и новую подарил, она помощнее, но это оружие с историей. Вместе с ней мы одержали великую победу.

Сцена 4. Амуниция

— Посередине надо переборку сделать, — показываю, где дяде Валере, Ерохину-старшему. — Можно потоньше фанеру или деревяшку…

В гостях у Ерохиных впервые. Выяснилось, что он работает мастером в столярке какого-то предприятия, какого мне фиолетово. Главное, что доступ есть к материалам и оборудованию. Ерохины рядом, глаза у обоих горят. Как загорелись, когда я сказал, для чего и зачем, так и не гаснут.

Вкладыш в портфель, такой прочный и жёсткий кейс без ручки и верхней крышки. Борта из сантиметровой фанеры на металлический профиль буквой «П». Помещается, — заклёпывается или вшивается, ещё не решили, — внутрь портфеля. Мощная защита для учебников и всего хрупкого. При необходимости непринуждённо сыграет роль щита. С учётом двух сантиметров фанеры и вложенных учебников даже пулю остановит. Что там говорить об ударе кулаком или ножом.

Потому Ерохины и возбудились, включая старшего. Плюсов полно. Увеличенный вес тоже плюс, физику развивает. Защита двойная, носителя портфеля и содержимого портфеля. Мяться тетради и книжки не будут, карандаши и авторучки не сломаются, побывав в самой жаркой схватке.

— Зачем? — Спрашивает дядя Валера, чей первоначальный образ в моей голове, расхристанного и скандального мужика, потихоньку тает. Ну, правильно! Разве могут быть отцы моих друзей уродами? Даже если они, гы-гы, натурально они.

— Про Тима не уверен, а Димон точно будет зимой кататься на портфеле с горки…

Не успеваю проговорить, как Димону прилетает лёгкий подзатыльник, на который он не обращает никакого внимания. В их брутальной семье общаются именно так.

— Надо бы дно и бока выложить чем-нибудь, — продолжаю развивать конструкцию, — кожей, резиной, замшей… толщиной в полсантиметра.

Короче, конструкторская и самоделкинская мысль бьёт ключом. Дядя Валера снимает и зарисовывает в блокнот все размеры. У меня с Зиной одинаковые, у Ерохиных… тоже станут такими же. Братья дружно отказались от ранее предложенных ранцев. Родители поморщились, но одноразовый ширпотреб настолько дёшев, что лёгким недовольством всё и закончилось.

У Кати, — ну, а как же? — размер индивидуальный. У неё не ширпотреб, кожаный и вместительный, но всё-таки ранец, от которого она решила не отказываться.

Денег главному подрядчику явно не предлагаю, но вопрос провентилирую. Рублей триста с каждого недорого будет, заодно Ерохины отобьют деньги, потраченные на детей, пусть и мелочь, но приятная. Из всех троих, Кирсановых, Стрежневых и Колчиных, родная семья Колчиных самая сложная в вопросе выбивания денег из родителей.

Измеряем уложенные рядом книжки и пенал, укладываемся с запасом в сантиметр.

— Обивка ещё, переборка… — чешу затылок.

— Придётся тонкую, — решает старший Ерохин.

— Только когда сделаете, не заклеивайте окончательно. Принесите — посмотрим…

— Семь раз отмерь, один раз отрежь — написано в голове каждого столяра, — наставительно говорит дядя Валера.

Портфель будет делиться на две части, защищённую и обычную. В незащищённую планируется закидывать спортивную форму, сменную обувь, возможно, что-нить (вот привязалось березняковское) перекусить.

Мы уже отучились несколько дней и уже пишем в тетрадях всякие палочки и закорючки. В школе и дома. Теми самыми перьевыми ручками. Обычно у Зины собираемся, иногда Катя с нами. Она и дома может, но ей одной скучно. Сегодня мы уже всё сделали, но думаю, надо волюнтаристким способом увеличить нагрузку. Подумаю над этим.

Самое трудное при этом следить, чтобы все осанку соблюдали, не водили головой и носом в двух сантиметрах от тетради. Хоть к спинке стула их привязывай.

Сцена 5. 6 сентября, школа

Скептически оглядываю на доске результат своего многотрудья. Давненько не держал в руках мел, давненько не выписывал на доске хитрые формулы, давно вручную не складывал буковки родного алфавита в разные слова. Длинные и короткие, красивые и канцелярские, ругательные и нецензурные… неожиданно приходит мысль, которую позже додумаю.

