Разбитые иллюзии

Глава 6

Я попыталась что-то выдавить из себя и не смогла. Жестокий жар Солнца выжег дотла и меня, я просто не могла вспомнить, как вспыхнуть силой жизни. Я тоже была опустошена до самого дна.

Если Венди не остановится, то и она свалится в vis-кому, подумала я, пытаясь обрести фокус и не отключиться.

И тут пришло спасение. Свежие чистые ароматы, живое тепло… Флерсы. Фиалочка, Мальвочка и Незабудка. Девочки обняли лицо Венди, а Незабудка прижался ко мне. Его крылья обдували моё лицо, но это был не воздух, а чистый vis, я вдыхала его, впитывала кожей. С каждой секундой мне становилось легче, казалось, они все со мной: и Лиан, и Пижма, и Фиалочка…

Я снова на своем лугу.

У моих ног лежит измождённый, измученный пёс… Его обнимает девочка-принцесса, она испугана и плачет, хоть и старается скрыть слёзы.

— Всё хорошо, — сказала я, — Мы дома.

У меня с рук капала вода, даже текла ручейком, капли, сверкая светом, падали в траву… Я стала омывать огромную псину, моего Тони. Когда он успел так исхудать и усохнуть? От воды он оживился и даже поднял голову, чтобы пить с руки. С одной ладошки он пил, а с другой я лила на него воду-свет. Девочка-принцесса перестала плакать и зачаровано смотрела, её измученное личико начало расплываться в светлой улыбке, и, наконец, она засмеялась и обняла пса. Смеясь, она чесала его тощие бока, трепала загривок, и пёс довольно жмурился, но пил воду-свет не отвлекаясь. Я тоже смеялась. Они оба были такие смешные и хорошие… Тони пил и выздоравливал, худоба уходила, мех становился пушистым, я не помнила, когда он поднялся на лапы, но теперь они держали его крепко. Закончив пить, он лизнул мне пальцы, подмигнул и, боднув улыбающуюся девочку, бодро потрусил с поляны. Она убежала за ним.

Что-то ещё…

Ах да, пустыня… Вода нужна в пустыне. Я сделала шаг и оказалась на границе холодных сумеречных песков. Сухой, пронизывающий ветер…

— Шон! — позвала я.

Что-то зашевелилось в темноте.

Было страшно покидать свой луг, но мне шепнули: «Мы здесь. Мы сохраним проход». В этом шёпоте я узнала голоса всех своих флерсов и даже голос Календулы, поэтому смело пошла в серый холод.

Как только я ступила в пустыню, на меня налетел ветер, несущий злой песок. Я закрыла лицо волосами, как платком, и пошла, высматривая Шона.

— Шон, брат мой!

И ветер стал тише, а небо чуть просветлело. Я увидела фигуру, почти занесённую песком.

— Шон…

Вода уже не текла с моих рук, но они всё ещё были влажными. Я прижала ладони к потрескавшимся тонким и мягким губам, к длинным, подобным эфам скрипки, ноздрям. Он одним вдохом осушил мои руки и открыл глаза.

— Шон…

Он смотрел на меня, пытаясь прийти в себя и вспомнить, кто мы и где мы.

— Пати, — выдохнул он, — Свет мой…

— Пойдём ко мне. В гости. У меня вода.

Он засомневался.

— Ненадолго, — продолжила уговоры я. — Напьёшься и вернёшься к себе.

Он тяжело сел, попытался встать и упал. Я попробовала его поднять, но он оказался тяжёлым.

— Я не смогу, — прошептал он. — Мне нельзя покидать свою пустыню, нельзя к тебе.

— Ну отчего же? Чем мой луг не оазис? — Я, видно, очень захотела, чтобы мы оказались у меня на лугу… Вдруг он возник в шаге от нас.

Шон с удивлением рассматривал мой мир.

— Нет, — вдруг произнёс он. — Мне нет туда хода. Не смог раньше войти и сейчас не смогу. Ничего не изменилось.

Он закрыл глаза и откинулся на песок.

— Я посплю, — прошептал он, — и непогода уляжется. И снова будет тепло, и может быть, я смогу найти свой оазис и шатер Эль-Виси…

Я не хотела бросать его тут на долгие часы, а может, и дни. Хоть моё сознание и было затуманено выходом из реальности, я помнила, что Шон впал в vis-кому и мог серьезно покалечиться. Я не хотела, чтобы мой названый брат стал vis-калекой, не хотела, чтобы безжизненный песок безвозвратно занес его оазис и шатер.

