Расколотый рыцарь

ГЛАВА 5 ИСАЙЯ

— Пошли.

Я лежал на спине на ползучей земле, готовый нырнуть под установку, но остановился при слове Дрейвена.

Он пошел в сторону парковки. Дэш, Эмметт и Лео отложили свои инструменты и последовали за ним. Я вскочил на ноги и сделал то же самое.

Как Дрейвен услышал, я не знаю, но гул мотоциклов донесся до дороги, предшествуя длинной веренице мотоциклов. Мужчины на них были одеты в темные очки и черные кожаные сюртуки.

Черт.

Как только Дэш заметил их, он бросился к двери офиса. — Брайс! Запри. Ты и Прес убирайтесь с глаз долой.

Я поднял глаза к потолку. Женевьева была наверху и пекла печенье, чтобы успокоить свое разбитое сердце. Оставайся на месте, куколка.

Возможно, она заинтересуется шумом и выйдет, но я готов был поспорить, что стоит ей взглянуть на этих мужчин в жилетах того же фасона, что и у похитившего ее человека, и еще до наступления ночи она будет на полпути обратно в Колорадо.

Лео подошел к скамейке с инструментами. Со стороны казалось, что он не очень торопится, но его шаг был вдвое быстрее, чем обычно. Он достал из кармана ключи, открыл ящик, который я не открывал раньше — у меня не было ключа, — и достал три пистолета.

У меня свело живот. Только не это. Последний раз оружие в этом гараже было в тот день, когда мы поехали в горы и моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Лео засунул один пистолет в пояс джинсов, прикрыв его футболкой, а остальные отнес, передав их Дэшу и Эмметту за спину. Дрейвен после разговора с Женевьевой слонялся по гаражу. Он нагнулся и достал из сапога пистолет.

Все, что у меня было, это чертов гаечный ключ на три восьмых дюйма.

— Надо было забрать отсюда Брайс, — сказал Дэш. Обычно он не работал по пятницам, но после того, как они приехали объявить о помолвке и ребенке, он решил провести несколько часов с Эмметтом и Лео, разрабатывая новый проект на заказ, который они начнут через пару недель.

Может, он и не хотел быть здесь, но я был

рад, что он здесь. Было много пятниц после обеда, когда только я заканчивал работу, а Пресли была в гараже. Я бы не представлял, как в одиночку справиться с тринадцатью мотоциклами, въезжающими на парковку.

Мужчины припарковались в длинный ряд, растянувшись на расстояние всех четырех дверей магазина и фактически заблокировав нам вход в магазин. Единственный путь к нашим мотоциклам, припаркованным вдоль забора, лежал мимо них. Машина Женевьевы и Jeep Пресли, припаркованные перед офисом, тоже не были вариантом.

По моей коже поползли мурашки.

Мы были в ловушке.

Рев мотоциклов был оглушительным. Он эхом отражался от стен и пола, отскакивая от бетона и металла. Никто из мужчин не закрыл их. Они сидели на них, широко расставив ноги на асфальте для равновесия, и смотрели на нас — стена темных глаз и шума.

Это было пугающе. Так вот что это было? Запугивание и страх? Если остальные ребята и нервничали, то не подавали виду. Дэш и Эмметт скрестили руки на груди. Лео держал руку в кармане, как будто это происходило каждый день. Дрейвен выглядел скучающим.

Я держался совершенно неподвижно, каждый мускул моего тела был напряжен. Слабый человек в группе ерзал. Слабый человек избегал зрительного контакта и позволял своим нервам взять верх над контролем. Именно поэтому слабый человек страдал первым — урок, который я усвоил в первую неделю пребывания в тюрьме.

Противостояние продолжалось, и у меня заложило уши, пока, наконец, человек, сидевший на центральном мотоцикле, не поднял руку и не выключил двигатели. Наступила тишина, когда грохот уплыл в облака.

Тот же мужчина спрыгнул с мотоцикла, засунув тени в волосы. Только трое других мужчин сошли с мотоциклов, остальные остались на своих местах. Эти четверо подошли к Дрейвену, не улыбаясь и не приветствуя его. Их оружие не было спрятано за спиной или под одеждой. Они были пристегнуты к кобурам на бедрах и у ребер, оружие было выставлено на всеобщее обозрение.