На доске корявенькими, но вполне различимыми буквами написано: «Здравствуй, первый класс «В»». Мной написано. Испытывал соблазн щегольнуть и написать по-французски, но могучим усилием воли отринул недостойное позёрство. Могучему усилию помог один фактор: нумерация классов и параллелей во Франции настолько отличается от нашей, что неизбежно возникнет вопрос, откуда я могу это знать. Вроде 1 «В» «переведётся» так: 1r 3. Могут это нормальный первоклассник и даже его учительница понять? Сомневаюсь с огромной силой.

Мне надо эмансипироваться. Не буду же я бубнить вместе со всеми хором давно знакомые буковки и, старательно водя пальчиком по неимоверно крупным знакам, опять же хором выкрикивать «Мама мыла раму»!

И строгая Лилия неизбежно берёт меня на цугундер (прим. Надо Зину с этим словом ознакомить, хоть цензурное, но вкусное).

— ЛильНиколавна, все буквы знаю, читать умею, писать тоже. Вот почерк у меня не очень, поэтому и рисую палочки, крючочки…

Не верит. Велит прочитать что-нибудь. Открываю Азбуку на последней странице и медленно, но уверенно сообщаю классу название типографии, тираж, вид печати и прочее. Когда поднимаю глаза выше и открываю список редакторов, корректоров и консультантов, Лилия очухивается от шока и велит садиться. Но тут же вызывает к доске и велит написать приветственную строчку.

Пока она отвернувшись, довольно ловко и удачно рисую бестолковую рожицу, туловище овалом, ветки-руки и ветки-ноги. Шепчу классу: «Это Эдичка». Народ прекращает заунывные мантры «МА», «АМ» и прочие бе и ме, начинает веселиться. Много ли детям надо. Быстро стираю рожицу. Невинно гляжу на повернувшуюся Лилию, кроме неё юмора не улавливает только персонаж картины.

Оживление в классе нарастает. За то меня все и любят. Со мной весело.

Лилия кое-как восстанавливает порядок. Я на своём месте додумываю ту случайную мысль. Как только Ерохин изучит букву «Х», он немедленно украсит ближайший забор трёхбуквенным словом. Буквы «У» и «Й» ведь идут раньше. Как украсит тот же забор Зина, когда научится писать, даже представить не могу.

Все снова оживляются, когда слышат звонок.

— Тихо! — Хлопает ладошкой Лилия и пытается нас строить. — Звонок для учителя, а не для учеников!

Э, нет! Перемена это наше время, и красть его мы не позволим никому. Подбиваю ногу Ерохина, который пытается уронить подножкой Эдика. Наш самый безтормозной тормоз уже несётся, веселяся и ликуя, к заветной двери.

— ЛильНиколавна, так нельзя! Перемена и так короткая.

— Домашнее задание… — стонет училка, глядя, как класс гомонит и начинает расползатся.

— На следующем уроке скажете… пацаны! Все из класса!

Вот мою команду выполняют с удовольствием. И девочки тоже.

В холле.

— Пацаны, быстро в одну шеренгу! Рогов — в сторону! Димон, будь рядом! На первый-второй рассчитайсь! Быстро, быстро! Времени нет!

Команды сыпятся одна за другой, не все сразу воспринимают. Эдик вообще не слышит, хаотически носится с дикими воплями по всей рекреации. Кого же он мне напоминает?

Кое-как разбиваю мальчишек на две команды по пять человек. Димон, Эдичка, Рогов — не участвуют. У них индивидуальные задания.

— Играем в слона! Рогов — главный слон! Первые — выстраиваемся!

Кое-как успели по разочку прыгнуть. Димон с Зиной в это время по очереди седлали Эдика и заставляли бегать по кругу. В класс он возвращается с выпученными глазами и вспотевший. Ему надо. У него энергия бурлит больше всех. Нам всем надо сбросить напряжение, но для него это почти медицинская процедура по необходимости. Саботировать он не может. Сопротивляться бесполезно, а клокочущая энергия властно требует выхода. Хоть какого-то.

Когда веселье обрубает на этот раз неприятный звонок, отдаю команду:

— Замерли!!!

