Три года я работал помощником продавца в книжном магазине. Сначала я получал восемьдесят марок в месяц, потом девяносто, потом девяносто пять, и был горд и рад, что зарабатываю себе на хлеб и ни у кого не прошу ни пфеннига. Моим честолюбивым желанием было продвинуться в специализации «букинистические книги». Тогда можно было бы, подобно библиотекарю, жить старыми книгами, ставить дату на инкунабулы, а в хороших букинистических магазинах есть места, где за работу платят двести пятьдесят марок и дальше больше. Конечно, путь до этого неблизкий, а пока нужно было работать и работать…
Среди моих коллег было немало чудаков. Часто мне казалось, будто книжная торговля — приют для неудачников любого типа. Утратившие веру священники, вечные студенты, лишившиеся человеческого облика, не имеющие работы доктора философии, не нашедшие себе применения редакторы и вышедшие в отставку офицеры стояли рядом со мной за конторками. У некоторых были жены и дети, но они ходили в обтрепанной одежде, другие жили, можно сказать, припеваючи, но большинство из них шиковали первую треть месяца, чтобы оставшееся потом время перебиваться сыром с пивом и довольствоваться хвастливыми речами. Но все они сохранили от лучших времен остатки хороших манер и умения грамотно говорить и писать и были убеждены, что только неслыханная беда и несправедливость довели их до такого низкого положения.
Странные люди, как уже было сказано. Но такого человека, как Колумбан Хус, я еще никогда не видел. Свою грошовую работу писаря он нашел случайно, войдя однажды в контору и начав там попрошайничать; работу он принял с благодарностью и занимался ею более года. Собственно, он никогда не делал и не говорил ничего такого уж выдающегося и внешне жил так же, как и другие бедные служащие той же конторы. Но по нему было видно, что не всегда он жил так. Было ему чуть больше пятидесяти, телосложения он был хорошего, чем напоминал солдата. Его движения были благородны и величавы, и именно таким я представлял поэта или писателя.
Однажды случилось так, что Хус отправился со мной в трактир — почуял, что я тайно им восхищаюсь и люблю его. Там он завел возвышенные речи про жизнь и разрешил мне оплатить его выпивку. А однажды вечером в июле он рассказал мне одну историю. У меня как раз был день рождения, и он пошел со мной немного попраздновать, мы выпили вина и решили теплой ночью прогуляться по аллее вдоль реки. Под последней липой стояла каменная скамья, он на ней вытянулся, а я лег в траву. И он поведал мне следующее:
«Вы еще зеленый юнец и ровным счетом ничего не знаете о жизни на этом свете. А я скотина пожившая, иначе не стал бы рассказывать вам того, что расскажу сейчас. Если вы порядочный человек, держите это при себе и не распускайте сплетни. А впрочем, как пожелаете.
Если посмотреть на меня, то перед вами обыкновенный маленький писарь с кривыми пальцами и заляпанными штанами. И если вам захочется меня убить, я не буду иметь ничего против. Убить меня ничего не стоит. А если я вам скажу, что мою жизнь составляли огонь и пламя, вы лишь посмеетесь, и воля ваша! Но, возможно, вы и не станете смеяться. Вы, юнец, если старый человек расскажет вам сказку в летнюю ночь.
Вы ведь были уже влюблены, не так ли? И даже не раз, ведь так? Да, да. Но вам еще не известно, что такое любовь. Вы этого не знаете, это я вам говорю. Может быть, вы однажды всю ночь проплакали? И целый месяц плохо спали? Может быть, даже сочиняли стихи и однажды носились и с мыслью о самоубийстве? Да, я это тоже все знаю. Но то не любовь. Любовь — это нечто совсем другое.
Всего десять лет назад я был уважаемым человеком и принадлежал к лучшему обществу. Я был государственным служащим, чиновником и офицером запаса, был состоятельным и независимым человеком, у меня была лошадь для верховой езды и слуга, я жил в достатке и с комфортом. Место в ложе театра, летние поездки, небольшая коллекция произведений искусства, конный и парусный спорт, ужины холостяка с белым и красным бордо и завтраки с шампанским и хересом.
Я привык к этому за многие годы жизни, хотя легко обходился и без этого. Что такое, в конце концов, еда и выпивка, верховая езда и поездки, а? Немного философии, и все это становится ненужным и смешным. Как и хорошее общество, и репутация, и то, что люди снимают перед тобой шляпу, — все это в конечном итоге несущественно, хотя и весьма приятно.
Мы собрались поговорить о любви, э? Так что же такое любовь? Умереть за любимую женщину, — такое сегодня не часто можно увидеть. Это, по правде говоря, самое прекрасное… Не перебивайте меня, эй, вы! Я говорю не о распыленной любви — на поцелуи и ночные страсти, а то и женитьбу, — я говорю о любви, которая становится единственным ощущением жизни. Она остается одинокой, даже если это, как про то говорят, „ответная“ любовь. Она состоит в том, что все волевое желание одного и его человеческие возможности страстно направлены к одной-единственной цели и что каждая жертва с его стороны становится наслаждением. Такая любовь не может быть счастливой, она сжигает изнутри, заставляет страдать и разрушает человека, она как пламя и не умирает, пока не истребит все до последнего из достигнутого.
О женщине, которую я любил, вам ничего знать не надо. Была ли она красавицей или просто хорошенькой. Гением или никем. Какое это имеет значение, Боже праведный! Она была пропастью, где я сгинул, она была рукой Божьей, которая однажды вмешалась в мою непримечательную жизнь. И с этого момента она превратилась в грандиозную и царственную, поймите, эта жизнь разом перестала быть жизнью мужчины определенного сословия, она стала жизнью божества и ребенка, бурная и безрассудная, как жар и пламень.
