Разведка и другие тайные службы древнего Рима и его противников

1. Шифровка донесений и тайнопись, а также способы тайной доставки донесений

Тайнопись и шифровка текстов широко применялись в Риме с древнейших времён. Одними из наиболее ранних упоминаний о способах тайнописи и шифровки донесений, а также о способах тайной доставки донесений, известных римлянам, являются рекомендации по этим вопросам, приводимые в книге Энея Тактика «О перенесении осады». Живший в IV в. до н. э. Эней Тактик был греком и писал на греческом, но его книги о военном искусстве были чрезвычайно популярны, а стало быть, известны и в Риме[205]. Способам тайнописи и организации скрытой переписки Эней Тактик посвятил целую главу (главу XXXI). В качестве одного из основных способов он описал следующий: «В тюк или другую какую-то поклажу была вложена книга или какая-то иная рукопись — безразлично какого размера и сколь давняя. В ней было написано письмо точками, поставленными над буквами первой, второй или третьей строки, причём точками по возможности маленькими и неразличимыми ни для кого, кроме того, кому письмо предназначено. Когда книга приходила затем к кому следовало, он выписывал, ставя одну возле другой помеченные буквы из первой, второй и других строчек, и таким образом узнавал сообщаемое» [Aeneas Tact.icus, XXXI]. Точно так же для тайнописи могли использовать и обычные письма. При этом, по словам Энея Тактика, «написав письмо о чём-либо открыто, со всеми подробностями, надо в этом письме сделать то же самое, помечая буквы, посредством которых дашь знать то, что пожелаешь. Ставить значки надо так, чтобы они были возможно менее заметны (или точки, далеко отстоящие друг от друга, или более длинные, т. е. чёрточки). У других людей это не возбудит подозрения, а для того, кому предназначено письмо, оно будет понятным» [Aeneas Tact.icus, XXXI].

Несмотря на всю кажущуюся простоту этого способа, он был достаточно эффективен. Если стражники, проверявшие прибывавших в город купцов и путешественников, не были заранее предупреждены о том, что в какой-то рукописи содержится тайнопись, то, даже зная о существовании подобного способа, могли не обратить внимания на некоторые малозаметные точечки над несколькими словами рукописи, особенно если курьер вёз несколько книг, а сообщение было небольшим и находилось всего в одной из них.

Эней Тактик предлагал и иные способы кодирования переписки: например, «заранее договориться о том, чтобы изображать гласные буквы точками', какой по порядку каждая из них окажется в алфавите, столько и ставить точек в написанном» или «вместо гласных букв ставить что-либо иное» [Aeneas Tacticus, XXXI]. Способ этот, как и первый, тоже был весьма прост и, тем не менее, весьма надёжно гарантировал защиту текста от случайного прочтения. Однако сохранялась опасность того, что проверяющие багаж стражники, заметив какие-то странные точки над буквами или увидев в тексте совершенно непонятные слова, задержали бы подозрительную личность и доложили обо всём начальству, тогда тайна, скорее всего, была бы раскрыта. Это вынуждало искать всё новые и новые средства написания, отправления и доставки тайных посланий.

«Наиболее тщательно замаскированным», но в то же время самым «хлопотливым» способом отправки шифрованного сообщения Энею Тактику представлялся способ, когда в игральных костях или в иных безобидных с виду предметах просверливались отверстия, каждое из которых соответствовало букве алфавита, а в эти отверстия в определённом порядке, соответствующем тексту, продевалась нить. «Читающему же, — указывал Эней Тактик, —надо будет выписать на табличку в соответствии с отверстиями сообщённые ему буквы», при этом «извлечение нитки происходит в последовательности, противоположной её вдеванию» [Aeneas Tacticus, XXXI].

Надо сказать, что хотя такой способ тайнописи, по мнению Энея Тактика, и обеспечивал максимальную скрытность, этот способ был тоже далеко не идеален. Для подготовки подобного послания требовалось немало времени, а как недостаток данного способа тайнописи сам Эней Тактик отмечал, что «истолковать написанное — это более сложное дело, чем проделать саму работу» [Aeneas Tacticus, XXXI]. К тому же, помимо сложности, этот способ имел ещё один серьёзный недостаток, позволяющий вообще поставить под сомнение то, что он является «наиболее тщательно замаскированным»'. при осмотре предметы с непонятными отверстиями, опутанные непонятно зачем нитками, могли сами по себе вызвать подозрение проверяющих.

Ни один из способов написания и отправки тайных донесений не был идеальным. Каждый из способов имел определённые преимущества и недостатки, но их выбор у шпионов древности был достаточно широк.

Эней Тактик упоминает о способе, когда письмо писали на обычной деревянной дощечке для письма, а потом наносили на неё воск и сверху писали совершенно другое письмо. Точно так же на самшитовой дощечке писали тайное послание хорошими стойкими чернилами, давая им высохнуть, затем покрывали дощечку белилами, «делая буквы невидимыми», а по прибытии послания к адресату тому достаточно было положить дощечку в воду и скрытые под белилами буквы вновь становились видны. В античных храмах принято было оставлять подарки, и этим тоже пользовались для передачи тайных сообщений. Так, по словам Энея Тактика, «можно писать всё что угодно и на доске, предназначенной для святилища героя, затем её выбелить, высушить и нарисовать всадника с факелом (или по желанию что-либо иное) — белую одежду и лошадь белую; если же не белую, то другого цвета, за исключением чёрного. Затем дать кому-либо её выставить в первом встретившемся святилище неподалёку от города якобы для поклонения. Кому следует прочитать написанное, тому надо пойти в святилище и, распознав нужную доску по какому-либо условному значку, отнести домой и положить в масло; тогда всё написанное станет видимым» [Aeneas Tacticus, XXXI].

