Разбитые иллюзии

Глава 5

— Внучок двух древних психов. Ну, Дионис с кем только не переспал, и мой дедушка был вполне себе ординарным получеловеком. Спокойно правил своим селом, гордо именовавшимся каким-нибудь царством. Так не повезло бедняге, говорят, красив был, и одна из дочек Гекаты на него позарилась. А уж такая профура если что захочет, то обязательно получит. Вот так и появился на свет мой папашка, тоже изрядный псих, как потом выяснилось. Он, видишь ли, слегка помешался на своих дедушке и бабушке. Это поначалу слегка, да… А потом… в общем, пыжился он, пыжился, но поклонения добиться не смог. Время уже было не то. Людишки измельчали, да и не только они. Тогда он решил родить великого сына и, знаешь, не придумал ничего лучше, как найти свою тётку и соблазнить её. Ему это легко удалось, Гекатида тоже бредила идеей великого потомства. Звезды встали, как положено, когда зачинали и когда рожали. Гадали всеми возможными способами, и всё-всё предсказывало, что должен родиться великий бог. А родился я. Без капли силы! — Он снова захихикал и хлопнул себя по коленкам. — Родители чуть не удушили меня от досады! Спасибо кормилице-гидре, покусала она этих психопатов, отбила меня у них да к бабке-тетке отнесла. Так я у неё спокойно и вырос.

— А какие у вас сейчас отношения с отцом? — поинтересовалась я, уже не сомневаясь в том, кто передо мной сидит.

— А никаких, — широким жестом подтвердил он свои слова. — Папаша совсем спятил. После того, как его поймали на нарушении конвенции… таком мерзком, — доверительно сообщил он мне, — и примерно наказали, чтоб другим неповадно было, он и вовсе превратился в полное ничтожество.

— Какого пункта конвенции?

«Неужели его всё же наказали за Календулу?» — подумала я.

— Ах, стыдно сказать, — Оптимус горько вздохнул, — пункт о лишении разума divinitas. Помните тот ужасный скандал, когда кучка придурошных слабаков не нашла ничего лучше, как уподобиться мерзким людишкам — компрачикосам? Воровать или выкупать за бесценок детишек у слабых divinitas, я бы сказал «у filii numinis», если бы они не были слишком никчёмны для такого звания. Но это не умаляет вины преступников, — с жаром вскричал он, — Нет! Те, кто, подобно ходячим трупам людишек, сосёт силу сородичей — недостоин жить!

— Совершенно верно, — мрачно согласилась я. — Скажите, какое конкретно обвинение выдвинули Винье? — я смотрела на Оптимуса, зная, что он сейчас «взбрыкнет».

Он улыбнулся светло и радостно. Полный псих, недаром Венди так его испугалась.

— Я не называл никаких имён. И, кстати, что там задумал этот странный волчок за моей спиной? — он продолжал улыбаться, но в vis диапазоне готовил атаку.

— Оптимус, если вы не нападёте на меня или него, то и мы на вас не нападём.

— Однозначное заявление, — заметил он и притормозил приготовления к атаке, но не остановил.

— Ведь ваш отец — Винье? — спросила я.

— Да… — он отмахнулся от вопроса, как от мухи… и вдруг замер, глядя на меня. — Не может быть… Патриция… Виноград.

Я молча кивнула.

— Сестрица!!! — завопил Оптимус и дёрнулся ко мне. Тони издал рык и вскинул пистолет, хорошо, что сдержался и не выстрелил.

Оптимус отреагировал правильно: вернулся в кресло, но энтузиазм не поубавил, буквально прыгая на месте.

— Силы неведомые! Сестричка! О! Как я удивлен! Ты такая… Такая успешная! — он восхищённо развел руками. — Не ожидал.

— Оптимус, так что инкриминировали Винье? — вернулась я к тому, что меня интересовало больше всего.

— Ну… Вообще-то ему вменили и тебя, и ту дриаду, которую он таки превратил в фамилиара. Но ты… — он развел руками, давая понять, что я была главным пунктом обвинения.

— Он не поставил семейную метку, и я неизвестно сколько лет была не в полном разуме, — мрачно ответила я.

— А как ты сбежала?

— Почуяла, — грустно ответили я. — Меня не охраняли, тот домовой не в счёт.

— Всё равно, сестричка, я не пойму…

— Мама постаралась. Перед смертью.

— Теперь ясно. Она тебя кому-то обещала? — с интересом спросил он.

— Можно сказать и так, — ответила я.

— Ах, Патриция, Патриция… Это многое объясняет… но не всё, — он задумчиво разговаривал сам с собой, приложив пальцы ко рту.

