Развод. После…

глава 5

Оля.

– Ты поиграть со мной решила?

Его голос чужой. В нем стальные ноты, о которых даже не подозревала. Напряжение стягивается в солнечном сплетении до рваных вдохов. Чувство, что меня душат. Чья-то сильная рука сомкнула свои пальцы на моем горле.

В маленьком помещении, заполненном каким-то спортивным инвентарем и половыми тряпками с ведрами, совсем нет воздуха. Точнее, он насыщен запахом резины, химии и чем-то еще соленым.

Мы уставились друг на друга. В его глазах танцует пламя. Опасное, от которого следует держаться подальше.

Да, такого Макса я не узнаю, потому что не знаю его.

– Лишь обезопасить. Если решишь выложить всю правду обо мне, я поступлю также с тобой, – отвечаю тихо, сдавленно. Ведь рука на моем горле никуда не делась. Ощущения становятся острее.

К животу стекается все тепло, образуя воронку.

Наше дыхание смешивается, взгляды скрещиваются. Что-то происходит такое запретное, но до боли знакомое. Спортивный топ сдавливает грудную клетку, косточки лифчика неприятно стискивают кожу.

Воспоминания накрывают как бедственная волна цунами. Та же каморка, тот же скудный свет. И запахи те же. Он же не меняет туалетную воду…

– Нравится, Ляль?

Давит своим тяжелым взглядом как груда камней. Большим пальцем очерчивает скулы, губы, опускается к шее. Фантомная рука становится реальной.

Дыхание сбивается и хочется взвыть. Грудью касаюсь его тела. Мы слишком близко друг к другу. Непозволительно для тех, кто в разводе.

– Нравится? – гасит интонацией.

Его рука идет ниже, приподнимая вверх и так короткий топ. Большим пальцем очерчивает соски сквозь кружевную ткань, надавливает, выбивая грубый стон из самого центра тела.

Глаза прикрыты, потому что… мне нравится. Всегда нравилось.

– И что, даже не остановишь? – шепчет на ухо, всасывая мочку уха в рот прямо с сережкой – его подарком. Так и не смогла снять их и избавиться.

Молчание дается с трудом, но я просто не знаю, что ответить. Нахожусь на грани. Все тело горит от его рук, а между ног привычно тянет. Требуется разрядка, но я никогда не признаюсь бывшему мужу в этом.

Уф, что же делать?

Не могу же позволить ему… это? Прямо здесь? После всего случившегося?

– Сейчас в твоей крови запредельное количество адреналина. Он просто выжигает твои вены, – хрипло говорит.

Макс зубами цепляет острые вершинки, все еще не спуская лифчика. Втягивает их в рот. Правой рукой гладит промежность, где пылает, словно меня касается огонь.

Стою одеревеневшей статуей, ловя всю гамму чувств. Эйфория глушит. Во рту сухо, сердечный ритм сбит.

– Тебе страшно сейчас. Мы ведь в зале, дверь не заперта. В любой момент может кто-то войти и увидеть. Нас. Страшно?

Взгляд в глаза. Они темные, забирают мою волю и подчиняют себе. Я в чертовой ловушке.

– А еще тебя возбуждает это. Адреналин вырабатывается не только во время стресса, но и во время сексуального возбуждения.

Двумя пальцами надавливает на промежность, слегка погружая их внутрь. Мешает только ткань лосин и трусы. Все насквозь мокрое. И бывший муж это чувствует. Его победная улыбка бьет сильнее пощечины. Потому что он прав.

Я возбуждена. Сильно.

Мне сейчас плохо. Внутри надлом чувствую. Он знает о моей уязвимости и вовсю пользуется ею. Глаза слезиться начинают, и я отворачиваюсь.

– Ты слишком много о себе думаешь, Кречетов.

– Да неужели?

Кажется, я слышу, как бьются наши сердца. Страх, возбуждение, ожидание чего-то большего, воспоминания, прорывающие мозг, – все заставляет дрожать. Я не вижу выхода и попросту теряюсь.