Ещё более хитроумным способом доставки тайных посланий был способ, при котором использовался рыбий пузырь или прозрачный пузырь, изготовленный из внутренностей животных. Изготавливать и доставлять такие письма Эней Тактик рекомендовал следующим образом: «Надув и крепко завязав пузырь, соответствующий величине того, что будет написано, и одинаковый по размерам с бутылкой для масла, высушить его и затем написать на нём чернилами с клеем, что будет угодно. Когда буквы высохнут, то выпустить воздух из пузыря и, сжав его, вложить в бутылку. Край пузыря должен при этом выставляться из горлышка бутылки. Затем надуть пузырь, находящийся внутри бутылки, чтобы он расширился возможно больше, наполнить его маслом, обрезать торчащий из бутылки край пузыря, приладить его незаметным образом к горлышку, закупорить бутылку и нести её на виду. Таким образом, масло в бутылке будет прозрачным, и ничего иного внутри не будет видно. Когда же письмо придёт к кому следует, он выльет масло, надует пузырь и прочтёт написанное. Затем надо стереть с него написанное губкой, вновь написать на нём таким же образом и отослать его» [Aeneas Tacticus, XXXI].

Иногда послание, даже зашифрованное и замаскированное, нельзя было доставить обычным образом. Это случалось, когда военные действия или внутриполитическая обстановка заставляли власти усиливать меры контроля. Тогда в ход шли особые способы доставки сообщений. Например, во время вторжения в Грецию персов некоторые из греческих вельмож, устрашённые персидской мощью, готовы были сдаться, полагая, что борьба всё равно будет проиграна. Так, в частности, хотел поступить и некий Тимоксен из греческого города Потидеи, намеревавшийся сохранить своё положение, отдав город в руки персидского сатрапа Артабаза. «Когда Тимоксен намеревался предать Потидею Артабазу, они назначили друг другу площадки, один — в городе, другой — в лагере. В эти места они пускали на стрелах всё, что хотели дать знать друг другу. Они ловко устраивали: обернув вокруг зарубок на стреле письмо и оперив её, они стреляли в заранее установленное место. Но вышло так, что предательство Тимоксена в отношении Потидеи обнаружилось. А именно, пуская стрелы на условленную площадку, Артабаз из-за ветра и плохого оперения стрелы промахнулся и попал в плечо одному из потидейцев. Вокруг раненого сбежалась толпа, как это обычно происходит на войне; тотчас же подобрав стрелу, понесли её к военачальнику, и таким образом дело раскрылось» [Aeneas Tacticus, XXXI]. Стрелами для доставки сообщений в осаждённые крепости пользовались не только греки, но и практически все другие народы того времени, в том числе и римляне. Известен в древности был и способ переправки посланий при помощи пращи. Об этом способе рассказывает, в частности, в своих «Митридатовых войнах» Аппиан[206]. Найти послание, записанное на свинцовом шарике для пращи, было сложнее, чем отыскать стрелу с привязанным письмом, зато этот способ гарантировал несколько большую скрытность. Дело в том, что стрелы, даже не сломавшиеся, не всегда годились к чужим лукам. Для пращи же годились любые свинцовые шары. Поэтому если из крепости видели, что кто-то из врагов уносит пущенную из крепости стрелу, защитники сразу могли заподозрить наличие в крепости предателя и начать его поиски, в то время как упавшие свинцовые шары для пращи всегда подбирались и использовались, а соответственно сбор таких шаров не вызвал бы подозрений.

И стрелы, и пращи имели один существенный недостаток — с их помощью можно было доставлять сообщение лишь на дальность полёта стрелы или на дальность метания камня из пращи. Когда же надо было отправить тайное послание далее, приходилось искать иные способы, и эти способы находились. В Эпире, одном из государств Северной Греции, и в Фессалии, в Центральной Греции, широко использовали для доставки сообщений собак: «уведя ночью цепную собаку, прилаживали ей вокруг шеи кожаный ошейник, в который было зашито письмо. Затем отпускали её ночью или днём, и она немедленно старалась вернуться туда, откуда была уведена» [Aeneas Tacticus, XXXI]. Ещё более подходящих для этого животных приспособил для доставки своих сообщений осаждённому Марком Антонием в крепости Мутина полководцу Дециму Бруту римский консул Авл Гирций. Он «привязывал письма щетиной к шее голубей, которых предварительно держал взаперти и доводил до изнеможения мраком и голодом, а затем выпускал возможно ближе к городским стенам. В жажде света и пищи голуби направлялись к высочайшим зданиям, и Брут их вылавливал. Таким образом он получал сведения обо всём, особенно когда он, насыпав в определённых местах корм, приучил голубей садиться там» [Front. «Strat.», Ill, XIII, 8]. Использовать почтовых голубей Гирций не мог — их просто не было, так как приручать их тогда ещё не умели. Но, возможно, именно эти его опыты и натолкнули в дальнейшем кого-то на мысль о том, чтобы приручить этих птиц. Через несколько столетий голубей приручили и стали широко использовать для передачи сообщений. Конечно, ни с собаками, ни с голубями слишком уж важных сообщений не передавали — опасность перехвата была слишком велика, но обычные послания они доставляли весьма успешно.

В наше время вряд ли кто, за исключением героев фильмов о ниньзя, станет осуществлять доставку тайных посланий стрелами. Весьма архаична и передача тайных посланий собаками, а при помощи почтовых голубей письма посылают друг другу лишь большие любители этих птиц, да и то, как правило, лишь на специальных соревнованиях. Однако отдельные из выработанных ещё в те времена способов скрытой доставки донесений сохранились и применяются вплоть до наших дней. Так, например, в качестве одного из способов тайной доставки донесений Эней Тактик предлагал следующий: «Надо послать человека с каким-либо известием или даже письмом, [о том] что всем известно. Перед его отходом следует тайно вложить внутрь подошвы сандалий письмо и зашить его. Для предохранения от грязи и воды его надо написать на тонкой оловянной пластинке, чтобы написанное не было уничтожено сыростью. Когда [посланный] прибудет к кому следует и станет ночью отдыхать, то тот должен распороть швы сандалий, вынуть и прочитать письмо и, написав другое письмо, вложить и зашить его, пока пришедший ещё спит, а затем отослать этого человека, дав ему обратное поручение и для виду что-либо отнести. Таким образом, ничего этого не будет знать ни сам переносящий, ни кто-либо другой; нужно только швы на сандалиях делать возможно более незаметными» [Aeneas Tacticus, XXXI]. Это, пожалуй, первое описание того, как следует организовывать передачу сообщений «втёмную», т. е. без ведома того, кому поручена доставка. Посланник в этом случае не мог выдать себя волнением, не мог и предать, поскольку не знал о том, что доставляет тайное сообщение. Этот способ доставки тайных сообщений и грузов оказался настолько эффективным, что навсегда вошёл в арсеналы спецслужб, хотя, конечно же, с развитием науки и техники подобные послания пишут уже не на оловянных пластинках, да и прячут гораздо более изощрённо и надёжно.

