Всю ночь не могу сомкнуть глаз. Мысли крутятся как заведённые — образы, воспоминания, обрывки фраз. Ариша дважды просыпается, и я укладываю её. Хоть одного ребёнка он у меня не отнял… На следующий день оставляю дочь на няню, собираюсь в кафе.
Без пятнадцати три я уже у "Шоколадницы". Намеренно прихожу раньше — хочу увидеть их первой, подготовиться морально. Останавливаюсь через дорогу, наблюдаю.
Вот подъезжает его Майбах — всё такой же надменно-чёрный. Вадим выходит первым, открывает заднюю дверь. И... у меня перехватывает дыхание.
Марк. Мой мальчик. В куртке, которая ему великовата. Подрос, но походка всё та же — чуть вразвалочку, как маленький медвежонок. Сердце сжимается до боли.
Захожу внутрь ровно в три. Запах свежей выпечки и горячего шоколада окутывает теплом — совсем как раньше, когда мы приходили сюда всей семьёй по выходным. Марк всегда брал блинчики с нутеллой, измазывался весь...
Они сидят за дальним столиком у окна. Вадим — безупречный как всегда, в костюме. И Марк — какой-то будто потерянный, грустный.
Он замирает, когда видит меня. В глазах что-то дрожит — то ли улыбка, то ли слёзы:
— Мама... — одними губами.
Узнал… Не забыл…
Забыв обо всём, опускаюсь перед ним на колени, прямо посреди кафе, не замечая удивленных взглядов. Обнимаю, вдыхая родной запах — от него пахнет чужим домом, чужим порошком, но под этим всё равно тот самый, мой запах.
— Тише, тише, — шепчу, глажу непослушные вихры. — Прости меня, родной! Я так скучала, так скучала...
— Папа сказал, — он говорит торопливо, захлебываясь словами, — если ты ему поможешь, мы сможем видеться! Когда захотим! Правда, мам? У меня теперь есть телефон — я могу тебе звонить! Я просто твоего номера не знаю... А ещё я на футбол хожу! И...
Я слушаю его сбивчивый рассказ, и сердце разрывается от нежности и боли. Мой мальчик, мой родной... Как же я могла позволить Вадиму разлучить нас?
Но теперь всё будет иначе. Я вижу, как Марк украдкой поглядывает на отца — настороженно, будто ищет одобрения. Вижу тени под его глазами, новую нервную привычку теребить рукав свитера.
Что ж, Вадим, ты сам выбрал этот путь. Использовать собственного сына как разменную монету...
— Я так по тебе скучал, мам, — шепчет Марк, утыкаясь лицом мне в плечо. — Почему ты не приходила? Ты такой другой стала… Такая красивая…
— Марк, — голос Вадима звучит обманчиво мягко. — Сядь прилично. Мы всё-таки в общественном месте.
Вижу, как Марк вздрагивает, торопливо отстраняется. Послушно садится ровно, слишком ровно для шестилетнего ребёнка. В груди вспыхивает ярость — что он с ним сделал?
— Что будешь заказывать? Помнишь, как мы раньше брали блинчики с нутеллой?
— Марк на правильном питании, — вмешивается Вадим. — Виолетта следит за его рационом. Никакого фастфуда, никакого шоколада...
— А можно... — сын смотрит на отца умоляюще. — Можно сегодня? Один раз?
— Конечно можно, — отвечаю прежде, чем Вадим успевает открыть рот. — И горячий шоколад с маршмеллоу, как раньше.
Глаза Марка загораются — на секунду в них мелькает прежний озорной огонёк.
— Рита, — Вадим подаётся вперёд. — Мы не для этого встретились. Нам надо серьёзно поговорить.
— Поговорим, — киваю. — После того, как Марк поест. Официант!
Пока Марк уплетает блинчики — торопливо, будто боится, что отберут — рассказывает взахлёб:
— А ещё у меня тренер по футболу такой классный! Говорит, что я могу в сборную попасть! Правда, форму надо новую, но папа говорит, что сейчас не время...
— Купим, — обещаю, не глядя на Вадима. — Какой размер?
— Рита, — его голос становится жёстче. — Не увлекайся. Ты знаешь условия.
— Какие условия, пап? — Марк замирает с вилкой в руке.
— Взрослые дела, сынок, — Вадим треплет его по голове. — Доедай и сходи помой руки. И лицо всё в шоколаде.
Как только Марк отходит, маска доброго папы слетает с лица Вадима:
— Решила поиграть в щедрую мамочку? — цедит сквозь зубы. — Купим то, купим это... А на какие деньги, позволь спросить? На те, что собираешься у меня отсудить?
— На свои, — отвечаю спокойно, но грубо. — Я теперь неплохо зарабатываю. Или забыл, как сам говорил, что я отличный специалист?
— Да, — он откидывается на спинку стула, окидывает меня оценивающим взглядом. — Ты... изменилась. Расцвела.
— Не надо, — обрываю его. — Эти манипуляции больше не работают.
— Какие манипуляции? — он изображает искреннее удивление. — Просто констатирую факт. Ты стала другой. Сильной. Независимой. Может, наш развод пошёл тебе на пользу?
— Наш развод? — усмехаюсь. — Ты имеешь в виду то, как вышвырнул меня с грудным ребёнком на улицу? Или то, как запретил видеться с Марком?
— Я погорячился, — он подаётся вперёд, понижает голос. — Ты же знаешь мой характер. Но сейчас... сейчас всё можно исправить. Марк скучает, ты видишь. Он так хочет нормальную семью...
— Нормальную семью? — мой смех звенит как битое стекло. — А как же Виолетта? Твоя первая жена, с которой ты так удачно воссоединился?
— Всё сложно, — морщится он. — Виолетта... она мать Марка, но...
— Но?
— Но это не значит, что мы не можем найти компромисс. Ради детей.
— Детей? — приподнимаю бровь. — Ты утверждал, что Ариша не твоя дочь.
— Я был не прав, — он делает паузу. — Злился. Ты же понимаешь — мужское эго, ревность... Когда увидел тебя с этим водителем...
— С каким водителем? — от изумления даже смеюсь. — Ты о чём вообще?
— Неважно, — отмахивается он. — Главное — сейчас всё можно изменить. Вернуть как было. Марк будет видеться с тобой регулярно, я обеспечу достойное содержание...
— В обмен на что? — спрашиваю прямо.
— Ты знаешь, — его взгляд становится жёстким. — Забери иск. Прекрати копать под компанию. И мы составим нормальный график встреч с сыном.