Развод. Цена ошибки

ГЛАВА 12

Опускаюсь на кожаный диван — тот самый, на котором когда-то проводила обеденные перерывы с кофе и документами.

До декрета. До того, как жизнь разделилась на "до" и "после".

Кожа поскрипывает под моим весом, и этот звук кажется неприлично громким в звенящей тишине.

Здесь всё вроде то же самое, но что-то неуловимо изменилось.

Тяжёлые шторы, картины в позолоченых рамах, запах дорогого кофе... Но что-то неуловимо изменилось. Будто в идеально настроенном оркестре одна струна вдруг зазвучала фальшиво.

Или это я изменилась? После декрета многое видится иначе.

Взгляд падает на стол секретаря, и внутри что-то обрывается.

Хаос. Вызывающий, кричащий беспорядок — как пощёчина всему, что я когда-то здесь создавала.

Мария Ивановна — наш бессменный секретарь-педант, женщина-компьютер с неизменным серым костюмом и идеальным пучком — никогда бы не допустила такого беспорядка.

"Порядок на столе — порядок в делах," — говорила она, поправляя очки в тонкой оправе.

А сейчас... Помада "Лореаль" цвета спелой вишни небрежно брошена на важные документы. Именно такую помаду я видела недавно на рекламном щите!

"Потому что ты этого достойна", — вспыхивает в памяти рекламный слоган, и горло сжимается от горькой иронии.

Помимо помады, я наблюдаю розовую кружку в стразах, смятые салфетки, рассыпанные заколки — как символ того, что пришло на смену прежнему порядку.

Неужели это теперь представительский стиль?

Дверь кабинета распахивается внезапно, будто от порыва ветра. Из кабинета мужа, виляя бёдрами, выплывает… длинноногая брюнетка.

Высокая, точёная, с идеальными формами — как статуэтка с витрины дорогого бутика.

Кудри растрепались, юбка еле прикрывает отставленный зад.

Господи, эту полоску кожи даже юбкой назвать язык не поворачивается!

А колготки в сетку?

При дневном свете смотрятся вульгарно, как костюм из дешёвого борделя.

Она оттягивает юбку вниз, и, не глядя на меня, проходит мимо, источая шлейф духов — сладких, удушающих.

Такой же удушающий, как понимание того, что здесь происходит. "Совещание", значит...

Девица плюхается за стол, достаёт зеркальце. Её помада — агрессивно-алого цвета, и пока она подкрашивает губы, я считаю про себя до десяти. Раз. Два. Три…

Вот, значит, какие "совещания" у них тут!

Сердце с размаху ухает куда-то вниз, в желудке противно сжимается. Чувствую, как щёки заливает злой румянец. Стискиваю кулаки.

— А вы по какому поводу? — голос девицы сочится мёдом, но в нём проскальзывают начальственные нотки. Она даже не смотрит на меня — занята своим отражением. Какая высокомерная особа…

— К мужу, — мой голос звучит хрипло, чужо. — Заседание, я так понимаю, закончилось?

Она наконец поднимает глаза — карие, с поволокой. Длиннющие накладные ресницы недоуменно хлопают. На лице появляется выражение снисходительного узнавания, будто увидела старую знакомую, имени которой не помнит:

— Ой! Здравствуйте! Да, заседание з-закончилось... была онлайн-конференция...

Не слушаю. Не хочу. Не могу. Внутри поднимается волна — горячая, удушающая, как тот приторный парфюм, которым пропитан воздух приёмной.

Ариша, моя маленькая антенна, улавливает напряжение и начинает хныкать. Рывком поднимаюсь с дивана — кожа протестующе скрипит. Ноги сами несут к двери.

Распахиваю её резко, без стука.

Вадим стоит у распахнутого окна — высокий, подтянутый силуэт на фоне панорамы города.

Сигаретный дым вьётся вокруг него серебристой змейкой, и от этого зрелища что-то внутри обрывается.

Он курит.

Затягивается с наслаждением и делает глубокий выдох…

Помню, как он торжественно объявил полгода назад, что бросил. Как я радовалась. Как просила не курить при детях.

В горле встаёт ком размером с кулак, и я чувствую, как начинают гореть глаза.

Вдох-выдох. Пальцы до боли впиваются в ремешок сумки — эта боль отрезвляет, заземляет.

Его рубашка не застёгнута у ворота — непривычно небрежно для человека, который раньше даже дома не позволял себе такой расхлябанности. Галстук брошен на спинку кресла…