Дождавшись выполнения большинством, меняю позу, руки в стороны и вверх, опять замерли. Ногу поднять, согнув в колене — замерли. И так несколько раз секунд за пятнадцать.

— А теперь тихонечко в класс.

Лилия уже стоит у двери, пропуская всех. Последним смеющийся Рогов волочит обессилевшего Эдика. Полчаса спокойствия Леониду и всему классу гарантированы. Так и живём.

Ближе к вечеру во дворе.

Всё, что нужно, сделано. После школы обедаем, отдыхаем, выходим погулять. Затем уроки, и все свободны. Собираться у Зины всей толпой прекращаем, тупо места для всех не хватает. Поэтому разделились. Катя приходит к Зине, я к Ерохиным. С отвязанной парочкой братьев сдружились неимоверно. А чо, в одной же банде, ха-ха, состоим.

— Вить, ну, дай разочек… — нудит младший, у которого старший Ерохин реквизировал городошную палку. На старшего не рассчитывал, когда комплект делал. Их папахен обещал сделать ещё один экземпляр, так что дефицит ненадолго.

— Дим, пяток раз кину и дам, — примеряюсь, бросаю. Попадаю, но не убедительно. Кидаю левой рукой, хочу проверить одно предположение. Если чему-то научить левую руку, то правая научится сама, без тренировки.

Очередь Зины, за ней Тим. Ставлю фигуру «пулемётное гнездо». Такие намного легче сбивать, нежели плоские.

— Глянь! Наши Сверчка прихватили!

Есть во дворе субтильный паренёк семитского племени, что по нему не очень заметно, мало ли кто выглядит чересчур интеллигентно. Зато по мамочке не ошибёшься. Видел его в школе, понятно в каком классе. В таком же, каком и мы, только с другого конца. Вернее, с начала, это мы в конце. Сверчком его Ерохины окрестили. Когда поинтересовался, почему, объяснили так: «Ну, со скрипочкой ходит, пиликает…». Логично. И в остроумии не откажешь. Могут ведь, когда захотят.

«Наши» это Тимкины гвардейцы, всегда с ним таскаются. В нашей структуре отряд прикрытия. Тим любит, когда его отдельно о чём-то просят, а то его реноме немного страдает, если напрямую им командовать начинаю. Всё равно сбиваюсь на приказной тон, но уже реже.

И ещё в одном Ерохины мне жутко завидуют. В Березняках, положив на это массу усилий на тренировки и расспросы местной братвы, научился лихому свисту. Как там у Есенина? «Мне осталась одна забава: пальцы в рот — и весёлый свист».

Гвардейцы приняли Сверчка в свои заботливые руки. Хлопают по плечу, гогочут и не отпускают. Непорядок. Закладываю пальцы в рот по рецепту Есенина, и от оглушительного свиста взлетают воробьи с дерева, а Димон приседает, закрыв уши.

Иду на край двора, где гвардейцы, — так-то это Санёк и Колян, — несут службу дозора. Баклуши бьют, если точно. Ленивые и слабенькие подзатыльники Сверчку отвешивают, если совсем точно. Это даже не побои, а так, приветствия, которые прекратились после моего предупредительного свиста.

А видок у Сверчка заморенный и пришибленный. И точно не гвардейцы оставили следы подошв на заднице и спине. Не пинали они его. Интересуюсь подробностями.

— Да там… — машет рукой малец. Подходит Димон, что собирал на хранение Кате городки. Зина, шестым нюхом учуяв близость интересного кипиша, не отстаёт от него.

— Вы чего тут? — Вперяю строгий взгляд в гвардейцев. — Сверчок с нашего двора, его нельзя репрессировать. Без причины.

Впечатлённые многозначительным словом «репрессировать», гвардейцы смущаются: «А мы чо? Мы — ничего». Запрашиваю Сверчка второй раз. Тот, шмыгая носом и удерживая слёзы, ведёт грустный рассказ. Чтобы срезать дорогу от остановки, — в музыкальную школу он ходит, — пересекал соседний двор. Разок-другой до этого прокатило, он и осмелел на свою беду. Местная шантрапа подловила, подтвердив пословицу «сколько верёвочке не виться».

— Сколько и где? — Нечего турусы на колёсах разводить. Краткость не только сестра таланта, но неотъемлемое качество командира.

— Трое, там… — Сверчок машет рукой.

Принимаю решение мгновенно. Акция возмездия, как иначе-то?

