Эпизод 8. Березняковская реконкиста

Сцена 1. Рассвет над полем поражения


Держу покерфейс, сам не знаю, от чего. То ли слёзы лить, то ли ржать, аки конь. Парни собрались, вся боевая дюжина. И по настоятельному приказу с угрозой беспощадно измочалить при отказе принялись за грустное повествование.

— Поначалу вроде нормально всё было, — рассказывает первый, сидящий с краю. Вихрастый Пашка.

— Серёга…

— Кто? Пучеглазый? — Уточняю, наливаясь злобой.

— Да…

— Жлоб! — Ору ему в лицо, — Жлоб его имя и никак по-другому! Услышу ещё раз это «Серёга», урою на месте, нафиг!

— Точно, Жлоб, — негромко подтверждает Виталик, мой первый сержант.

— Жлоб командует, всё кучеряво…

— Давай я, Вить, щас будут жевать… — второй сержант Валерик просит слова. И получает.

— Он правильно сказал, всё нормально было. Щемили центровых пару месяцев. А потом как-то вышло…

Вышло так, что Жлоб он и есть жлоб. Он использовал мою боевую дружину для поднятия личного авторитета по всей школе. Иногда уговаривал, и успешно уговаривал прессовать своих, выселковских. Если кто-то что-то против него хоть слово. Ну, и центровые при виде него по струнке ходили. Жлоб задирал нос всё выше и выше.

Затем месяц мирного сосуществования, по истечении которого центровые начали осторожно поддавливать выселковцев, не трогая дружину. Жлобу на «посторонних» было начхать, и дружина недовольно косилась, но ответных мероприятий не проводила. Приказа не поступало. С одной стороны, Жлоба продолжали слушать в силу привычки, с другой, авторитет его устойчиво планировал вниз.

Поворотным моментом послужил групповой наезд на одного из дружины. И когда это сошло с рук, всё стало сдвигаться в пользу центровых с неизбежностью и ускорением снежной лавины. Жлоб не проявил интереса к эксцессу, когда слегка пострадал один из дружинников. Сразу за этим пострадало трое, попытавшиеся разобраться с обидчиками частным порядком. Пользуясь численным перевесом, им наваляли. Жлоб отругал своих, де, лезут без его высочайшего повеления и строго погрозил пальцем центровым. На этом успокоился. Чужие синяки и шишки его не волновали. Батрак должен о себе заботиться сам.

— Как-то подловили нас по частям и хорошо отпиннали. После этого всё и началось… — продолжает грустную историю Валера.

И дошло до того, что террор возобновился с ещё большей силой. Центровые мстили за свой страх, за все обиды и поражения. Ни один день не обходился без тычков, пинков и затрещин. Не дошло только до макания головой в унитаз. Не додумались, наверное. Зато Мишку заставили вымыть полы в коридоре. Собственным пиджаком. Сорвали, макнули в ведро и вооружили шваброй.

— Так шваброй бы их отоварил, — флегматично советую пострадавшему, вспомнив, как с нами поступили четвероклассники. Вижу по его лицу, что такая замечательная идея ему в голову вовремя не пришла.

Жлоба и так и так не трогали, а на моей дружине всласть оттоптались. Они пробовали брыкаться, но моральный дух подорван, командир их фактически предал. Так что раза три их всех скопом отлупили прямо у школы.

Летом стало легче, в школу ходить не надо, но на улицу выходили с опаской. Режим оккупации возобновлён в более жёстком режиме. С надеждой глядят на меня. Глядите, глядите, программа боевой подготовки и план реванша уже зреют в моём мозгу. В самом пакостливом отделе, что ответственен за самые коварные замыслы. Только сначала увертюра.

— Знаете, как треплются мужики, когда выпьют. Случайно раз слышал одного такого. Он так горестно сокрушался, что очень многим в детстве по зубам не дал. Самому за пятьдесят, а помнит. И вы будете помнить, как вас опускали, а вы стояли, потупив глазки. Раны на всю жизнь.

Пацаны поникают головами ещё безнадёжнее.

— А вот та наша драка, помните в конце прошлого лета? И у вас и у меня останутся в числе наших самых счастливых воспоминаний. Разве нет? Рассказал своим друзьям в городе, и как же они мне завидовали… — закатываю глаза от удовольствия. Пацаны тоже светлеют лицами.

— Г-х-р-м, Вить, — слегка мнётся Валера, — а у тебя там, в городе, друзья есть? Такие же ухари?

— Я расскажу, — и в глазах появляется угроза, — но позже. А пока… встать! Строиться! Бегом марш!

И угоняю их на первую тренировку за пару километров на нашу полянку. Роль лидера, задающего темп и образец движений за мной. Работаем над ударной техникой, кулаком, локтём, коленом, ногой. В замыслах у меня отработка связок по работе против группы, но это позже. Оттачивание техники много сил не отнимает, поэтому бегом в другое место, запримеченное в прошлом году. Очень соблазнительное дерево там стоит. С Алиской мы его нашли.

Бегу налегке, а мои нукеры несут друг друга на закорках.

— Хорошее место? — Любуюсь деревом, пока одно отделение переводит дыхание. Другому-то ничего, уже отдохнули на спинах товарищей.

— Хорошее место, — утверждаю, не обращая внимания на недоумённые взгляды. — Отдых полчаса.

Вот теперь можно и рассказать.