Тогда же, в глубокой древности, возник и ещё один сохранившийся до наших дней способ тайной передачи посланий, денег и предметов снаряжения — так называемый бесконтактный метод передачи. Вот как описывает его Эней Тактик: «Также имеется и такой способ. Посылаемые письма класть в какое-либо место; когда в город приходит какой-нибудь человек что-нибудь продать или купить, то тому, кому присылаются письма, должно стать ясно, что ему прибыло письмо и что оно лежит в заранее назначенном месте. Таким образом, ни приносящий не будет знать, кому принесено письмо, ни получающий не будет уличён в том, что он его получил» [Aeneas Tacticus, XXXI].

Вплоть до XXI в. бесконтактный способ передачи сообщений, денег и спецснаряжения для глубокозаконспирированных тайных агентов оставался одним из наиболее надёжных и труднораскрываемых.

Таким образом, уже в глубокой древности были известны весьма сложные и изощрённые способы тайной переписки. Но наряду с ними в то время порою применялись и совсем примитивные способы скрытой доставки донесений. Так, некий Гистией, по словам Энея Тактика, «желая передать Ариста-гору сообщение с побуждением к измене и не имея никакого иного надёжного способа дать знать об этом, так как дороги охранялись и несущему письмо было трудно скрыть его, — обрил самого верного из рабов, выколол на его голове надпись и держал его, пока вновь не отросли волосы. Когда они отросли, он немедленно послал раба в Милет, не наказав татуированному ничего иного, кроме того, чтобы по прибытии в Милет к Аристагору он велел обрить себя и посмотреть на свою голову. Татуировкой сообщалось, что следовало делать» [Aeneas Tacticus, XXXI]. Конечно, при помощи такого способа нельзя было доставить срочное сообщение. Но несмотря на всю его примитивность, этот способ отправки тайных посланий неоднократно использовали не только в глубокой древности, но и в более поздние времена, вплоть до средневековья, причём использовали успешно.

Тайные послания в древности доставлялись отнюдь не так быстро, как нынешние сообщения интернета, и нередко запаздывали, но и тогда специалисты тайных служб прекрасно понимали значение фактора времени. «Прибывающие таблички с письмами, — рекомендовал Эней Тактик, — следует вскрывать немедленно» [Aeneas Tacticus, XXXI]. Не только в XX или в XXI в. судьбу дела решали минуты или секунды. Так было и в древности. «Так, — по словам Энея Тактика, — лампсакскому тирану Астинакту прислали письмо, в котором было сообщение о заговоре, [имевшем целью] устранить его; но из-за того, что он не вскрыл и не прочитал письмо немедленно, а отнёсся к нему без внимания и обратился вначале к другим делам, он был убит с письмом в руках» [Aeneas Tacticus, XXXI].

Обо всех этих изложенных Энеем Тактиком способах скрытой переписки римляне знали уже начиная с IV в. до н. э. Безусловно, некоторые из этих способов использовались и римлянами: римляне охотно перенимали чужие знания. Но по своему обыкновению римляне не только перенимали изобретения других народов, но и старались их усовершенствовать. Сохранившиеся труды римских авторов показывают, что так было и с доставшимися римлянам от греков способами ведения тайной переписки.

Вот как, например, рекомендовал вести тайную переписку знаменитый римский поэт Овидий в своей «Науке любви» [Книга III, строки 625–630]:

Помимо того, что Овидий был поэтом, он был вхож во многие дома римской знати, в том числе в дом Юлии Младшей, внучки императора Октавиана Августа. Поэтому советы о способах тайнописи, приведённые в его книге «Наука любви», давались им со знанием дела. И надо сказать, что если написание посланий на спине слуги или служанки годилось лишь для сравнительно невинных любовных посланий, а сам совет писать послание на теле раба-посланника был известен ещё по книге Энея Тактика, то способ писать тайные послания на бумаге молоком был, скорее всего, не греческим, а чисто римским изобретением и представлял собой гораздо более надёжный вид тайнописи и использовался очень долго. Способ написания тайных посланий молоком рекомендовал тремя с половиной столетиями после Овидия и другой известный римский поэт, Авсоний, давая заодно и некоторые иные чрезвычайно интересные рекомендации по технике тайнописи. В одном из писем к Понтию Павлину («К Понтию Павлину, письмо вслед за предыдущим») Авсоний просит друга:

(строки 10–12), советуя далее:

Заметим, что и эти строки написал далеко не простой поэт. Авсоний был не только поэтом, но и крупным государственным деятелем. В 364 г. император Валентиниан Первый назначил его воспитателем своего сына и наследника Грациана. Когда в 375 г. Валентиниан скончался и 16-летний Грациан стал императором, Авсоний превратился в одного из самых могущественных вельмож Империи, оставаясь им во всё время правления Грациана, и лишь в возрасте 74 лет, в 383 г., после гибели императора Грациана, удалился на покой. Ответственнейшие посты занимали и ближайшие родственники Авсония: его отец был викарием Иллирика, сын — верховным наместником Италии, Иллирика и Африки, зять — проконсулом Африки, племянник — начальником управления императорских имуществ. Так что Авсоний прекрасно знал предмет, о котором писал, и его словам о том, что к тому времени были известны «тысячи способов», чтобы при переписке «скрыться от глаз посторонних», безусловно, следует верить.

