Когда выехали за город, напряжение немного отпустило.
— Так что там с этим… чудовищем? — спросила я Бромиаса.
— Голову отрезали и вырвали язык, — от крайней усталости его голос звучал безжизненно и флегматично, — и глаза вырвали и пальцы отрезали… Всё измельчил в мойке. Новые не отрастут, я стеклом резал…
Я с трудом сглотнула, борясь с тошнотой.
— А зачем, собственно стеклом?..
— Раны от металла, любого, ему не страшны. Я думал, он потерял эту свою особенность… Убить его можно, только бросив в погребальный костер, мы подожгли гнездо, но там современная система эта… Вот и пришлось повозиться, чтобы он не назвал наших имён.
— Кому? — в ужасе тихо спросила я.
— Чёрной Смерти. Он сейчас на охоте за новым товаром. Но готов спорить, уже мчится… Хорошо, что он не знает коротких путей, а только летает.
Мне захотелось плакать.
— Вы убили двоих тюремщиков, а охотника и воина оставили?
— Мы разорили его дом, — злорадно улыбаясь, произнес Бромиас. — Мы убили всё, что держало и питало его. Теперь он слаб, одинок и без дома! — с каждым словом грязнуля словно набирался сил. В конце тирады он сел ровно и привычно откинул голову чуть вбок, как манерные джентльмены в девятнадцатом веке.
— Не хочу тебя расстраивать, — подал голос Тони, — но когда человеку нечего терять, он становится опаснее зверя.
— Так то — человек, пёс, — спесиво парировал Бромиас, — а это — filius numinis…
— Свет обжигающий, Бромиас! Неужели ты не понимаешь, что он может перебить всех жителей этого городка и таким образом пополнить силы? Если он сорвется с цепи…
— Вот если он нарушит секретность и устроит резню, тогда на него официально будет объявлена охота! И потом, Пати, кто его лучше знает, я или ты? Он не будет идти один против тех, кто смог так уязвить его, он поползёт за помощью.
— Куда?
— В Детройт, — мрачно ответил Бромиас, досадливо махнув рукой. — Я не говорю, что мы поступили правильно, мы совершили огромную ошибку, но нечего рвать на себе волосы.
— Война неизбежна?
— Нет, её легко избежать, — ответил Бромиас, обернувшись и пристально глядя на меня. — Достаточно убить этого инкуба, это ходячее доказательство нашего преступления, и нас не смогут обвинить. Официального повода для войны не будет.
Я замолчала, задумавшись над его словами. Инкуб никаких тёплых чувств у меня не вызывал, наоборот, глухое раздражение: как его контролировать, куда деть, как спрятать, чтобы не нашли и чтобы сам не сбежал…
— Вообще всё это Шхан заварил, — в раздражении вдруг бросил Бромиас. — Я хотел лишь разведать, прощупать…
— Поподробнее.
— Я догадывался, что здесь заправляют Германик и Песте. Божки смерти: Рыжая смерть — от кровавого поноса, Чёрная — чума. Холера ослаб за последние два столетия и взял себе пустое имя Германик, бессильное. Оттого я и думал, что он потерял свои возможности. Эти двое извели моих людей. Всех! А мне… Меня сделали своим рабом, — он замолчал, справляясь с чувствами. — Безумная Эльвиси выкрала меня. И вовремя… Ещё год-два… Я хотел только присмотреться, но Шхана понесло к этому вампу, и, конечно же, зайдя за кулисы, мы напоролись на Германика. Эта тварь узнала меня мгновенно, несмотря на годы и изменения, а там пошло-поехало. Пока он изощрялся в словесных уколах, машину сожгли и нам любезно предложили остаться на ночь в качестве гостей. Шхан чуть ли не прыгал от радости. Непонятно, кто кого утаскивал: вамп его или он — вампа. А Германик взялся за меня…
На лице Бромиаса застыло какое-то потерянное выражение, и мне вспомнился его беспомощный вскрик.
— Но ты дрался с ним, — напомнила я.
Он встрепенулся и собрался.
— Да, когда Шон сжигал этого Иридаса, Германик услышал это и в бешенстве напал на меня. Там была куча оружия на стенах… И мои ятаганы тоже… Да… Я дрался. Я смог. Его кровь разъедает железо, словно кислота. Один меч я оставил в груди, вторым полоснул по горлу… Я не мог оставаться там больше, — еле слышно прошептал он. — Как Шхан смог победить его? Он раньше ничего подобного не вытворял.
