Ранний старт

Сцена № 4. Проблема под названием «Мачеха»

Мне, как взрослому, всё фиолетово, а тельце мается. Я и не подозревал раньше, как маленькие дети без родительской ласки страдают. До ужаса хочется к тёплому боку прижаться, пусть и мачехи, но она меня к себе не подпускает. В моменты, когда она моего брата обнимает, спонтанно и ненадолго начинаю его ненавидеть, хотя обожаю его. В душе растёт какая-то эмоциональная дыра, но пока справляюсь.

Стою перед разбитой стеклянной вазой и в голове вертится одно слово, очень созвучное слову «абзац». Очень хочется выругаться, произнести это слово, но рядом слезает со стула виновник торжества… ах, ты ж! Он же сейчас наколется на осколки!

Подхватываю братца под мышки и тащу на диван. Строго машу ему пальцем перед лицом:

— Сиди тут! Не сходи с места, понял?!

Кирюшка, немного испуганный, быстро и часто кивает. Бегу в ванную за тряпкой и веником, ваза была с водой и цветами. Стояла себе мирно на подоконнике, какого рожна он туда полез, а?

Через полчаса усиленных работ следы аварии успешно устранены. Ребёнок бы не догадался, — хотя, кто знает, — а я озабочиваюсь сокрытием следов преступления. Мусорное ведро с осколками и цветами в срочном порядке транспортируется к мусоропроводу. Довольно сложная операция для шестилетки, но стрессовая ситуация вынуждает.

Настроение ниже некуда. Славная моя мачеха, Вероника Пална, заметит рано или поздно. Одна надежда на «поздно», когда отец дома будет. Особо свирепствовать мачехе он не даст, та покричит, да успокоится. Это я перетерплю. А вот если папахен не успеет, тогда мне достанется. Кирюшке ничего не будет, родная кровь, а на нём отыграются. «Тише, тише, пацан», — успокаиваю малыша, сжавшегося от страха внутри него, — «Прорвёмся».

Поздно догадался. Пришла в голову элементарная идея спасения от гнева мачехи. Только поздно, постфактум. А кто может похвастаться, что всегда и везде, во всех местах заранее подкладывает соломку? Покажите хотя бы одного гроссмейстера, у которого ни разу не было случая, чтобы он вовремя не увидел спасительный для важной партии ход, очевидный даже для второразрядника. С самым расчётливым и предусмотрительным человеком может произойти казус.

Мачеха приходит, как всегда, заранее наполненная недовольством. Традиция, порядок жизни у неё такой. Утром — умыться и позавтракать, в полдень — пообедать, прийти с работы — зарядить Витюшке по башке. Священный ритуал, поиск повода придраться тоже не в тягость. Она всегда его находит. За повод может сойти что угодно. Грязный или даже чистый стакан, но почему-то одиноко стоящий на кухонном столе. Не должен он там стоять! Невзначай брошенная на полу или лежащая на стуле игрушка или книжка. Не место им там!

Может показаться, что Вероника Пална, женщина красивая, — это даже пацан до моего прихода понимал, — имела пунктик в характере, помешанность на чистоте и порядке. Но особой прилизанностью и стерильностью хирургической операционной их жилище не отличалось. Всё, как у всех. И её личное трюмо в спальне хаотически загромождено массой баночек, скляночек и тюбиков и на кухне, бывает, копится груда немытой посуды. Нет, высокая требовательность насчёт порядка вспыхивала только временами и только к окружающим. А мой Витя среди этих окружающих стоял на особом, можно сказать, привилегированном положении.

Если в остальное время приступ благородной страсти к порядку мог начаться в любой момент и не слишком часто, то в момент прихода с работы он возникал всегда и с особой жестокостью. При размышлении об этом пришла в голову ещё одна идея. Провести эксперимент. В момент возвращения мачехи исчезать из дома. Может его присутствие служит детонатором взрыва страсти к чистоте?

За неизбежно найденным нарушением порядка, масштаб которого не особо важен, незамедлительно следовали санкции. Хорошо, если мачеха только криком ограничивалась, однако количество таких счастливых дней заметно уступало тем, когда ему приходилось тренировать мужской характер и приучать себя к боли. Не всегда получалось. Даже мне с моим взрослым опытом пришлось сделать усилие, чтобы понять мотивы, казалось бы, беспричинного садизма Вероники Палны. Всегда добивалась от бедного Вити слёз. Если маленький стервец плачет после двух ударов, экзекуция прекращается. Если глаза сухие после двадцати таких же ударов, избиение продолжается. Инстинктивно, — доходит до меня, — обычный человек считает, что если нет реакции, то жертва не испытывает ощутимых страданий. А раз так, то надо продолжать или усилить воздействие.