— Такер. — Дрейвен не протянул руку лидеру. — Вам, ребята, нужно кое-что сделать с мотоциклами? Мы сделаем вам групповую скидку для всех тринадцати.

— У меня к тебе несколько вопросов, Дрейвен.

— Ты потерял мой номер телефона?

— Мы с ребятами хотели выбраться. Отличный летний день. Давно не был в Клифтон Фордж. Забыл, как здесь хорошо в это время года.

Дрейвен приподнял бровь. Один едва уловимый жест — и Дрейвен контролировал ситуацию. Появись тринадцать человек, ему было все равно. Это была его территория. — Ваши вопросы?

— Пару выходных назад у нас были проблемы в нашем поместье на Касл Крик. Поспрашивали вокруг, пощупали и услышали слух, что некоторые из ваших мотоциклов были замечены направляющимися в ту сторону во время неприятностей.

— Слухи? — смешливо сказал Дэш.

Один из других мужчин поднял плечо. — Или дорожные камеры.

Мое сердце замерло. Если они знали, что мы туда поднялись, что еще они знали? Когда, черт возьми, я смогу передохнуть? Я не задумывался о том, кому принадлежит эта хижина. Я старался изо всех сил не думать об этой хижине вообще. Просто мне повезло, что он принадлежал другому мотоклубу.

— Слышал, у вас был пожар. Молния, да? — спросил Дрейвен.

— Следователь звонил сегодня утром. Поджог.

— Не повезло. — Дэш присвистнул. — Есть идеи, кто его поджег?

Пот стекал по моему комбинезону.

Такер перевел взгляд на Дэша. — Цыгане любили разжигать костры. Это был ты?

— Нет.

— У нас нет причин сжигать старую хижину, Такер, — сказал Эмметт, его голос был спокойным и ровным.

— Ты уверен? — ответил Такер. — За последний месяц мы видели друг друга больше, чем за год. Вы, ребята, продолжаете задавать вопросы об убийстве той женщины. Может, вы не поверили мне, когда я сказал, что мы ни хрена к этому не причастны.

— Мы не сжигали вашу хижину, — сказал Дрейвен. — Мы поднялись туда, потому что кто-то, носящий ваши нашивки Воина, похитил мою дочь и будущую невестку. Отследили его там. Поехали за девочками. В хижину не заходили. И уж точно не сжигали ее дотла.

Такер подошел ближе к Дрейвену. — Один из моих людей был в той хижине. Теперь он мертв, и я хочу знать, кто его убил.

Дрейвен был на дюйм выше Такера, и тот поднялся во весь рост. — Это были не мы. Мы взяли девочек и вывезли их оттуда. Мы пытались найти парня, который забрал их, но он исчез. Как сказал Эмметт, у нас нет причин сжигать вашу хижину или убивать одного из ваших людей. Потому что, в конце концов, парень, который забрал девушек, не был вашим человеком, верно? Так же, как не ваш человек убил ту женщину в мотеле?

Черт, Дрейвен был хорош. Он загнал Такера в угол, и единственным выходом было отступить или признать, что кто-то из его людей похитил Брайс и Женевьеву.

— Мне нужны ответы, — потребовал Такер.

Лео насмешливо хмыкнул. — Вступай в этот гребаный клуб.

— Послушай, Такер. — Дэш поднял руки. — Мы не хотим неприятностей. Но кто-то забрал мою беременную невесту из ее дома. Если это был один из ваших людей, мы узнаем. И он заплатит. Но сжигание вашей хижины нам ничего не даст. Мы здесь не на войне.

— У нас есть история, Дэш. Не очень хорошая.

— Я понял. — Дэш кивнул. — Вы не доверяете нам, а мы не доверяем вам. Делай то, что должен, чтобы узнать, кто убил твоего человека, но я говорю тебе, какой бы след ты ни нашел, он не приведет сюда.

Да, приведет.

Оставили ли мы след?

Такер бросил хмурый взгляд на Дрейвена и Дэша, затем повернулся и пошел к своему мотоциклу. Он завел его первым, подав сигнал остальным последовать его примеру. Затем так же быстро, как и появились, они исчезли.

Когда гул их труб уже не был слышен, я выпустил дыхание, которое сдерживал.

— Черт. — прорычал Дэш, проводя рукой по волосам. — Это как раз то, что нам нужно: Такер и его люди думают, что мы хотим их поймать.