— Ты же знаешь, что Шон теперь мой названый брат.
— Да уж, — с презрением ответил Бромиас. — С таким родственником и врагов не надо. Или ты дала ему разрешение? — он насмешливо уставился на меня.
— Нет, — я отвернулась, скрывая досаду.
— Ну, хорошо, что ты не такая дура.
— Полегче!
— Прошу прощения, — он поднял руки в миролюбивом жесте. — Просто я хотел сказать, что называть инкуба своим братом — не самое умное решение, но позволить ему развязать войну из-за вампирского корма было бы уж очень большой глупостью.
Память Шона иногда вливалась в мои мысли совершенно внезапно, как сейчас.
— Что, Бромиас, рад-радёшенек, что расправился с ненавистным врагом, да и отвечать ни перед кем не придётся? Есть на кого спихнуть? Думаешь, никто не знает, как ты перепугался, когда вампы Майями захватили? Ты ведь знал, что Две Смерти с трупаками рука об руку, знал, что тебя им выдадут. Оттого и опознал тебя Германик мгновенно, что выслеживал! И ты это знал. И устал бояться. Ты ведь достаточно горд и силён, чтобы выйти к своему страху, а не дрожать, забившись в щель. Так что не спрыгивай! А то так подтолкну, мало не покажется!
Бромиас несколько мгновений осмысливал мои слова и решил не лезть на рожон.
— Пати, — подобострастие ему удалось с первого слога. — Я ведь не снимаю с себя ответственности. Мы натворили глупостей. Я и Шхан. Не отрицаю. Но тащить инкуба в Нью-Йорк — чистое самоубийство, пойми! Его легко отследить! Он напичкан метками, как индейка яблоками. Его найдут у нас, а мы не сможем ни соврать, ни отмолчаться. Мы будем виноваты, это официальный повод к войне. Разве ты не знаешь, что мы и так для всех — жирная бесхозная овца?
— Овцы не сносят вампирские гнёзда, — огрызнулась я.
Он был прав. Прав, Свет его ослепи! Нельзя тащить инкуба в Нью-Йорк. Нельзя! Я так увлеклась разговором, что не заметила, когда Шон пришёл в себя и сколько он успел услышать.
— Пати, Пати, не делай этого, — с мольбой прошептал он. — Я виноват, я страшно подвёл тебя. Забери мою свободу, но не убивай его. Не убивай, ведь для него всё будет кончено. Совсем. Навсегда. Пожалуйста, Пати. Накажи, как хочешь, только не так…
Я отмахнулась, чтобы он замолчал. И так тошно, без его мольб. Положила его голову обратно себе на колени; он прижался, продолжая умолять без слов.
«Да не убью я его», — вытолкнула я мысль в щель связи. Шон тут же расслабился.
Какое-то время мы ехали молча.
— Ты что же, оставишь всё вот так? — не выдержал Бромиас. — Он предал тебя, пошёл против твоей воли, и ты оставишь его свободным?
Я удивлённо посмотрела на Бромиаса, потом на Шона.
— Я приму любую кару, — прошептал он.
Сумасшествие.
— Тони, ты тоже считаешь, что я должна превратить в раба собственного брата?
Оборотень хмыкнул.
— Ты спрашиваешь пса о свободе, — насмешливо ответил он, а потом добавил серьезно. — Думаю, Чери слишком долго был рабом и слишком мало свободным, чтобы сейчас требовать от него ответственности.
— Вот за что тебя люблю, так это за ум и трезвомыслие, — ответила я.
— Рвав! Хе-хе, хе-хе, — Тони тяжело задышал высунув язык. Бромиас смотрел на него, выпучив глаза от удивления. Оборотень прекратил паясничать, бросил на того косой взгляд и отрицательно покачал головой своим мыслям.
Я и Тони из одного поколения, отстоящего от Шона и Бромиаса на сотни лет. Мы молоды, оттого и понимаем друг друга всегда, а вот те, кто старше нас…
— Прощение порождает безнаказанность и безответственность, — мрачно изрек Бромиас.
Я задумалась над его словами, вспоминая многие и многие эпизоды.
— Да, у слабых, — согласилась я. — Сильные сами себя судят и казнят.
Шон никак не мог добраться до моих мыслей не мог понять, согласилась я лишить его свободы или нет. Дурашка.
Я обняла его, прижимаясь теснее, и в поцелуе провалилась в его мир.
Пустыня. Сумерки. Холод.
— Пати?..