— Пошли!

— Да не надо… — слабо возражает Сверчок, тут же впадаю в неистовство.

— Как тебя зовут? Миша? Слушай, Миша, внимательно. Мы уже давно никого не били, нас распирает, как хочется… Ты хочешь нас законной радости лишить?!

Последнюю фразу выкрикиваю в лицо уже с яростью. Дальше вкрадчиво, по-змеиному:

— Ну, хочешь, мы тебя изобьём. Не интересно, но хоть что-то…

Мои аргументы действуют. Выстраиваемся в нужный порядок. Идём.

— Умеешь ты уговаривать, Витёк, — регочет Ерохин старший с гвардейцами.

Идём сначала мы трое, Сверчок сбоку и сзади, прячется за нами. Нечего врага заранее предупреждать, что мы идём по их души. Гвардия фланирует сзади в десяти метрах, наш стратегический резерв и прикрытие. Обидчики Сверчка на год-два старше нас, но тем лучше. Ровесники нам на пол-зуба.

Пересекаем по диагонали четырёхугольную площадку, образованную тремя пятиэтажками, две из них двойные, одна с аркой. Противник в составе трёх парнишек развязного вида на противоположной стороне, на лавочках у последнего подъезда. Мы усиленно делаем вид, что просто идём по своим делам.

— Гля, Фома, какие важные! — Издевательски комментирует один из них.

— И рожи протокольные! — Все глумливо с подвизгом смеются на немудрящую шуточку некоего Фомы.

Они тут что, бессмертными себя считают? На ходу глазами и шёпотом распределяю цели. Кстати, это неправильно, надо будет после развязать этот моментик.

Таким же ходом, не сбавляя и не тормозя, идём к двери подъезда. Беспечная шпана подпускает нас слишком близко. Атака! Мне тот самый Фома и достаётся. Пробиваю ему с левой солнечное сплетение, тут же прижимаю коленом в грудь и рукой под горло. Правый кулак отведён назад наизготовку. Враг деморализован и временно небоеспособен. Что там у друзей?

Димон по-крестьянски незатейливо осыпал противника градом жестоких ударов и теперь удерживает его в полулежачем положении на скамейке. Зина взяла своего в жестокий удушающий захват, вижу в его глазах щенячий ужас, панический приступ клаустрофобии. Крепки и жутки объятия валькирий.

— Чуть полегче, Зин. Удушишь. Мы их не убивать пришли. Пока что.

Оборачиваюсь к Сверчку.

— Миша, они тебя били?

Сверчок соглашается, они. Не успеваю начать вступительную речь, как нас прерывают. Из окна второго этажа высовывается щекастая и густоволосая бабёнка средних лет.

— Вы что тут делаете? Хулиганите? Прекратите немедленно!

— Миш, она за тебя заступалась? — Никто за него не заступался, на Мишином лице крупными буквами написано: «ты таки с дуба рухнул, потц?». Ну, тогда…

— Закрой, хлеборезку… — Это Зина. Я, как истинный джентльмен, в подобных случаях всегда уступаю ей дорогу. Мы все, включая гвардейцев, веселящихся неподалёку, навостряем ушки.

— …сучья ватрушка, еловую шишку тебе в жопу с проворотом!

Эффект бесспорен. «Сучья ватрушка» беззвучно открывает и закрывает рот. Гвардейцы с кардиналом Тимом валятся наземь от хохота. Пользуюсь моментом.

— Слушай меня внимательно, ушлёпок, — гипнотизирую врага взглядом, — отныне вы будете охранять Мишу (показываю глазами) в своём дворе. Если с ним что случится, не важно что и не важно кто, спрашивать, то есть, мудохать, будем вас. Ты всё понял?

Не сразу, а токмо волею кулака моего, соприкоснувшегося с его челюстью, принимает к сведению. Как только очухивается после нокдауна. Упорный паренёк. С характером.

Завершающий штрих за гвардией. Мы отходим, а гвардейцы вознаграждают шпану бонусными затрещинами и выслушивают уверения в полном понимании и почтении. Финал операции принуждения к миру.

Возвращаемся.

— Не, я ходить тут больше не буду, — заявляет Сверчок по дороге.

Аж останавливаюсь от такой подлянки.

— Чего?! Мы старались, а ты ходить не будешь?! Тогда мы сами тебя бить будем!

