Оля.
– Ты уверена, что хочешь этого? – Макс в который раз меня спрашивает.
Я и так волнуюсь, еще он со своими вопросами.
– Ляль, я не обижусь, если ты не хочешь.
Стукнуть его, что ль, чтобы уже отстал от меня?
Вчера Виктора Ивановича выписали из больницы. Мы все вместе ездили его забирать, а сегодня утром у меня возникло желание пригласить на ужин родителей Макса.
Не знаю, как все будет происходить сейчас, и наверняка все будут чувствовать неловкость. Но внутри теплым комком в груди зародилось желание. Подскочила, как ужаленная и озвучила все Максу. Тот смотрел на меня, прищурившись, решив, что я сошла с ума. Ведь еще несколько недель назад высказывала ему, как ненавидела все эти семейные вечера в компании его родителей.
Господи, какой же дурой я была. А еще Ксению эгоисткой считаю. Я ничем не лучше.
Утром навела порядок в квартире и… все же заказала доставку из ресторана. Ну, не умею я готовить домашнюю еду.
– Эй, что случилось с моей женой? Куда ты ее дела? – Макс стоит за мной, когда я мою фрукты, и шепчет на ухо. Приятные мурашки распространяются сзади шеи, и я тихо посмеиваюсь.
Не думала, что мне будет хорошо вот так вот стоять у раковины, готовиться к семейному ужину и слушать, как Макс шепчет какие-то пошлости.
– На следующей неделе моих родителей позовем, – уверенно говорю.
– Как скажешь, хозяюшка.
Хозяюшка…
Сейчас и правда чувствую себя именно так. Даже в этом не совсем сексуальном халате, с гулькой на голове. Кречетов кружит вокруг меня и только облизывается. Как кот на свежую сметану.
В своей квартире я не была… с тех пор, как муж привез меня из больницы. Даже не хочу представлять, как возвращаюсь туда, где уже никогда не смогу чувствовать себя как дома. Ведь мой дом здесь.
– Надо вещи твои перевезти, Ляль, – выжидательно уставился на меня. Прям взглядом просверливает.
Тема моего переезда вроде как решена, но она упирается в одну проблему. Ту, что не могу озвучить Максу. Это неправильно как-то.
– Да… – вроде легко отвечаю, будто отмахиваюсь. А сердце напряжено, удары его вытуженными получаются, тяжелыми.
Елизавета Павловна и Виктор Иванович приходят ровно в шесть, как они и обещали.
С ровной спиной, которая, кажется, такая, потому что попросту затекла, встречаю их в коридоре. Они жмутся, не знают, как себя вести. Мы все здесь в таком состоянии.
Короткие, смазанные улыбки, рваные вдохи и неловкие движения.
Одному Максу вроде как хорошо, но я-то знаю, что муж, на самом деле, по-настоящему переживает.
Искренне хочу забыть прошлые обиды, учесть свои ошибки и идти дальше.
– Ксения сказала, что плохо себя чувствует, – извиняюще говорит Кречетова.
Мы с Максом шустро переглядываемся.
Дыхание гневно учащается.
Руками плотно сжимаю букет, подаренный Виктором Ивановичем.
– Что ж, я в любом случае не хотел бы видеть Ксению у нас дома, – Макс ровно отвечает, у него даже получается снисходительно улыбнуться.
Меня ошпаривает его интонация, потому что боюсь реакции его родителей. Только-только все налаживаться начинает.
– Можно узнать, почему? – Елизавета Павловна поджимает губы.
Заметила, это ее любимое действие, когда она чем-то категорически недовольна. Кажется, в прошлом она была учителем математики.
– Почему… – Макс медлит, – ее нехорошие поступки повлекли за собой массу неприятностей. Пострадал и я, и Ольга.
Уверенно говорит и смотрит в глаза сначала матери, затем отцу.
Сложно вскрывать нарывы, когда боишься причинить боль близким. А мама Макса очень переживает за своих детей, отец вообще после больницы.
Ему сердце беречь надо.
– Какие такие поступки, сын? Это же Ксюша. Твоя сестра!
Мы стоим в коридоре, так и не пройдя в зал.
А у меня стол там накрыт, скатерть новая постелена. Еда переложена в красивую посуду. И вообще, я старалась.
Все мои старания рискуют обернуться очередным скандалом, если каждый из нас не проявит терпение и понимание.
Макс глубоко вздыхает, зубами прочесывает губы.
Сердце бьется в ожидании правды, но сейчас понимаю, что… она им не нужна. Родители будут стоять на своем, что бы Ксения ни сделала. Вижу это по их глазам.
Что ж…
– Давайте к столу. Там домашние котлетки, мам, – муж ловко переводит тему, а я выдыхаю.
– Прям такие уж и домашние?
– Клянусь. Ольга все утро лепила и меня на кухню не пускала.
Прыскаю от смеха и прикрываю рот рукой. Ненормальный муж.
Свекровь критически обводит стол своим взглядом. Стою и боюсь дышать. Все слов ее жду, реакции. Главное, чтобы губы не поджимала.
– Пахнет и прям вкусно, – говорит спустя минуту.
Максим бросает на меня взгляд, а я вижу, что он ухмыляется. Ему, такое ощущение, нравится, что сейчас происходит.
