Макс.
Ксения стоит на пороге моей квартиры вся в слезах. Привычка у нее приходить без звонка и приглашения.
После всего, что она натворила, хочется взять ее как нашкодившего котенка и выгнать. Останавливает только то, что она не котенок, да и разговор уже должен состояться. Пора вывести ее на чистую воду и выяснить мотивы у нее самой.
– Макс, ты, ты… – захлебывается слезами, но продолжает, – у отца инфаркт. Это такой ужас. Как мы теперь все?
Скрещиваю руки на груди и сверлю таким взглядом, что ее слезы вмиг должны прекратиться.
Но сестра ничего не чувствует, считает, что я никогда и ни за что ее не обижу, слова буду воспринимать за чистую монету, да и, вообще, она девочка и может быть капризной и обидчивой. Поведение пятилетнего ребенка. И раньше я этому потакал.
– Почему ты не приехала в больницу? – спрашиваю в лоб, подойдя так близко, что вижу, как ее зрачок быстро заполняет радужку.
– Я… было так поздно.
Скидывает мои руки, которыми я сжал ее, и, сняв с себя пальто и обувь, проходит на кухню.
Усмехаюсь.
Ксения и правда никого и ничего не видит кроме себя. Ольга сидит в зале на диване, а сестра даже и не заметила.
– Ты же с ним был. И мама была. Я вам зачем в такое время нужна? Толпой у палаты пастись?
От слез остались только дорожки.
У меня внутри закипает новое чувство, которое раньше за собой не замечал. И больше всего удивляет то, что испытываю я его именно к сестре.
Брезгливость.
Не тогда, когда испачкал руки в грязи и не из-за сидящего рядом бомжа. Здесь другое. Мне чужды ее мысли, ее отношение к родным и вообще людям, ее высокомерие и пафос. Рядом с Ксенией мне находиться не хочется. Кажется, могу испачкаться в ее кознях и махинациях. И очиститься от них она мне не поможет.
Потому что эгоистка в самом плохом понимании этого слова.
– У отца был микроинфаркт, – говорю сухо, холодно, но и на это ей все равно. Сомневаюсь, что она и в слова мои вслушивается, – сейчас опасность миновала, но ему придется следить за своим сердцем более тщательно. Не хочешь поехать к нему? Мама уже, думаю, обивает порог его палаты.
Ксения зажимает губы, пальцами проводит по лбу и устало вздыхает.
Черт, неужели я раньше не видел эту игру? Она же актриса! Умная, профессиональная, хитрая.
– Слушай, Макс, ты же знаешь, как я не люблю все эти больницы. Врачей, белый цвет. И пахнет там… брр…
– Там лежит твой отец. После инфаркта.
– Микроинфаркта. Это же не одно и то же?
– Твой отец был при смерти, Ксения! Какой на хер “не люблю больницы”?
– Не кричи ты на меня!
Отхожу от окна и перевожу дыхание. Успокоиться сложно, когда в голове то и дело прогоняешь слова и действия сестры.
– Как дела у Ольги? – между делом спрашивает. Только вижу ее едва заметную усмешку.
– Можешь спросить, – киваю на жену.
Та удобно расположилась на диване как в нише. Ее и правда можно не заметить, если не смотреть в зал.
Тяжелый, как пушечное ядро взгляд перекатывается с меня на Ольгу, сестра дергается и застывает на месте.
Не ожидала. Совсем не ожидала увидеть Ляльку здесь. Вопрос “почему” так и рвется с языка, но я лишь подхожу к Ксении со спины и шепчу:
– Не забудь поздороваться, – язвительно и требовательно.
Жена встает с кресла и буравит взглядом. На себе все чувствую, и мне хочется отойти в сторону.
– П-привет, – заикаясь, все же здоровается.
Ольга молчит. В помещении вообще стало невообразимо тихо и душно.
Ксения сейчас как в ловушке. Могу поспорить, именно так она себя и ощущает. В какой-то степени мне даже стало ее жаль. Неприятные, должно быть, ощущения. Но в своей жизни мы рано или поздно отвечаем за свои поступки. Настал черед и Ксении.
Сколько помню, сестра все детство выходила сухой из воды. Родители верили ее словам и мысли не допускали, что Ксения могла перевернуть спорную ситуацию в свою сторону. Я как старший брат оправдывал ее вранье тем, что она еще маленькая. Потом, что она девчонка. В более взрослом возрасте тупо не лез.