— Что он имел в виду, когда говорил, что вы любите разжигать костры? — спросила я.

Эмметт вздохнул. — Мы — цыгане — сожгли их клубный дом некоторое время назад.

Вот дерьмо. Неудивительно, что они сначала пришли сюда, узнав, что это был поджог.

— Я пойду проверю Брайс и Пресли. — Дэш подошел к двери офиса, постучал в нее и позвал Брайс по имени. Она открыла дверь, широко раскрыв глаза, и бросилась к нему в объятия.

Дэш прижал ее к себе, и они снова обнялись. Пресли шла следом. Он рассказал Брайс и Пресли о том, что произошло, не жалея подробностей, хотя это было так тесно связано со старыми делами клуба. Возможно, Дэш решил, что вооружить их информацией — лучший способ обеспечить их безопасность. Такер и его люди пробыли здесь всего три минуты, но казалось, что прошло несколько часов. И если они пришли один раз, то могут прийти и снова.

— Все в порядке, — сказал Дрейвен, глядя на Пресли. — Все.

— Мы думали, что есть шанс, что парень в той хижине — похититель, — сказал Дэш. — Но если Такер говорит правду…

— Это был не он, — ответила Брайс, посмотрев на Дэша. — Человек в той хижине — не тот, кто нас похитил.

Облегчение пробежало по моим венам. Теперь, когда они знали, что похититель был на свободе, они будут осторожны. А нам с Женевьевой не нужно было объясняться.

Но все же.

— Такер все это время клялся, что не Воины убили Амину, — сказал Эмметт. — Это похоже на правду.

— Согласен, — пробормотал Дрейвен.

— Это нехорошо. — Дэш издал сердитый рык. — Все было бы проще, если бы парень в хижине был нашим убийцей. Но он все еще на свободе. Теперь у нас есть Воины, которые все вынюхивают. Как раз то, что нам на хрен не нужно. Черт возьми, я злюсь, что упустил этого ублюдка.

Когда мы отправились спасать Брайс и Женевьеву, Дэш выстрелил в человека, который держал Женевьеву в плену. В тот момент он был уверен, что Женевьева собиралась убить Брайса. Да, он промахнулся по человеку в черном.

Но он также упустил Женевьеву.

— Огонь. — Лео нахмурил лоб. — Наш парень, должно быть, вернулся в хижину и убил Воина. Сжег это место дотла. Это значит, что у нас и Воинов один и тот же враг.

— Нет. Это значит — Дрейвен вернул пистолет в ботинок — что этот парень подставляет нас. Опять. Он хочет, чтобы мы взяли на себя вину за убийство Воина. Это значит, что он надеется, что Такер решит свою проблему и уберет нас до того, как мы узнаем его личность.

Дэш ущипнул себя за переносицу. — На самом деле это может сработать в нашу пользу. Посмотрим, как Воины будут искать его. Потому что сейчас мы в тупике.

— Будьте осторожны, — повторил Дрейвен. — Давайте вернемся к работе.

Мы все кивнули, затем разошлись. Но я не вернулся к замене масла. Я побежал вверх по лестнице, поднимаясь по двое за раз, чтобы проверить Женевьеву.

Дверь была заперта. — Женевьева, это я.

Послышались шаги. Дверь распахнулась, и она заглянула через мое плечо на стоянку. — Они ушли?

— Да. — Я подтолкнул ее в квартиру, закрыв за собой дверь.

Мне потребовалось не более двух минут, чтобы пересказать все, что произошло.

— Значит, все знают, что похититель и убийца мамы все еще на свободе? — Она закрыла глаза. — Слава Богу. Я волновалась за Брайс.

— Больше никаких походов в продуктовый магазин в одиночку, хорошо? — Дэш не выпускал Брайс из виду. Я бы тоже держался поближе к Женевьеве.

— Хорошо… нет, подожди. Черт. Я сегодня нашла работу.

— Правда?

Она кивнула. — Джим, адвокат Дрейвена, позвонил мне. Я не знаю, что Дрейвен сказал ему, но он предложил мне работу без собеседования или чего-либо еще. Я начинаю в понедельник.

— Отличные новости.

— Будет сложнее не быть одной. У меня не будет гибкости Брайс в отношении рабочего времени.

Брайс была совладельцем газеты и работала с ее отцом, главным редактором. Ей не нужно было быть в газете, чтобы писать. А Дэш, в отличие от меня, не был привязан к перфокарте. Эти двое могли приходить и уходить, когда им было нужно.