Он снова сидел, свернувшись, как в первый раз, когда я попала к нему: локти на коленях, лицо спрятано, а огромные лезвия на пальцах намеренно терзают спину. От этого зрелища что-то внутри меня болезненно свернулось, как пружина. Свет и Тень, дайте мне силы и терпения!
— Шон, встань.
Он тяжело поднялся, но голову склонил так, что горбился.
— Я дала тебе эти ножи не для того, чтобы ты резал себя.
Он лишь попытался опустить голову ещё ниже.
— Ты можешь втянуть их? Или мне их растворить?
Он отрицательно мотнул головой и уставился на руки. Под его взглядом лезвия медленно втянулись в тело. Я хотела спросить, не больно ли это, но вовремя поняла неуместность вопроса.
— Шон, посмотри на меня.
Он отрицательно мотнул головой.
— Посмотри на меня!!! — в ярости крикнула я, и он поднял голову, встретившись со мной взглядом.
— Ты мой брат, мой щит и моё копьё! Как ты смеешь быть таким жалким⁉ Как ты смеешь быть слабым⁉ Как ты смеешь желать снова стать рабом, нахлебником-содержанцем⁉
От каждого моего вопроса его шатало, словно я била наотмашь, а от последнего он замер, широко распахнув змеиные глаза. Мы застыли, глядя друг на друга.
— Я подвёл тебя. Предал, — хрипло выдавил он, не отводя взгляда.
Пружина внутри мягко отпустила…
— Да. Подвёл. А теперь хочешь предать? Хочешь лишить меня копья и меча?
— Разве у копья и меча должна быть своя воля? — надтреснутый голос…
— А разве я умею драться? Разве я воин, Шон?
Он смотрел на меня, и до него доходило.
— Я вдвойне подвёл тебя, — проронил он.
— Исправляй! Исправляй, Шон! Твоё самоистязание мне ничем не поможет.
Его взгляд стал потухать, как догорающая свеча.
— Ты сказала, что не убьёшь инкуба. Значит, именно я должен исправить свою ошибку, я должен убить его?
Глаза Шона стали почти мёртвыми…
— Если ты не найдёшь другого способа избавить нас от официальных обвинений и от войны, то да, тебе придётся его убить.
Тонкий змеиный зрачок встрепенулся, словно искра жизни.
— Другого способа?..
— Да. Думай, Шон. Я не требую убить инкуба. Я требую устранить угрозу официальных обвинений в разбое и краже.
Шон буквально впился взглядом в моё лицо, а я почувствовала сильнейшую усталость: внутренний мир — пустыня выпивал мои силы, уравновешивая пустой сосуд Шона и мой… опустошаемый.
— Пожалуйста, Шон, — это прозвучало устало и почти плаксиво. — Ты же был царём в первой жизни, ты столько лет интриговал и выкручивался. Придумай что-нибудь.
Он вспыхнул. Вдруг из ниоткуда появилось солнце и пошёл тёплый дождь. Шон прижал меня к себе и, целуя щёку и ушко, шептал: «Свет мой, Жизнь моя…» На какое-то время я отключилась, отдавшись ласковому теплу дождя vis, нежным губам и словам.
Дождь кончился, но солнце продолжило ласково сиять, я чуть отодвинулась, чтобы посмотреть в лицо… Огромные жёлтые глаза с вертикальными зрачками, трепетные эфа-образные прорези ноздрей и большой, чуткий рот… и узор шрамов…
— Ты такой красивый…
Никогда не устану поражаться этой странной, нечеловеческой красоте. Шон улыбнулся смущённо и чуть польщённо.
— Эль-Виси тоже так говорит, — вырвалось у него.
— Потому что это правда, — я провела рукой по шершавой бритой макушке. — У тебя мало времени на поиск, — напомнила я.
— Я знаю, что делать, но не знаю, какую цену могу заплатить, — ответил он. — Я видел в твоей памяти, что Страж — бог смерти и что он может забрать душу из тела. Будет достаточно, если душа не умрёт. Но я не знаю, что он может попросить взамен.
— Да, он может попросить как малость, так и твою душу. Ничего предположить нельзя, — откликнулась я.
— Если Страж запросит слишком много, я откажусь от сделки, разведу погребальный костер и сожгу этого нечастного. Может, огонь разрушит зло… хоть немного. Я не предам тебя, Свет мой, и не поставлю город под удар. Всё решится в ближайшую ночь.
— Хорошо.