Миша вжимает голову в плечи, — вокруг него кольцо осуждающих взглядов, — испуганно бормочет:

— Ладно, ладно… могу и здесь…

Но я долго не мог успокоиться. Такой возможности повеселиться нас лишить хотел.

У Мишиного подъезда отряхиваем пострадавшего от пыльных следов на костюме. Заодно Ерохины дружески хлопают его по плечам и спине. Сверчок мужественно терпит.

— Уноси свою скрипочку, переодевайся и выходи гулять, — вырываю его из грубых рук Ерохиных, — в городки научим тебя играть.

Вовремя. Из окна четвёртого этажа высовывается женская голова.

— Мишенька, быстро домой!

— Сверчок, как твою маму зовут?

— Роза Марковна, — кто бы сомневался? По лицу видно, что именно так её и величают.

В конце прогулки зову домой носящегося наперегонки с Обормотом Кира, и вдруг меня осеняет. Понимаю только сейчас, что именно особенного заметил в поведении Эдички.

Сцена 6. Середина сентября, обычный день

Типичный день у нас выглядит так.

На уроке учусь писать и рисовать. На таком детском устройстве, где натянутая плёнка прилипает к основе от нажима концом стержня и формирует линии и рисунки. Их затем легко стереть планкой между слоями. И не надо портить массу бумагу, изводя запасы чернил и графитовых стержней. Катя тоже легко усвоила алфавит и принялась за чтение. Считать худо-бедно она тоже умеет, поэтому мы вырабатываем почерк. Ряды наших палочек в тетради всё ровнее и стройнее.

Лилия махнула на нас рукой. В хорошем смысле. Пришлось, конечно, объяснить.

— Лилечка Николаевна, — строю самую невинную рожицу пай-мальчика.

— Прекрати подлизываться! — Девушка корчит из себя строгую даму.

— Вас женщин, не поймёшь, — кручинюсь непритворно, — прикажете материть вас грубым голосом?

Лилия хихикает и разрешает лебезить. Обожаю эту девушку, не безнадёжная.

— Лилечка Николаевна, разве вас не учили в институте, что в маленьких детях клокочет вулкан энергии? — Сам, оказавшись в детском теле, чувствую сие очень остро.

Лилечка задумывается.

— Нам очень трудно сидеть тихо на уроке. Если вы украдёте у нас хотя бы две минуты перемены, то следующие полурока будете не учить нас, а успокаивать. Нам перемены хватает едва-едва.

Убедил. Теперь с лёгким ужасом, который со временем почти истаял, Лилечка наблюдает, что происходит после звонка с урока. Наши девочки безудержно хохочут, глядя, как буйная толпа одноклассников застревает в дверях. Все веселятся, кроме Зиночки. Чугуннолитая Зина с разгона, нет, не врезается в толпу, а пробивает насквозь. С воплями и криками пацаны валятся внавал за дверью. За ними рыбкой, и пока не встали, перекатываюсь я. Димон и Эдичка где-то внизу. Последним выходит величественный Рогов.

Тут же выстраиваем слона и понеслась. Монументальный Рогов стоит, к нему, наклонившись и ухватив за пояс один пацан, за ним второй и так далее. С лихим гиканьем моя команда один за другим падает на телотворный помост. Задача — обвалить соперников. Для этого надо собрать многоэтажную конструкцию в одном месте. Волюнтаристки отвожу себе роль финалиста. От последнего прыжка многое зависит.

Отгоняю идею оттолкнуться ногой от спины последнего. Сразу станет модным и никто не захочет вставать на это место. Поэтому отхожу подальше для разгона. И целиться для толчка руками (как при прыжке через козла) буду не на крайнего, а на того, кто с краю уже на втором этаже. Специально сказал предпоследнему, куда он должен лечь.

— Не надо запрыгивать на самый верх. Надо сначала сделать ступеньку…

— Давай, ты…

— Шлёп! — Сначала подзатыльник, за ним слова, — некогда спорить! Вперёд, мой славный воин!