— Было бы проще, если бы я могла оставаться здесь весь день, но мне нужна эта работа, — сказала она. — Пока я не продам свою квартиру в Денвере, я не могу позволить себе не работать.

В какой-то момент нам придется обсудить, как мы будем распоряжаться деньгами, и не то чтобы мне было чем поделиться. Но сегодня был не тот день, чтобы делить счета за коммунальные услуги и продукты. — Мы разберемся, — пообещал я.

Может быть, я бы каждый день ходил с ней на работу и с работы. Может быть, я буду чаще ее проведывать. Что бы ни потребовалось.

Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она была в безопасности, пока мы не очнемся от этого кошмара.

Но, черт возьми, это помогло бы, если бы мы знали, с кем сражаемся.

В НОЧЬ после визита Воинов в гараж я почти не спал. В голове крутилось слишком много худших сценариев. Я проснулся скованным, болезненным и беспокойным.

Диван был достаточно удобен для того, чтобы час-другой посмотреть телевизор, но после семи часов ворочания я мог точно определить, где доски каркаса протерли набивку подушек, а где сиденья провисли от использования.

Кровать была у Женевьев, и я не стал бы отнимать ее у нее, но пол был очень соблазнительным.

Обычно я проводил субботнее утро в безделье. Я проводил утро в постели, догоняя сон. Я выпивал целый кофейник кофе, просматривая каналы. Я не утруждал себя одеванием.

Вот только Женевьева была в моей постели, и она, вероятно, не оценит, если я буду ходить в одних трусах.

Так что же, черт возьми, я должен был делать по субботам? Мы должны были провести день вместе?

На этой неделе мы нормально общались короткими вспышками, но в квартире царило напряжение. Мы ужинали вместе, оба старались жевать без шума. Я подавлял многочисленные стоны удовольствия, когда поглощал несколько ее печений. Мы танцевали вокруг того, кто первым сходит в туалет. А когда свет был выключен, никто из нас не смел пошевелиться в своих постелях.

Это длилось всего несколько часов каждый вечер.

Целый день был пугающим, и магазин внизу звал меня по имени.

Я встал с дивана, разминая ноющую спину, затем прошел в ванную, чтобы принять душ. Когда я вышел, Женевьева притворялась спящей, как делала это каждое утро.

Ее дыхание было более учащенным, чем ночью. Мышцы ее лица были напряжены. А ее глаза шевелились за веками. Тем не менее, я был благодарен, когда она глубже зарылась в подушку.

Это дало мне возможность покинуть квартиру, не боясь попасться ей на глаза или случайно столкнуться с ней на кухне.

Утром в понедельник сбежать было бы невозможно. Мы должны были придумать утреннюю рутину, чтобы вовремя приходить на работу.

Но не сегодня.

Я не оставлял Женевьеву одну, но это не означало, что я должен был оставаться в квартире.

Пока я был в душе, я сварил кофе. С дымящейся кружкой в руках я пошел в гараж и отпер дверь магазина своим ключом. Набрал код, чтобы отключить сигнализацию, затем включил все освещение.

Запах смазки и металла заполнил мой нос. Ночной воздух был терпким, поэтому я подошел к панели на стене и открыл дверь первого отсека, впуская свежий воздух.

Естественный свет отражался от инструментов, висевших на стене. Я глубоко вдохнул утренний бриз, закрыл глаза и позволил ему распространиться по моим легким. Большинство людей в Монтане воспринимали изобилие чистого воздуха как должное. Но, опять же, большинство людей в Монтане не провели три года в тюрьме.

Я поставил кружку с кофе на верстак и подошел к своему байку, припаркованному на улице. Я отпустил подставку и затолкал его в гараж.

Я ремонтировал этот Harley с тех пор, как купил его больше месяца назад. Ему было десять лет, и предыдущий владелец относился к нему без особого уважения, скорее, как к велосипеду, чем как к дорожному мотоциклу. Но цена была разумной, и у машины был потенциал.

После нескольких недель возни с ним в свободное время, он был почти как новый. Еще несколько регулировок, и он будет идеально мне подходить. Лео обещал мне одну из своих знаменитых покрасок, как только все будет так, как я хочу.

Поскольку у меня была целая суббота, я приступил к работе.

