Развод. Цена ошибки

ГЛАВА 6

Марк теребит мой рукав, и от этого простого детского жеста внутри что-то обрывается:

— Мам, а папа когда вернётся?

Что ответить ребёнку? "Понятия не имею, солнышко. Твоя мама тоже хотела бы это знать"? Или соврать — в который раз?

Мы, женщины, ведь всегда так делаем — защищаем своих детей, даже когда внутри всё разрывается от боли. Улыбаемся, когда хочется кричать. Держимся, когда хочется упасть.

— Мамочка задумалась, — бормочу я, прижимая к себе Марка. — Папа... папа скоро позвонит.

Его волосы пахнут детским шампунем — тем самым, который Вадим всегда привозил из командировок.

"Только этот бери, он гипоаллергенный," — говорил он когда-то. Надо же, заботливый отец... Был.

А что если... что если его кто-то преследует? Эта мысль вспыхивает как спичка в темноте. Может, влез куда-то? Долги? Конкуренты? Кому-то дорогу перешёл?

Намеренно стал себя так холодно вести, пытаясь оттолкнуть.

"За что мне такое?" — мысли путаются, перед глазами всё плывет. Комната кружится каруселью, как тогда, в парке аттракционов. Помню, как он держал меня за руку: "Не бойся, я с тобой".

А сейчас? Сейчас я одна в этой карусели жизни, и никто не держит меня за руку.

Я не узнаю мужа. Как он мог измениться буквально за день? И КУДА уехал?

Кто бы мог подумать, что, уезжая утром на работу, он вернётся другим человеком? Будто кто-то подменил его, вложил в знакомое тело чужую, злобную душу.

Утро встаёт перед глазами с пугающей чёткостью: его улыбка, лёгкий поцелуй, привычное: "До вечера, солнышко!"

И вот теперь... Будто кто-то вложил в знакомое тело чужую, злобную душу.

Домой вернулся — чужой человек с горящими безумными глазами.

Монстр в облике моего мужа.

"А может, — противная мысль закралась в голову, — это я просто не замечала, не хотела замечать, как он менялся? Как постепенно наш уютный дом превращался в клетку, а любовь — в список претензий?"

Женщины ведь часто так — закрываем глаза на очевидное. Убеждаем себя, что "он устал", "много работает", "это временно". А потом... потом становится поздно.

Ариша всхлипывает у груди, и я машинально начинаю её укачивать. Грудь налилась молоком, но от стресса оно может горчить. Чувствует ли она это? Чувствует ли дочь горечь предательства в материнском молоке?

Марк дрожит, уткнувшись мне в плечо. А я сижу, прислонившись к холодной стене, и чувствую, как по щекам катятся слёзы — беззвучные, бессильные слёзы женщины, у которой за один вечер отняли всё: любовь, надежду, уверенность в завтрашнем дне.

Наконец укладываю детей.

В кроватке Марка — россыпь игрушек. Каждую Вадим сам выбирал, каждую дарил с какой-то особенной гордостью.

"Смотри, сынок, это самая крутая машинка! А вот этот робот умеет..."

Где теперь эта отцовская гордость? Растворилась в одном телефонном звонке?

Делаю себе крепкий чай — может, хоть это поможет собраться с мыслями.

Подхожу к окну — город внизу переливается огнями, живёт своей жизнью. Где-то там, в этом море огней, сейчас мой муж. Возможно, сидит в ресторане с той, чей звонок разрушил нашу семью.

Улыбается ей так же, как когда-то улыбался мне...