За славным воином мой черёд. Разгон. Хлобысь! Я на вершине! Которая опасно накреняется, и помост не выдерживает. У кого-то внизу подгибаются ноги, и мы валимся на пол беспорядочной и вопящей толпой. Эдик тоже где-то внизу, потихоньку он синхронизируется с нами. Понял я, кого и что он напоминает. Вылитый Кир, бестолковый и постоянно мятущийся. Наверняка, педагоги это как-то называют. Задержка психического развития, педагогическая запущенность, как-то так. Иначе, почему он Кира, что на целых четыре года моложе, напоминает? Что характерно, ни разу не пожаловался родителям, что его де, обижают. Либо родителям начхать. Но думаю, дело проще, у него тупо всё из головы высвистывает, в том числе, обиды, страшной силы ветра бушуют в его голове. Кстати, раз мы победили, то снова прыгаем.

Зина прикидывается обычной девочкой, играя с одноклассницами в скакалки. Наши буйные молодецкие игры распугивают других первоклашек, ашек и бэшек. Жмутся в уголочке и по стеночкам. Смотрят на нас с завистью к нашему безудержному веселью и боязнью. Как бы ни зашибли ненароком.

После уроков обычно поджидаем Сверчка и топаем домой. Кроме пятёрки нашего ядра рядом клубится переменный состав, то одни, то другие наши одноклассники и одноклассницы. Или параллельные, но их в нашем дворе всего пара разнополых детишек. Бэшки, кажись.

Сегодня ждут меня, Лилия притормозила после уроков. Слегка мнётся, очень непривычно видеть учительницу такой неуверенной.

— Видишь ли, Витя, вижу, что ты очень дружишь со Стрежневой Зиной…

— Да. И с Катей ещё, — на девочках останавливаюсь, предполагаю, что Лилии важны именно они.

— Знаешь, Вить, — девушка пригибается ближе ко мне, наваливаясь грудью на стол, — несколько раз слышала от неё…

Еле справляюсь с шоком от недоумения. Откуда наша Лилия, этакая девочка-припевочка фертильного возраста, такое знает?! Никак не ожидал, что она распознает любимое американское «факинг ш-шит!». Проникаюсь к Лилии толикой уважения.

Лиля краснеет. Какая прелесть! Но я мордашку держу серьёзной и невинной.

— Ужас, как она ругается. Негромко, но какие-то страшные слова говорит. — И после паузы отваживается на просьбу. — Не мог бы ты как-то повлиять на неё…

Ну, и наивняк!

— Почему вы думаете, что не влияю? Очень даже влияю.

— Но почему же тогда… неужели ты её этому учишь? — Расширяются прекрасные глаза. Однако вижу, сама не подозревает, что шальной выстрел лёг в десятку.

— Раньше она всё время так разговаривала. Пьяные портовые грузчики позавидуют.

— Вы поймите, Лилечка Николаевна, Зина обожает силу. Она любого мальчишку в нашем классе затопчет и не заметит…

— И тебя? — В глазах девушки чисто детское любопытство.

— Мы слишком сильно дружим, чтобы драться, — на самом деле, боюсь и представить, что будет если вдруг. Хотя, если разобраться, я давно победил. Только не силой, а огромным уважением и завоёванным авторитетом.

— А всё-таки? — Любопытство бушует всё сильнее. Человечество когда-то в лице Адама и Евы катастрофически пострадало именно из-за этой женской особенности.

— Не знаю. Технически превосхожу её, но Зина всегда идёт до конца. — Самому интересно становится. — Скорее всего, победа будет за мной, но только она не остановится, пока не убьёт меня. Ну, или искалечит.

Пока Лилия открывает и закрывает рот, подыскиваю аргументы. Нахожу.

— Лето я провёл замечательно, — мечтательно прикрываю глаза, — будто в раю побывал. Дрался бессчётное число раз. Бил мальчишек на год, два и даже три старше себя. Но Зина круче. Она схватилась с взбесившимся быком весом в полтонны…

Излагаю историю с быком, с огромным удовольствием наблюдая нарастающее изумление Лилии.

— Эта скотина уже уложила одного из пастухов, когда Зиночка выскочила со двора. Напал по дурости своей на неё, она увернулась и треснула ему кулаком по яйцам. Бык сразу на жопу и сел…

От удивления Лилия даже не делает замечания по поводу рискованной лексики.

— Понимаете, для Зины главное — сила. В том числе, сильные слова. Ну, вот такой она человек. Если б я на неё не влиял, она давно избила бы весь класс, поодиночке и пачками. И девчонок и мальчишек без разбора. Давно бы покрыла отборным матом и вас, и остальных учителей, и директора. Так что делаю, что могу. Иначе, чего бы я с ней сел? Зина — богиня, богиня войны, но и на Солнце есть пятна…

Когда ухожу, Лилия остаётся в классе, растерянно хлопая ресницами.