Я встала и сделала шаг к себе на луг, так хотелось убежать из этой кошмарной пустыни, но я оставила одну ногу на песке, оказавшись таким образом на границе наших миров. Мои ладони снова стали наполняться влагой, будто я собирала дождь, но медленно, очень медленно. Я терпеливо ждала, и когда воды хватило на два глотка, вернулась к Шону и влила в него жизнь. Он снова очнулся.

Я не помню, сколько раз я наполняла ладони и поила его… Пустыня начала светлеть, ветер — утихать, а вот у меня на лугу, наоборот, тучи затянули небо и похолодало.

— Всё, свет мой, хватит, — буквально взмолился Шон. — Ты устала.

Я действительно устала, но послушала его, потому что смогла рассмотреть проблеск зелени.

— Твой оазис, — прошептала я.

Он оглянулся и не сдержал улыбки.

— Да.

Потом с тревогой вновь обратился ко мне.

— Свет мой, отдохни.

Я молча согласилась и, зайдя к себе на луг, легла в травы, последней мыслью была просьба к тучкам уйти и не заслонять солнце.

Очнувшись, я услышала чужой эмоциональный голос:

— То, что вы делаете — это уже пытки! Так нельзя!

— А нападать на свою сестру можно? Можно убивать её и её родню⁉ — голос Венди звенел гневом.

Я вспомнила. Этот чужак — мой старший брат Оптимус Прайм. Самый лучший. Он напал на меня, потому что ему нужны Ландыши.

Попробовав пошевелиться, я поняла, что лежу на диване в малой гостиной, заботливо укрытая пледом.

— Пати проснулась! — радостно сообщил Незабудка звонким голоском и всплыл перед моим лицом ярко-голубым кусочком летнего неба.

— Спасибо, Незабудка, вы нас всех спасли, — прошептала я. Он лишь смущённо засмеялся в ответ. В двери как по волшебству возникли Шон, Тони и Венди.

— Как ты? — настороженно поинтересовался Шон.

— Нормально, — улыбнулась я и села, опустив ноги на пол. — Пуста, правда…

Мой резерв израсходовался полностью, и я чувствовала себя очень неуютно… Голой. Я чувствовала себя голой и беззащитной.

Мне нужен источник. Сегодня все, включая флерсов, выжали себя до дна, и тянуть силу из них значит истощить и покалечить. Нужен кто-то посторонний. Чужой.

— Чего верещал Оптимус? — спросила я.

— Приковали его железными цепями к железной батарее, — с мрачным злорадством ответил Тони.

— Железо на голое тело? — скривилась я. Оптимус, конечно, дрянь, и я с ним буду разбираться, но пытать его я не хочу.

— Нет, конечно, — оскорбился Шон. — Что мы, вампы — мучить зря? Просто мера безопасности. Мы не ожидали, что ты так скоро очнешься.

— А сколько времени прошло?

Они переглянулись.

— Часа полтора…

Да… Быстро я пришла в себя.

— Мне нужен источник, — мысль, всё время крутившаяся в голове, вырвалась на свободу.

— Поедем в город, — тут же ответил Шон. — Если не найдём никого для тебя, для меня точно найдутся, и я тебя наполню. Тони, Венди, — деловито обратился он, — к хаотику не подходить, не разговаривать с ним, и жгите чабрец с полынью. Мы к утру вернемся, а если повезёт, то и раньше.

Раскомандовался — констатировала я, и не могла понять, довольна я этим фактом или нет. Шон, подошёл ко мне и поднял на руки, как ребёнка, так и понёс в автомобиль, завёрнутую в одеяло.

— Ники едет сюда, поддержать Венди и Тони, а Эльвиси я всё же оставил дома, — сообщил он, пока шёл к машине.

— Почему? — слабо удивилась я, ведь она могла его наполнить.

— Эльвиси — природный хаотик, — мрачно ответил Шон, — но она пытается избавиться от этого. Незачем ей встречаться с тем, кто сам себя превратил в безумную тварь. Я и без неё быстро восстановлюсь, — уже другим тоном продолжил он, — и тебя наполню, свет мой. Всё будет хорошо, вот увидишь.

Город был небольшим, но и не крошечным, солнце садилось, и Шон, сам того не замечая, мрачнел и торопился.

— Шон, — я положила ладонь на его руку, коснулась кожи, — закат не страшен.

Секунду он смотрел на меня, будто пытался понять смысл слов, а потом выдохнул.

— Да, закат не страшен, — улыбнулся он. — Старые привычки и страхи…

— Так сразу от тебя не уйдут, — закончила я.