— Оптимус, а что тебя привело в наши края? — я снова вошла в роль инженю.

Сумасшедший братец взглянул на меня совершенно пустым удивлённым взглядом, но потом смысл вопроса дошёл до него.

— А, ищу кое-что, — отмахнулся он и снова погрузился в свои мысли.

— Что именно? — мягко настаивала я.

— Так ты помнишь свою мать? — вместо ответа спросил он.

— Да, помню. И мать, и флерса Календулу.

— О, так мне не показалось, и тут действительно есть несколько маленьких флерсов?

— Да, так и есть. Они мои.

— Патриция, — Оптимус доверительно склонился ко мне, — не могла бы ты попросить своего ручного волка покинуть нас? Его ненависть меня несколько раздражает и мешает думать.

— Это пёс, Оптимус…

— Да? — братец развернулся всем корпусом и оценивающе уставился на Тони.

— И он беспокоится за свою хозяйку, — закончила я свою мысль.

— Но он должен слушаться тебя, иначе он плохой пёс, — сообщил Оптимус.

— Тони, успокойся и отойди чуть дальше.

Оборотень опустил пистолет и сделал пару шагов назад. Я не приказывала ему выйти, поэтому он остановился у двери, выбирая место, где снова сможет держать Оптимуса на мушке.

— Так что ты ищешь, дорогой братец? — снова спросила я.

— Оружие.

— Оружие? — непритворно удивилась я.

— Ах, не пугайся, сестричка, у тебя есть такой смелый пёсик, он тебя защитит, — похоже, Оптимус не издевался, а его слова просто не поспевали за мыслями.

— Братец, да я не пугалась, пока ты меня утешать не начал.

— Ах я болван, — расхохотался он.

— Понимаешь, сестричка, оружие живое, — он замялся, — и оно направлено против весенних. Оно может повредить тебе и твоим флерсам, — закончил он шепотом и добавил уже нормально. — Гипотетически! Ведь у тебя есть пёсик… Такой милый…

Тони ответил глухим рычанием.

— … и смелый, — закончил Оптимус, разглядывая моего оборотня.

— Оптимус, не дразни его, — холодно попросила я.

— Ах, да кто же его дразнит? Такая прелесть. Может, ты дашь мне его на время, на чуть-чуть, по родственному?

Я настолько опешила от такого предложения, что не сразу нашлась с ответом.

— Нет, у волкодавов может быть только один хозяин на всю жизнь.

— О… волкодав! Шотландский?

— Кавказский.

— Кавказский… кавказский… А, это мохнатые такие? Прелесть.

— Оптимус, так что за странное живое оружие ты ищешь? И для чего? Оно потерялось, и ты хочешь вернуть его владельцу? — невинно поинтересовалась я.

— Нет-нет, владельцу я его вернуть не хочу, — рассеянно ответил психопатичный родственник.

— Себе оставишь?

— Полноте, что за предположения, Патриция? Ай-ай-ай!

— Тогда зачем?

— Оружие опасно, его надо уничтожить, что ж ты, сама не понимаешь?

— А ты сможешь его уничтожить?

— Да и твой милый пёсик сможет, главное — их близко к себе не подпустить. Главное их оружие — коварство. Оружие оружия, — засмеялся он.

— Они?

— Да, Пати, — он тут же стал серьезен. — Они. Выглядят как флерсы, только без крыльев. И они очень опасны. Притворяются страдальцами и высасывают всю силу из жертв. Досуха. До смерти. До обращения в сырую землю, — он буквально вбивал в меня эти фразы.

— Ясно…

— Главное — им не верить. Они могут говорить что угодно, но у них нет своей воли, они — оружие. Говорящее, думающее оружие, которое может быть очень искренним и лгать само себе.

— Ясно…

— Я напугал тебя, сестричка?

— Нет, Оптимус.

— А зря… Я чувствую, они где-то недалеко, знаешь, они оставляют vis-след, я слышу его как вонь. Ужасную вонь. Запах ландышей и мертвечины. Ты не слышишь?

— Нет.

— Они опасны, Патриция.

— Да, конечно. А ты не знаешь, кто их создал?

Оптимус лишь развел руками, но раз он промолчал, значит, знает и просто не хочет рассказывать.

— Оптимус, ты сказал, что твоё имя — очень смешная и злая шутка, — он заинтересовался моими словами и улыбкой предложил мне продолжать. — А злая она и смешная потому, что ты действительно Самый Лучший. Просто ты не родился таким, а стал.