— Спрашиваете, кто у меня друзья? Есть парочка братьев, один — одноклассник, второй — постарше. Если бы они учились в вашей школе, они без разбора хреначили бы и центровых и вас. Всех скопом. Дебилы полнейшие. Дай им волю, они бы в морду всем давали вместо «здрасте» и «до свидания»…

— А ты с ними дрался?

— Было дело, — скромно признаюсь, — славно мы тогда друг друга помутузили. Мне рукав куртки оторвали, я старшему с ноги в морду… и-э-х, приятно вспомнить, — сияю от счастья всем лицом. Не удерживаюсь от ехидства:

— Не то, что вы…

— Ты что, сразу с двоими подрался? — Спешит свернуть с неприятной темы Виталик.

— По-другому никак. Они всё время вместе, — и обрываю приятную беседу. — На сегодня всё. Завтра тренировки не будет, сейчас расскажу, что надо сделать…


Сцена 2. Будни боевой учёбы. Первые дни


По исполнении священного огородного долга перед Басимой отдыхаю в любимом малинном логове. Обязательная программа садово-огородных мероприятий значительно увеличилась, но большую часть берёт на себя Алиса, так что по итогу мне даже легче.

Валяюсь на лежанке и думаю. Работать против группы не умею, и как научить тому, о чём понятия не имеешь? Ввиду малочисленности моей славной дружины без этого никак. И что делать?

— За бабушку Симу, — улыбается Алиска и всовывает мне в рот очередную клубничинку.

Расплёвываюсь. Не с ягодой, а мыслями, тупо бегающими по кругу. Алиса — великолепный отвлекающий фактор. Её даже царапинки на коленках украшают, а простенькое ситцевое платьице выглядит не хуже брендовых шмоток на супермоделях.

— Центровых совсем не видать, как только ты приехал, — очередное хихиканье, очередная падающая на язык ягодная свежесть.

— Чуют подлюки, — лениво соглашаюсь я, принимая очередную ягодку.

— Что ты с ними будешь делать? Опять всех бить? — Алисе никого из них не жалко. Подозреваю, что начхать с высокой башни на всех нас. Кроме меня, разумеется. Девочки в каком-то параллельном мире живут, на порезвушки мальчишек глядят слегка сверху и снисходительно.

Бывает так, что разгонится к ним победитель всего и вся, рассчитывая на массовую благосклонность и обожание, а девочки скучкуются около самого забитого и проигравшего всем. Заботливо и нежно оботрут от грязи, скажут, вздыхая: «Ой, какой няшка!». И уволокут к себе в норку. А супермегапобедитель стоит в одиночестве и недоумении, как оплёванный. Обычно герой славных битв, конечно, получает свою долю славы среди слабого пола. Но бывает, и нет.

— Что делать с ними буду? — отвечаю лениво. — Известно что. Массовый террор, беспощадный геноцид и тактика выжженной земли.

На вынесенный подлым центровым жестокий приговор девочка опять хихикает. А я впадаю в блаженную дрёму. Тёплый солнечный день, красивая девушка рядом, спешить некуда… лови мгновенья счастья, о, доблестный герой!

— Вить, бабушка на обед зовёт, — Алиса хорошей женой кому-то станет, ишь, как деликатно меня за плечо теребит. Авось и мне повезёт, не с ней, так с другой, не хуже.

Во время обеда Басима пытается меня на какие-то трудовые подвиги подвязать. Доедая вкуснейший борщ, отметаю жалкие инсинуации в сторону.

— Не, бабуль, меня моя армия ждёт. Подлый враг у порога родного дома, совсем обнаглел, пора ему харакири делать.

— Опять! — Всплёскивает руками Басима. — Опять смертоубийство измышляешь?

Алиска хихикает, на что смотрю с удовольствием.

— Война, бабушка, лекарство против морщин, дело, так сказать, молодых. Настоящие мужчины умирают только в бою. Дай лучше самогонки грамм сто, — требую я, — на выпить за будущую славную победу!

И добавляю, глядя на Алису:

— Во имя прекрасных дам!

Хлобысь! Это мне прилетает полотенцем от Басимы, небольно, но обидно. Прекрасная дама краснеет от смущения и удовольствия. И снова хихикает. Вроде глупо выглядит, но почему-то смотреть приятно.

— Бабушка, как смеешь ты обращаться так грубо с командиром боевой дружины родной Выселковщины? Хорошо, хорошо, не надо ста грамм!

Не надо ни ста грамм, ни полотенцем по многострадальной голове.

После компота встаю и, чтобы забросить Басиму в режим зависания, перехожу на французский. Короткие фразы приступов головной боли не вызывают.

— Гранд-маман, мерси боку пур ле дежине де люкс (огромное мерси за роскошный обед, бабушка), — и шаркаю ножкой. Алиска давится от смеха компотом, часто употребляемые слова, вроде «гранд-маман и мерси боку» давно знает, всё остальное идёт прицепом. Басима ожидаемо подвисает, я сруливаю по-быстрому на улицу.

Есть ещё полчаса послеобеденного отдыха, обеду надо уложиться и прижиться в организме. Провожу их лёжа на лавке.

— Цыпа-цыпа-цыпа! Опять пузо греешь, лодырь? — Ворчит неугомонная Басима, бросая зерно курам прямо на землю.

— О, гранд-маманг, — звук «н» произношу с дичайшим прононсом вплоть до отчётливого «г» в конце, — почему ВЫ не соблюдаете режим труда и отдыха? Очень вредно для организма двигаться после обеда. Здоровье, гранд-маманг, требуется беречь смолоду.