Удивительно, что хотя ни Овидий, ни Авсоний, конечно же, не раскрывали, да и не пытались раскрыть в своих стихах все известные римлянам способы тайной переписки, достоверно известно, что некоторые из даже сравнительно простых приведённых ими советов эффективно использовались вплоть до XX в. н. э. Например, об эффективности способа писать тайные послания молоком можно судить хотя бы по тому, что в начале XX в. Владимир Ильич Ленин, руководитель большевистской партии, осуществившей в октябре 1917 года революцию в России, приведшую к созданию СССР, сидя в царской тюрьме, отправлял послания своим единомышленникам, записывая эти послания молоком между строками передаваемых ему для прочтения книг — копия сделанной им для этого из хлебного мякиша «чернильницы», была затем одним из довольно известных экспонатов главного музея Ленина в Москве. И очень может быть, что этот способ написания тайных посланий был почерпнут им из стихов Овидия или Авсония, ведь Ленин с золотой медалью закончил гимназию, а в гимназиях тогда неплохо изучали латынь и латинских авторов, в особенности творчество Овидия, хотя упор в изучении творчества этого поэта делали, конечно же, отнюдь не на его советах по тайнописи.

Не менее интересны сведения о римских способах шифровки донесений. Начав с того, что было известно и древним грекам, римляне существенно развили и усовершенствовали способы шифровки и дешифровки секретных донесений. Уже в I в. до н. э. в Риме широко использовали различные алфавитные коды, значительно превосходившие как по степени надёжности, так и по удобству применения те коды, которыми пользовались в своё время греки. Так, Светоний Транквилл пишет о римском диктаторе Гае Юлии Цезаре, что даже в письмах к близким о домашних делах, «если нужно было сообщить что-нибудь негласно, он пользовался тайнописью, т. е. менял буквы так, чтобы из них не складывалось ни одного слова. Чтобы разобрать и прочитать их, нужно всякий раз читать четвёртую букву вместо первой, например D, вместо А и так далее» [Suetonius «Julius»., 56, 6]. Важное значение шифровке своей переписки уделял и ставший императором преемник Гая Юлия Цезаря, Октавиан Август. По словам того же Светония Транквилла, однажды Октавиан Август «сместил за невежество и безграмотность одного легата, бывшего консула, когда заметил, что тот написал «іхі» вместо «ipsi»», указав, что когда сам «пользуется тайнописью, то пишет В вместо А, С вместо В и так далее таким же образом, а вместо X ставит двойное А» [Suetonius «Augustus», 88]. Заметим, что и применявшиеся Юлием Цезарем, и применявшиеся Октавианом Августом алфавитные коды, о которых упоминает Светоний Транквилл, были гораздо сложнее, а значит, и гораздо надёжнее тех, о которых писал в своё время Эней Тактик.

Что грозило тем, кто умышленно разглашал содержание доверенных ему писем или документов? Об этом мы можем судить по тому, что, как пишет об Октавиане Августе тот же Светоний Транквилл: «Таллу, своему писцу, он переломал ноги за то, что тот за пятьсот денариев выдал содержание его письма» [Suetonius «Augustus», 67]. Светоний не сообщает, какую тайну выдал Талл, но, скорее всего, дело касалось не первостепенных государственных секретов, а неких мелочей, интересовавших близких к императору вельмож[207], не имевших намерения посягать на власть, отчего Талл и посмел согрешить. Даже за такое сравнительно невинное разглашение императорской переписки виновник понёс жесточайшее наказание. В то же время Октавиан мог простить своим слугам казалось бы гораздо более серьёзный проступок, но проступок неумышленный и не касавшийся государственных дел: «Диомед, его управляющий, сопровождал его на прогулке, но, когда на них вдруг выскочил дикий кабан, перепугался и бросил хозяина одного — он побранил его не за провинность, а только за трусость и опасное происшествие обратил в шутку, так как злого умысла тут не было» [Suetonius «Augustus», 67].

Как видно из вышесказанного, римляне уделяли первостепенное внимание сохранению своих тайн, в том числе тайны переписки, а их средства тайнописи и коды стали со временем гораздо совершеннее тех, что были известны грекам. Римляне сумели придумать и гораздо более эффективные по сравнению с рекомендуемыми греческими авторами способы того, как можно спрятать тайное послание. Так, Секст Юлий Фронтин пишет, что «некоторые также зашивали порученное письмо в кожу охотничьей добычи и скота. Иные затыкали письма в заднюю часть вьючного животного, пока шли мимо поста. Некоторые записывали поручение на внутренней части влагалища» [Front. «Strat.», XIII, 3–5]. Выявить такие послания, не имея предварительной информации о том, кто и когда будет везти послание, было практически невозможно.

Особое внимание сохранению тайны переписки римляне уделяли тогда, когда надо было отправить важное сообщение из враждебной страны. Прекрасный пример этому приводит Аммиан Марцеллин. В 359 г. обострились отношения между Римом и Персией. Персы требовали значительных территориальных уступок. Император Констанций Второй, желая избежать войны, направил к персидскому царю Шапуру послов во главе со своими вельможами Прокопием и Луциллианом. Уладить дело миром не удалось, и послы, видя, что война неизбежна, поспешили предупредить своих о готовящемся нашествии персов. Как пишет Аммиан Марцеллин, лично бывший свидетелем всех этих событий, вернувшиеся в Амиду, город, где находилась тогда ставка местного римского командующего, разведчики доставили от римского посла Прокопия «пергамент, исписанный тайнописью и спрятанный в ножнах меча» [Amm. Marcellinus, XVIII, 6, 17]. Несмотря на то, что Прокопий отправил донесение с самыми надёжными людьми, использовал при его написании тайнопись и позаботился о том, чтобы письмо было спрятано, он принял и ещё одну меру предосторожности: «писал он намеренно неясно, на тот случай, чтобы дело не вызвало тяжких последствий, если бы посыльные попали в плен и было расшифровано письмо» [Amm. Marcellinus, XVIII, 6, 17]. Всё это говорит о том, что римляне относились к сохранению тайны переписки чрезвычайно серьёзно.

Хотя донесение Прокопия было написано несколько иносказательно, оно было понято правильно и позволило римлянам предпринять ряд мер по подготовке к отражению готовившейся агрессии. Начавшееся вскоре нашествие войск царя Шапура не застало их врасплох.