Дома ныряю в блаженное одиночество. Иногда и от друзей отдохнуть надо. И дома никого нет. Полтора родителя на работе, Кир в садике. Обед согреть и бутербродов настрогать сам могу, уже школьник, и вообще, становлюсь жутко самостоятельным.

Мачеху моя наивно невинная моська не обманывает, знает, что прикидываюсь. Поэтому боится меня так, что я уже и впускаю её в дом и дверь в детскую редко блокирую. Высокоразвитые животные хорошо дрессуре поддаются.

Вхолостую время убивать тошно, поэтому в своё удовольствие делаю растяжку, поймав заводную музычку из телевизора, рисую ката. Почему-то освоение мышечной памяти остаётся безнаказанным, головной боли нет. Отсюда интересный вопрос: моторная память не в головном мозгу хранится? Либо не только там. Реально, попаданчество по одному своему факту может привести к каким-то серьёзным научным открытиям. Если бы ещё специалистов соответствующих областей так забрасывать. Сам-то я ни разу не психолог, не социолог и не нейролог.

И ещё есть один важный стратегический вопрос. Цель. Интеллектуальное и физическое развитие — задача промежуточная и фоновая. Это сила, которую мы копим. А зачем? Только для того, чтобы давать отпор всяким уродам? Нет. Уроды и жлобы для нас всего лишь тренировочные груши, боксёрские мешки для отработки ударов. Нужна цель, масштабная и стратегическая.

Так, пора на улицу, резвиться с Обормотом и друзьями. Псина обожает, когда мы маленький мяч друг другу перебрасываем. Волейбольный-то он зубами ухватить не может. И в футбол в его присутствии играть сложно, но жутко весело. Иногда он даже голы забивает в разные ворота, и мы их засчитываем.

Через четверть часа.

— Держи, держи его, собаку такую!!!

Обормоту удаётся перехватить мячик и теперь он носится с ним в зубах по двору, хитро сверкая на нас счастливыми глазами. Эта сволочь может так бесконечно, но разнообразие ему тоже нужно. И в какой-то момент даёт себя поймать. Следующая проблема для нас отобрать мячик, а для него начинается забава номер три: хрен вам, а не мяч. Ну, и щекотку он обожает.

Тоже тренировка. Надо, кстати, поучить ребят скоростному бегу. Там есть один секрет. А по выносливости человек может превзойти, кого угодно. На длинной дистанции может лошадь перебегать и ту же собаку. Волка вряд ли, для волка бег — образ жизни, а городскую собаку — на раз. Волк же без особого напряжения за сутки полсотни километров сделает.

— Гляди-ка, он тоже устал, — замечает Катя. Мы, притомившись гоняться за псиной в третий раз, присели на лавочки, и Обормот подходит сам и кладёт мячик перед нами. Коротким хвостом машет только из вежливости. Когда ему по-настоящему хочется порезвиться, обрубком своим крутит, словно пропеллером.

— Держи, — Катя отдаёт мне триста рублей, как и Зина. Обе только что сбегали за ними домой. Мои уже при мне.

К Ерохиным иду сразу по двум делам. Потренироваться писать вместе с Димоном и расплатиться с его отцом за укрепляющую модернизацию наших портфелей. Домашнее задание нам пока не задают, но приучаю друзей к порядку. С девчонками никаких проблем, сами занимаются, а вот Димон обладатель некоего количества разгильдяйства. Приходится бороться, но ничего, знаю, чем его взять.

Сцена 7. 22 сентября, казус белли

Я — идейный сторонник коллективизма, если хотите, коммунизма. Коммунизм, как идеология проиграл, возможно временно, из-за возведения некоторых тезисов в абсолют. Как сказал кто-то из неизвестных (мне) философов: истина, возведённая в абсолют, превращается в абсурд.