— Балабол… что за гранд-мамангу придумал?

— Сиеста, гранд-маманг, придумана древними римлянами не зря, — наставительно поднимаю палец, — это величайшее достижение человеческой цивилизации. А гранд-маманг это бабушка по-французски.

Выдерживаю всё-таки натиск Басимы, взывающей к моему трудолюбию. В конце концов, правда за мной. По ещё прошлогоднему соглашению следующие трудовые свершения только вечером, ко времени возвращения коров.

Ко времени, когда выдвигаюсь к месту сбора дружины, моё подсознание выталкивает наружу ответ на вопрос «что делать с групповыми схватками?». Тренировать скорость — раз, тактическое мышление, позволяющее быстро принимать верное решение — два, тренировка двойных ударов, например, кулаком вперёд и на возвратном движении локтем назад — три. При моей нынешней компетенции в этом вопросе, ничего больше не придумаю. И практика, та, что лучший критерий истины.

— Принесли? — Оглядываю кучу старой одежды, всяких курток и другого рванья. — Увязывайте в мешки.

Косу тоже взяли. Теперь бегом до места, мешки с рухлядью несём попеременно. Сначала разбираемся с тряпьём. Накашиваем и раскладываем траву для просушки. Затем разминка, интенсивная и потовыжимающая. Трава за это время чуть подсыхает.

— Всё равно сырая, — скептически кривится Виталик. Все остальные соглашаются. Сырая начнёт плесневеть, гнить, это нам ни к чему.

Чешу репу. Затягивается задумка с самопальными грушами для битья. Решаем добежать до речки искупаться и провести там время до вечера, а там видно будет.

Тут не глубоко, но вода чистая и поплавать можно. Легкодоступное в российских сёлах удовольствие в жаркий летний день. Вот и валяюсь на травке, обсыхая под солнцем, первым в списке лучших друзей. Воздух, наполненный запахами летних трав, и вода также в наличии.

Постепенно вокруг собираются все, а когда начинаю вещать, вылезает последний, уже продрогший фанат купания.

— Самая главная ваша ошибка не в том, что вы драки проигрываете, — делаю паузу, как раз, когда на берег вылезает последний. Пауза нужна не только для ожидания мокрого Пашки, на которого уже начинают шикать, — «быстрее, тормоз», — но для нагнетания. Слова, сказанные мимоходом, в сознании не застревают. Многозначительная пауза отрывает изрядную лунку, из которое сказанное никуда не денется и в своё время даст щедрые всходы.

— Главная ошибка в том, что вы их боитесь. И даже не бояться драк вы должны, — опять пауза перед кульминацией, это стержневая мысль. Для неё не грех выкопать ямку в ямке.

— Вы должны ликовать при возможности подраться. И когда вы достигнете такого состояния духа, вас будут бояться все!

Хорошо. Все задумываются, надеюсь, примеряют на себя. Как незнакомую, но такую привлекательную одежду. Встаю, хватит вещать, можно и душу выплеснуть. Уверен, ребята к этому готовы.

— О, небеса! — Воздеваю руки вверх и смотрю туда же. — Невероятно счастливые дни ждут нас! У нас великое множество врагов! И целое лето впереди, чтобы втоптать их в землю! Мы начнём великую войну, после которой Выселки станут править всем селом! Вечно!!!

Пацаны поддерживают мои зажигательные речи громовым «Ура!».

Славно проводим время. Вечером собираем сено, припрятываем, не то подберут. Рядом с селом такое добро не залежится.

И только ещё через день приступаем к набивке высохшим сеном самодельных груш. Пару сделали в виде безголовых чучел. Куртка и штаны, из тех, что покрепче, плотно набитые сеном и тряпьём. Можно работать. С завтрашнего дня. Не все попадут в завтрашний день ((с) Кличко), но мы сможем.


Сцена 3. Упорство и труд силу придадут


— Первое отделение на поле! Отжимание с подскоком и прыжок со спины на ноги! Второе — на груши!

Распределяю народ по местам тренировок. За прыжки и отжимания спокоен. Повторение пройденного. И сам так умею. Прыжок с прогибом на ноги из положения лёжа натренировать не просто, а очень просто. Прочная доска с наклоном, который постепенно уменьшается. И не до горизонтали, до небольшого отрицательного угла.

Отжимания тоже не просто так. Резкий подскок с отрывом и рук и ног. Со смещением в сторону. И так боком надо «пройти» метров десять. Любое упражнение можно так усложнить, что у любого глаза на лоб вылезут.

Раскидываю парней по грушам. Четверо месят одну и ещё пара на две отдельно. Паре показываю двойной удар, прямой кулаком и возвратным движением локтем. Сначала демонстрирую в замедленном темпе.

— По очереди. Сначала ты! Медленно! Первым делом выстрой движение…

Поправляю положение кулака. Неправильный угол в кисти и травма обеспечена. Показываю положение ног и их смену. Поехали! Первый, за ним второй…

— Не торопиться! Следить за ногами!

Иду, проверяю парней, что отрабатывают удар слева в печень. Груша вздрагивает и трясётся. Наблюдаю. Вроде всё так. Пусть доведут до автоматизма, что те, что другие, а через пару дней, — торопиться не надо, слушай, — включим подачу адреналина.