Увлекшись машиной, я не слышал, как Женевьева вошла в гараж, пока она не прочистила горло позади меня.

Я оглянулся через плечо, и мои глаза забыли о своих манерах. Они проследили ее сверху донизу, пробудив чувства и части тела, которые дремали долгое, долгое время.

Это были ее ноги. Боже мой, у нее были сексуальные ноги. На ней были белые шорты, обрезанные до вершины бедер. Яркий хлопок резко контрастировал с тем, что казалось километрами загорелой кожи. Ее футболка была бледного шалфейно-зеленого цвета с вырезом, который опускался так низко, что у меня пересохло во рту. Ее волосы, рассыпавшиеся по плечам шоколадными волнами, плохо скрывали соски, проступавшие сквозь лифчик и майку.

— Эм…привет. — Она откинула волосы на грудь.

Мои глаза метнулись к ее глазам, уловив румянец на ее щеках, прежде чем я повернулся к мотоциклу и повесил голову. Черт. Напряжение между нами будет только усиливаться, если я буду пускать слюни по ней каждый день. — Прости.

— Никаких извинений, помнишь?

Я кивнул и встал, и на этот раз, когда я уделил ей внимание, я не сводил глаз с ее лица. Было ненамного легче сдерживать реакцию моего тела на нее, когда она накрасила губы. — Что случилось?

— Грузовик почти приехал с моими коробками. — Она помахала своим телефоном. — Они только что звонили.

Не почти. Они были здесь. На парковку въехал большой фургон. Я помахал им рукой, когда они подъехали задним ходом к лестнице. Затем мы провели следующие два часа, затаскивая коробки в квартиру.

Когда мы только открыли фургон, я совершил ошибку, решив, что Женевьева не прислала много вещей из Колорадо. Но теперь, когда коробки были свалены в кучу и втиснуты в квартиру, я понял, насколько маленьким было пространство.

— Спасибо. — Она смахнула пот со лба. — Одной мне понадобилась бы целая вечность.

Водители фургона и пальцем не пошевелили, пока она тащила наверх коробку за коробкой. Или пока я таскал по две за раз. Их наняли, чтобы вести машину, а не передвигать. Это не мешало им пялиться на ее ноги каждый раз, когда она спускалась по лестнице. Ублюдки.

— Я собираюсь спуститься и запереть магазин. Потом я помогу тебе распаковать вещи. — Хотя все эти вещи никак не могли уместиться. Мы будем спотыкаться о коробки целый год.

— О, все в порядке. Я могу сделать это сама.

Она дала мне выход. Я мог убраться отсюда и избегать ее еще несколько часов, но я никак не мог сосредоточиться на своем мотоцикле, зная, что она работает в одиночку.

— В какой-то момент нам придется научиться оставаться в одном пространстве. Может быть, нам даже станет комфортно друг с другом до такой степени, что мы не будем притворяться, что спим, когда другой бодрствует.

Она поморщилась. — Заметил это, да?

— Мы женаты. Или делаем вид, что женаты. Мы ожидаем, что люди будут относиться к нам как к супружеской паре, так что…

Она вздохнула. — Думаю, нам лучше научиться вести себя соответственно.

— Да. — Начиная с субботы по распаковке.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы запереть магазин. Когда я вернулся, у Женевьев было шоколадное печенье во рту и одно на салфетке, которую она отложила для меня.

Я съел его в два укуса. — Хорошее печенье.

— Спасибо. — Она подошла к тарелке, где они были сложены, и достала еще два из-под пластиковой упаковки.

— С чего начнем? — спросил я, заглатывая второе печенье.

— Большинство из них — одежда. Как насчет шкафа?

— Давай я освобожу немного места. — У меня было не так много вещей, всего несколько рубашек на пуговицах и мои хорошие джинсы. Я снял их с вешалки, чтобы она могла взять все.

— А ты?

Я пожал плечами. — Я сложу их и положу в ящик. А ты займись шкафом.

Сегодня мы должны были его перевезти, чтобы она не жила на чемоданах в углу. И после сегодняшнего дня, возможно, до нее дойдет.

Это было не временно. Я жил с Женевьевой. Я был женат на Женевьеве. Не было смысла оплакивать отдельную жизнь или собственное пространство. Реальность заключалась в том, что мы были вместе.