Мы остановились у какого-то бара, а может, ночного клуба, набитого студентами. Шон рвался туда, а я нет. Да, секс и веселье. Но какое-то пустое… С гнильцой.

Посидев в машине, я решила прогуляться вечерними улицами. Хотя я и была без сил и сейчас ничем не отличалась от человека, но со мной был Кения. Кения всегда со мной.

Мы шли, никого не встречая, мои мысли сами свернули к Вику. Любовь? Это любовь? Я думала, это что-то яркое и безумное, из света и ветра… Думала, любовь — это что-то внезапное, как июльская гроза, ошеломляющее, как молния…

А оказалось, что любовь — это просто тихо и незаметно подкравшаяся потребность. Потребность видеть его, касаться, быть рядом, знать, что у него всё хорошо, что ему хорошо…

Но у Вика всё совсем не хорошо. Шон прав. Прав во всём. И что осталась нам всего пара лет, и что станет он таким же усталым, равнодушным чудовищем, как Отшельник. Но как мне принять это? Как смириться? Или же — как разрушить всё? Совсем всё.

Хаотик. Презревший порядок, презревший равновесие, поставивший себя над ними. Подминающий мир и реальность под себя. С переменным успехом. Вечно на грани, вечно в борьбе с самим собой, вечно во лжи самому себе. Я могу им стать. Запросто — чернота уже меня коснулась. А Страж уязвим. Все уязвимы. Я смогу разорвать его сделку с Виком. Но спасет ли это его?

И тут я увидела белого-белого человека… И бросилась ему навстречу:

— Вик! Вик!!! Как ты меня на…

На меня удивлённо смотрел чёрный мужчина лет сорока. Уставшее и грустное лицо.

— Я не Вик, мэм, — тихо ответил он и попробовал сделать шаг.

Не Вик.

Но я не могла разжать пальцы, не могла отвести взгляд.

— Отпустите меня, — мягко попросил он. — Я не Вик.

Я кивнула, смутившись, и попробовала совладать с руками.

Он ждал, пока я отцеплюсь, а я не могла. Не могла его оставить.

Вдруг он сделал шаг навстречу и обнял меня, окутав своим светом. Я со всхлипом вдохнула его запах и его силу… Да я сейчас разревусь.

Нельзя плакать.

— Можно. Можно плакать, — гладя меня по голове, произнёс он.

Я сказала это вслух? Стиснув зубы, я отрицательно помотала головой. Если я буду плакать, то выплачу всю силу, что он мне даёт.

Словно услышав мои мысли, он поцеловал меня в глаза… и я разревелась.

Горько и беспомощно.

Я не предам себя и не убью Стража, потому что этим не спасу Вика. Он не сможет любить меня-хаотика, а значит, умрёт. Мы сможем быть долгие годы вместе, но это будет жизнь во лжи, во всепоглощающем притворстве. И любви не будет места во всём этом, и значит, Вик умрёт. Просто позже. И хуже. Значит, у нас есть только эти год-два…

Оптимус… Он ведь не отступится. Ему нужны Ландыши, и если я в ближайшие месяцы их не вылечу, он найдет способ их выкрасть или убить.

Винье… Мерзкий и жалкий. Я должна убить его. Рано или поздно мне придется оборвать его жизнь. Обратить его в землю. Своего отца. Давшего мне лозы винограда, одиночество, страх и независимость.

А ещё… Ещё что-то страшное надвигается на нас. Нас всех ждет испытание. И не все его переживут.

Ужасно. Ужасно быть пустой и беззащитной, не иметь силы закрыться от всего. От правды. От реальности.

Но есть тепло и свет. Они есть. Они дадут силы…

— Не бросай меня…

Мужчина смотрит в смятении, но потом крепко обнимает и уводит с собой.

Засветло Шон заехал за мной, найдя по ментальной связи, словно по маяку.

— Запомни адрес, — попросила я. Он согласно кивнул.

Человек, спасший меня этой ночью, нуждался в деньгах и втором шансе, дабы подняться со дна. И то, и другое я могла дать с лёгкостью.

Чем я не сказочная фея?

Дома, на ферме, всё было хорошо. Вчера вечером Стивенсон навестил в схроне зелёную пару и Ландышей, отнёс им еду и тёплые одеяла.