— Работаем! Командирам — следить! Я по полосе пройдусь…

На полосе есть овражек, можно по дну, а можно по перекинутой лесине. Есть перегороженные жердями и палками места. Под одни подныривать, через другие перепрыгивать. И моя последняя гордость — «окно» из жердей на высоте пояса. В него надо рыбкой нырять. Целый день учил, как.

У меня новая идея. Ищу место для «канавы» и перепрыгивать надо будет в два приёма. Прыжок с отскоком и вторым толчком ногой от ближнего дерева. Элемент паркура. Возвращаюсь. Объявляю перерыв перед сменой, сам работаю с грушами. Пацаны искоса наблюдают, скорость и сила большинству пока не доступны.

Меняю отделения местами. Это последняя фаза тренировки, после неё дружною гурьбой идём купаться. На козырный пляж у села пока не ходим. Сюрприз хочу сделать.


После купания очередная серия рассказов. На этот раз эпос про Зину, монстра в образе маленькой девочки. В полнейшем молчании завершаю повествование.

— Он же не знал, на кого нарвался. Она тут же вцепилась ему зубами в бедро. Еле вырвался бедный, чуть кусок мяса Зина не выдрала. Правда, очень потом огорчалась. Когда я ей сказал, что надо было руками яйца ему оторвать. Не догадалась тогда, очень переживала…

Пережидаю почтительный хохоток. Продолжаю.

— Дальше просто. Он к машине своей побежал, Зиночка за ним и успела ему каменюкой боковое стекло выбить. Самое главное — некоторые отдыхающие его знали. Он не первый раз к какому-то другу в село приезжал. Так что полиция взяла его за жопу в тот же день.

— С такими друзьями ничего не страшно, — вздыхает один пацанчик.

— Кто вам мешает стать такими же? — резонно спрашиваю я. — Вот меня взять. Раньше был, как вы. Первым делом с Зиночкой подружился, это да, не спорю. А что было с братьями? Я их побил. Сразу обоих. Что думаете, просто было? Я пару месяцев тренировался до упаду. Можно сказать, сам монстром стал. Вам кто мешает? Тем более, изо всех сил вам помогаю. Помните, как славно мы их прошлым летом отдубасили?

Приятные воспоминания о былых победах мгновенно вызывают улыбки, смех, бурные воспоминания.

Уже чувствую, что мои ребята отходят. Приходят в норму. Можно начинать, но постоянно хочется научить ещё чему-то, за этим всплывает ещё идея, без которой вот совсем никак… осознаю прекрасно, что совершенствоваться можно бесконечно, и остановится трудно.

— Давно мы на нашем пляже не были, — с ноткой ностальгии по райскому местечку замечает один паренёк. Все остальные поддерживают восклицаниями, вздохами, кивками.

— За чем дело встало? — И правда, за чем? Лично-то я каждое утро там ныряю, зарядка — святое дело. А парни, выходит, скоро дорогу туда забудут?

— Так ты ж сам запретил!

Ой, чо, правда? Звиняйте, ща исправим!

— Считайте, что запрет снят. Только по одному не ходить, хотя бы отделениями.

— А давайте вечерком? Все!

— Всем не обязательно, хотя бы половине, — остужаю неуместный максимализм соратников.

За разговорами незаметно обсыхаем, даже выжатые заранее трусы только слегка влажные, и катим домой. Меня там накошенная Басимой травка ждёт.

Угу, ждёт. Оглядываю обширный покос. Пока я замышляю геноцид против центральных, Басима устраивает то же самое траве. Рядом крутится Алиска, у Басимы лицо слегка смущённое, но решительное. Объём нуждающегося в транспортировке сена больше обычного раз в четыре-пять.

— Ба, ты не очешуела? — С крайней степенью вежливости, приемлемой в данной ситуации, осведомляюсь я.

— Што такого, внучек? — Басима не желает признаваться, что она именно что «очешуела». — Подумаешь, чуток больше. Вон у тебя друзей сколько, за один раз всё унесут.

— Это мои друзья, а не твои… — раздумываю, как мне обрубить бабкины поползновения, и вдруг замечаю похожую суетню на том конце пустыря. Ага, вот в чём дело! Бабуся пугается конкурентов, которые позарились на «угодья», которые она уже считает своими. Хм-м, хапужничество среди своих горячо одобряю. Притом искренне и глубоко осуждаю у других. Ибо нефиг. Меняю решение на ходу. Пустырь, на четверть состоящий из буераков, оглашает лихой свист.

— Пацаны! — Ору своим, не успевшим уйти. — Не в службу, а в дружбу.

Верёвок, ясное дело, Басима не припасла, поэтому каждый хватает, сколько может унести на загривке, придерживая руками. Количество травы разом уменьшается раза в три. Это приемлемо. По одной ходке и парни уходят, больше не просил. Но остался Виталик, с которым мы махом справляемся. Перед воротами нашего дома вырастает небольшая копна.

— Взрослой корове дней на пять хватит, — авторитетно заявляет плечистый Виталик, на которого с интересом поглядывает Алиска. Давлю лёгкий укол ревности. В сторону длинноногих очаровашек мне тоже никто не мешает посматривать. Но когда Виталик уходит, не удерживаюсь от вознаграждения Алиски лёгким подзатыльником.

— Ты чего-о-о?

— Того, — отвечаю веско и неопределённо.