Не исключаю, что и в том, какой стала Ксения, есть и моя вина. И от этого мне больно.
– Ты что-то спрашивала? – Ольга задает свой вопрос ровно, но я-то вижу, в каком взвинченном состоянии находится моя жена.
Ксюша кисло улыбается.
– Как у тебя дела?
– Если ты про личную жизнь спрашиваешь, то все замечательно. Мы с Максом снова вместе, несмотря на все твои подставы.
– О чем ты?
Вижу, как Оля нервно вбирает воздух, рвано его выпускает. Находится на грани, но все еще себя контролирует.
Сложно вести себя как взрослый человек, как обида давит настолько, что хочется придушить мерзкую гадину за все сделанные ей пакости.
– Не корчи из себя дуру. Уж кем-кем, а дурой ты точно никогда не была! – выплевывает ядовито и быстро скашивает взгляд на меня. Я лишь медленно моргаю, показывая, что я рядом, я здесь.
– Я знаю, кто сливал всю информацию обо мне СМИ, и кто подставил меня перед Максом. Мы знаем, – поправляет.
Ксения бледнеет и поджимает губы. На меня взглянуть боится. Потупила взгляд, смотрит куда-то себе в ноги. Пытаюсь разобраться, снова игра? Или так яростно обдумывает свой следующий ход? Свое очередное вранье?
– Ты же в курсе, что я могу подать на тебя в суд?
– Сука! У тебя был мой брат, а ты его не ценила. Оскара тоже обманывала.
– И ты решила вот так меня “наказать”?
– Мало, надо было добить тебя!
Не узнаю голос сестры. Будто в нее вселился кто дикий, сумасшедший и опасный.
Несмотря на выпад Ксении, Ольга сохраняет спокойствие и никак эмоционально не реагирует. Даже улыбнулся такой реакции.
– Все пытаюсь понять истинную причину. И прихожу к выводу, что ты свою неполноценность, свои какие-то загоны компенсируешь гнилыми поступками, поливая меня грязью. Ты отчего-то хочешь быть на моем месте, но не можешь. Это логично. Поэтому ты делаешь плохо той, кем никогда не станешь. Твоя зависть в первую очередь уничтожит тебя.
Ксения смотрит на Ольгу не моргая. По ее лицу видно, как слова жены задевают сестру. В самое яблочко попадают, стрела прокручивается болезненно и застревает.
– Ты тоже так думаешь? – обращается ко мне.
Ищет поддержки? Опоры? Думает, я стану защищать ее после всего сделанного и сказанного?
Мурашки расходятся от ее такого взгляда. Она почти умоляет. Как в детстве. Когда она украла шоколадку у соседского мальчика, потому что ей хотелось сладкого, а родители не покупали. Денег у нас было мало, и я понимал желание сестры съесть шоколад. Да еще какой! С нугой и орехами!
Тогда я повелся, защитил перед родителями, к которым пришли с обвинениями мама и папа того пацаненка.
А сейчас…
– Ксюш, ты подставила меня. Не Олю, которую я и правда сначала подозревал в разглашении информации, а меня. Ты в курсе, что я еле-еле договорился с Поповым, чтобы он не обращался в суд? Моя клиника попала под удар от твоих действий!
– Но ты же выкрутился!
Невообразимо. Она даже сейчас не понимает всего масштаба трагедии, которая разразилась из-за нее.
Она как тот вор, который жалеет, что попался, а не потому, что воровал.
– А если бы нет? Если бы на меня завели дело? Посадили бы? Или назначили неподъемный штраф? – прищуриваюсь.
В венах уже не кровь, а подожженный бензин. Мне дышать трудно от охватившей меня злости на сестру.
– Но не завели, – чеканит каждое слово уверенно, то и дело поглядывая на Ольгу.
Я лишь грустно усмехаюсь и отворачиваюсь. Больше мне с ней говорить не о чем. Думаю, что в принципе, ей в нашем доме делать нечего.
Ксения уходит стремительно, не попрощавшись.
Мы с Олей лишь одновременно выдыхаем.
Последний пункт можно вычеркивать.
– Это было сильно, – глядя в окно, говорю.
В воздухе еще волны нашего гнева витают, которые никак не утихают.
– Спасибо тебе.
Шорох ее шагов бархатным одеялом ложится и укрывает. Тут же успокаиваюсь и дышу свободно. Один лишь ее голос, запах - и будто другой человек.
– За что?
– Что на моей стороне.
– А на чьей еще я должен быть?