Мы мягко вывалились в реальность. Похоже, ни Тони, ни Бромиас ничего не заметили. Переглянувшись, мы поменялись местами, и теперь я уютно свернулась калачиком, положив голову на колени Шону.
Опять молчание и шелест шин…
— Вы наполнились, как я погляжу, — раздался недовольный голос Бромиаса. — Так может, проверите ваше приобретение, может, хоть часть маяков с него снимете.
Шон встрепенулся, а Тони сбавил скорость, высматривая, где можно припарковаться.
Заехав на грунтовую дорогу, мы остановились почти в лесу. Из машины вышли все, даже прикидывавшийся подушкой Кения.
Открыли багажник и уставились на инкуба, а он на нас.
— Господин? — существо с надеждой и опасением обратилось к Шону.
— Мы хотим найти и обезвредить метки-маяки, — ответил он.
Инкуб споро выбрался из багажника и сбросил свое покрывало, представ перед нами абсолютно голым. Маленький и худенький… Но удивительно пропорциональное мускулистое тело было таким, чтобы в равной мере соблазнять и женщин, и мужчин. То есть он не был субтильной бесполой лолитой, скорее, там, где он жил и умер, маленький рост и длинные волосы были нормой у мужчин.
Тони сплюнул и пошёл к водительскому месту. Инкуб, провожая его взглядом, попытался зачаровать. Я щелкнула пальцами, и существо, вздрогнув, испуганно глянуло на меня. Я отрицательно покачала головой, и он всё понял.
Пока я отвлекалась, Шон принюхивался, а Бромиас смотрел vis-зрением.
— Как удачно, что все, кто его кусал, подохли, — под нос себе пробурчал грязнуля. — Метки рассасываются прямо на глазах.
— Господин убил вампиров? — спросил инкуб, преданно глядя в глаза Шону. Тот лишь отмахнулся, но поскольку ни я, ни Бромиас не заявили права на сей подвиг…
— Господин великий воин! — и, обхватив себя руками за плечи, инкуб бухнулся на колени и сложился пополам, прижимаясь щекой к обуви.
Я как-то отстранённо почувствовала мучительное смущение Шона и острое желание Бромиаса пнуть пресмыкающееся существо. Словно чтобы не поддаться соблазну, грязнуля отошёл на шаг, а Шон глянул на меня, ища поддержки.
— Встань, мы не закончили.
Инкуб тут же вскочил, и я принялась рассматривать его. На нём были широкие и плоские браслеты и такое же колье, похоже, из бронзы. Поверхность «украшений» покрывали знаки неизвестной мне письменности, а в vis-диапазоне было видно, что из них выходят нити силы, проходящие сквозь инкуба, контролирующие его.
— Ууу… — подал голос Бромиас.
— Что? — тут же с тревогой отозвался Шон.
— Оковы подчинения. Разве ты не знаком с ними?
— Нет.
— Ну, эта штука полностью приручает инкуба и делает безопасным для хозяина. Этот инкуб принадлежит навечно одному господину. Тот может сдать его в аренду, как бы продать, только вот если новый владелец без согласия старого захочет отдать инкуба кому-то третьему, то этот третий уже не будет защищен никак. Только приказы первого владельца, надевшего оковы, имеют нерушимую силу.
— А если он умер? — спросил Шон.
— Тогда бы оковы утратили силу, а они, как видишь… Да ты не видишь.
Инкуб зло глянул на того, кто посмел выказать презрение к его герою.
— Значит, неведомый хозяин может явиться за ним, и у нас нет гарантий, что инкуб не сожрёт Шона, — резюмировала я.
— Я послушный, — тут же заголосил инкуб. — Я очень послушный!
И он попытался опять бухнуться на колени, но Шон поймал его, схватив за голые плечи. Они оба замерли, глядя друг другу в глаза. Мы с Бромиасом застыли тоже.
Три секунды, пять… десять.
— Может надо что-то сделать? — неуверенно произнёс грязнуля.
— Не стоит, — ответила я. — Думаю, Шон увёл его к себе.
— К себе?
Я не стала объяснять. Раз Бромиас не знает, что это такое, значит, не поймёт и объяснений.
— Вообще-то нас видно с дороги, — недовольно крикнул Тони с водительского сиденья, — если кто-нибудь проедет, то нам придется удирать от копов и рассказывать, что мы тут делаем с голым несовершеннолетним.
Бромиас недовольно фыркнул: «Чушь», — но встал так, чтобы загораживать собой инкуба.