Говоря это, я полностью перешла на vis-зрение и всмотрелась в него. То, что я увидела, меня очень обеспокоило. От Оптимуса отходило множество щупалец. Длинные, тонкие и подвижные, они были еле видны, а их касания не ощущались совсем. Меня оплетало несколько, два или три изучали Тони, один нашёл спрятавшегося Кению, но кот поймал его и держал в зубах, с десяток выплыли за дверь. Наверное, он контролировал Венди и, скорей всего, знал о присутствии Шона. Могли ли щупальца-шпионы превратиться в нечто вредоносное? Да запросто, Оптимусу достаточно высвободить резерв и плеснуть силу в эти нити. Только вот какой силой он ударит? Я вернула зрение в обычный диапазон и опустила щиты ментальной связи с Шоном, передав ему только что увиденную картинку и просьбу не дергаться. Шон невнятно ответил, мол, что-то такое и подозревал. Он не видел силу, зато vis-нюх его не подводил, а запах чужака уж слишком расползся по дому.

— Ты мне льстишь, сестрица, — ответил Оптимус, — ты ж видишь… Виноград…

О, какое милое балансирование на грани лжи.

— Виноград, — согласно кивнула я, — тебе стоит лучше поработать над маскировочными щитами, братец. И втяни, пожалуйста, свои… лозы? Они меня несколько нервируют.

— Лозы?

— Щупальца. Так понятнее? Втяни их, если не собираешься нападать. Все втяни.

Он надулся, как ребенок.

— А ты не собираешься на меня нападать?

— Я уже сказала, я нападу, только защищая себя или своё.

Он закрыл глаза, будто прислушивался.

— Твой фамилиар, какая мерзость, он жрет ниточку, — пожаловался он. — Из чего ты его лепила? И почему он чёрный?

Я опять глянула полноценным vis-зрением: Кения втягивал в себя щупальце, как человек — спагетти. Щупальце пыталось убраться назад, но он придавил его лапой и ел, пытаясь подтянуть к себе ещё порцию лакомства.

— Да останови же его! — вскрикнул Оптимус.

— Оборви… нитку, он всё равно не отдаст того, что к нему попало, — меланхолично отозвалась я. Не хочу я обижать своего фамилиара и вырывать у него что-то изо рта, тем более такую гадость. Кения не Кисс, но он тоже весьма умён, и когда всё уляжется, я попытаюсь его расспросить о съеденном.

Оптимус тем временем подтянул свои щупальца-разведчики к себе и с видом обиженного ребенка посматривал на меня.

— Дорогой братец, давай не будем плести кружева полуправды. Ответь мне прямо, на кого ты работаешь и почему интересуешься Ландышами.

— Ох, сестричка, ты как-то не по-женски прямолинейна. Работаю я на Конклав и уже очень давно. Это здесь, в Новом Свете, мне ещё могут задавать столь дурацкие вопросы…

— Конклав?

Что он несет? Конклав — это собрание кардиналов, избирающее главу католической церкви.

— О! Патриция, нельзя же быть такой тёмной, — негодующе вскричал Оптимус.

— Ну, извини, что отец не поставил на меня семейную метку, считая, что фамилиару знания ни к чему, и я не в курсе столь очевидных вещей, — едко отозвалась я.

— О, сестрица, — горестно всплеснул руками Оптимус. — Я не хотел тебя обидеть, — огромные чёрные глаза умоляли простить бестактность.

— Хорошо. Так что такое Конклав?

— Конклав — это совет сильнейших filii numinis, наша законодательная власть. Конклав собирался трижды: потребовать Скрытности, создать Конвенцию и потом дополнить её. Название, как и у католиков, принято потому, что члены высокого собрания запирали сами себя, чтоб никто не покинул его, пока не принято единодушное решение. А чтобы Скрытность и Конвенцию чтили, мне и ещё нескольким filiinuminis поручили следить за её исполнением. Я шериф, как на Диком Западе, — с улыбкой закончил он.

— Можешь пристрелить преступника на месте, — задумчиво заметила я.

— Ну, убиваю я только кровососов и полулюдишек, а вот divinitas — крайне редко. Тяжко это, знаешь ли…

Знаю. Когда умирает кто-то из нас — это утрата, которую трудно описать.

— Так вот, сестрица, эти бывшие флерсы убили двух весенних и белого универсала. Filii numinis, конечно, были слабенькие, но…

— Оптимус, ты сам только что сказал, что ищешь оружие. Теперь ты говоришь: «оружие убило». Убило не оружие, а тот, кто создал его и владел им на тот момент.

— Ты права, сестрица, я неточно выразился. Я ищу бешеных зверей, они, может быть, и хотели остановиться, но не в силах превозмочь свою природу, поэтому продолжат убивать и без приказа.