Отец не позволял его трогать в своём присутствии. Но приходил с работы на час-два позже. Мачеха работает по какому-то укороченному графику. И в отсутствии мужа она делала, что хотела. Жаловаться бесполезно, мальчик пробовал, а я этот способ самозащиты сразу забраковал. Мачеха только лишний раз злится, а убедить мужа в чём угодно для красивой женщины шаблонная и несложная задача. Подобные проблемы они с детства на ходу раскалывают. Как для учителя математики квадратное уравнение решить. В результате этой женской искусности Витя мгновенно оказывался сам во всём виноватым. И жалобы отцу заканчивались укоризной, адресованной ему же: «Ну, что же ты, сын?».

Решаю, что пора прекращать эту порочную практику, когда во всём и всегда крайним остаётся мой Витя. Исключительно он и всегда.

Мачеха приходит, когда мы с Кирюшкой мирно смотрим мультфильм по телевизору. Кир бросается в прихожую с радостным воплем «Мама плисла!». Я, не двигаясь с места, комментирую по-своему, только тихо:

— Припёрлась, зараза…

— Хоть бы пакет взял, чего сидишь?! — Сходу выкатывает претензию мачеха.

Не реагирую. Его еле заметную усмешку мачеха со спины не видит. «Это мы проходили — знаем», — думаю я. Почему-то до Вероники Палны, не великого ума женщины, но ведь и не полной дуры, никак не доходит очевидное: шестилетке невозможно утащить пакет весом до пяти килограмм. Да он и поднять не сможет, даже пустой, росту не хватает. Только на вертикально поднятые руки. Один раз попробовал помочь, оттащить волоком. Что-то там разбилось, когда он наткнулся на порог. Чем кончилось, понятно. Крепкой такой затрещиной, даже на ногах не устоял, а Кирюшка заплакал.

На фоне таких мыслей взрослый я злюсь всё больше. Так, что приходится себя успокаивать. Военные действия, а без них не обойдётся, надо вести с холодной головой.

Мачеха обходит квартиру, подозрительно сужая глаза. Придраться не к чему, я постарался прибраться в квартире на славу, что парадоксальным образом увеличивает её недовольство. «Разрядки нет», — догадывается Витя (то есть, я, конечно). Ваза стояла на подоконнике, закрытом сейчас занавеской. Её отсутствие не заметно.

Хм-м… не заметила! Пронесёт? Через полчаса они уже сидят на кухне за столом. Кирюшка весело стучит ложкой, размазывая манную кашу по мордашке. Скучно гляжу в свою тарелку, кусочка масла мачеха мне не положила. Месть за то, что придраться не к чему? Масло уже убрано, встаю, обхожу мачеху со спины, открываю холодильник.

— Чего тебе там надо? — Меня настигает холодный голос мачехи.

— Масло…

— Перебьёшься! — Грубо заявляет мачеха и закрывает холодильник, — Садись и ешь!

На секунду задумываюсь, потом направляюсь к своему месту… нет, хрен тебе! Прохожу мимо и сваливаю из кухни.

— Вернись сейчас же! — По ушам бьёт злой окрик.

Полсекунды упорной борьбы с собой, чтобы не вырвалось само: «Пошла в жопу!», и ограничиваюсь коротким «Нет». Начинаю нарываться. Понимаю, что не время, лучше заранее всё обдумать и приготовиться, но не выдержал, начал нарываться. Хотя с другой стороны, давно пора.

Надо было сделать по-другому. Вот только сейчас догадался, что надо было сделать. Заблокировать дверные замки и не впускать мачеху в квартиру, пока не придёт отец. Пусть она там снаружи бесится, сколько хочет. Ну, ничего. Придержим этот козырь, Вероника Пална не последний день на работе. Завтра… впрочем, выходные начинаются, но ничего, подожду.

Сижу перед телевизором, смотрю новости. В животе голодный бунт. Не должно быть такое интересно дошколёнку, но смотрю, непроизвольно ожидая редких сообщений из Южной Кореи. Любых, мне всё интересно.

Из кухни топает Кирюшка, тут же прососедивается. Завистливо вздыхаю, вот кто счастливчик. Все его любят, он всех любит. Сидит рядом, сопит, всем довольный.

Через несколько минут выходит мачеха, подходит к окну, поправить занавеску…

— Где ваза?! — В вопле мачехи слышится почти торжество, — Где ваза с цветами?

С искренним недоумением пожимаю плечами.

— А я откуда знаю? — Оборачиваюсь к Кирюшке. — Ты знаешь?

— Неть! — маленький оболтус усиленно мотает головой. Предсказать, как и что он скажет в ответ на самый простой и очевидный вопрос, не может никто. Только мой Витя для самого себя непонятным способом научился управлять его ответами. Кажется, маленький негодник ориентируется на интонацию. Правдивость его не заботит абсолютно, зато он безошибочно угадывает тот ответ, который от него хотят услышать.

— Что значит, не знаю? Утром она стояла на месте! — Начинает заводиться мачеха.

— Точно стояла? — Искренне сомневаюсь я. — Может папа куда убрал?

Когда мачехе нужно, сообразительность она проявляет недюжинную. Поняв, что склонить к признанию старшего затруднительно, выбирает самое слабое звено.