2. Использование стенографии

Близким к шифровке донесений, но более простым способом обеспечения секретности переписки, было стенографирование. Отдельные элементы стенографии были известны римлянам и использовались ими уже с начала I в. до н. э., но окончательно разработал и ввёл стенографию в практику Марк Туллий Тирон, вольноотпущенник известного римского оратора и государственного деятеля Марка Туллия Цицерона.

Стенография была создана прежде всего для того, чтобы писцы успевали записывать речи ораторов, а также для того, чтобы ускорить написание писем и документов под диктовку. Однако поскольку для стенографии использовались совершенно иные элементы письма, нежели обычные буквы латинского алфавита, прочесть застенографированное сообщение мог только человек, хорошо знакомый со стенографией. Таких людей было немного. Во всяком случае, их было в сотни, а возможно, и в тысячи раз меньше, чем тех, кто просто умел читать и писать по-латыни. Поэтому, если враждующей стороне даже и удавалось перехватить застенографированное послание, прочесть его удавалось далеко не всегда.

3. Другие меры обеспечения секретности переписки, а также использование переписки для вскрытия планов противника

Обеспечению режима секретности при переписке и отдаче приказов уделяли большое внимание как римляне, так и их основные противники. В ряде случаев, когда нежелательно было посвящать гонца в содержание письма, письма запечатывали. Так поступали и в Риме, и в Карфагене, и во многих других античных государствах, но в Риме эта практика была наиболее распространённой и, можно сказать, повсеместной.

Каждый знатный римлянин, от всадника до сенатора, имел собственное кольцо-печать. Причём именно вручение золотого кольца означало принятие человека во всадническое сословие. Важные документы и письма, помимо подписи отправителя, удостоверялись обычно и его личной печатью, которая налагалась на воск поверх письма или ставилась краской на само письмо. Археологи нередко находят римские перстни с геммами, служившими древним римлянам в качестве печатей. Вогнутые изображения на этих геммах не так эффектны, как выпуклые, служившие просто в качестве украшений, но они давали чёткий и красивый отпечаток на воске, для чего обычно и были предназначены.

Из сообщений древних авторов известно, как выглядели печати некоторых римских императоров и вельмож, известно и то, насколько скрупулёзно относились они к своей переписке. Так, Светоний Транквилл сообщает о первом римском императоре, Октавиане Августе, что «подорожные, бумаги и письма он первое время запечатывал изображением сфинкса, потом изображением Александра Великого и, наконец, — своим собственным, резьбы Диоскурида; им продолжали в дальнейшем пользоваться и его преемники» [Suetonius «Augustus», 50]. Изображения на печатях римских вельмож были самыми различными: на печати диктатора Суллы это была сцена пленения нумидийского царя Югурты [Plutarh «Sulla», 3], на печати Гая Цильния Мецената — лягушка [С. Plini. Sec. «N. И.», XXXVII, IV], на печати Плиния Младшего — четвёрка лошадей [Plini Junior «Epist.», X, 74], но общим было то, что любое более или менее важное письмо обязательно опечатывалось ими своей личной печатью.

Помимо опечатывания корреспонденции, ещё одной простой, но эффективной мерой контроля за сохранностью переписки было указание времени её отправления. Во всяком случае, из слов Светония Транквилла известно, что Октавиан Август никогда не пренебрегал этой мерой, «в письмах он всегда точно помечал время их написания, указывая час дня и даже ночи» [Suetonius «Augustus», 50]. Зная расстояние между адресатами, можно было приблизительно определить время, за которое гонец должен был доставить письмо. В древности не было фотоаппаратов или иных приспособлений, позволявших быстро скопировать документ. Чтобы без повреждений вскрыть опечатанный документ, переписать его и затем так же аккуратно вложить его обратно, наложив, опять же без повреждений, прежнюю восковую печать — даже если бы это и удалось сделать — требовалось немало времени. Ещё больше времени требовалось для того, чтобы сделать в тайно вскрытом документе некие не бросающиеся в глаза приписки или исправления. Таким образом, указание времени отправления письма в какой-то степени служило ещё одной мерой, гарантирующей неприкосновенность переписки.

Надо сказать, что обычай датировать свои письма был характерен лишь для I в. до н. э., когда в Римской республике шла отчаянная борьба за власть между наиболее влиятельными группировками римской знати, борьба, приведшая в конце концов к созданию Империи. Свои письма датировал тогда не только ставший императором Октавиан Август, но очень часто и другие римляне, занимавшие сколько-нибудь видное положение в обществе, о чём мы можем судить по многочисленным сохранившимся письмам известных римлян, например по переписке Марка Туллия Цицерона, Марка Юния Брута, Децима Юния Брута, Марка Антония, Сервия Сульпиция Руфа, Публия Ватиния и других. Письма датировались не всегда, но когда письмо было важным, оно, как правило, датировалось и в нём указывалось, откуда оно отправлено. Указывали обычно лишь дату написания письма, не указывая времени его написания. В дальнейшем, начиная уже с I в. н. э. и вплоть до падения Западной Римской империи, письма частных лиц, да и обычные письма императоров, как правило, не датируются, во всяком случае, этому стали уделять меньше внимания, что видно хотя бы из сохранившейся обширной переписки Плиния Младшего (62 — 113 гг.), в том числе его переписки с императором Траяном, и из сохранившейся обширной переписки Сидония Аполлинария (430–486 гг.).

Применялась в античные времена и практика, когда старший начальник отправлял своим подчинённым опечатанный приказ с указанием вскрыть этот приказ лишь в определённое время или при определённых обстоятельствах. Так, Секст Юлий Фронтин в своей книге «Стратагемы», рекомендуя полководцам, «как скрыть свои планы», приводит пример, как «Гимилькон, вождь пунийцев, желая привести свой флот в Сицилию неожиданно, не сообщил, куда направляется, а вручил всем командирам запечатанные таблички, где указан был маршрут, и приказал, чтобы никто не вскрыл табличек, если только корабль не будет отогнан бурей от курса флагманского корабля» [Front. «Strat.», I, I, 2]. Сообщение Секста Юлия Фронтина очень краткое, и, читая его, нашему современнику сложно представить себе, насколько важно было даже во времена гребных галер сохранять в тайне маршруты передвижения флота. Однако и тогда скрытность перемещения флота значила порою не меньше, чем во времена Пёрл-Харбора и битвы за Мидуэй.