Но, в общем и целом, коллективизм рулит. Забавно, если понимать, наблюдать, как лидеры Запада, так называемого Свободного мира, превозносят индивидуализм. Хрень собачья! Что такое транснациональные корпорации, что хозяйничают по всему миру? Это сплочённые коллективы специалистов самого разного рода, от безопасников до учёных, инженеров и управленцев. Что-то там они втихомолку талдычят о корпоративной этике, стыдливо прикрывая словесными кружевами принцип коллективизма, без которого не могут обойтись в борьбе с теми, кто коллективизм открыто превозносит.

Что там в истории Европы и мира происходило? Те же феодалы, князья, графы и прочие бароны, что из себя представляли? Это главы кланов и родов, то бишь, коллективов, построенных на кровно-родственных узах либо вассальных связях. И что случилось в каждой стране на определённом этапе? А вот что!

Короли приобрели особый статус верховных вождей, стоящих над всеми. Из «первого среди равных» становятся стержнем и вершиной мощного абсолютисткого государства. Страна, первой пришедшая к абсолютисткой монархии, мгновенно стала ставить всех соседей в позы для различного рода сексуального удовлетворения. И все остальные поспешили туда же. Как ни противно было всяким маркизам и герцогам ложиться под короля, но пришлось. Выбор не богат: либо под своего, либо под чужого.

Утрирую, но упрощённо история средневековой Европы выглядит именно так. И почему? Да понятно, почему. Монархия с единым судопроизводством и национальной армией задавит любого феодала из соседней страны. Передавит их по очереди и соседнее государство становится просто провинцией мощного соседа. Коллектив не только более многочисленный, но более высокого порядка организации неизбежно сильнее сообщества из грызущихся между собой кланов.

То и смешно, что коммунистические идеи давят и душат те, кто исподволь коммунистические же технологии используют. Не могут не использовать, один в поле не воин. Герой-одиночка — существо абсолютно мифическое… поэтому и собираю вокруг себя группу и учусь ей управлять.

Мимо нас в вестибюле проходит весёлая гурьба первоклашек, Миши-сверчка чего-то нет.

— Ну, и где он? — Недовольничает Катя.

А вот он! Расхристанный, заплаканный, затрёпанный и без портфеля. Катя ахает, начинает хлопотать вокруг мальчишки, отряхивать, приводить в порядок причёску, суёт платочек. Короче, оказывает первую психологическую помощь и моральную поддержку. Слава небесам, медпомощь не требуется. Даже лицо не сильно пострадало. Красное пятно на скуле, которое скоро трансформируется в небольшой синячок. А скорее, сойдёт бесследно. Первоклассники не обладают достаточной силой и жёсткостью костей для нанесения заметных травм. Я и мои друзья исключение.

Обмениваемся с Димоном понимающими ухмылочками. Зина участвует в наших перемигиваниях, молча и не меняя лица. Только в глазах вспыхивают какие-то огоньки. Радость наша только на первый взгляд непонятна со стороны. У нас появляется законная причина кого-то гармонизировать, возможно, ногами. Как не радоваться-то? Мы не какие-то там хулиганы, мы — поборники справедливости и светлые воины добра. Гы-гы…

— Портфель где? — Первым задаю конкретный и актуальный вопрос.

Пока ищем портфель, найденный в туалете и, слава небесам, не обмоченный, Сверчок излагает свою грустную историю. Похожую на предыдущую вплоть до мелочей. Три обидчика-одноклассника сыграли с его портфелем в футбол, и немного им самим.

Выходим из школы.

— Может, догоним? — Предлагает реактивный Ерохин.

— Знаешь их адреса, в какую сторону пошли? — Интересуюсь я. Ничего, конечно, он не знает. Как и Сверчок.

Обдумываю ситуёвину. Кое-что меня напрягает. Это «А» класс, там у всех непростые родители. Не прямо принцы и принцессы там учатся, но непростые.

— Миш, а у тебя мама и папа кто? — Перевариваю ответ. Мама у них рулит, директор и владелец ювелирного магазина. Папа — оценщик и балуется ювелирными поделками.

Мой план скользкий и одобрения не вызывает ни у кого, кроме Кати. Даже Сверчок хмурится. Молодец, не склонен к ябедничеству.

— Матушка тебя всё равно трясти будет. Тебе и рассказывать ничего не надо. Мы расскажем. Димон, ты рожу не криви. Прежде чем, мы их размажем, нам законное основание нужно обеспечить…

— Так мы их всё-таки… — Димон начинает сиять, как включённая стоваттная лампочка.

— А как же!

И мы идём реализовывать мой план.