Развод. Цена ошибки

ГЛАВА 46

Мы гуляем в детском парке.

Ноябрьский воздух пахнет первым снегом, и шаги Марка звонко отдаются по замёрзшим лужам. Он бежит к каруселям, и я не могу отвести взгляд — такой большой, но всё ещё мой маленький мальчик.

— Какая же ты красивая стала, — внезапно голос Вадима звучит слишком близко. — Ещё красивее, чем раньше.

Отстраняюсь, когда его рука пытается коснуться моего плеча. Его парфюм, когда-то казавшийся таким притягательным, теперь вызывает только отвращение — как запах гнили под красивой оберткой.

— Не надо, Вадим. Ты мне неинтересен, — веду себя сдержанно, но на самом деле хочу просто накинуться на него и придушить. — Я вышла на другой уровень. Помнишь? Твои слова год назад, когда я только родила. Когда ты выставил нас с малышкой из дома.

— А как Ариночка? — в интонации появляются заботливые нотки. — Почему не взяла её? Я так хотел увидеть дочку...

Смех вырывается сам собой — горький, злой:

— Дочку? "Она не моя дочь" — это были твои последние слова, когда ты видел её. Трёхмесячную, с температурой под сорок. С чего вдруг такой отцовский интерес?

— Понимаешь... — мнётся, теребит пуговицу пальто. — Тогда это были просто эмоции. Вспылил, ляпнул лишнего... Со временем начинаешь понимать, что действительно ценно в жизни.

"Со временем" — это когда твоя империя рушится? Когда понимаешь, что можешь потерять всё?

— Рита, — говорит не спеша, вкрадчиво, — подумай о детях. Отзови иск, прекрати давление! Ты же не хочешь оставить детей без отца?

Смотрю на Марка, который кружится на карусели — раскрасневшиеся щёки, счастливый смех. Представляю, как он плакал, когда Вадим запретил со мной видеться.

— А ты думал о ребёнке? Когда запрещал мне даже позвонить? Когда использовал его сегодня, чтобы манипулировать мной?

— Пойдёмте в пиццерию! — кричит Марк, подбегая к нам. — Помнишь, как мы раньше ходили? Ты всегда брала мне пиццу с ананасами!

— Помню, родной, — улыбаюсь я, ероша его волосы.

В пиццерии пахнет тестом и свежей моцареллой.

Марк увлечённо рассказывает о садике, о друзьях, о футболе. А я смотрю на Вадима — холёного, элегантного, но уже потерявшего свой лоск. В уголках глаз появились морщины, в волосах — седина. Его время уходит, и он это знает.

И пока Марк радостно уплетает пиццу с ананасами, я думаю — как же он похож на отца внешне. Но душой, характером — совсем другой. В нём нет этой фальши, этого умения предавать тех, кто тебя любит.

Надеюсь, никогда и не будет.

Марк говорит без остановки, будто боится не успеть рассказать всё, что накопилось за этот бесконечный год разлуки. Его глаза сияют, когда он делится своими планами:

— А знаешь, мам, я в следующем году в школу пойду! В сентябре! У меня будет рюкзак с космонавтами, и пенал такой классный... — он на секунду замирает, в глазах мелькает тень неуверенности. — Ты... ты ведь отведёшь меня в первый класс?

Внутри всё сжимается от боли. Мой мальчик, конечно я бы очень этого хотела.

— Обещаю, родной!

— Но это произойдет только при одном условии, — деловито вставляет Вадим, и его голос похож на шипение змеи.

Смотрю на сына — он увлечённо ковыряет трубочкой молочный коктейль, и в голове пульсирует одна мысль:

"Я буду водить тебя не только в первый класс. Каждый день. В дождь, в снег, в любую погоду. Потому что ты мой сын, что бы ни говорили бумаги."

Достаю салфетку, пишу цифру — шесть нулей. Толкаю к Вадиму:

— Я выполню твои условия. Если увижу эту сумму на своём счету.

Его брови ползут вверх, на губах появляется усмешка:

— Надо же, как быстро ты освоилась. Поняла все азы бизнеса... — он качает головой. — Я даже горжусь тобой.

"Гордись-гордись, — думаю я, глядя, как Марк собирает последние капли коктейля. — Скоро гордиться будет нечем."

— Марк, — зовёт Вадим сына. — Мы опаздываем. У тебя тренировка через час.

— Но пап! — умоляюще пытается возразить. — Можно я ещё побуду с мамой? Немножко?

— Нельзя, — отрезает Вадим. — Режим есть режим. Прощайтесь!

Марк бросается мне на шею — такой тёплый, родной. Шепчет в самое ухо:

— Мамочка, я не хочу уходить! Можно я с тобой останусь?

Сердце разрывается. Прижимаю его крепче, глотая слёзы:

— Скоро, родной. Скоро мы будем вместе!

— Марк! — голос Вадима звучит как хлыст. — На выход!

Сын вздрагивает, отстраняется. И этот испуганный жест говорит больше любых слов. Я понимаю, что Марка там бьют. Иначе и не объяснишь, как так колоссально могло измениться его поведение. Марк стал каким-то пугливым…

Эти мысли вводят меня в ужас. Я не могу закрыть на это глаза!

Смотрю им вслед — высокая фигура в дорогом пальто и маленькая, ссутулившаяся рядом. Марк оборачивается у самой двери, машет рукой. В его глазах столько тоски, что я невольно кусаю губы до боли.

Вечером телефон пискнул уведомлением — на счёт упала нужная сумма. Усмехаюсь, глядя на цифры. Вадим даже не подозревает, что эти деньги уже имеют конкретное назначение — они уйдут семьям рабочих, пострадавших из-за его махинаций со строительными материалами. Семьям, которые пострадали из-за его жадности.

Справедливость должна торжествовать. Во всём.

Дальше я займусь... Виолеттой. Теперь у меня есть все козыри на руках.