Далеко не все карфагенские флотоводцы действовали столь же предусмотрительно, как Гимилькон. В ходе первой Пунической войны (264–241 гг. до н. э.), когда карфагеняне (пунийцы) боролись с Римом за власть над Сицилией, и Рим, и Карфаген, будучи отделены от этого острова морскими проливами, могли перебрасывать туда свои войска и подкрепления только морем, война между ними на море шла не менее яростно, чем на суше. Потерпев в начале войны несколько тяжёлых поражений на море, карфагеняне сумели выправить положение и в 248 г. до н. э. нанесли римскому флоту сокрушительное поражение в битве при Дрепане. Пять с лишним лет римские корабли почти не появлялись на море, лишь изредка перебрасывая подкрепления в Сицилию через узкий Мессинский пролив. Пять с лишним лет карфагеняне господствовали на море и уже думали, что будут господствовать на нём всегда. Считая, что исход борьбы на море решён, они начали относиться к римским морякам с пренебрежением. Более того, карфагеняне вместо того, чтобы как можно активнее использовать полученное преимущество, возвратили весь свой флот домой, заботясь прежде всего об экономии.

Римляне же, не скупясь ни на какие расходы, преодолев немалые трудности, построили новый флот[208]. Пользуясь оплошностью карфагенян, этот флот, возглавляемый консулом Гаем Лутацием Катуллом, внезапно выдвинувшись к берегам Сицилии, захватил в 242 г. до н. э. оставленные карфагенянами без прикрытия сицилийские порты Лилибей и Дрепаны. Ещё ранее давно блокированная с суши в Эриксе сицилийская армия карфагенян, возглавляемая Гамилькаром Баркой, оказалась теперь в сложнейшем положении. Как пишет Полибий, «получив неожиданное известие, что римский флот находится в море и снова господствует на нём, карфагеняне тотчас снарядили свои корабли. Нагрузив их хлебом и всеми нужными припасами, они немедленно отправили флот свой в море, будучи озабочены тем, чтобы войско в Эриксе ни в чём не терпело недостатка. Начальником морских сил они назначили Ганнона. Выйдя в море и пристав к острову, именуемому Гиерою, Ганнон старался тайком от неприятелей облегчить корабли, забрать с собою годных наёмников в корабельные воины, в том числе Барку, и потом вступить в битву с неприятелем. Между тем Лутаций узнал о прибытии Ганнона с войском и угадал его замыслы...» [Polib, I, 60].

Неизвестно, каким образом Лутаций узнал о прибытии карфагенских кораблей. Неизвестно и то, откуда ему удалось узнать, что прибывшие карфагенские корабли не имеют на борту предназначенного для абордажных сражений воинского десанта, да к тому же ещё перегружены припасами, что снижало их скорость и ослабляло их возможности маневрировать. Вполне возможно, и даже скорее всего, что эти сведения, польстившись на награду, доставил ему один из карфагенских капитанов. Во всяком случае, исходя из сообщения Полибия о том, что «Лутаций узнал о прибытии Ганнона с войском и угадал его замыслы», мы вправе предполагать, что у карфагенян произошла некоторая утечка информации.

В тот день был сильный ветер, но Лутаций верно оценил обстановку и понял, что «если решится на бой невзирая на бурю, то будет иметь дело с Ганноном, только с его войсками и с флотом, нагружённым хлебом. Если же, напротив, он будет выжидать погоды и медлительностью своею допустит, чтобы неприятель переправился и соединился с сухопутным войском, то будет сражаться против кораблей быстрых, не имеющих на себе груза, против отборнейшей части сухопутных войск и, что самое главное, против Гамилъкара: более грозной опасности тогда не было ничего» [Polib, I, 60]. Не уклоняться от сражения побуждало Гая Лутация Катулла и то, что в его распоряжении был качественно новый флот, превосходивший всё, что римляне имели ранее. Учитывая всё это, Гай Лутаций Катулл, получив вечером сведения о прибытии карфагенского флота, с рассветом начал сражение.

Пятьдесят карфагенских кораблей было потоплено, а семьдесят кораблей взято в плен вместе с командой. Сумевшие бежать остатки карфагенского флота уже не представляли собой реальной опасности — карфагенский флот был разгромлен. Гамилькар Барка был вынужден заключить с римлянами мир, отдав им Сицилию и обязавшись выплатить огромную контрибуцию. И очень может быть, что исход этой битвы и исход войны определила утечка информации: запоздай римляне с началом сражения хотя бы на день-другой, результат этого сражения, а может быть, и первой Пунической войны — а с ней и всего хода мировой истории — мог быть совсем иным.

Из вышесказанного можно сделать вывод, что чрезвычайные меры предосторожности, предпринятые в своё время Гимильконом, были вовсе не лишни, а беспечность, которая, в частности, была проявлена Ганноном, могла поставить государство на грань катастрофы.

Вариант отправления своим подчинённым опечатанного приказа с указанием вскрыть этот приказ лишь в определённое время широко применялся не только карфагенянами, но и римлянами. Возможно, римляне переняли этот способ, возможно, пришли к его применению самостоятельно, но, как бы там ни было, применяли они его неоднократно и весьма успешно. Причём римляне стали применять этот способ не только для обеспечения секретности передаваемых приказов, но и для того, чтобы вводить в заблуждение своих противников. Вот какой пример приводит в своей книге «Стратагемы» Секст Юлий Фронтин, рассказывая о случае из жизни Марка Порция Катона Старшего, который в 195 г. до н. э. был консулом и римским наместником в Испании Ближней. Этот полководец сумел тогда разбить и подчинить Риму несколько испанских племён, но те мечтали вновь обрести свободу, и власть римлян над ними была непрочной. «М. Порций Катон считал, что покорённые им города Испании со временем снова возьмутся за оружие, полагаясь на свои укрепления. Поэтому он написал каждому городу в отдельности, чтобы они разрушили укрепления, угрожая войной, если распоряжение не будет выполнено немедленно. Эти письма он приказал вручить всем городам в один и тот же день. Каждый город думал, что приказ относится только к нему. Если бы стало известно, что такое же распоряжение дано всем, мог бы возникнуть заговор о сопротивлении» [Front. «St.rat.», I, I, 1].