Самое интересное нас ждало после ужина. Летом темнеет поздно, вода прогревается, купаться — чистое наслаждение. И у ворот нашего дома скапливается ватага. Не пришли только трое, которые завтра об этом горько пожалеют.

Выдвигаемся. Необидчивая Алиса идёт с нами, заранее зарядившись купальником. Ничего ещё за пазухой нет, — ну, почти нет, — но лиф носит. Прямо, как большая.

— Стой, пацаны! Это кто там? — Что-то выглядывает самый высокий Валерик.

Пригнувшись, подкрадываемся чуть ближе. Науськиваю Алису подойти, и если там центровые, поправить чёлку. Немного нарушает традиции не впутывать девчонок, но кто узнает? Даже своим не говорю, чего сидим, чего ждём. Их там всего четверо, есть пара взрослых, только они нам не помешают. Просто не успеют.

Беспечные центровые подпускают нас совсем близко. И очумело таращаться на окруживших их нас. На моём лице гаденькая ухмылочка. Один срывается в воду и суматошно уплывает. Пересекает речушку и скрывается в кустах на берегу.

— Где его одежда? Не скажете, всю в воду бросим, — куда они денутся? В воду летит нехитрая одежонка, обувь милосердно оставляю.

— Колян! — Кричит один по моей команде. — Вылавливай одежду, а то уплывёт…

— Эй, вы чего там? — Интересуются пожилые дядьки. Не обращаю внимания.

На оставшуюся троицу сыпется град ударов. Закрываются руками и получают жестокие удары по «тормозам». Вбивать их в песок по-серьёзному не планирую. Не сегодня.

— А ну прекратите! — Дядьки подходят, призывая нас к миру и гуманизму. Да и так заканчиваем.

— Хорош! — Командую с последним своим джебом. Показалось, что один из троих слишком слабый удар в глаз получил. Хочу каждому подвесить фонарь. Чем дольше будет он светить, тем крепче будет помнить украшенный фингалом, кто он и где.

— Вы чего вытворяете? — Мужики пробуют нас оттащить. Но перемещённые парни тут же возвращаются обратно. Что воду в решете таскать.

— Да всё уже! — Отмахиваюсь и поясняю. — Это же центровые! А ну, встать всем!

Последняя команда к зашуганным мальчишкам. Те встают, и я удивляюсь: здоровые ведь парни! Четвёртый класс, а может, и пятый.

— Слушайте меня внимательно. Ждём вас завтра на футбольном поле. В два часа! Всех! Кто не придёт, по одному отловим! Понятно?! Свободны!

Величественным жестом отпускаю побитых вражин. Теперь четвёртый! Я сказал: четвёртый!

— Колян! Выходи! Гарантируем тебе жизнь и немного здоровья!

Не выходит. Дядьки вылавливают его одежду и развешивают на кустах.

— Отловим? — Азартно предлагает Виталик.

— Ты за день не наколбасился? — Смотрю заинтересованно. — Надо тебе нагрузку увеличить, раз сил много остаётся. Пусть прячется. Как крыса.

Всласть купаемся. Алиска успевает не только окунуться, но и нарвать не успевшие отцвести одуванчики и сооружает мне на голову венок. Не противлюсь. А то на Виталика нацепит. Сердце красавиц оно такое, склонно к изменам.


Сцена 4. Решительная битва


Стоим на краю спуска на поле. При виде нас хаотически бурлящая толпа концентрируется на противоположной стороне.

— Это чо, у них палки? — Восклицает один измоих. Слава небесам, явного страха не слышу, всего лишь законная опаска. Дело не только в палках…

— Что-то их многовато… — задумчиво чешет затылок Валерик.

Согласен, много их сегодня. Всеобщую мобилизацию объявили? В прошлый их было в полтора раза больше, сейчас в три… нет, в три с половиной. Человек сорок-сорок пять, как-то так. И зрителей на откосах хватает. Кучкуются девчонки, суетится мелкота, даже взрослые есть, сплошь пожилые. Рабочий день в разгаре, только пенсионеры могут позволить себе развлечение.

— И что это значит? — Многозначительно спрашиваю дружину. Все заинтересованно глядят мне в лицо, когда поворачиваюсь к ним.

— Во-первых, большинство не бойцы. Так, слабое и трусливое ополчение. Во-вторых, чем больше врагов, тем их бить легче. Промахнуться труднее.

С последним лукавлю. В военных действиях это не так. Не зря говорят, что бог на стороне больших батальонов. Огневая мощь выше, урон вследствие этого больше.

— Драться палками я вас не учил. Так что на ходу всё. Два главных правила. Не пропускать удары по голове. Уворачивайтесь, блокируйте, как хотите, но удар по голове пройти не должен. И второе, палка или шест требует длинной дистанции, поэтому если сумели перейти в ближний бой, считайте, что победили.

— Построились! Держать равнение! Помните, что идеальный строй внушает врагу страх. За работу, джентльмены!

Наше выдвижение производит фурор. Выселковская мелкота вопит во всё горло, девочки машут руками, — вроде и центровые тоже, — противник сбивается плотнее. Понимаю. Не так страшно, когда чувствуешь себя частью большой силы. Ща мы вам покажем, за кем сила… я ж не знал, что нас ждёт.

Инструктирую по ходу дела. Не замедляя шага и не смущаясь от вида угрожающе покачивающихся шестов, — их всего семеро, вооружённыхштакетинами, — таким же строем, в колонну по два, неумолимо движемся в сторону центра вражьей орды.