— Оптимус, кто их создал? — без обиняков спросила я, требовательно и в лоб.

— Какая разница?

— Большая.

Он демонстративно молчал.

— Кто натравил их на белых?

— Могу предположить, что вампирица Лорел Детройтская.

— Хорошо, Оптимус, слушай. Вампы держали у себя флерсов, не знаю для чего. Возможно, с ними хотели сделать то же, что и с Ландышами. Я узнала об этом и отбила этих двух флерсов у мертвяков, а также случайно обнаружила Ландышей. На грани смерти. И спасла их. Они мои. По всем законам.

Оптимус открыл рот, что-то сказать, но я жестом попросила его замолчать.

— У нас было столкновение с вампами. Да что там, маленькая война за власть. Меня пытались убить, отдав команду Ландышам. И они сопротивлялись. Твои разговоры о том, что они будут убивать без приказа, мягко говоря, не состоятельны. Они способны противиться приказу. Они флерсы. Их светлой сути никому не изменить. Я оставила их у себя, и я ищу способы уничтожить их чёрную vis-систему, вернуть им крылья. Они уже несколько недель мирно сосуществуют с другими флерсами и divinitas. Я тебе их не отдам. Будем драться?

Несмотря на будничный тон, и я, и Тони с Шоном были готовы начать бой. Оптимус, впрочем, тоже.

— Сестрица, их ищут и найдут рано или поздно. Выкрадут. И снова пошлют убивать. Я не могу этого допустить.

— Я тоже. Поэтому я их надежно спрятала и охраняю. Скажи, что не нападешь на меня и не возьмешь ничего моего без спроса, Оптимус.

— Ты думаешь, тебе по силам их вернуть?

— Да, Оптимус. Мне по силам.

Он внимательно смотрел в меня vis-зрением.

— Меня смущает твой шрам и этот чёрный уродский кот, — светским тоном заметил он, как будто речь шла об излишней бледности.

— Или нападай, или клянись. Я считаю до трёх. Один… Два…

Он взорвался чёрным огнем. В доли секунды Тони успел выстрелить, прежде чем упал, хватаясь за горло.

И тогда я вспыхнула обжигающим светом. Солнце! Неумолимое! Убивающее! Нет запахов! Нет ничего! Только Свет и Жар! Свет и Жар!

Словно вдалеке слышались выстрелы и вопль: «Сдаюсь! Пощады! Клянусь не вредить Пати, дочери Винье, моей сестре, — скороговоркой говорил булькающий голос. — Клянусь не посягать и не вредить всем, кто носит её печать, всему, что ей принадлежит. Сестра, пощады!».

Я вышла из боевого транса и в ошеломлении уставилась на монстра, полностью покрытого прочной тёмно-зелёной чешуёй. Рядом валялась окровавленная кисть с пистолетом, рука принадлежала Оптимусу… Над чудовищем, перегнувшись через спинку кресла, нависал Шон в своем истинном обличье. Я видела лишь бритый череп и чувствовала, что он истек ядом, пуст и на грани истощения.

— Сестра… — задыхаясь, произнес монстр.

— Что?

— Я поклялся тебе. Вынь его из меня — или мы с ним оба умрем.

Что значит «вынь»? Шон ему лишь в голову вцепился… А потом я увидела… Клыки, наверное, проткнули череп, если он был у этой твари, а все десять отравленных когтей инкуб воткнул в голову врага, словно электроды. От опустошения Шон впал в vis-кому. Я мягко потянула за руку — куда там! Когти словно вросли в плоть монстра… а может, так оно и было.

— Стань мягче, — потребовала я.

Монстр-Оптимус лишь простонал в ответ. Тут до меня дошло, что счёт идёт на секунды. Я принялась максимально быстро, но аккуратно выдергивать пальцы Шона из капкана плоти. Я боялась поломать его когти, вдруг новые не отрастут или Оптимус всё же помрёт от такого «подарочка», но всё обошлось. Клыки… Я не представляла, как и куда тянуть, чтобы вытащить отравленные зубы. К счастью, решение нашлось быстро: собрав ошметки vis, я выкрасила их плотским желанием и отдала Шону, приказав силе убрать клыки. Приказ был исполнен, зубы дёрнулись, расширяя раны, и втянулись, Шон стал заваливаться на пол. Я подхватила его и уложила. Оптимус тоже ушёл в отключку. Тварь, что он сделал с Тони? Тот, обернувшись псом, лежал на пороге комнаты, Венди обнимала его, стараясь отдать силу, удержать его.

— Ударил сырой смертью, — пролепетала она сквозь слезы.