Помню только удовлетворение, когда белые капли смеси расплылись по её идеальной блузке, попали в тщательно накрашенный глаз.
Виолетта подскакивает как ужаленная, её зрачки расширяются от шока.
На всю квартиру раздаётся крик — как у ошпаренной кошки.
— Сука! — визжит она. — Ты... ты... Да ты точно сумасшедшая!
Хватается за лицо, проводит по щеке — на пальцах остаётся белая жижа вперемешку с тушью и тональником.
— Ты ещё пожалеешь, дрянь! Точно пожалеешь!!!
Цок-цок-цок — теперь уже к выходу, торопливо, неровно. Виолетта несётся прочь из квартиры!
Хлопает входная дверь. В коридоре остался себя шлейф приторных духов.
Плач Арины прорывается сквозь шум в ушах. Руки дрожат, когда беру дочь на руки. Её тёплое тельце — якорь в реальность, её запах возвращает способность дышать. Прижимаю к груди, шепчу бессвязные слова утешения — и не могу понять, кого успокаиваю больше: её или себя.
Следующий день словно выжал все оставшиеся соки — бесконечные очереди в поликлинике, хныканье Ариши, тревога за её температуру.
Желудок предательски урчит, напоминая о пропущенном завтраке, обеде и... кажется, вчерашнем ужине? Со вздохом достаю из микроволновки разогретый суп — жалкие остатки прежней жизни, когда я готовила на всю семью.
"Хотя бы не придётся готовить свежий ужин для... него" — горько усмехаюсь про себя.
Господи, докатилась — радуюсь тому, что некому готовить ужин!
Звук ключа в замке бьёт по нервам, как электрический разряд.
Ложка звякает о стол — руки предательски дрожат.
Этот звук я узнаю из тысячи. Так небрежно проворачивает ключ только один человек.
Выхожу в коридор — и точно. Стоит, собственной персоной, как будто и не уходил никуда.
Расстегивает пальто с таким видом, словно это не он несколько дней назад хлопнул дверью и испарился из нашей жизни.
В горле мгновенно пересохло от накатившей злости...
Холёный, идеально выбритый, в костюме за сто тысяч. Только галстук чуть перекошен — единственный намёк на то, что день был непростым. Сейчас его знакомый запах вызывает отвращение.
— Ты зачем здесь?
— Как это зачем? Это мой дом!
Что-то внутри меня щёлкает, как взведённый курок.
— А разве может у человека быть два дома?!
— Ты о чём это? — он хмурится, но я вижу — притворяется. В глазах мелькает что-то ещё…
— О том, что твоя секретутка новая все выдала! — взрываюсь я. — Как ты мог скрывать столько?! Зачем тогда уговаривал меня забеременеть?! Ты совсем идиот или как? Ты гарем решил себе завести?!
Вадим демонстративно закатывает глаза — этот жест всегда выводил меня из себя, а сейчас так вообще подействовал как красная тряпка на быка.
— Я не намерен это сейчас обсуждать. У тебя всё есть? Арине что-то надо купить?
Направляется к шкафу, начинает методично складывать оставшиеся рубашки. Каждое его движение — как издевательство, как плевок в мою сторону.
— Да! Арине много чего надо! Только то, что ей надо — не купить! Это любовь, внимание и забота! Это называется отцовская любовь! Слышал о таком?!
— Не начинай, — морщится он. — У меня мало времени. Как она?
— Болеет!
— Что-то серьёзное?
— Для тебя не очень. Если учитывать, что она плохо набирает вес из-за того, что у меня пропало молоко на нервной почве!
— Хватит спихивать на меня свои психозы, — он даже не смотрит в мою сторону. — Ты всегда была неуравновешенной.
— А ещё может я всегда была "пустышкой"?!
Он замирает на полудвижении, рубашка в его руках повисает, как белый флаг. В глазах мелькает что-то похожее на стыд — или мне только кажется?
— Твоя новая секретарша передала мне твоё истинное мнение обо мне! И знаешь что? Ты, Вавилов, ответишь за это сполна….
_______