Приём сработал, и об этом ещё более подробно пишет, восхваляя мудрость Катона Старшего, греко-римский историк Плутарх. Как сообщает Плутарх, ссылаясь в свою очередь на Полибия, современника тех событий, желающих ослушаться приказа Катона не нашлось: «в один день по его приказу были разрушены стены всех городов по эту сторону реки Бетис[209], а были они весьма многочисленны и изобиловали воинственно настроенными жителями. А сам Катон говорит, что взял в Испании больше городов, нежели провёл в ней дней. И это сказано не ради красного словца, если верно, что число покорённых городов достигло четырёхсот» [Plutarh «М. Cato», 10].

Конечно же, это преувеличение — такого количества городов не было тогда не только в завоёванной им местности, но и во всей Испании. Видимо, Катон просто назвал число покорённых им селений — и больших и малых. Однако то, что он достиг серьёзных успехов в завоевании Испании, несомненно, и не только потому, что римский сенат удостоил его тогда триумфа, а и потому, что именно после этого южная часть Испании уже навсегда смирилась с римским господством.

Отправление запечатанных посланий с указанием времени их вскрытия нашло у римлян и ещё одно применение: римляне придумали, как благодаря отправлению таких посланий можно вскрывать замыслы врагов или колеблющихся вассалов, о чём также сообщает Фронтин: «Консул Г. Марий во время войны с кимврами и тевтонами[210], чтобы проверить верность галлов и лигуров, послал им письма, где в первой части предписывалось не вскрывать раньше времени внутренней части, которая была запечатана. Затем он до назначенного срока потребовал письма обратно; найдя их распечатанными, он понял, что у них враждебное настроение» [Front. «Strat.», I, I, 1]. Используя добытую таким путём информацию, Гай Марий сумел удержать вождей галлов и лигуров от восстания, которое могло бы в значительной степени осложнить положение.

4. Организация особой службы доставки корреспонденции

Чрезвычайно важной мерой обеспечения секретности переписки, мерой, без которой надёжное обеспечение должной степени секретности вообще не представляется возможным, было создание службы доставки корреспонденции.

В ранний период существования Рима, т. е. в царский период и период Ранней Римской республики, особой службы доставки корреспонденции не существовало. При необходимости римский царь посылал с письмом кого-то из своих слуг. В случае, если послание носило официальный характер и адресовалось правителям соседних держав, для его доставки отряжалось официальное лицо или даже посольство с соответствующими полномочиями и охраной. Такая же практика сохранилась и после свержения царской власти. Естественно, что право отряжать послов, выделяя им государственную охрану, имел лишь римский сенат или высшие магистраты Республики.

Пока Рим мало чем выделялся среди десятков других городов Италии, его интересы практически не простирались за пределы близлежащих земель Центральной Италии и проблем с перепиской не возникало. Но с расширением границ Римской державы переписываться римлянам приходилось всё больше и больше. Прежде всего это касалось знати, имевшей владения в различных провинциях.

К концу республиканского периода практически вся римская знать вела постоянную и активную переписку. Это были и обычные письма, написанные родственникам и друзьям; и деловые письма, связанные с покупкой и продажей земли и произведённых в имениях товарах; и письма, в которых обсуждались политические планы, варианты назначений на различные посты, союзы между различными группировками. Естественно, что содержание многих из этих писем было весьма конфиденциальным. А поскольку отправлять письма приходилось часто, у каждого из наиболее влиятельных представителей римской знати были собственные письмоносцы. Письмоносцами назначались наиболее преданные и проверенные рабы, достаточно молодые, крепкие и здоровые, чтобы подолгу находиться в дороге. Учитывая то, что к середине I в. н. э. немало римских сенаторов имели по нескольку тысяч и даже по нескольку десятков тысяч собственных рабов, выделение нескольких рабов для доставки писем не было для них обременительно. На римских дорогах бывали случаи разбойных нападений, но письмоносцы были людьми опытными, бывалыми и имели оружие для самозащиты, в случаях же, если письма были особенно важны, их сопровождали и другие вооружённые рабы, так что у обычных разбойников редко возникало желание ограбить письмоносца. Больших денег это принести не могло, зато могло принести большие неприятности. Разбойникам гораздо проще и выгоднее было грабить обычных путников и купцов.

Особенно важной стала своевременная и надёжная доставка корреспонденции с началом гражданской войны, разыгравшейся после убийства Юлия Цезаря. Самой войне предшествовала интенсивная переписка между главными участниками будущих событий. Переписывались и с друзьями, договариваясь о совместных действиях, и с будущими врагами, стараясь одних ввести в заблуждение, а других привлечь на свою сторону. Поскольку очень многие сенаторы колебались и вели двойную игру, крайне важно было предотвратить попадание писем в чужие руки. Ещё более важным это стало после того, как начались боевые действия. Всем, кто боролся за власть, пришлось увеличить число письмоносцев и усилить меры по их охране. Тем самым уже тогда был создан прообраз будущей почтовой службы. Окончательно же завершил создание римской почтовой службы победивший в этой гражданской войне и ставший первым римским императором Октавиан Август: «желая быстрее и легче получать вести и сообщения о том, что происходит в каждой провинции, он сначала расположил по военным дорогам через небольшие промежутки молодых людей, а потом расставил и повозки, чтобы можно было в случае надобности лично расспросить тех гонцов, которые доставляли донесения прямо с мест» [Suetonius «Augustus», 50]. Местные власти получили указания всячески содействовать лицам, отвечавшим за доставку сообщений. Существенно облегчала доставку корреспонденции и довольно разветвлённая сеть прекрасных по тому времени дорог, активное строительство которых было начато римлянами ещё во времена Республики и продолжилось в период Империи.