— Скажи, сыночек, — наклоняется к Кирюшке и начинает сладкие песни мачеха, — куда делась ваза с цветами? Скажи, и мама даст тебе вкусную конфету.

Кирюшка глубоко задумывается. А я помешать следственным действиям не могу. Тогда автоматически буду признан виновным.

— Очень вкусная конфета, Кирюша, — нежно сюсюкает мачеха. И Кирюшка ломается.

— Я её лазбил!

— Так, — выпрямляется мачеха и тут же забывает о награде предателю, — я так и знала.

Она уходит, и я знаю, почему, а вернее за чем. Смотрю на Кирюшку и показываю известную комбинацию из пальцев:

— Фиг тебе, а не конфета. Предателям конфеты не положены.

Кирюшка смотрит с обидой. Смысла всех речей он не очень понимает, но про конфету чувствует, что-то пошло не так. А когда видит мамочку с узким ремешком, понимает, что сильно не так и отходит подальше.

— Вытяни руки! — Резко командует мачеха.

Нагло ухмыляюсь в ответ.

— Ща-а-а-с! Я эту подколку знаю. Я вытяну, а ты ремнём ударишь. Вот это видела? — С непередаваемым нахальством показываю мачехе кукиш. Потом дойдёт, что перегнул палку, зато сейчас испытываю ликующее торжество, бросая дерзкий вызов могущественному врагу.

Так, теперь пора. Встаю, и пока растерявшаяся от неслыханной наглости мачеха пучит глаза, командую Кирюшке:

— Кир, за мной! Быстро! — и бросаюсь в свою комнату. Кирюшка спешит следом.

В детской у нас общая и довольно широкая кровать у торцевой стенки рядом со шкафом. Под неё и залезаю, предварительно бросив перед дверью стул. Какое-никакое, а препятствие. Кирюшка заползает следом. Младший брат моя страховка. Мачеха не будет прибегать к крайним мерам, пока мы вместе, иначе маленький заложник может пострадать. Ещё я заранее засунул туда старую шубу, которую почему-то до сих пор не выкинули.

Грохочет отброшенный стул, мачеха врывается в детскую. Оборонительную позицию обнаруживает быстро и начинается осада.

— Вылезайте! Быстро!

— Кир, лежать! — блокирую команды мачехи и напеваю боевую песенку. — Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!

— Не сдаётся Валяг! — Весело подтверждает Кирюшка.

Веселье кончается, когда мачеха приносит швабру. Опять задумываюсь, ещё один прокол в оборонительных мероприятиях. Надо как-то придумать запирать дверь так, чтобы её трудно было вынести. Обычная щеколда не поможет, а вот упор в стену — да. Длинный шест нужен, метра два с половиной, но его не спрячешь. Клин! — Осеняет меня. Дверь отворяется вовнутрь! Надо выточить клин! Суёшь под дверь, и никто не войдёт, пока дверь целиком не выбьет. Но Вероника Пална на это не способна.

Пока размышляю о нереализованных возможностях, мачеха находит способ выманить младшего. Приносит ту самую обещанную конфету.

— Что, Кир? Бросаешь брата на поле боя? — Горький вопрос вслед уползающему к свету и заманчивой конфете дезертиру.

А затем начинается горячая схватка. Прикрываясь шубой, всё время норовящей предательски сползти, уворачиваюсь от ударов шваброй. Удары можно было назвать колющими, если бы это орудие не заканчивалось поперечной перекладиной. В какой-то момент хватаюсь, — идиотизм, рефлекс взрослого человека сработал, — за эту перекладину и упираю её вверх, к краю металлического каркаса. Мачеха резко дёргает назад, и я получаю первый урон, пальцы левой руки защемляются перекладиной и железным краем. Шиплю от боли, одёргиваю руку, перекладина слетает.

Прежде чем успеваю сменить позицию, разъярённая мачеха наносит два удара вслепую. Иногда случается так, что шальные выстрелы оказываются самыми точными. Первый удар случайно модифицированным в шест орудием получаю прямо в лицо, под левый глаз. Вспышка боли, отразившаяся световым всполохом где-то в залобном пространстве, подстёгивает не хуже кнута. Второй удар получаю в бок, когда, рыча от боли, ползу в дальний угол, ближе к шкафу. Надо было сразу туда передислоцироваться, там меня достать труднее и тыкать палкой боком неудобно. Ну, да не первая ошибка, которую я совершаю.

В углу, забронировавшись шубой и стиснув зубы, борюсь с тремя приливами боли. От руки, бока и лица. Каждый источник атакует волнами. Сцепишь зубы, зажмёшься — волна спадает. Переводишь дыхание — следом новая волна, но чуть слабее. Мачеха уже не может его серьёзно достать, да и Кирюшка рядом толчётся и хнычет. Постепенно становится легче, боль от каждого ушиба переходит в фоновый ноющий режим. Похоже на постоянно всплывающее и надоедливое системное сообщение, которое невозможно отключить. Но жить можно.