— Ещё немного и они обосрутся, — бросаю шуточку своим. В ответ злорадные смешки, которые меня очень радуют.

— Замедляемся! — Дружина укорачивает шаг и по моей следующей команде останавливается за полтора десятка метров от колышущейся рваной линии передних вражеских рядов

— У вас один способ спастись, — хладнокровно извещаю толпу напротив. — Сложить оружие и поднять руки. А ну, руки вверх, придурки!

Последнюю фразу рявкаю, и вроде кто-то дёргается, машинально подчиняясь командирскому голосу. Немного жду и, не оборачиваясь, отдаю первую боевую команду:

— Всех вбить в землю! Пленных не брать! Вперёд, марш!!! — И сам ухожу в рывок.

Вся дружина с синхронным «и-е-е-х!» на бешеных оборотах врубается в строй противника. Отклоняю шест, несущийся к моей голове, бью ногой в живот дерзнувшего, прыгаю на следующего. Рядом одним ударом с разгона валят своих встречных мои славные сержанты.

Несколькими жестокими ударами разбив нос и уронив на землю мальчишку всего на год старше меня, оглядываюсь. Где остальные? Вот же с-сука! Мы слишком легко разрезали врагов на две части. Пятеро, попавших под удар, расползаются, но основные силы просто разделились на две части. Теперь мы как между молотом и наковальней. Только вот командира у них нет, некому реализовать тактическое преимущество. А мне сделать его краткосрочным — один раз чихнуть.

— Всем направо! — Обозначаю цель. — Смешать всех с землёй! Быстро!!!

В последнем слова почти паника. В любой момент могут сообразить и ударить разом. Нет, мы всё равно не проиграем, но победить можно по-разному. Пиррова победа мне ни на одно место не нужна.

Мы рванули на правых, левые сначала не сообразили, что делать им, а дальше… дальше было поздно. Но и нам особо ничего не обломилось. Лично я успеваю догнать одного со штакетиной и даже отнимать не пришлось. Сам бросил и дал стрекача.

В целом, приказ моим славным воинам выполнить не удаётся. Половина, на которую мы бросились, тупо разбежалась в разные стороны. Сами того не зная, использовали роевую тактику. Вот только что делать дальше, представления не имеют. Собссно, я тоже. Не готов был к такому.

— Все ко мне!

Когда собираются, бросаемся на вторую половину. Вообще не вопрос, кто победит при всего лишь полуторном перевесе у врага. И к моему разочарованию происходит то же самое. Ну, отняли ещё одну штакетину, тьфу! Остальные рассеялись.

— Гони их к спуску!

Рывком к выходу с поля, удаётся уронить ещё парочку не самых шустрых. Остальные брызгают в стороны, как испуганные тараканы. Хорошо только тем, кто на трибунах. Кричат, свистят, хохочут. Машу своим рукой — на выход, парни. Это не сражение, это цирк какой-то! Ощущение будто мы мощно ударяем по комариному облаку. Могучий замах, грозно свистящий кулак, берегись, вражина! Стае, беззаботно и противно жужжащей — насрать.

Возбуждённо радостная толпа сопровождает наверх меня, мрачного и недовольного. Я хотел встретиться с настоящими мужиками, крутыми бойцами, схлестнуться с ними в упоённой битве… и чозахрень?!

Пацаны понемногу стихают, видя лицо командира, что чернее грозовой тучи. К нам спешит какой-то грузный мужик и сразу видно, не для того, чтобы радостно нас обнять. Ох, мужик, не испытывал бы ты судьбу, уж больно настроение у меня пакостное.

— С-сука, блять! — Грузный мужик чуть притормаживает, я продолжаю, начало только для затравки. — Всех центровых жопой на ржавый якорь, как червяков на щуку! В понедельник рождённые, недомутки хреновы! Племя тараканье, я вам устрою душ из дихлофоса, надолго запомните это лето!

Перевожу дыхание. Хмуро оглядываю почтительно внимающую ватагу. Грузный мужик завершает свой тормозной путь и сопровождаемый моим мрачным и многообещающим взглядом уходит, махнув рукой. Жаль. У меня ещё много слов осталось. И рогаткой сегодня ещё не пользовался.

— Шеф, — осторожно обращается Валера. — Чего ты? Мы ж победили…

— Какая это нахрен победа!!! — Взрываюсь снова. — Вместо драки они какой-то цирк устроили! Крысиные бега! Ничо, будет им и цирк, будет и кино с конями…

Не знаю, ещё как, но будет. Уходим.


Сцена 5. Элементы террора — 1


На своей базе мы стали появляться всё реже. Непрерывные полосы препятствия во всех направлениях это обычный незнакомый лес. По лесам вокруг села мы и колобродим.

— Рыбачат голубчики, — шепчет Виталик. Мы в кустах поблизости от реки в противоположной от Выселок стороне. Сейчас время тренировки, марш-бросок по пересечённой местности в зачёт разминки. Сейчас применение боевых навыков в реальной, хотя и несложной обстановке.

Четверо центровых мирно удят рыбку. И вроде дело у них клеится, на наших глазах в ведро летит пара подлещиков. Понемногу охватываем их дугой, когда понимаем, что никто не сможет уйти, выходим в открытую.

Шансов у них нет, хотя все четверо калибром не меньше моих сержантов. Онемевшие от страха подпускают нас вплотную. Расправа идёт по накатанной схеме, каждому по разу в глаз и по тормозам, чтобы шустрость обнулить.