Макс отодвигает толстую резинку лосин, проникает под ластовицу трусов, другой рукой зажимает рот. Мои глаза широко раскрыты от… его наглости. Или от того, как мне нравится.

– Мокрая. Как я и думал.

Отстраняется от меня, оглядывает сверху донизу. Взгляд такой становится холодный, оценивающий. Никогда такого не чувствовала от него. Даже в процессе развода, когда сыпали проклятиями.

Сейчас все изменилось. Он изменился.

– Говори, откуда документы?

Макс находит какую-то тряпку и демонстративно вытирает пальцы, которые еще секунду назад были в моей влаге. Смотрит неотрывно и медленно обтирает каждый палец. Словно ему… противно.

Меня подрывной миной кромсает на части. Вглядываюсь на все его действия и снова умираю. Унижение, которое сложно вынести. Уже нет возбуждения, нет стресса. Есть только разочарование и чувство вины.

Хочется себя пожалеть. Укрыться одеялом, свернуться калачиком и обнять себя.

– Скопировала, – поверженно отвечаю. Каждая клеточка в моем теле устала сопротивляться его жестокости. – Увидела, как ты в сейф их прячешь, и решила скопировать.

– Ну ты и…

– Кто, Кречетов?

– Принесешь все, что у тебя есть.

Сейчас он зол. Нижняя челюсть выдвинута, а губы стали тоньше.

– Никогда. Теперь точно никогда тебе их не отдам. После того, что ты только что сделал со мной.

Макс закатывает глаза, кривит рот. Это видно даже при скудном освещении. Ему становится в тягость разговор со мной.

В трусы он залезть мог, а поговорить нормально с бывшей женой выше его сил. Ненавижу!

– Ты же специально сюда пришла, Ляль?

Усмехаюсь. Напыщенный, самоуверенный индюк. Который прав.

– Под спортивный топ ты никогда не надевала кружева. Они сдавливают грудную клетку и не дают правильно дышать. Значит, ты пришла не заниматься. Не знаю пока как, но ты узнала время, в которое я обычно хожу сюда. Спустя два года, Ляль! Зачем?

– Папку тебе показать.

– И ты мне ее отдашь.

– Не надейся.

Шаг в мою сторону. Он снова близко. Его запаха много: бессменная туалетная вода, соль и мужской пот. Во рту скапливается слюна, потому что я помню, какая его кожа на вкус.

– Запись, как мы входим в эту комнату и выходим спустя, – делает задумчивый вид, подсчитывает что-то, – примерно десять минут, попадет твоему ненаглядному Оскару на стол завтра же. Как думаешь, какая идея у него возникнет по отношению к нам, а?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Ублюдок!

– Завтра вечером. Адрес скину. Поэтому не добавляй в блок.

Зараза! Он уже у меня в блоке.

– Ненавижу тебя, Кречетов! – кричу ему в спину, которую хочется расцарапать. Потом лицо, грудь. Всего его искалечить. За то, что снова все чувства сгрыз.

– Аналогично, – не обернувшись, говорит.

Дверь хлопает, а я опускаюсь на пол. Он кафельный, и только сейчас понимаю, что мои ноги ледяные, рук вообще не чувствую. В промежности все тот же пожар и сырость.

Господи! Как мне победить себя?

Закрываю лицо руками, чувствую, слезы на подходе. Но ни одна слезинка не капает. Только горло в какую-то пленку затянуто, а тело в узел закручивается от противоречивых ощущений. Тошно от самой себя.

Спустя полчаса получаю сообщение от Кречетова. Несмотря на то, что написал с другого номера, я знаю, что это он.

Адрес ресторана и время.

Телефон падает из рук прямо под ноги, выскальзывает вперед, ударяясь о заледеневший сугроб.

Он издевается! Я не могу туда пойти! Никогда и ни за что!