Оптимус корчил из себя жертву. Венди вообще не рисковала входить в гостиную, где он сидел, зато Тони отлично справлялся с обязанностями тюремщика, скормив пленнику последние запасы сладкого, и даже не ударил ни разу, хотя хотел, ох как хотел — придурочный хаотик дразнил его, как только мог. Ники курсировала между названой сестрой и парнем, обнимая то одну, то другого, при этом что-то весело щебеча. Собственно, присутствием Ники объяснялись покладистость Тони и целость физиономии Оптимуса.

У меня вышел долгий разговор с внезапно приобретённым братом. Как я и думала, напал он на меня не просто так. Даже хаотику нужны очень веские основания для нападения на не сделавшего ему ничего дурного кровного родственника. Оптимус поклялся обезвредить Ландышей, поклялся, что они никого больше не убьют, и пытался сдержать эту клятву. В результате переговоров я выторговала себе год: если к следующей осени Ландыши не будут полноценными флерсами, Оптимус их казнит. Если за этот год их выкрадут и заставят убить кого-то, то кровь падет на меня. Так что у меня имелись все резоны поторопиться.

Мой брат-хаотик так и не признался, кто изувечил флерсов, и я настолько разозлилась на него, что была готова пытать. Но вмешался Шон. Он спросил, не Оптимус ли их создал. Тот опешил, а потом принялся шумно возмущаться. В конце концов, из него выдавили признание, что это не он. «Твоя мать?» — как ни в чём не бывало, поинтересовался Шон. На этот раз Оптимус промолчал, и это было красноречивее всяких слов. Я не стала предупреждать, что собираюсь осиротить братца при случае, разговор просто свернул на другую тему.

Винье. Его заперли в подземелье в развалинах замка, среди камней и железа, но у него достаточно сырой земли, света и воздуха, чтобы жить. Жить телесно. Разум не выдерживает такого отсутствия vis и уходит, иногда навсегда. «Он безумен, как боггарт в заброшенном доме», — сказал Оптимус.

Лучше бы Винье был полон сил и ума, тогда я бы убивала врага, того, кто убил мою мать и второго отца. Но нет, меня ждет безумная развалина…

Срок заточения Винье истекал через три года, если Оптимус не ошибся в подсчетах. Ну что ж… время ещё есть… наверное.

Собрав с брата все полагающиеся клятвы, — не вредить, не искать, не нанимать, не сообщать и так далее, и тому подобное, — мы, наконец, его отвязали от батареи.

Я и Тони с железной цепью в руках проводили Оптимуса до ворот фермы.

— Мне действительно очень жаль, сестричка, что всё так вышло, — вдруг совершенно серьёзно, не кривляясь, произнёс брат. — Знай, я не держу на тебя зла за эти сутки в цепях. Более того: если тебе понадобится моя помощь — обращайся. Я хотел бы загладить свою вину. Но я действую только в рамках полномочий Конклава, — строго уточнил он. — Впрочем, не думаю, что тебе потребуется убрать кого-то, кто свято блюдёт Скрытность и Конвенцию.

Оптимус заговорщицки мне подмигнул, а я попыталась закрыть рот и поверить в то, что я не ослышалась.

— Но, сестрица, через год пусть рядом с тобой будут крылатые флерсы-близнецы, — предупреждающе произнес он, и я лишь молча кивнула.

Мгновенно потеряв серьезность, он послал нам воздушный поцелуй и лёгкой подтанцовывающей походкой пошёл прочь.

— Думаешь, свалит? — настороженно поинтересовался Тони.

— Угу. На год. До следующей осени.

Словно услышав меня, а может, и услышав, Оптимус поднял руку и не оборачиваясь помахал. Тони лишь зло фыркнул.

Вернувшись в дом, мы застали Венди, с остервенением, иначе и не скажешь, выметавшую комнату. Шторы, салфетки, наволочки с диванных подушек уже были сорваны и отправлены в стирку.

— Я схожу за зелёными и Ландышами, — правильно оценил обстановку Тони и тихо смылся. Я тоже, взяв Кению в охапку, предоставила Венди и Ники самим вычищать дом после присутствия чужака.

Через час мрачная и суетливая Дризл вовсю хозяйничала на кухне и в доме. Все давно привыкли к её дурному нраву и вечному бурчанию — она полностью соответствовала своему имени — и не обращали внимания на её плохое настроение, как коренные англичане не обращают внимания на морось.

Оук ладил изгородь, Ландыши спрятались в оранжерее, флерсы носились по полям или крутились вокруг Венди. Стивенсон обходил дозором территорию, а Тони затащил Ники в заросли рододендронов. Всё как всегда. И это прекрасно.

Жаль, это суетливое счастье ненадолго…