Разбитые иллюзии

Глава 8

В общем, я решила забрать стилет у Кении. Временно. На один вечер. Я не боялась, что не смогу вернуть артефакт обратно в фамилиара. Нет, я боялась снова почувствовать стилет в себе. Боялась не совладать с ним. Глупый страх, если вдуматься.

Но чтобы решиться на вполне простое действие, мне нужно было внутренне настроиться и собраться. Что я и сделала, удобно устроившись под деревом. В свое время, лет тридцать назад, я потратила несколько месяцев, изучая йогу и разные виды медитации, найдя в этих человеческих заморочках немало полезного и для divinitas. И сейчас я укрепляла свою волю и уверенность в себе: в своей личности и своей силе.

Минул час с небольшим, когда я почувствовала, что готова к встрече с тем, что завладело мной и чуть не убило.

Кения, насмешливо жмурясь, подставил грудь под поглаживания, и стилет вынырнул из всегда прохладной шелковистой шёрстки, как из ножен. Я пристально посмотрела на концентрированную тьму у меня в руке. Артефакт затаился, прикидываясь спящим, но мы оба знали, что это притворство. Когда я аккуратно ввела его в руку, как вводят иглу в вену, он проснулся и сам впрыгнул на уже знакомое место, скрывшись из вида. Руку тут же сковало холодом, словно окунуло в полынью. Убийца Богов сменил тактику: не имея возможности повлиять на моё сознание напрямую, решил ослабить меня пыткой.

Но я не собиралась сдаваться. Вспомнив о жарящем Солнце, раскалённом и равнодушном, я быстро согрелась сама и согрела руку.

«А твое Солнце недоброе», — хихикая, заметил стилет.

«Для тебя — да», — отрезала я.

«Дашь мне крови-жизни? Дай! Как мне надоели эти мыши, птички! Дай мне настоящей крови-жизни!»

«Заткнись и сиди тихо. Иначе я пожертвую фамилиаром, и ты окажешься просто в ловушке. В мёртвом чехле. Понял?»

Слишком разумный артефакт вгляделся в меня, в мои мысли — и понял, что я действительно способна выполнить угрозу, если он не оставит попыток управлять мной. Стилет как будто вздохнул, транслируя вынужденную покорность и слабо прикрытую злую досаду вкупе с готовностью действовать, как только почует мою слабину.

Придя в себя и окончательно восстановив контроль над ситуацией, я осмотрелась. Кения сидел какой-то дезориентированный, словно пьяный, и я, взяв его на руки, окликая свою охрану, пошла прочь с полянки.

Нагнав меня, Тони принюхался, но промолчал.

— Сильно изменился запах? — спросила я.

— Ну… Всё то же, только нотка гнили и увядания.

— Хреново, да? — невесело пошутила я.

— Ты же запихнёшь эту штуку обратно в кота? — с тревогой спросил он.

— Запихну, — отрезала я.

— Это хорошо, — пробормотал под нос оборотень.

Кения пришёл в себя настолько, что попытался провести любимый фокус всех кошек — «вылизывание и закусывание», и, конечно же, избрал для этого руку со стилетом.

— Потерпи, ушастик, — с трудом отдирая его от себя, уговаривала я, — лишь несколько часов, и ты получишь его обратно. С тобой ведь ничего не произойдёт? Правда?

Кения не отвечал мне словами, лишь эмоциями, я ясно слышала-понимала, что ничего с ним не произойдёт, просто ему тяжко вдруг лишиться привычной части себя.

Потратив малую часть vis-резерва, я изменила своё лицо, сделав нос больше и с горбинкой, а брови прямыми и вразлет. Хищная стерва — прокомментировал изменения Тони.

Мы потеряли много времени в лесу: сумерки сгустились, пасмурный день сменился вечером. Я отдала Кению Ники, тот устроился у неё на шее, словно горжетка, а Тони ещё раз проинструктировал волков и подружку. Всё. Приготовления завершены. Мы возвращаемся в город. На Аукцион.

Мы приехали как раз вовремя: не самыми первыми, но и не из последних — и как раз успели занять удобное парковочное место. Никогда это здание в бытность свою кинотеатром не видало столько дорогих машин и столь разношёрстной публики. Чтобы успокоиться и настроиться, я ещё раз пересчитала банковские слитки золота в рюкзачке Тони. Двадцать штук по десять унций — это тысяч двести или около того. Остальное на мне, в алмазах: в маленьком мешочке один камешек на четыреста тысяч, в большом несколько на триста. Надеюсь, что мы потратим не всё. У меня в голове не укладывается, что за вечер можно спустить почти миллион.