Ничтожным и скучным стало для меня с того дня все, что до того было важным. Я пропускал вещи, которых я никогда бы раньше не пропустил, я изощренно прибегал к хитростям и совершал поездки, только чтобы хотя б на миг увидеть улыбку той женщины. Я был готов для нее на все, что только могло ее порадовать, я был ради нее веселым и серьезным, разговорчивым и молчаливым, сдержанным и безумным, богатым и бедным. Заметив, что со мной можно делать все, что вздумается, она принялась подвергать меня всяческим испытаниям. Мне было в радость служить ей, она могла выдумать нечто невообразимое, и любое желание я выполнил бы не как пустую мелочь. Потом она поняла, что я люблю ее больше, чем какой-либо другой мужчина, и наступили тихие времена: она поняла меня и приняла мою любовь. Мы виделись бесконечно, мы путешествовали, мы совершали невероятные поступки, только чтобы быть вместе и вводить мир в смятение.
Теперь я мог быть счастлив. Она любила меня. И какое-то время я и был счастлив, вероятно, так.
Но моей целью не было завоевать эту женщину. И пока я наслаждался тем счастьем и мне не нужно было приносить никаких жертв, ибо без труда получал от нее улыбки, поцелуи и ночи любви, я потерял покой. Я не знал, чего мне не хватает, ведь достиг большего, чем когда-то желал в самых смелых мечтах. Но стал беспокойным. Я уже сказал, у меня не было цели завоевать ее. То, что это произошло, было чистой случайностью. Моя цель была страдать от своей любви, и когда обладание любимой начало излечивать мои страдания и охлаждать мои чувства, я утратил покой. Какое-то время я это выдерживал, но потом меня неожиданно стало куда-то тянуть. Я покинул эту женщину. Взял отпуск и совершил большое путешествие. Мое состояние уже тогда было несколько подорвано, но разве в этом было дело? Я продолжал путешествовать и вернулся только через год. Странное путешествие! Стоило мне только уехать, как прежний огонь любви стал жечь мне сердце. Чем дальше я уезжал и чем дольше длилась разлука, тем мучительнее становилась вернувшаяся страсть, и я наблюдал за этим, и радовался, и ехал дальше, в течение целого года, пока пламя в груди становилось невыносимым и гнало меня назад, вынуждая быть рядом с возлюбленной.
И вот я вернулся, был опять дома и нашел ее в гневе и горько обиженной. Как же, она отдалась мне и осчастливила меня, а я ее покинул! У нее был другой любовник, но я видел: она не любит его. Она приняла его, чтобы отомстить мне.
Я не мог ей ни сказать, ни написать, что это было такое, погнавшее меня от нее и вновь вернувшее к ней. Знала ли она это сама? Одним словом, я снова начал ухаживать за ней и за нее бороться. И я снова надолго уезжал, пропускал какие-то важные события и тратил большие суммы, чтобы услышать от нее хотя бы одно слово или увидеть ее улыбку. Она прогнала любовника, но потом завела другого, потому что не верила больше мне. Тем не менее виделась со мной время от времени очень охотно. Иногда в компании за столом или в театре она смотрела вдруг поверх всего окружения на меня, необычно нежно и вопросительно.
Она всегда считала меня очень, даже очень богатым. Я разбудил в ней эту веру и поддерживал ее постоянно, только чтобы иметь возможность что-либо сделать для нее такое, что бедному она бы не позволила. Раньше я дарил ей подарки, но это осталось в прошлом, и мне надо было искать новые пути, чтобы доставить ей радость и принести ради нее жертвы. Я устраивал концерты, на которых музыканты, которых она ценила, играли и пели ее любимые произведения. Я покупал ложу, чтобы предложить ей билет на премьеру. Она снова привыкла, чтобы я заботился о тысячах необходимых ей вещей.
Я крутился в непрерывном вихре дел, угодных ей. Мое состояние таяло, появились долги, мне приходилось прибегать к финансовым ухищрениям. Я продал свои картины, свой старинный фарфор, мою ездовую лошадь и купил вместо этого автомобиль, который находился в ее постоянном распоряжении.
А потом я понял, что для меня наступает конец. Пока я надеялся вновь заполучить ее, мои последние источники иссякли. Но я не хотел останавливаться. У меня еще была должность, мой авторитет, мое привилегированное положение. Только зачем, если это не могло послужить ей? Так и случалось, что я лгал и подтасовывал документы, перестал при этом бояться судебного исполнителя, потому что мне предстояло самое худшее. Но все было не напрасно. Она отправила и второго любовника, и я знал, что она теперь или не возьмет никого, или только меня.
Она взяла меня, да. То есть она переехала в Швейцарию и разрешила мне сопровождать ее. На следующее утро я подал заявление об отпуске. Но вместо ответа последовал мой арест — подлог документов, растрата государственных средств. Не говорите ничего, в этом нет нужды. Я сам все знаю. Но знаете ли вы, что даже и это было пламенем и страстью, огнем любви — стать опозоренным и наказанным, потерять все до последней тряпки? Можете ли вы это понять, вы, молодой влюбленный?
Я рассказал вам сказку, юноша. Человек, переживший все это, не я. Я бедный бухгалтер, которого вы пригласили распить бутылку вина. А сейчас я пойду домой. Нет, вы оставайтесь, я пойду один. Останьтесь!»