— Что тут у нас? — По-хозяйски заглядываю в ведро с уловом. — Классно! Пацаны, ща уху сварим.

Всё для этого есть. Центровые именно это и планировали. Котелок, ложки, пара глубоких мисок, припасы в виде нескольких картофелин и луковицы, буханка ржаного. Что ещё нужно для полного счастья? Трёхлитровую банку пива? Не в том мы возрасте.

Центровых мордой в траву, и все — за дело. Разделка рыбёшек, головы в котёл, отварим и выбросим. Крошатся картофелины и лук, не забываем про соль.

Если разобраться, то уха в полевых условиях так себе явство. Домашняя намного вкуснее, лук с морковью можно заранее обжарить. Ещё говорят, что в конце добавляют стопку водки, и никого за уши не оттащишь. Но на воздухе и полевой рецепт идёт на ура. И мы, весело поглядывая на завистливо сопящих центровых, уминаем весь котелок и все их припасы.

На прощание и в благодарность вознаграждаем центровых по паре пинков каждому и пропадаем в лесах. Ничего не портим, посуда в целости и сохранности, помыть — сами помоют. Удочки тоже не трогаем. Мы занимаемся экспроприацией и насилием, но нам глубоко чужды вандализм и открытый грабёж имущества.

Отдыхаем на полянке, один край которой занят малинником. Только первые ягоды розовеют, их время ещё не пришло.

— Не, парни, это всё не то, — задумчиво жую травинку. Это я отзываюсь на восторги по поводу удачного рейда.

Парни не соглашаются и основания у них есть. Мы достигли того уровня, что почти каждый центровой, начиная со второго класса, — малышню не трогаем, — светит на мир фонарём, обеспеченным нашими сильными и бескорыстными руками.

— А что не так, шеф? — Вопрошает Виталик. В последнее время всё чаще называет меня именно так, а за ним все остальные.

— Изюминки нет, драйва нет, — сокрушаюсь я. — Мы заняты точечными карательными налётами, но как же это мелко, друзья мои!

«Друзья мои» тоже задумываются. Подозреваю, больше о том, что капризничает вождь не по делу. Эх, нет у них фантазии, высокого полёта военной мысли. Побить врага — мало, его нужно морально уничтожить. Вот как парад Победы в 45-ом, когда гвардейские сводные полки, сплошь составленный из Героев и приравненных к ним полных кавалеров ордена Славы, бросали в кучу фашисткие флаги. Ни одной этой цветистой тряпки с орлами и свастиками на память не оставили. Сожгли тут же. И Красный флаг над Рейхстагом перед тем водрузили. Вот что такое полная Победа.

Масштабы у нас не те, накал страстей не тот. Так я и парад на Красной площади не требую. Что делать — не знаю. Вздыхаю. Совсем за этими хлопотами себя забыл. Читаю по утрам до обеда и всё. Надо рисовальные навыки развивать, что-то совсем про это забыл. Рисование? А ведь это идея!

— Парни! — Я аж подскакиваю, — У кого есть свежие фломастеры? Вернее, кому их не жалко на общее дело? А ещё лучше… не, намного лучше, химический карандаш. Совсем идеально.


Сцена 5. Элементы террора — 2


По моему настоянию дружина слегка меняет график дня. После завтрака и садово-огородных мероприятий до десяти часов занимаюсь псевдоинтеллектуальной деятельностью. Играю с Алисой в шашки и его производные: уголки, змейку и весёлые поддавки. Читаю книжки, если попадаются интересные. Возобновляю развитие художественных навыков.

До обеда делаем один рейд по окрестностям. А то центровые пронюхали, что до обеда мы все по домам, и снова повадились захаживать на наш пляж.

Позавчера даже что-то похожее на полноценную драку получилось. Большой компанией пришли, девять человек. Но легли все быстро, мне даже ничего не досталось. Как водится метку под глаз, по тормозам и добрый пинок на посошок.

Не дошло? С удивлением гляжу на четверых центровых. Ну, сами виноваты. Берём их без шума и пыли, сразу отрезая возможные пути отхода. Не всем. Двое, что находились в воде, успели уйти. Они заблаговременно переправили одежду на тот берег. Этот способ свалить мы не учли. Ничо, мне для затравки и двоих хватит. Приступим!

— Сначала руки, давай правую! — Начинаю художественный сеанс после ритуала приветствия. Фингал под глаз, по тормозам, несколько затрещин сверху.

— Как зовут?

— К-коля…

— Замечательно! — Вывожу химическим карандашом на каждом пальце кроме большого буквы «К», «О», «Л» и «Я». С той же стороны, на тыльной стороне ладони, вывожу солнце наполовину над линией горизонта с расходящимися лучами. И это только начало.

— Давай вторую, — на второй кисти выписываю «Не забуду мать родную», — маме твоей будет приятно, Коля.

Работы много. На одной руке вырисовываю змею, ощерившую свою пасть на плече наружу. Рисовать трудно, потому, как надо выписывать линии вокруг всей руки. На пузе — страшную и противную рожу в стиле Васи Ложкина с папахой на голове и надписью «Анархия — мать порядка». Одну ногу исписал английской матерщиной, на второй крупно «Бей жидов — спасай Россию».