Хотя я, наверное, неправильно подхожу к Аукциону: не спустить, а выкупить несчастных детей и флерсов. Но от многолетней привычки к бережливости и накопительству просто так не отмахнёшься, тем более, что ещё лет тридцать назад сумма в девятьсот тысяч была сказочно огромной, а уж столетием раньше — вообще трудно представимой. Деньги дешевеют, в последние годы просто обесцениваются, так что нелюди совершенно правы в том, что игнорируют бумажки и используют для расчетов привычные ценности.

Мы вышли из авто и направились к главному входу. Вместо билетёров нас встречал старый и сильный трупак, похоже, с развитым vis-нюхом. Поскольку я оплелась щитами, а они скрывают уровень и, соответственно, гасят vis-запах, то не опасалась, что привратник узнает обо мне лишнее. Так и вышло: окинув нас цепким взглядом и демонстративно втянув воздух, он с презрительной миной кивнул, дозволяя проход.

В холле было мрачно и многолюдно, если так можно сказать о сборище divinitas. Хозяева постарались придать запустению бывшего кинотеатра намеренную готичность, и у них вышло довольно неплохо. Жаль только, я не смогла это оценить в полной мере. После посещения вампирского логовища в Бронксе вся эта нео-готика вызывает у меня глухую неприязнь.

Мы с Тони — новенькие, да ещё и незнакомцы — сразу привлекли всеобщее внимание. Выяснилось, что оказаться объектом пары десятков vis-взглядов крайне неприятно, чувствуешь, что защита расползается под таким напором. Однако я была достаточно в себе уверена и спокойна, чтобы любопытные не увидели лишнего. К моему облегчению, Тони никого не заинтересовал: либо в нём не распознали собаку, либо не сочли пса-оборотня достойным внимания.

Присмотревшись, я поняла, что покупатели по большей части группируются по цветам. Белые отдельно, чёрные отдельно, и те и другие, в свою очередь, разбивались на зелёных и красных. Похоже, эта дележка происходила неосознанно, потому что меня просто потянуло к светлым, но я вовремя опомнилась, и мы независимо пристроились с краю переговаривавшихся между собой болотников, не спеша заводить знакомства и вступать в беседы.

Фрешит с Венди были уже здесь. Венди держалась молодцом, то есть в рамках роли, мило беседуя с каким-то весенним. Фрешит, как старожил, курсировал между группками, останавливаясь побеседовать то с одним, то с другим. Среди его знакомцев были только зелёные, зато всех оттенков.

Бромиас и Шон пришли одними из последних, причём появление Бромиаса вызвало странное оживление среди грязнуль. Похоже, не так уж прост наш беженец-тихоня.

Самыми последними прибыли вампы — семь мерзких, сильных и опасных чудовищ, не одну сотню лет оскверняющих этот мир. Что характерно, среди divinitas тут же тёмным облаком повисла напряжённость. Слишком мало было тех, кто мог хоть что-то противопоставить этим живым трупам. Пожелай вампы проявить агрессию, большинство оказались бы безоговорочными жертвами.

Всего нас, возможных покупателей и их сопровождающих, было примерно сорок. Не большая компания, но и не маленькая. Ровно в одиннадцать вамп-привратник закрыл входные двери, а другой открыл вход в зал. Какая торжественность…

Зал был небольшим, но не настолько, чтобы мы чувствовали себя запертыми в маленькой комнате. А мы были заперты: в дверях стояли по четыре, а то и по шесть вампов охраны, причем не слабых вампов, старых. Похоже, эта община трупаков давно не плодила птенцов, что по-своему отрадно. Зрительские кресла отсутствовали, вместо них на комфортном расстоянии друг от друга стояли стулья в стиле ампир, причём я затруднялась определить, новодел это или антиквариат.

Все стали рассаживаться, сдвигая стулья, как им удобнее, или, наоборот, отодвигаясь — и тут мы снова оказались поделены на неравные сектора. Причем Бромиас с Шоном вызвали перешёптывание, усевшись с двумя розовыми, а не с более многочисленными грязнулями.

Перед нами находились: занавес, отделяющий какую-то часть зала, небольшая сцена и, естественно, трибуна распорядителя аукциона, на которую взобрался очередной вамп. Люди наверняка видели его красивым до невозможности, он немного походил на нашего Франса: та же лепка черт, только ещё более утончённая, голубые, почти синие глаза и водопад слегка вьющихся светло-золотых волос почти до пояса. При всём этом женственным этого трупака никто бы не назвал. Он привык приказывать, а это незримо ложится на чело, как венец.