Последующие римские императоры заботились о чётком функционировании своей почтовой службы ничуть не меньше Октавиана. Во всяком случае, установленный ещё Октавианом Августом специальный налог на содержание почтовой службы, именуемый «VEHICVLATIONE», продержался до последних дней существования Империи. Деньги на содержание почтовой службы выделялись немалые. Достаточно сказать, что император Нерва (96–98 гг. н. э.), крайне нуждавшийся в поддержке населения, после ряда солдатских бунтов, дабы снискать расположение римлян, в 97 г. отменил почтовый налог с населения Италии, о чём не замедлил оповестить всех не только своими указами, но и выпуском специального памятного сестерция, на одной стороне которого были отчеканены бюст и имя императора, а на второй изображены два распряжённых почтовых мула на фоне стоящей поодаль почтовой повозки и надпись «VEHICVLATIONE ITALIA REMISSA» («Почтовый налог с Италии упразднён»).

Указ Нервы означал не упразднение почтовой службы Италии, а то, что расходы на её содержание были переложены с жителей Италии на императорскую казну, т. е. за счёт поступлений в бюджет из провинций. Мнение жителей Италии было для Нервы в тот момент гораздо важнее, чем мнение жителей провинций. На монетах Рима увековечивались лишь наиболее важные события, и если отмена почтового налога с Италии была запечатлена на римских монетах, то можно не сомневаться, что упразднение такого налога было важным аргументом для привлечение симпатий населения Италии.

Создание императорской почтовой службы позволило доставлять донесения в невиданно короткие сроки. При эстафетной доставке сообщений скорость передачи императорской корреспонденции превышала 400 км в сутки. Это значительно облегчало управление Империей. Везде, по всей необъятной Римской державе, подобно гигантским муравьям, центром муравейника которых была императорская ставка, неустанно сновали повозки государственной почты — vehicularis, большую часть которых составляли лёгкие почтовые фургоны с плетёным верхом, недаром чаще называемые clabularis cursus, что дословно переводится как «ездящие фургоны» — стоять им приходилось редко, а для перевозки отправлявшихся по делам чиновников имелись удобные и комфортабельные по тому времени особые повозки — publicus cursus. По рекам, в случае необходимости, корреспонденция и сопровождающие её лица перевозились на специальных почтовых лодках, именуемых cursoria.

О том, насколько мощным учреждением была императорская почта, мы можем судить хотя бы по одному случаю, происшедшему в 360 г. н. э. и описанному Аммианом Марцеллином. Император Констанций Второй, в связи с начавшейся войной с Персией, приказал оборонявшему от германских нашествий Галлию цезарю Юлиану[211] перебросить часть войск на Восток. Как пишет Аммиан Марцеллин, «когда это стало известно, кто-то подбросил у знамён петулантов[212] воззвание, в котором среди прочего было написано: «Нас гонят на край земли, словно преступников и осуждённых. Опять будут в рабстве у аламаннов[213] наши жёны и дети, которых мы спасли из прежнего положения после многих кровопролитных битв[214]». Этот текст был доставлен в главную квартиру; Юлиан прочитал его и, признав жалобы основательными, отдал приказ, чтобы солдаты отправлялись на Восток с семьями, для чего разрешил воспользоваться грузовыми повозками государственной почты» [Amm.Marcellinus, XX, 4, 10–11]. Если грузовых повозок государственной почты в одной только Галлии было достаточно для того, чтобы обеспечить перевозку семей солдат целой армии, т. е. нескольких тысяч человек, можно представить себе, какие объёмы грузов приходилось перевозить римской почте!

Даже незадолго до окончательного краха Западной Римской империи, когда она потеряла Британию, Германию, Африку, Испанию, когда в Галлии под властью Рима оставались лишь отдельные анклавы и когда уже в самой Италии стали обосновываться племена варваров, имперская почта всё ещё работала достаточно чётко. Так, в 467 г. Сидоний Аполлинарий в письме своему другу Геронтию пишет: «Покинув стены нашего Лиона, я поехал на почтовых, так как ехал по высочайшему повелению. На дороге мне встречалось много родных и знакомых; я опаздывал не по недостатку лошадей на станциях, а по изобилию в друзьях. Все меня обнимали и провожали пожеланиями счастливого пути и возвращения. Так я добрался до Альп; я переехал горы легко и скоро, между крутыми скалами ужасающих горных вершин, по дорожке, проложенной в снегу. Если случались несудоходные реки, их можно было без труда перейти вброд или, по крайней мере, по мостам, укреплённым на сводах, воздвигнутым в древности, и связи которых идут от фундамента до дороги, усыпанной мелким камнем. В Тицино я сел на почтовую лодку, на которой мы спустились в реку Эриданум»[215]. Понятное дело, что Сидоний Аполлинарий, представитель одного из знатнейших родов Империи, да к тому же путешествующий «ио высочайшему повелению», ехал не в обычном почтовом фургоне — clabularis cursus, а в более комфортабельном — publicus cursus. До падения Западной Римской империи оставалось всего девять лет, но из текста письма хорошо видно, что почтовая служба Империи всё ещё работала как часы: как и прежде, катили себе по стране почтовые фургоны, на почтовых станциях обеспечивалась смена лошадей, в случае непогоды расчищались дороги и перевалы, а в местах, где отсутствовали мосты, для переправы через реки курсировали особые почтовые лодки. Почтовые лодки, в случае необходимости, применялись не только для переправы, но и для доставки людей и корреспонденции по судоходным рекам. Причём точно так же, как на почтовых станциях меняли уставших лошадей, в речных портах обеспечивали смену уставших гребцов: в каждой провинции гребли свои гребцы. Как пишет несколько далее в том же письме Сидоний Аполлинарий, «странствуя таким образом, я прибыл в Кремону, близкое соседство которой было когда-то оплакиваемо манту-анским Титиром (так он именовал знаменитого римского поэта Вергилия — В. Д.). Потом, пока венетские гребцы переменялись с эмилиантскими, я сошёл посмотреть Браксилум…»

Вплоть до последних дней существования Империи её почтовая служба обеспечивала быструю и надёжную доставку донесений. Вновь создать почтовую службу, близкую по стандартам обслуживания к древнеримской и превзойти эти стандарты, европейские страны смогли лишь к началу XIX в. — через полторы тысячи лет после падения Римской империи.