Я доел еще одно печенье, затем достал ножницы из ящика на кухне. Я выбрал одну коробку с надписью обувь — достаточно безопасную — и разрезал пленку. Коробка была полна лифчиков и трусиков Женевьевы.

В моей голове всплыл образ ее бюстгальтера, надетого сверху. Это было бледно-розовое кружево без прокладок. Ее соски должны были просвечивать.

У меня пересохло во рту.

— Что это? — Она подошла ко мне и заглянула в коробку. — О.

Я покачал головой, отгоняя мысленную картину, и прочистил горло. — Судя по этикетке, обувь.

— Не туфли. — Она захихикала, прикрывая рот рукой, так как ее щеки стали розовыми.

Ее смех оживил квартиру. Как и печенье. Может быть, с Женевьевой это место станет домом, а не коробкой, до жути похожей на тюремную камеру, только без решеток.

Женевьева смахнула коробку с нижним бельем и пнула ее в сторону своего чемодана. Затем мы открыли следующую коробку в стопке, на этот раз с обувью. Она укладывала вещи, пока я открывал и сворачивал коробки. Я съел еще пять печений, пока она старательно запихивала свой гардероб в шкаф. Оставалось еще десять коробок, но шкаф был забит до отказа.

— Это жалкое подобие шкафа. — Она нахмурилась. — Но пока сойдет. По крайней мере, у меня есть одежда, которую я смогу носить на работе на этой неделе. Надо будет купить вешалку или что-то в этом роде. Amazon Prime — это что-то в Монтане?

— Моя мама постоянно им пользуется.

— Твоя мама живет здесь? — У нее отвисла челюсть. — В Клифтон Фордж?

— Нет, в Бозмене. Там я вырос.

— О. А она — ее рука метнулась между нами, как шарик для пинг-понга — знает о нас?

— Еще нет. — И я не собирался говорить ей об этом в ближайшее время. — Что дальше?

Женевьева, казалось, не возражала против того, что я свернул разговор о матери. Она просканировала коробки и остановила свой взгляд на наборе пластиковых ящиков, сложенных перед диваном. — Большая часть вещей в этих ящиках была из маминого дома. Фотографии и сувениры. Она любила фотографировать, но это было еще до цифровой эры, так что это все отпечатки.

Ее голос сломался. Боль, которую она так хорошо скрывала большую часть дня, поглотила ее. Гнев, за который она цеплялась, улетучился, и ее глаза затопило. За всем, что произошло, я забыл, что она только что потеряла маму — единственного настоящего родителя.

— Ты не будешь возражать, если я поставлю ее фотографию? — спросила Женевьева, смахивая слезы.

— Нисколько.

Она подошла к дивану и села на край, подтащив коробку поближе. Когда она открыла крышку, любопытство взяло верх надо мной, и я присоединился к ней на диване. Ее выражение лица сморщилось, когда она потянулась за фотографией, лежащей сверху.

— Это она? — спросил я, глядя на фотографию с двумя улыбками. Я видела фотографию Амины в газете после ее убийства, но на этой фотографии она была намного моложе. Женевьева сидела у нее на коленях и смеялась, когда Амина прижимала к себе дочь. — Она красивая.

— Она была такой. — Ее пальцы провели по лицу матери. — Она бы возненавидела это все для меня.

Это была жестокая реальность.

Моя мать тоже возненавидела бы это для меня.

Я растянулся в ванной, потянувшись за пачкой фотографий, обмотанных резинкой. Но когда я наклонился, Женевьева тоже наклонилась. Наши руки соприкоснулись, тепло ее гладкой кожи разлилось по моей. В моей груди раздался звон, горячий, как искра от скрежета металла по металлу.

— Прости. — Мы оба повернулись, чтобы извиниться. Наши носы столкнулись.

Мой взгляд упал на эти блестящие губы. Все, что мне нужно было сделать, это наклониться на долю дюйма и поймать их. Одно быстрое вращение, и она оказалась бы подо мной на диване, а ее груди прижались бы к моей груди.

Желание поцеловать ее заставило меня отпрянуть назад, вскарабкаться с дивана на кухню. Я схватил с тарелки еще одно печенье и запихнул его целиком в рот.

Единственная сладость, которую я почувствую на губах, будет от этого печенья.

У меня не было возможности поцеловать Женевьев. Я не заслуживал такой красоты.

Не после всего того безобразия, которое я причинил.