— Рад приветствовать дорогих гостей, — сообщил распорядитель, и я поняла, что наш Франс, несмотря на последнее столетие, просто мальчишка-наперсник, брошенный без присмотра.

— Опасная штучка, — пробурчал рядом Тони.

— Да уж.

— Сегодня мы рады вам представить, — тем временем продолжил вамп, — такие лоты…

И с одного конца сцены начали выносить на подушечках амулеты и артефакты, распорядитель называл их и давал справку в несколько слов. Затем вереницей пошли живые лоты в цепях, как и положено рабам. Три флерсы: две в ужасном состоянии, одна ещё бодрая; пять волчат: мальчиков от четырнадцати до шестнадцати. Селки, причем продавали ребенка лет восьми, а его мать, с потерянным и затравленным взглядом, считалась свободной. Две чернокожие девочки-сестрички гиены лет десяти…

— Да тут все дети, — процедил Тони. Я почувствовала, как его охватывает ненависть, и сжала ему руку, напоминая, чтоб не заводился.

Тигр, индус, наверное, — парнишка лет семнадцати, пытающийся сохранить своё достоинство… Рысь — запуганная до полного отупения девочка одиннадцати-двенадцати лет…

— И наконец, господа, главный лот: два инициированных лебедя — проклятых охотника.

С неким облегчением я заметила, что не одна я такая тёмная и не все из присутствующих поняли, почему два несчастных мальчика оказались главным лотом… а вамп объяснять не спешил.

Первыми пошли амулеты и артефакты. Только один какой-то меч кого-то там вызвал оживлённые торги между двумя грязнулями, остальное распродалось быстро. Следующими пошли флерсы, первой выставили бодренькую и запросили десять унций. Две зелёных пары дёрнулись, кто-то из них не сдержал досадного возгласа. Цена немаленькая.

Вамп уже два раза спросил «Господа?», Фрешит что-то прошептал, и Венди вскинула руку.

— Десять унций раз, — указав на неё, произнес распорядитель.

И тут руку вскинул вамп… Светлые буквально подпрыгнули на своих местах, но все промолчали. Все. Своя шкура дороже.

— Двенадцать.

Я почувствовала страх и волнение Венди, оно пришло отголоском через Шона. Я услышала, что он её успокаивает… Венди снова подняла руку:

— Четырнадцать.

Вамп тут же лениво махнул.

— Шестнадцать.

Венди снова вытянула руку

— Восемнадцать.

И вамп глумливо скалясь, снова подал знак.

— Двадцать.

Венди застыла. У них всего двадцать унций.

— Тридцать, — подала голос я. Все обернулись ко мне с удивлением, и только на лице Венди было написано величайшее облегчение и благодарность. А во мне под щитами клубилась ненависть, я не смогла удержаться, пока шёл торг. Свет и Тень, помогите нам всем. Стилет молчал, оттого, что радостно питался силой, вызвавшей его к жизни.

Вамп, презрительно ухмыльнувшись, махнул рукой: мол, пусть забирает.

Флерса уже не была бодренькой. Торги напугали её до ужаса и выели всю силу. Прямо на сцене она упала на колени и пыталась остаться в сознании, вяло шевеля крыльями.

— Заплати, пусть цепи снимут, — бросила я Тони, и он, достав три слитка, пошел к сцене. Швырнув золото вампу, он обратился к нему вполне спокойно, совладав с собой:

— Цепи снимите.

Вампиру не понравилось, что ему кинули плату как милостыню, он глянул на золото так, словно это были куски дерьма, но, к своему счастью, решил всё же просьбу удовлетворить, и после его кивка цепи сняли. От контакта с вампом, освобождавшим её, флерса окончательно вырубилась и Тони взвалил её на плечо.

Венди сорвалась со своего места.

— Не замышляю зла, — чётко произнесла она и надела на шею обморочной открытый амулет-накопитель.

Тони вернулся ко мне и сгрузил девочку чуть в стороне, вложив в ладошку амулет.

Торги продолжились, следующими были те две умирающие и абсолютно бесполезные флерсы. Зелёные не проявили к ним никакого интереса. За двоих запросили пять унций, слишком дорого за столь некачественный товар. Но Венди подняла руку, вызвав насмешливое фырканье в зале.

На этот раз ей никто не помешал купить лот. Флерс увели — покупки забирают после окончания аукциона. Ради меня вамп нарушил правила, и правильно сделал.

Следующим выставили селки, но тот самый вамп, что торговался за флерсу, вдруг подал голос.