Пацаны гогочут, дают советы, кое-что по их подсказкам и делаю. Но десерт ещё впереди. Переворачиваем хнычущий «холст» на живот. Меня обуревает вдохновение. Ню-артом я ещё никогда не занимался. Принимаюсь за дело. Рисовать человеческие фигуры только учусь. И что характерно, женские изображать намного легче. Накидал нужные выпуклости в гиперобъёме — полдела сделано. Интереснее тоже, что тут скрывать. Женщина на картине всегда показывает одно — красоту. Мужчина — работу мысли, напряжение работы, схватку. Передавать такое намного сложнее.

— Ух, какие глазки! — От этого возгласа «холст» протестующе задёргался. Ожигаю невосдержанного на язык огненным взглядом.

— А ну, тихо! А то щас быстро по рёбрам схлопочешь!

Продолжаю выписывать красотку Джессику Раббит. Глаз с поволокой, роскошная грива волос прикрывает второй… хм-м, ну, и всё остальное до пояса. Заканчиваю. Закрашиваю лёгкими линиями причёску, — Джессика ведь блондинка, — и густо сильно декольтированное платье.

Народ восхищённо пускает слюну. Эротизм Джессики бьёт наповал.

— Ну вот! — Удовлетворённо откидываюсь. — Хоть на выставку посылай.

— А сисяндры-то сисяндры! — Начинает гомонить ватага, поняв, что режим тишины отменён.

— Какие ещё сисяндры?! — Отчаянный вопль «холста» вызывает приступ веселья у всей дружины. Особо смешливые катаются по песку с воем.

— Так, — распоряжаюсь дальше, — с этим всё, но не отпускайте. Давайте второго. И вот что парни, мне отдохнуть надо. Давайте сами.

Ещё предупреждаю, какие места оставить мне. Парни принимаются за дело с энтузиазмом. Второй «холст» носит имя Вася. Это удачное имя, как раз четырёхбуквенное. Когда весёлые парни копируют противную рожу на животе, на этот раз с лозунгом «Землю — крестьянам, свободу — детям!», требую переворота на живот. На спине по-быстрому набрасываю прекрасный женский лик. У меня появилась новая идея. Фиксируем «холст» в предыдущей позиции. Мне нужно его лицо.

— Закрой глаза! Быстро, я сказал! — Когда Вася прикрывает глаза, стремительно обвожу их карандашом. Слегка подсиняю веки и вывожу стрелки к вискам. А ничо из меня визажист! Надо на Алиске поупражняться. Делаю страшное лицо пацанам, которые с трудом давят истерический смех. Так, второе око.

— А ну тихо! Будешь дёргаться — глаз выколю! — Приходиться прикрикивать, «холст» что-то начал подозревать. Второй глаз тоже выходит на славу, почти как у Джессики. Напоследок подрисовываю бровки. Всё, можно отпускать.

Выталкиваем обоих в круг из нас. Вася и Коля пялятся друг на друга и начинают ржать, тыча пальцами в особо удачные места.

— Вы сзади, сзади посмотрите, — советую им. Моя ватага с воем валится на песок от хохота: «холсты» пытаются забежать друг другу за спину. Надо признать, Вася получился смешнее. Коле-то я макияж не рисовал.

Сегодня мне удалось сделать день всей дружине. Идём на нашу улицу, держась за животы, слабые от смеха. Так что не идём, а еле тащимся.

На следующий день отлавливаем пару второклассников у магазина. Уволакиваем в овраг, там удобнее творить бесчинства по отношению к беспомощному врагу. В спокойное состояние приводим привычными методами, вышибающими слёзы и волю к сопротивлению.

— Паша, ножницы! — Парень сам напросился, вернее, его «заложили» друзья. Он как-то сам незаметно научился стричь. Вроде на своих младших натренировался.

— Сначала по-быстрому им причёску сделай приличную. Набивай руку. Потом скажу, что делать…

Пленные успокаиваются. Все бы враги так. Брали б в плен, чтобы постричь, побрить, накормить мороженым и отпустить. Один из них так и говорит.

— Ага, разбежался, — не могу позволить так думать, — думаешь, бесплатно? Никак нет, майн фюрер.

Он не понимает, что я вовсе не зря так сказал. Когда Паша заканчивает, отдаю безжалостный приказ:

— Теперь срежь ему чуб. Под корень.

Сначала хлопает глазами, вздыхает, — не хочется красоту портить, — и лишает парня фасадной части причёски.

Фронт работ для меня расчищен, достаю химический карандаш. Быстро рисую на лбу сидящего на пеньке паренька косой характерный чуб. Затем короткую щёточку усов. Узнаваемый образ готов.

— Второго — сюда!

Через минуту готов второй фюрер. Оба смотрят друг на друга и смеются. Когда доходит, что фактически смотрят в зеркало, плачут. Парни ржут, как табун диких лошадей. Выпроваживаем хнычущих гитлеров из оврага лёгкими пинками и подзатыльниками.

С этого дня на Березняки опускается тьма жуткого, глумливого и беспощадного террора. Через пару дней количество гитлеров, прописанных в центральной части села, достигает дюжины штук. Очень долго не смывается химический карандаш. Центровые осознают ужасную истину — быть битым вовсе не самое страшное.

На космическую высоту взмывает мой авторитет в ватаге. Парни готовы на руках меня носить. А то ж. Мало того, что я привёл их к победным вершинам. Плюс ко всему со мной интересно и до икоты весело.

Загрузка...