– Я старалась, – скомкано и тихо отвечаю.
Мы садимся за стол одновременно. Коротко смотрю на часы, мысленно молюсь, чтобы этот ужин не был долгим. В таком напряжении больше часа не высижу.
– Значит, вы уже и живете вместе? – строго спрашивает свекровь.
А я будто вернулась на несколько лет назад, когда мы также сидели за столом и обсуждали нашу дальнейшую жизнь и свадьбу. Только со мной по обе стороны были мои родители, а сейчас прятаться за их спинами как-то и не по возрасту уже.
– Угу, – Макс уплетает котлеты за обе щеки. Я же весь день его не кормила. Проголодался, бедненький.
– И какие планы на будущее?
– Отдохнуть надо съездить, – без промедления отвечает муж.
Моя вилка падает со стола, и я как ужаленная наступаю. Не хватало, чтобы еще женщина к нам пришла. Макс все замечает и закатывает глаза.
– Отдых это замечательно, но я не про это, сын.
– А про остальное вы обязательно узнаете, мама, – перебивает Кречетов. Да так, что и продолжать не хочется.
Надеюсь, Елизавета Павловна не заметила мою улыбку.
За оставшийся вечер мы больше не поднимаем тему наших с Максом отношений, да и вообще нас. Говорим на отвлеченные темы и даже, о боже, спорим.
Я запереживала, когда мама с сыном зацепились за какую-то деталь и почти на повышенных тонах доказывали свою точку зрения.
Но при взгляде на Виктора Ивановича понимаю, это нормально.
Родители уходят не через час, а аж через три. С улыбками на лицах.
От сердца отлегло. У меня получилось сделать этот вечер. Как будто положила последний паззл в картину. Теперь она выстроилась целиком. А это непередаваемое наслаждение. Осталось выбрать рамку.
– Ты не обязана все это делать, Оль, – поворачиваясь ко мне, муж медленно идет от двери ко мне и заключает в объятия.
– Знаю. И готова на один вечер в месяц. Больше я не вынесу. Кем раньше работала твоя мама, я забыла?
– В институте преподавала.
– Так и знала. У нее взгляд такой… учительский, строгий.
– На следующей неделе твои приходят? – теперь напрягается Макс. С моими родителями у мужа более комфортные отношения, но до идеальной, большой и крепкой семьи мы так и не смогли вырасти.
– Угу. Может, сходить всем вместе в ресторан?
– Ну уж нет. На своей территории лучше. Дома и стены помогают.
– Так говорят больные.
– А я и есть больной. Я болен тобой.
– Фу, как пафосно, Кречетов!
Макс замолкает и смотрит мне в глаза. Долго. Кажется, решает что-то или обдумывает. Оторваться не может.
Его взгляд не наполнен дикой страстью, но там читается чистая любовь, которую я раньше не замечала. Или не хотела замечать.
– Спасибо тебе.
Мы оба понимаем, про что его “спасибо”.
Кречетов оставляет меня в полном недоумении, когда бросает одну в коридоре, а сам уходит в спальню.
В секунду становится не по себе, холодно и капельку обидно.
Макс возвращается, и я вижу перемены в нем. Взгляд меняется, стал более сосредоточенным. Там искры летают. И ему далеко не до шуток. Тело каменное, высеченное из скалы. И это чертовски сексуально, но опасно.
– Наверное, не место для этого, но пора уже всерьез обозначить мои желания, Ляль.
Замолкаю. Не дышу, не двигаюсь. Кажется, вся планета вмиг остановилась. Даже солнце прекратило пускать свои горячие лучи на Землю.
– Я не подарок, Оль. Далеко не подарок. У меня вредный характер, хоть я и бываю душечкой, – короткий нервный смешок, но он ни фига не расслабляет. Наоборот, сильнее сковывает, – у нас уже была попытка построить семью, но она провалилась. С таким треском, что… раны до сих пор чувствуются. Прости.
Сглатываю.
Макс открывается мне. Я чувствую его боль, переживания. Даже вижу, как он был без меня все это время.
И слезы со скоростью света подкатывают к горлу, оцепляют.
– В нашем разводе я виноват не меньше и вину с себя не складываю. Жаль, в какой-то момент мы стали ненавидеть друг друга, вместо того, чтобы любить. И…
Муж достает из-за спины коробочку. Самую простую, даже не бархатную. Именно в такой он и подарил мне первое кольцо.
Сердце заходится какими-то мощными разрядами в грудной клетке, и слова сказать не могу. Только перевожу взгляд с коробочки на Макса и обратно.
Накатывает прошлое с каждым морганием, и задыхаться начинаю.
Второе предложение я воспринимаю более эмоционально.
– Войдешь со мной в одну реку дважды? Говорят, это невозможно.
В коробочке такое же кольцо, которое Кречетов мне дарил. Один в один. За исключением того, что сейчас передо мной чистый бриллиант, а не крошечный фианит.
– А знаешь, как еще говорят? Что ничего невозможного нет, – пожимаю плечами.
– Это значит “да”?
– Подумать можно? – щеки болят от моей широкой улыбки.
– Один, два, три, четыре, пять… время вышло. Ты согласна!
Нагло решает за меня и надевает кольцо мне на безымянный палец.