— Иридас, будь так любезен, пожалей наше время.

Какое то время трупаки таращились друг на друга, словно вели мысленную беседу, потом блондин очаровательно улыбнулся.

— Похоже, сегодня день нарушения правил…

Селки быстренько убрали со сцены и вывели первого лебедя.

— Стартовая цена триста унций.

Прошелестел удивлённый вздох.

Вамп поднял руку:

— Триста.

Руку подняла я.

— Триста двадцать.

Вамп оглянулся, ища наглеца, и наткнулся на мой взгляд. Не отводя глаз, он поднял руку и произнес «Четыреста».

Я подняла руку молча.

— Четыреста двадцать.

Продолжая таращиться, он бросил «Пятьсот».

Я опять не тратила слов и молча подняла руку.

Тут трупак взбесился, и я с облегчением поняла, что его финансы не безграничны.

— Кто ты такая? Как ты смеешь становиться у меня на дороге, лешачка? — зарычал он.

В зале повисла полная тишина. Стилет замер в надежде и в предвкушении. Я решилась.

Мои слова с ласковой издёвкой прозвучали очень четко.

— Да у тебя, труп, мозги сгнили, как я посмотрю. Ты ещё потопчешь эту землю, если будешь паинькой и окажешь мне почтение, как положено.

Глаза у трупака малость вылезли из орбит, а потом он запрокинул голову и захохотал диким безумным смехом, подлаивая. Впереди и сбоку от меня сидели болотники, за эти несколько секунд хохота они успели отодвинуться вместе со стульями. Никчёмности, привыкшие выживать.

Отсмеявшись, вамп снова уставился на меня.

— Я предлагаю тебе оказать мне почести, как сильнейшему. И тогда я, может быть, оставлю тебе жизнь, дура, только тебе придется очень хорошо постараться.

— Ты оскорбляешь filiusnuminis, безмозглая мерзкая тварь.

Стилет сам высунулся из руки. Ему не терпелось убить хоть кого-то, и старый вамп был неплохим вариантом. А я оплела лозами Тони. До этого момента я не знала, что могу вот так оплести для защиты кого-то, но со страху у меня это вышло само собой.

Тем временем вамп театрально раскинул руки и огляделся, мол, вы видели, она сама напросилась, можно сказать, вынудила, и медленно зашагал ко мне. Вставать я не стала… На последних метрах вамп мгновенно ускорился, и я успела заметить, что бросок будет в мою сторону. Ринувшись навстречу, я просто махнула наискось рукой снизу вверх, надеясь хоть чуть достать его. Стилету бы хватило.

Так и вышло. Я поцарапала вампа, и он замер в удивлении, а стилет сам повел мою руку для удара. Его манила плоть, в которую можно вонзиться. И я проткнула его сердце — мёртвое, неподвижное, наполненное до краёв чужими смертями.

Стилет жрал. Убивать вампа ему понравилось, в трупаке оказалось много силы и отголосков-частей чужих душ.

Вамп был настолько удивлен, что не смог испугаться.

— Кто ты?.. — прохрипел он и развалился ссохшимся трупом.

Всё заняло секунды две. Никто ничего не понял, я шла живая и невредимая к оставшимся трупакам. Ещё секунда, и первый пришёл в себя. Взвыв, он кинулся на меня. Всё повторилось: царапина чтобы затормозить — и удар в сердце.

«Жри быстрее», — прикрикнула я на Стилет, у меня нет двух секунд в запасе. Послушавшись, Убийца Богов выпил всю силу за мгновение. Следующий получил удар в сердце без всяких царапин. Третьему я отрезала руку, он успел схватить меня за горло, и лишь потом проткнула сердце. Стилет и радовался, и досадовал. Происходящее для него было, как заглатывание деликатесов не жуя.

На четвёртом я позволила ему не спешить, потому что оставшиеся двое нападать не торопились, они решили подобраться ко мне, словно хищники, с разных сторон. Ха! Все забыли про моего пёсика! И зря: он очень не любит мертвечину. Спокойно, буднично и оттого незаметно он прошёл эти несколько метров. Трупаки полностью сконцентрировались на мне, я же, наоборот, из-за связи с Шоном и Тони видела ситуацию как бы панорамно. Зайдя за спину вампу, Тони приблизился не рывком, а как-то плавно, словно в танце, и серебряный нож в шею воткнул легко, без замаха, лишь потом с усилием снял голову с плеч. Второй, увидев смерть товарища, в порыве наброситься на Тони напоролся на Стилет.

Всё заняло секунд двадцать от силы.